22.

Кебивейбес заявил, что их путешествие из Кхокарсы в Ветну достойно пары эпических поэм, а приключений на пути из Ветны в Опар с избытком хватит на три. Хэдон привычно заметил, что все барды склонны к преувеличениям, хотя можно согласиться, что описание бегства группы из столицы Кхокарсы достойно творчества поэта, если он к тому же многоречив.

— Я полагаю, что ты уместил бы все описание в одном лирическом стихотворении — строчек девять или двадцать семь? — сказал Кебивейбес.

— Для истинной поэзии — предельный объем , — огрызнулся Хэдон. Однако, заметив, что бард обиделся, он добавил: — Не обращай внимания на мои слова, Кебивейбес. Я устал, голоден и обеспокоен. Лалилу так разнесло, что она того и гляди лопнет, как переполненный вином бурдюк. И я вымещаю свое настроение и страхи на тебе.

— Не говоря о том, что ты попросту не обладаешь ни вкусом, ни тактом, — бросил Кебивейбес, перемещаясь в противоположный конец шлюпки, который, увы, был совсем рядом. Бард уставился вперед, напряженная спина его выражала гнев.

На самом деле бард не больно-то преувеличивал, говоря о пережитых группой опасностях и приключениях. Много раз с минуту на минуту ожидал Хэдон гибели людей своей группы. Но всякий раз с невидимой, но явной помощью всемогущей Кхо им как-то удавалось преодолевать опасность.

Порою, когда непосредственной угрозы, казалось, не было, они все равно ощущали ее. Всего лишь три дня назад, в сумерках, шлюпка проходила недалеко от топкого безлюдного района — болот, которые простирались на многие мили в глубь суши, а затем резко обрывались у отвесных гор. Единственным кусочком суши, выступавшим между морем и горами, оставалась холмистая груда камней. Хэдон предположил, что здесь когда-то располагался древний город.

— Город был основан Бессемом, бежавшим сыном Кета, вынужденным скрываться. Бессем поссорился со своим отцом и в гневе убил брата. Кет не стал преследовать сына — старику едва уже не исполнилось шестьдесят, — и объявил, что если Бессем вернется, то будет убит тотчас же без суда. Потому Бессем отправился этим прибрежным путем на юг и остановился, добравшись сюда.

В те времена здесь существовало не болото, а низменность, плавно переходившая в горы. Вот тут-то Бессем и построил город из красного камня, добытого в этих же горах. Назвали его, конечно, Мибессем, город Бессема.

Все шло нормально. Многие перебрались сюда из Кетны, Сакавуру, из районов Северного Моря, Кему — жить в городе, сооруженном из огромных каменных блоков. Происходило все в ту пору, когда Море Опара оставалось почти неизвестным, а сама Микетна представляла собой небольшое поселение. На деле по времени это совпадало с экспедицией во главе с жрицей Лупоес в глубинные районы, где было найдено место, ставшее впоследствии Опаром, городом сокровищ.

Город Мибессем процветал, однако ходило множество историй, которые передавались людьми, жившими в горах за городом. Рассказывали, будто кто-то играет там на свирели, музыка сводит с ума мужчин и околдовывает женщин. Они идут за музыкантом в горные леса и исчезают навсегда. На рассвете возле фермерских полей вокруг города можно видеть уродливые создания. Хотя они явно имели вид животных, но напоминали некоторых исчезнувших женщин.

Сказывали, что этот Бессем в недобрый час решил построить свой город на земле дьявола. И будто этот демон на самом деле повелитель дьяволов, властитель безымянных созданий, которых всесильная Кхо в наказание согнала сюда из Кему, чтобы ее народ мог осесть здесь. Дьяволы, которых не убили или же захоронили в неглубоких могилах, так что они смогли выбраться из них до второго пришествия, нашли спасение в землях вдоль Южного Моря.

И вот теперь безымянный дьявол гневается, поскольку вторгаются в его убежище. А он все еще находится под давним запретом, наложенным великой Кхо на его род. Но он не может поднять руку на человека, будучи в ярости.

Однако Мать Всего Сущего не сумела запретить безымянным существам пользоваться другими методами. Более того, дьявол, если он не в гневе и не имеет намерения причинять человеку вред, мог коснуться или даже обнять человека. И вот, тот безымянный флейтист — призрак с искаженным лицом, который дышит по ночам за окнами, заводил игру на своей тростниковой свирели. И мужчины делались безумными, а женщины следовали за искусителем в убежище подле гор. И там они неведомо как ложились с ним и зачинали и разрешались отвратительными детьми.

Итак, Бессем был героем древности, могущественным человеком, подобного которому веками не видели оба моря. Он вооружился копьем, какое не способны поднять двое теперешних мужчин, и исполинскими шагами отправился в дикие места, чтобы разыскать демона и уничтожить его. Но он не вернулся, и свирель снова играла в копях за городом. Матросы рассказывали об этом в Кетне и в портах Кему.

И вот однажды Императрица Кхокарсы направила судно в Мибессем — проверить, истинны ли эти легенды. Если все это правда, жрица обещала избавить этот край от дьявола. Из-за бурь и пиратов судно год добиралось до Кетны. Капитану сообщили, что он опоздал. На торговом судне Кетны, вошедшем в порт Мибессем на рассвете, слышали чарующую музыку флейты, от которой стыла кровь в жилах. На мили вокруг разносилась она над спокойным морем задолго до того, как показался красный город. На самом деле на торговом судне так и не увидели города, поскольку ошибочно приняли за него темный холм, где он когда-то стоял. Возможно, “купец” разглядел наружные очертания холма, землю, наваленную дьяволом. Сие неизвестно, поскольку никто не отважился ступить в болото и тем более прорыть какой-либо ход в холме.

Итак, судно приблизилось к берегу, который более не являлся взморьем с мелким песком, а представлял собой ныне болото. Отлогий склон превратился в абсолютную плоскость; крокодилы и гиппопотамы плавали меж пальм и других деревьев, росших на крошечных островках.

Где же люди? Неведомо. Возникла страшная догадка, что им была уготована ужасная участь, и они лежат теперь под водами болота. Либо под землей, которой некий неведомый сатана завалил некогда горделивые башни и массивные стены Мибессема.

Так или иначе, команда судна не задержалась здесь. Пение свирели становилось все громче и громче, люди услышали всплеск, будто могучие ноги ступали по болоту. Деревья согнулись, словно нечто гигантское задело их. Даже жрица перепугалась, и капитан приказал гребцам быстрее отогнать отсюда галеру. Они избежали встречи с неведомым, шагающим по болоту, но звук флейты еще долго — многие мили — разносился между судном и бывшей землей Мибессема.

Хэдон смолк. Тишина. Лишь ветер посвистывает в такелаже да волны шлепаются о нос судна. А потом, вселяя ужас в души беглецов, с берега послышалась музыка флейты.

Пронзительно закричала Абет. Под бронзовым загаром Кебивейбеса исчез румянец. Он выругался. Большие фиалковые глаза Лалилы словно вознамерились выкатиться из орбит. Пага ухватился за ванты и прижался к ним, уставясь на берег; плоский нос от раздувавшихся ноздрей стал еще крупнее, а глаза, выпирая, того и гляди самочинно покинут лицо. Хэдон вцепился в румпель, будто он оставался единственной реальной вещью в мире. Все другое казалось неустойчивым, искаженным, неосязаемым. До этого мгновения он наслаждался рассказом, лишь немного пугавшим его и остальных слушателей. Пага по обыкновению воспринимал повествование скептически, время от времени недоверчиво фыркая. Но судя по всему, рассказ поразил его значительно больше, чем человечек хотел показать.

Солнце исчезло за горизонтом моря. Быстро смеркалось. Высокие ноты зазвучали еще громче.

Хэдон, наконец, вышел из оцепенения и теперь отдавал распоряжения — негромко, так чтобы флейтист в болотах, кто бы он ни был, не услышал их. Хэдон двигал румпель, пока шлюпка не развернулась на юго-запад. Гик путешествовал, удерживаемый канатами в руках Паги и Кебивейбеса. Хэдон не давал судну лечь на другой галс, чтобы шлюпка быстрее удалилась от фантастической флейты. Еще час плавания слышалось ее звучание.

Чуть погодя Пага спросил:

— Как ты думаешь — что это было?

— В этом краю нет рыбаков, нет деревень. Никто не осмелился бы жить здесь.

— Может рыбачью лодку штормом занесло в болото? — предположил Пага. — Или ее разбило. А кто-то из уцелевших, почитай, вообще единственный, играет на флейте, пытаясь привлечь наше внимание?

— Он успешнее добился бы цели, если бы просто кричал. Не желаешь ли, чтобы мы вернулись на его поиски?

Пага не ответил. Да и остальные промолчали тоже; едва ли они молчали бы, пожелай Хэдон вернуть лодку назад. Но у него отнюдь не возникало такого желания.

Тема более не поднималась. Все предпочитали не вспоминать неведомого флейтиста.