Глава
51
Воэн попрощалась с мужем, и они с Ричером прошли обратно по грязным коридорам и через мрачный общий зал. Мужчина в серой рубашке сказал:
— До свидания, миссис Воэн.
Они вышли на круглую стоянку и направились к машине. Ричер прислонился к капоту, а Воэн двинулась дальше. Он дождался, пока ее фигурка станет совсем маленькой, потом оттолкнулся от машины и вернулся в здание. Поднявшись по ступенькам, он шагнул в дверь, пересек приемную и остановился возле мужчины в серой футболке.
— Кто здесь главный? — спросил у него Ричер.
— Наверное, я, — ответил тот. — Я начальник смены.
— Сколько у вас пациентов?
— Семнадцать, — ответил он.
— Кто они?
— Обычные пациенты. Те, кого нам присылают.
— И ты руководишь этим заведением согласно инструкциям?
— Естественно. Это бюрократизм, как и повсюду.
— У тебя не найдется копии инструкций?
— Где-то есть.
— Ты не хочешь показать мне ту часть, где сказано, что палаты можно содержать в грязи, а в коридорах должно валяться мышиное дерьмо?
Дежурный заморгал, сглотнул и ответил:
— Какой смысл наводить порядок, друг. Они все равно ничего не понимают. Они не могут. Здесь собраны настоящие овощи.
— Значит, вы так их называете?
— Они такие и есть, друг.
— Неправильный ответ, — сказал Ричер. — Это не грядка с овощами. Это клиника для ветеранов. А ты кусок дерьма.
— Полегче, приятель. Какое тебе дело?
— Дэвид Роберт Воэн мой брат.
— Неужели?
— Все ветераны мои братья.
— Его мозг умер, друг.
— А твой?
— Нет.
— Тогда послушай. И послушай очень внимательно. Человек менее удачливый, чем ты, имеет право на лучшее из того, что ты способен ему дать. Речь ведь идет о долге, чести и служении. Ты понимаешь смысл этих слов? Ты должен правильно делать свою работу, более того, ты просто обязан делать ее хорошо. Только потому, что ты это можешь, не дожидаясь, что кто-то увидит и оценит. Люди, собранные здесь, заслуживают самого лучшего отношения, и я совершенно уверен, что их родственники тоже.
— Да кто ты такой?
— Я озабоченный гражданин, — сказал Ричер. — И у меня есть несколько возможностей. Я могу смутить ваше начальство или обратиться в газеты и на телевидение, могу прийти сюда со скрытой камерой и добиться твоего увольнения. Но я не занимаюсь такими вещами. Я предлагаю тебе личный выбор. Ты хочешь знать, какой у тебя будет выбор?
— Какой?
— Делать то, что я тебе говорю, с радостной улыбкой.
— Или?
— Или стать пациентом номер восемнадцать.
Мужчина в серой футболке опешил.
— Встань, — приказал Ричер.
— Что?
— На ноги. Сейчас же.
— Что?
— Встань на ноги немедленно, или я сделаю так, что ты никогда не сможешь стоять.
Немного поколебавшись, мужчина поднялся на ноги.
— По стойке «смирно», — сказал Ричер. — Ноги вместе, спина прямая, голова поднята, взгляд направлен на меня, руки по швам.
Некоторые его знакомые офицеры считали, что рявканье и крики — залог успеха. Ричер же был уверен, что гораздо эффективнее говорить с человеком тихо и спокойно, произносить слова четко и ясно, словно обращаешься к ребенку-идиоту, и не спускать с него ледяного взгляда. Так он лучше поймет, что угроза произнесена совершенно серьезно. Спокойный, терпеливый голос и мощное тело — это сочетание производило сильное впечатление. И что-то обязательно срабатывало. Так случалось прежде, и так будет сейчас. Тип в футболке с трудом сглотнул, заморгал и вытянулся по стойке «смирно», почти как на параде.
— Тебе присылают не просто пациентов, — продолжал Ричер. — Это люди. Они достойно служили нашей стране. И они заслуживают заботы и уважения.
Дежурный молчал.
— Это позорное место. Здесь нет порядка, повсюду грязь. Так что слушай внимательно. Ты должен прыгнуть выше собственной головы, чтобы организовать своих людей и навести здесь идеальный порядок. Начать следует немедленно. Я обязательно вернусь, возможно, завтра, или на следующей неделе, или через месяц, и если я не увижу на полу отражения своего лица, то выверну тебя наизнанку и использую в качестве тряпки. А потом я так пну тебя по заднице, что твоя ободочная кишка запутается в зубах. Ты все понял?
Дежурный молча моргал. Наконец он сказал:
— Хорошо.
— С радостной улыбкой, — сказал Ричер.
Начальник смены растянул сухие губы над сухими зубами.
— Неплохо, — похвалил его Ричер. — Ты должен подстричься, каждый день принимать душ, и всякий раз, когда сюда будет приезжать миссис Воэн, ты не забудешь вставать и приветствовать ее теплой улыбкой, а потом сопровождать до палаты, где лежит ее муж. В его палате будет идеальный порядок и чистота, он сам будет гладко выбрит, окно будет сиять чистотой, палата наполнится солнцем, пол засверкает так, что у миссис Воэн возникнет серьезная опасность поскользнуться. Мы поняли друг друга?
— Да.
— У тебя нет вопросов?
— Нет.
— Никаких?
— Да.
— Тебе все кристально ясно?
— Да.
— Да — что?
— Да, сэр.
— У тебя есть шестьдесят секунд, чтобы начать, или я сломаю тебе руку.
Дежурный сразу же позвонил по телефону, а затем воспользовался рацией, и через пятьдесят секунд в коридоре появились трое санитаров. Ровно через шестьдесят секунд пришел четвертый. Еще через минуту у всех в руках были ведра и швабры, а когда прошла третья минута, все ведра были наполнены водой и они впятером занялись огромной и незнакомой работой. Ричер предоставил им трудиться самостоятельно, вернулся к машине и поехал на поиски Воэн.
Он вел машину медленно и нагнал Воэн только через милю. Она села рядом с ним, и он поехал их прежним маршрутом, через сосновую рощу и зеленые холмы.
— Спасибо, что согласился меня сопровождать, — сказала Воэн.
— Никаких проблем.
— Теперь ты знаешь, почему я хотела, чтобы ты был рядом?
— Да.
— Скажи мне.
— Ты хотела, чтобы кто-то понял, почему ты так живешь и делаешь то, что делаешь.
— И?
— Ты хочешь, чтобы кто-то понял, правильно ли будет сделать то, что ты собираешься.
— И что же?
— А это уже тебе решать. В любом случае я с тобой соглашусь.
— Я тебя обманула, — сказала Воэн.
— Я знаю, — ответил Ричер.
— В самом деле?
Он кивнул, не спуская глаз с дороги.
— Ты знала о военных контрактах Тармана. И о базе военной полиции. Пентагон рассказал о них все и тебе, и полиции Хафвея. Это вполне логично. Готов спорить, что ответы можно найти в полицейском телефонном справочнике, который лежит в ящике твоего письменного стола в участке. На букву «В» — военная полиция.
— Так и есть.
— Но ты не хотела об этом говорить, из чего следует, что там перерабатывают не только обычные военные отходы.
— В самом деле?
Ричер потряс головой.
— Туда привозят разбитую технику из Ирака. Это точно. Отсюда и номера Нью-Джерси на некоторых грузовиках. Технику доставляют прямо из порта. Почему они едут сюда, минуя Пенсильванию и Индиану? И почему все находится в запечатанных корабельных контейнерах? Потому что на заводе Тармана ведутся специальные работы. Высокая секретность.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. Я все понимаю. Ты не хотела об этом говорить. Ты даже не хотела об этом думать. А потому пыталась меня остановить. «Забудь, — просила ты. — Поезжай дальше. Здесь не на что смотреть».
— Там взорванные «хамви», — сказала Воэн. — Они для меня как памятники. Как алтари. Людям, которые мертвы. Или почти мертвы.
А потом она добавила:
— И людям, которые должны были умереть.
Они ехали на северо-восток по низким склонам гор, обратно к I-70, к длинной петле возле Канзаса.
— И все равно это не объясняет помешательства Тармана на секретности, — заметил Ричер.
— Может быть, все дело в уважении, — ответила Воэн. — Может быть, и он видит в них памятники.
— Он когда-нибудь служил в армии?
— Я так не думаю.
— У него погиб кто-то из членов семьи?
— Вряд ли.
— Кто-то уходил в армию из Диспейра?
— Ничего об этом не слышала.
— Значит, дело не в уважении. И это не объясняет присутствия военной полиции. Что здесь можно украсть? «Хамви» — это прежде всего машина. В качестве брони используется обычная листовая сталь, если вообще используется. М-60 будет испорчен в результате любого взрыва.
Воэн ничего не сказала.
— И мы так и не поняли, почему из Диспейра ежедневно улетает самолет.
Воэн вновь промолчала.
— И мы не знаем, что происходит с молодыми людьми.
— Значит, ты собираешься остаться?
Ричер кивнул, все так же глядя на дорогу.
— Да, еще на какое-то время. Мне кажется, что-то должно произойти. Эта толпа произвела на меня впечатление. Неужели они стали бы проявлять такую страсть в начале какого-то процесса? Или в середине? Я так не думаю. По-моему, они возбуждены из-за того, что приближается развязка.
