Глава 82

Сержант пришел первым. Чем короче расстояние, тем выгоднее позиция. Медленно и осторожно он прошел через кухонную дверь, которая захлопнулась за его спиной. Я, сидя вполоборота на стуле, поднял руку, приветствуя его. Между нами было примерно семь футов. Затем в переднюю дверь вошел один из его подручных. Тот, что шел по аллее, предположил я. Вторая по продолжительности дистанция. А через минуту появился и третий парень, с небольшой отдышкой. Его дистанция была самой протяженной, поэтому он торопился.

Они стояли, забив своими телами проход; двое по правую руку, один по левую.

— Прошу вас, садитесь, — предложил я.

На это сержант ответил:

— У нас приказ доставить вас в Келхэм.

— Вот уж этого не случится, сержант, — ответил я.

Ни слова в ответ.

Часы в моей голове показывали без четверти восемь.

— Вот какое дело, парни, — сказал я. — На то, чтобы забрать меня отсюда против моей воли, потребуется приложить немалые физические усилия, следствием чего будет нарушение порядка. По самым грубым прикидкам, мы разобьем как минимум четыре стола и невесть сколько стульев. Кроме того, посетители могут быть травмированы. И официантка без труда поймет, что мы из батальона «Браво», поскольку сейчас здесь не ожидается никого другого из Келхэма. Поверьте, она зорко следит за всей мебелью, что находится в зале, поскольку от этого зависит ее жалованье. И она знает, что командир батальона «Браво» должен прибыть в бар «Браннанс» с минуты на минуту. Так что с ее стороны будет вполне оправданно направиться прямиком к нему с жалобой. И, делая это, она почти наверняка испортит момент единения сына с отцом, что вызовет всеобщее замешательство у всех, принимающих участие в торжестве, в особенности у вас.

Ни слова в ответ.

— Ну так садитесь, парни, — снова предложил я.

Они сели, но не туда, куда я им предлагал. Они не были дураками. В этом и заключалась проблема комплектуемой по вербовке армии, где при отборе действовали четкие критерии. Я сидел за своим столиком на четверых в проходе напротив двери. Если бы они все сели за мой столик, мне была бы обеспечена свобода движений. Но они этого не сделали. Сержант сел напротив меня, а его подчиненные заняли места через проход, сев по одну сторону столика для двоих и выдвинув стулья под углом друг к другу; оба они были готовы моментально среагировать, если я сделаю какое-то резкое движение.

— Вы должны отведать пирог, — сказал я. — Он очень хорош.

— Никаких пирогов, — отрезал сержант.

— Тогда закажите что-нибудь. Иначе официантка может попросту попросить вас отсюда, потому что вы ничего не заказываете, а только занимаете места. А если вы откажетесь убраться, она знает, кому позвонить.

Ни слова в ответ.

— К тому же здесь присутствуют посетители. Так что не советую вам привлекать к себе внимания.

Ситуация стала патовой.

Без десяти минут восемь.

Телефон возле двери молчал.

Официантка подошла к нам, и сержант, помявшись, заказал три порции пирога и три чашки кофе. В зал вошли еще два посетителя, оба штатские; одной из них была молодая женщина в шикарном платье, ее сопровождал молодой мужчина в джинсах и пальто спортивного покроя. Они сели за столик для двоих, стоящий за три стола от пары, сопровождающей сержанта, как раз напротив пожилых супругов из отеля. Они не производили впечатления людей, готовых броситься к телефону с жалобами своему конгрессмену на небольшую публичную заварушку, однако чем больше живых людей в зале, тем лучше.

— Мы были бы рады просидеть здесь весь вечер, — сказал сержант, — если бы не дело, которое нам поручили.

— Хорошо, что сказали, — ответил я. — Лично я собираюсь сидеть здесь до той минуты, пока зазвонит телефон, а затем я уйду отсюда.

— Мне очень жаль, но я не могу позволить вам общаться с кем-либо. Таков данный мне приказ.

Я ничего не сказал.

— И я не позволю вам уйти, пока вы не согласитесь отправиться с нами в Келхэм.

— А разве мы уже это не обсудили? — спросил я.

Ни слова в ответ.

Телефон не звонил.

Без пяти минут восемь.

В восемь часов мужчина в светлом костюме расплатился и вышел, пожилая леди из отеля перевернула страницу в своей книге. И больше ничего. Телефон не звонил. В пять минут девятого я услышал голоса, раздававшиеся из-за моей спины, звук автомобильного мотора, шуршание шин, и одновременно почувствовал какое-то изменение в вечернем воздухе — возможно, поднялось атмосферное давление; это батальон «Браво» начал прибывать в город; сначала по одной машине, потом по две, а потом и целыми дюжинами. Я решил, что Рид Райли возглавляет это парадное шествие на своей взятой на время машине, в которой рядом с ним сидит отец. Я предположил, что старик в этот момент уже входит в дверь бара «Браннанс», приветствуя сподвижников сына и приглашая их заходить, улыбаясь при этом улыбкой идиота.

Три рейнджера, заблокировавшие меня, съели свои пироги, делая это по очереди: один ел, а двое других, не спуская с меня глаз, сидели наготове. В общем-то, они вели себя правильно. Нисколько не хуже того, что мне доводилось видеть. Официантка собрала пустые тарелки. Она, казалось, догадывалась, что происходит. Всякий раз, проходя мимо, девушка смотрела на меня озабоченным взглядом. У меня не было ни малейшего сомнения, на чьей стороне ее симпатии. Она знала меня, а их она не знала. Я много раз давал ей чаевые, а они не одарили ее ни разу.

Шум снаружи становился громче.

Телефон не звонил.

Несколько минут я уделил размышлению об их «Хамви». Я знал, что представляет собой каждый «Хамви» на свете. В нем установлен мощный дизель «Дженерал моторс» и трехступенчатая автоматическая трансмиссия; кроме того, я знал, что любой «Хамви» весит четыре тонны и что это позволяет ему легко развивать скорость до шестидесяти миль в час. Великолепно. Это скорость отнюдь не гоночного автомобиля, но она раз в пятнадцать превышает скорость ходьбы человека, что, по моему мнению, являлось очень хорошим качеством.

Я ждал.

А затем, сразу после половины девятого, произошли три события. Первое было несчастливым, второе беспрецедентным, а третье, вследствие двух предшествующих, — неудобным и затруднительным.

Во-первых, молодая пара ушла. Девушка в шикарном платье и юноша в пальто спортивного покроя. Они положили деньги на стол, затем встали и, держась за руки, пошли к выходу, довольно легко дав понять, что следующим мероприятием, запланированным ими на этот вечер, было отнюдь не посещение вечернего богослужения.

Во-вторых, ушла пожилая пара. Она закрыла книгу, он сложил газету, и, поднявшись со стульев, оба зашаркали к двери. Очевидно, к себе в отель. Намного раньше, чем прежде. Без всякой видимой причины. Возможно, в их душах теплилась слабая несбыточная надежда на то, что старый Райли отменит свой полет на «Лире» и решит лечь спать пораньше в городе.

Официантка была на кухне, когда в зале осталось всего четыре человека — я и трое моих «нянек».

Сержант улыбнулся и сказал:

— Ну вот, как все просто.

Я ничего не ответил.

— Публики в кафе нет, — объявил он.

Я ничего не ответил.

— Я не думаю, что официантка из тех, кто жалуется. Не похоже на то. Она ведь понимает, что это заведение может запросто попасть в черный список. На месяц. А то и на два. А может, и на столько, что ей придется перейти на пособие по безработице.

Он нагибался над столом, приближаясь ко мне и глядя прямо в глаза. Два его парня тоже перегнулись над проходом, упираясь локтями в колени, держа руки наготове, расставив ноги и не сводя с меня глаз.

И тут произошло третье событие.

Зазвонил телефон.