Глава 26

Проделав такой же круг, что и Деверо, я на цыпочках подошел к телу с северной стороны; точно так же опустился на корточки и сцепил руки вместе. Осмотрел тело справа налево, а затем слева направо.

Это был труп мужчины.

Причем белого.

На вид ему было лет сорок пять, может быть, немного больше или немного меньше. Ростом он был примерно пять футов десять дюймов, а весил около ста восьмидесяти фунтов. Черные волосы уже облюбовали мыши. Двух- или трехдневная белая щетина. Зеленая рабочая рубашка, коричневая парусиновая куртка-ветровка. Голубые джинсы. Коричневые инженерские сапоги, сморщенные и потрескавшиеся, давно не чищенные и залепленные отвердевшей грязью.

— Вы знаете его? — спросил я Деверо.

— Никогда прежде не видела, — ответила она.

Мужчина умер от потери крови. Я предполагал, что он был ранен в бедро выпущенной из винтовки, обеспечивающей высокую скорость полета пули. Его брюки были пропитаны кровью. Вполне очевидно, что пуля разорвала ему бедренную артерию. Через этот кровеносный сосуд проходит большое количество крови. Любой значительный разрыв артерии может в течение нескольких минут привести к фатальному исходу, если не обеспечена немедленная и эффективная медицинская помощь.

Но самым необычным для нас оказалось то, что при осмотре трупа мы увидели явные свидетельства попыток оказания немедленной и эффективной медицинской помощи. Штанина на джинсах была разрезана ножом почти по всей длине. Рана частично прикрыта абсорбирующей бандажной прокладкой.

Такая прокладка являлась элементом боевого санитарного пакета, обязательного для любого рода войск.

Деверо встала и, осторожно ступая на цыпочках, отошла мелкими шажками назад футов на десять или двенадцать, не спуская при этом глаз с трупа. Я тем же манером последовал за нею. Она говорила тихим голосом, словно считая неуместным громкий шум возле трупа, как будто он мог нас слышать.

— Что вы думаете об этом?

— Здесь имел место какой-то конфликт, — предположил я, — который закончился выстрелом. Возможно, это был предупредительный выстрел, но пуля пошла не туда. Или это был случайный выстрел, произведенный с близкого расстояния.

— А почему не смертельный выстрел, совершая который, стрелявший промахнулся?

— Потому что в этом случае стрелявший мог бы выстрелить снова, уже наверняка. Он подошел бы ближе и выстрелил этому парню в голову. Но он этого не сделал. А вот оказать ему помощь пытался.

— И?..

— И понял, что его попытки безуспешны. Тогда он запаниковал и убежал прочь, оставив этого парня умирать. И произошло это быстро.

— Стрелявший был солдатом?

— Совсем не обязательно.

— А у кого еще могут быть военные перевязочные материалы?

— Да у любого, кто посещает магазины распродажи избыточных армейских запасов.

Деверо повернулась и встала спиной к трупу. Подняв руку, она вытянула ее, указывая на правую часть горизонта, и сделав короткий взмах, спросила:

— Что вы видите?

— Келхэмский периметр.

— Я же говорила вам, — с отчаянием в голосе произнесла Элизабет. — Они ужесточают режим в запретной зоне.

Деверо направилась зачем-то к машине, а я остался стоять на месте и рассматривать землю возле своих ног. Земля была мягкой, и на ней отпечаталось множество следов. Следы погибшего образовывали круг, но походка его была нетвердой; некоторые следы вдруг оказывались направленными назад, как в старомодной танцевальной партитуре. Их круговая последовательность заканчивалась там, где он лежал. Вся земля вокруг нижней части его тела была утыкана круглыми вмятинами, оставленными коленями; там стрелявший в него впервые сел на корточки, а потом опустился на колени и попытался оказать помощь. Эти следы были и возле головы, откуда тянулась длинная прямая линия из не полностью отпечатавшихся следов; четко просматривались только носы обуви, а пятки различались с трудом, и расстояние между шагами было большим. Стрелявший спешно убегал. И был он весьма высокого роста. Не гигант. Не особенно тяжелый. Такие же следы виднелись и в другом месте. По ним можно было догадаться, что стрелявший снова убегал с места убийства. Я не мог разобрать рисунок подошв. Они не были похожи на армейские сапоги, которые я когда-либо видел.

Деверо вернулась от машины, держа в руках фотокамеру, серебристую «зеркалку». Она приготовилась фотографировать место преступления, и я отошел за линию отпечатков, оставленных убегавшим в панике стрелком. Встав справа от этой линии и все время глядя на нее, я прошел примерно сто ярдов, после чего следы пропали, затерявшись на широкой полосе твердой, как кость, земли. Какое-то геологическое вкрапление или что-то связанное с ирригацией, а может быть, я достиг границы пахотной земли старика Клэнси. Я не видел причины, по которой убегавший стрелок мог бы сменить направление в этом месте, поэтому пошел дальше, надеясь снова увидеть знакомые следы, но, как оказалось, напрасно. Примерно на пятьдесят ярдов тянулась полоса земли, заросшая густой и низкорослой травой странного вида. Прямо передо мной росла трава немного повыше; она незаметно смешивалась с кустарником, сразу за которым располагалось проволочное ограждение Келхэма. Несмотря на все старания, я так и не увидел смятых кустов, хотя растительность была настолько густой, что я и не надеялся рассмотреть на ней какие-либо повреждения.

Я повернул назад и, сделав шаг, увидел какой-то световой отблеск примерно в двенадцати футах справа. Так мог блестеть металл. Латунь или медь. Я подошел поближе и, наклонившись, увидел лежащую на земле патронную гильзу. Блестящую и свежую. Новую. Длинную, от ружейного патрона. В лучшем случае это был патрон «ремингтон .223», предназначенный для спортивного ружья. В худшем случае — боевой патрон натовского калибра 5,56 мм, предназначенный для военных. Трудно определить разницу невооруженным глазом. Ремингтоновская гильза изготавливается из более тонкой латуни. Натовская гильза тяжелее.

Я поднял ее и взвесил на ладони.

Бьюсь об заклад, это была гильза боевого патрона.

Я смотрел вперед на Деверо, Пеллегрино и лежащего на земле мертвеца. До них было примерно сто сорок ярдов. Для стрелка такое расстояние — более чем близкая дистанция. Патрон калибра 5,56 мм стандарта НАТО был спроектирован с расчетом, чтобы пуля могла пробить каску с расстояния в шестьсот метров, что примерно составляет шестьсот пятьдесят ярдов. Расстояние отсюда до мертвеца было вчетверо меньше. Легкий выстрел. Трудно промахнуться, и это было моим единственным реальным утешением. Парень, которого послали из Беннинга доучиваться в Келхэм, никак не сумел бы послать пулю не туда, стреляя почти в упор. Похоже, это был явно непреднамеренный выстрел. Бандажная подкладка — тому подтверждение. Это был предупредительный выстрел, произведенный в неправильном направлении. Или случайный выстрел. Но парень, которого прислали из Беннинга в Келхэм, уже давно бы использовал свой тестостерон по делу. Делая предупредительные выстрелы, он бы пустил пули выше и дальше в сторону от цели. А случайные выстрелы… Все, что положено нарушителю, — видеть вспышку из дула и слышать звук выстрела. Ситуация требует только этого. И ни один солдат не сделает больше, чем он должен. Никто из них не нарушил этого правила с того времени, когда Александр Великий впервые собрал свое войско. Инициатива в армейских рядах обычно заканчивается слезами. Особенно там, где используются боевые патроны и гражданские лица.

Положив гильзу в карман, я пошел обратно.

Больше ничего особенного я не увидел. Деверо, отщелкав целый моток пленки, послала Пеллегрино в аптеку, чтобы обработать и напечатать снимки. Она велела ему оформить срочный заказ и приказала на обратном пути привезти сюда врача и вызвать фургон для перевозки трупов. Пеллегрино сразу же уехал, а мы с Деверо остались стоять посреди тысячи акров пустоты; компанию нам составлял только труп, да еще расколотое дерево.

— Кто-нибудь слышал выстрел? — спросил я.

— Кроме мистера Клэнси, никто не мог его услышать. Пеллегрино уже говорил с ним. Тот уверяет, что ничего не слышал, — ответила она.

— А какие-нибудь крики? Предупредительному выстрелу должен предшествовать окрик.

— Если он не слышал выстрела, то как мог услышать окрик?

— Единственный выстрел натовским патроном, произведенный издалека на открытом воздухе, не обязательно звучит громко. Окрик может быть даже громче. Особенно если кричали с двух сторон, что вполне могло быть: выкрик оттуда и выкрик отсюда. Понимаете, ведь если между ними возник спор или конфликт…

— Так вы допускаете сейчас, что выстрел был сделан натовским патроном?

Я сунул руку в карман и вытащил гильзу. Держа ее на раскрытой ладони, я сказал:

— Я нашел ее в ста сорока ярдах отсюда; вектор отклонения от прямой двенадцать футов. Именно на такое расстояние выбрасывает стреляную гильзу механизм выброса винтовки М16.

— А может, это «ремингтон два-два-три», — возразила Деверо, следуя своей обычной манере противоречить.

Потом она взяла гильзу с моей ладони. Я почувствовал остроту ее ногтей. Это был первый физический контакт. При встрече мы даже не пожали рук.

Она проделала то же, что и я, — взвесила гильзу на ладони. Ненаучно, но долгая привычка может обеспечить такую же точность, как лабораторные приборы.

— Да, наверняка это натовский патрон, — сказала она. — Я вволю ими настрелялась, а после стрельбы надо было собирать гильзы.

— Я тоже, — со вздохом произнес я.

— Я намерена поднять бучу, — объявила Элизабет. — Солдаты против гражданских, да к тому же на американской земле? Я дойду до Пентагона. До Белого дома, если потребуется.

— Не стоит, — попытался я успокоить ее.

— Почему, черт возьми, не стоит?

— Вы же окружной шериф. Они раздавят вас, как мошку.

Деверо ничего не сказала.

— Поверьте мне, — сказал я. — Если они пошли настолько далеко, что используют солдат против гражданских, то у них уже есть наготове средства для усмирения местных правоохранительных структур.