Глава
01

Солнце не было и вполовину таким палящим, каким могло бы быть, но все равно жарило сильно, и у него кружилась голова и путалось сознание. Он страшно ослабел, потому что вот уже семьдесят два часа ничего не ел и сорок восемь часов не пил воды.

Нет, он не ослабел — он умирал и знал это.

В голове у него мелькали образы и тут же уплывали прочь. Вот лодку с веслами подхватило течение, сгнившая веревка натянута, лодка дергается, пытается высвободиться, а на дне сидит маленький мальчик и беспомощно смотрит на удаляющийся берег и причал.

А вот дирижабль медленно раскачивается на ветру, он каким-то образом оторвался от мачты и плывет вверх от земли, а мальчик, сидящий в нем, видит крошечные испуганные фигурки внизу, они машут руками и с тревогой смотрят на него.

Потом картинки растаяли, потому что новые слова казались важнее образов, и это было нелепо, ведь раньше его никогда не волновали слова. Но прежде чем умереть, он хотел понять, какие из них принадлежат ему. Какие относятся к нему. Кто он: мужчина или мальчик? Его называли и так, и так. «Будь мужчиной», — говорили одни. А другие твердили: «Мальчик не виноват». Он был достаточно взрослым, чтобы голосовать, убивать и умирать, и это делало его мужчиной. Но он был еще слишком юным, чтобы пить спиртное, даже пиво, а значит, оставался мальчиком. Каким он был: храбрым или трусливым? Его называли и так, и так. А еще помешанным, дефективным, ненормальным, неуравновешенным, страдающим бредовыми идеями, травмированным. Он все это понимал и принимал, кроме слова «неуравновешенный». Получается, он должен быть уравновешенным? Подвешенным ровно, как дверь? Может быть, люди — это двери? И все проходит сквозь них? Может быть, они стучат на ветру? Он надолго задумался над этим вопросом, а потом в отчаянии рассек рукой воздух, осознав, что несет какую-то чушь, словно обкурившийся подросток.

Именно таким он и был полтора года назад.

Он опустился на колени. Песок не был и вполовину таким обжигающим, каким бывал на его памяти, но достаточно горячим, чтобы прогнать охватившую его дрожь. Он упал лицом вниз, измученный, окончательно лишившийся сил. Он ни секунды не сомневался, что если закроет глаза, то никогда уже больше их не откроет.

Но он очень устал.

Невыносимо устал.

Устал гораздо сильнее, чем когда-либо уставал мужчина или мальчик.

Он закрыл глаза.