Глава 05
Я повесил трубку и позвонил Гарберу. Его не оказалось на месте. Поэтому я оставил ему сообщение о том, что должен уехать и что меня не будет семьдесят два часа. Причину я не назвал. Затем снова повесил трубку и сел за стол, чувствуя, как внутри у меня все онемело. Через пять минут пришла Саммер. Она принесла кучу бумажек из гаража. Видимо, собиралась при мне разобраться с «хаммером».
– Мне нужно слетать в Париж, – сказал я.
– В Париж, который в Техасе? – спросила она. – Или в Париж в Кентукки? Или в Теннесси?
– В Париж, который во Франции, – сказал я.
– Зачем?
– Моя мать больна.
– Ваша мать живет во Франции?
– В Париже, – ответил я.
– Почему?
– Потому что она француженка.
– Это серьезно?
– Быть француженкой?
– Нет, ее болезнь?
Я пожал плечами.
– Точно не знаю. Но думаю, что серьезно.
– Мне очень жаль.
– И мне нужна машина, чтобы прямо сейчас добраться до Даллеса, – сказал я.
– Я вас отвезу, – предложила Саммер. – Я люблю водить машину.
Она оставила бумаги у меня на столе и отправилась за «шевроле», на котором мы ездили к миссис Крамер. Я же пошел к себе, взял свой вещмешок и сложил туда по одному предмету с каждой полки шкафа. Еще я надел пальто. Здесь было холодно, и я сомневался, что в Европе намного теплее. Только не в начале января. Саммер подогнала машину к моей двери. Она ехала на скорости тридцать миль до тех пор, пока мы не миновали пост. Потом сорвалась с места, точно ракета, и помчалась на север. Некоторое время она ничего не говорила. Думала. Ее веки подрагивали.
– Мы должны сообщить копам из Грин-Вэлли, – сказала она. – Если мы считаем, что миссис Крамер убили из-за портфеля.
Я покачал головой.
– Это ее уже не вернет. А если ее действительно убили из-за портфеля, мы найдем убийцу сами.
– Что я должна сделать, пока вас не будет?
– Займитесь списками, – посоветовал я. – Проверьте записи на проходной. Найдите женщину, найдите портфель, выясните повестку дня конференции, затем проверьте, кому Вассель и Кумер звонили из отеля. Может, они посылали ночью курьера с каким-нибудь поручением.
– Вы думаете, такое возможно?
– Возможно все.
– Но они не знали, где находится Крамер.
– Именно поэтому они отправились не туда.
– А кого они могли послать?
– Человека, для которого их интересы имеют первостепенное значение.
– Хорошо, – сказала Саммер.
– И выясните, кто сидел за рулем их машины.
– Хорошо, – повторила она.
Больше до самого аэропорта мы не сказали ни слова.
Я нашел своего брата Джо в очереди у билетной кассы «Эр Франс». Он забронировал места для нас обоих на первый самолет, вылетающий утром. Теперь он стоял в очереди, чтобы за них заплатить. Я не видел его больше трех лет. В прошлый раз мы встречались на похоронах отца. С тех пор наши пути разошлись.
– Доброе утро, братишка, – сказал он.
Он был в пальто и костюме с галстуком и великолепно во всем этом выглядел. Джо был старше меня на два года, всегда был и всегда будет. Ребенком я смотрел на него и думал, что стану таким, когда вырасту. Неожиданно я понял, что и сейчас делаю то же самое. Издалека нас можно было перепутать. Рядом же становилось видно, что он на дюйм выше и более худой. Но главным образом было заметно, что он старше меня. Казалось, будто мы вступили в жизнь одновременно, но он первым увидел будущее, и оно его состарило.
– Как ты, Джо? – спросил я.
– Не могу пожаловаться.
– Работы много?
– Столько, что и представить трудно.
Я кивнул и ничего не сказал. По правде говоря, я не знал наверняка, чем он зарабатывает на жизнь. Возможно, он мне и говорил. Это не было государственной тайной или чем-то подобным. Он работал в Министерстве финансов. Скорее всего, он рассказал мне все в подробностях, но я, судя по всему, его не слушал. А сейчас уже слишком поздно спрашивать.
– Ты был в Панаме, – сказал он. – Операция «Правое дело», верно?
– Операция «Бравое дело», – сказал я. – Так мы ее назвали.
– Почему «Бравое»?
– Потому что мы бравые. Потому что мы готовы действовать. Потому что у нас новый главнокомандующий, который хочет казаться крутым парнем.
– И как идет операция? Нормально?
– Это все равно что битва слона с муравьем. Как еще она может проходить?
– Вы уже поймали Норьегу?
– Пока нет.
– Тогда почему тебя отправили сюда?
– Мы захватили двадцать семь тысяч парней, – сказал я. – Дело не во мне лично.
Он коротко улыбнулся и прищурился, напомнив мне детство. Такое выражение появлялось у него на лице, когда он пытался привести какой-нибудь сложный обвинительный довод. Но наша очередь подошла прежде, чем он успел мне его высказать. Джо достал кредитку и заплатил за билеты. Может, он рассчитывал, что я отдам ему деньги за свой, а может, и нет. Я так этого и не понял.
– А теперь пошли пить кофе, – сказал он.
Думаю, он единственный на земле человек, который любит кофе так же, как я. Он начал пить кофе, когда ему исполнилось шесть лет. И я тут же последовал его примеру. Мне было четыре. С тех пор мы с кофе не расстаемся. Нужда братьев Ричер в кофеине такова, что героиновая зависимость выглядит по сравнению с ней детскими игрушками.
Мы нашли кафе со стойкой в форме буквы W, на три четверти пустое, залитое резким светом флуоресцентных ламп, с липкими виниловыми табуретами. Мы уселись рядом и положили руки на стойку – универсальная поза всех путешественников, отправляющихся в путь рано утром. Официант в переднике, ни о чем нас не спрашивая, поставил перед нами кружки и налил в них кофе из кофейника. Кофе издавал такой аромат, будто его только что сварили. После ночи кафе постепенно переходило на утренний режим работы, и я слышал, как где-то скворчит яичница.
– Что произошло в Панаме? – спросил Джо.
– Со мной? – поинтересовался я. – Ничего.
– А какой приказ ты получил здесь?
– Надзор.
– Зачем?
– За процессом, – ответили. – История с Норьегой должна выглядеть законно. Предполагается, что он предстанет перед судом в Штатах. Поэтому мы должны схватить его так, чтобы можно было предъявить ему формальное обвинение, которое будет выглядеть приемлемым в суде.
– Вы собираетесь зачитать ему «права Миранды»?
– Не совсем. Но это должно иметь под собой законные основания.
– Ты там напортачил?
– Не думаю.
– Кто тебя заменил?
– Какой-то другой парень.
– Звание?
– Такое же, как у меня, – ответил я.
– Восходящая звезда?
Я сделал глоток кофе и покачал головой.
– Я его раньше никогда не видел. Но мне он показался настоящим придурком.
Джо кивнул, ничего не сказал и взял свою кружку.
– Что? – спросил я.
– Бэрд не маленькая база, – сказал он. – Но и не слишком большая, верно? Над чем ты сейчас работаешь?
– Прямо сейчас? Умер генерал с двумя звездами, и я пытаюсь найти его портфель.
– Убийство?
Я покачал головой.
– Сердечный приступ.
– Когда?
– Вчера ночью.
– После того, как ты туда приехал?
Я промолчал.
– Ты уверен, что не напортачил в Панаме? – снова спросил Джо.
– Не думаю, – повторил я.
– Тогда почему тебя оттуда вытащили? Ты занимаешься процессом Норьеги – и вдруг оказываешься в Северной Каролине, где тебе совершенно нечего делать. Тебе и дальше было бы нечего делать, если бы генерал не умер.
– Я получил приказ, – сказал я. – Ты же знаешь, как все устроено. Приходится предположить, что они знают, что делают.
– Кто подписал приказ?
– Понятия не имею.
– Ты должен это выяснить. Узнай, кому ты так сильно понадобился в Бэрде, что он вытащил тебя из Панамы, а на твое место поставил придурка. А еще ты должен понять почему.
Мужчина в переднике снова наполнил наши кружки и подвинул к нам пластиковое меню.
– Яйца, – сказал Джо. – Хорошо поджаренные, бекон, тост.
– Блины, – заказал я. – Сверху яйца, бекон с краю, много сиропа.
Официант забрал меню и ушел, а Джо развернулся на своем табурете и сел спиной к стойке, вытянув ноги в проход.
– Что именно сказал врач? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Не слишком много. Никаких подробностей, никакого диагноза. Никакой внятной информации. Европейские врачи не слишком хорошо умеют сообщать плохие новости. Они, как правило, ходят вокруг да около. Ну и, естественно, есть еще вопрос врачебной тайны.
– Но мы же летим туда не без причины.
Джо кивнул.
– Он сказал, что, возможно, мы захотим ее повидать. И намекнул, что лучше раньше, чем позже.
– А она что говорит?
– Что он поднял шум из-за ерунды, но она всегда рада нас видеть.
Мы доели завтрак, и я за него заплатил. Затем Джо дал мне мой билет, как бы в обмен. Я не сомневался, что он зарабатывает больше меня, но, наверное, не настолько, чтобы можно было считать билет на самолет равным яичнице с беконом и тостом. Но я принял предложенную им сделку. Мы слезли с табуретов, огляделись по сторонам и направились к стойке регистрации.
– Сними пальто, – сказал Джо.
– Зачем?
– Я хочу, чтобы служащий увидел ленточки твоих медалей, – пояснил он. – Военные действия за границей и все такое. Может, нам дадут места получше.
– Это «Эр Франс», – напомнил ему я. – Франция даже не является военным членом НАТО.
– Служащий за стойкой наверняка американец, – не сдавался Джо. – Давай попробуем.
Я снял пальто, повесил его на руку и сделал шаг в сторону, чтобы лучше было видно левую часть моей груди.
– Так хорошо? – спросил я.
– Великолепно, – улыбнулся Джо.
Я улыбнулся ему в ответ. Слева направо в верхнем ряду у меня Серебряная звезда, медаль «За отличную службу в Вооруженных силах», орден Доблестного легиона. Во втором ряду красовались Солдатская медаль, Бронзовая звезда и «Пурпурное сердце». В двух нижних рядах располагалась всякая мелочевка. Все серьезные медали я получил по чистой случайности, и ни одна из них для меня ничего не значит. Использовать их, чтобы выпросить места получше в самолете, – единственное, на что они годятся. Но Джо понравились два верхних ряда. Он прослужил пять лет в армейской разведке и не имел ни одной приличной награды.
Когда подошла наша очередь, Джо положил на стойку свой паспорт, билет и документ, удостоверяющий, что он работает в Министерстве финансов. Затем встал у меня за плечом. Я пристроил свой паспорт и билет рядом с его, и он пнул меня в спину. Я слегка выпятил левую половину груди, посмотрел на служащего и попросил:
– Вы не могли бы найти нам такие места, чтобы можно было вытянуть ноги?
Служащий аэропорта был невысоким мужчиной, средних лет, уставшим от жизни. Он взглянул на нас. Если нас сложить, получилось бы тринадцать футов в высоту и четыреста пятьдесят фунтов веса. Он изучил удостоверение личности Джо, выданное ему Министерством финансов, посмотрел на мою форму и принялся стучать по клавиатуре, затем натянуто улыбнулся.
– Мы посадим вас впереди, джентльмены, – сказал он.
Джо снова пихнул меня в спину, и я понял, что он улыбается.
Мы сидели в последнем ряду салона первого класса и разговаривали, но старались избегать очевидной темы. Мы обсудили музыку, потом политику. Еще раз позавтракали. Выпили кофе. «Эр Франс» подает очень приличный кофе в салоне первого класса.
– Как звали генерала? – спросил Джо.
– Крамер, – ответил я. – Командующий бронетанковыми войсками в Европе.
– Бронетанковыми? В таком случае что он делал в Бэрде?
– На базе ничего не делал. Он находился в мотеле в тридцати милях от Бэрда. Свидание с женщиной. Похоже, она сбежала с его портфелем.
– Гражданская?
Я покачал головой.
– Мы думаем, что она офицер из Бэрда. Он направлялся на конференцию в Калифорнию, и предполагалось, что он проведет ночь в Вашингтоне.
– Он проделал лишних триста миль.
– Двести девяносто восемь.
– Но вы не знаете, кто эта женщина.
– Судя по всему, у нее достаточно высокое звание, потому что она приехала в мотель на собственном «хамви».
Джо кивнул.
– Да, наверное. Крамер, видимо, знал ее давно, раз готов был проехать пятьсот девяносто шесть миль, чтобы с ней встретиться.
Я улыбнулся. Любой другой сказал бы «шестьсот миль», но только не мой брат. Как и у меня, у него нет среднего имени. Но если бы было, Педант подошло бы ему лучше всего. Джо Педант Ричер.
– Бэрд ведь пехотная база, верно? – спросил он. – Некоторое количество рейнджеров и отряд «Дельта», но по большей части пехотинцы, насколько я помню. И что, здесь много женщин в звании старших офицеров?
– Там имеется школа, где ведутся занятия по психологическому воздействию на противника. Половина инструкторов – женщины.
– В каких званиях?
– Несколько капитанов, несколько майоров, пара подполковников.
– Что было в портфеле?
– Тема конференции в Калифорнии, – сказал я. – Штабные офицеры Крамера заявили, что никакой особой повестки дня не было.
– Повестка дня есть всегда, – возразил Джо.
– Я знаю.
– Проверь майоров и подполковников, – сказал он. – Таков мой тебе совет.
– Премного благодарен.
– А еще выясни, кому понадобилось, чтобы тебя перевели в Бэрд, – добавил он. – И зачем. Причина не в Крамере. Это мы знаем наверняка. Он был жив и здоров, когда ты получил приказ отправиться в Бэрд.
Мы прочитали вчерашние номера «Ле матен» и «Ле монд». Примерно в середине полета мы начали говорить по-французски. Выяснилось, что многое забылось, но мы справились. Если ты что-то знаешь, ты это уже навсегда. Джо спросил меня про моих подружек. Видимо, решил, что это самая подходящая тема для обсуждения на французском. Я доложил ему, что встречался с девушкой в Корее, но потом меня перевели на Филиппины, затем в Панаму, а теперь в Северную Каролину, так что я не рассчитываю снова с ней увидеться. Я рассказал ему про лейтенанта Саммер, и мне показалось, что она его заинтересовала. Джо сообщил мне, что ни с кем не встречается.
Он снова перешел на английский и спросил, когда я в последний раз был в Германии.
– Шесть месяцев назад, – ответил я.
– Наступил конец целой эры, – сказал он. – Германия объединится. Франция снова начнет ядерные испытания, потому что Германия возродит у них неприятные воспоминания. Затем Франция предложит ввести общую валюту в Евросоюзе, чтобы заставить Германию прилично себя вести. Через десять лет Польша войдет в НАТО, а СССР перестанет существовать. На останках старого появится новое государство. Возможно, оно тоже вступит в НАТО.
– Может быть, – не стал спорить я.
– Так что Крамер правильно выбрал время, чтобы отвалить. Скоро все изменится.
– Наверное.
– А ты что будешь делать?
– Когда?
Джо повернулся на своем месте и посмотрел на меня.
– В армии будет сокращение, Джек. Ты должен это понимать. Они не станут содержать миллионную армию, учитывая, что их главный враг начал разваливаться на части.
– Он еще не развалился.
– Но это непременно произойдет. В течение года. Горбачев долго не продержится. Коммунисты предпримут последнюю попытку захватить власть, но у них ничего не выйдет. И тогда реформаторы вернутся, уже навсегда. Возможно, это будет Ельцин. Он вполне нормальный. Так что у Вашингтона появится непреодолимый соблазн сэкономить деньги. Это все равно как сотня рождественских праздников одновременно. И не забывай, что твой главнокомандующий является политиком.
Я подумал о сержанте с маленьким ребенком.
– Все будет происходить медленно, – сказал я.
Джо покачал головой.
– Это случится быстрее, чем ты думаешь.
– У нас всегда будут враги.
– Без вопросов, – согласился он. – Но уже совсем другие враги. У них не будет десяти тысяч танков, размещенных в Германии.
Я ничего не сказал.
– Непременно выясни, почему ты оказался в Бэрде, – повторил Джо. – Либо там ничего особенного не происходит, и тогда ты ступил на дорожку, ведущую вниз, либо что-то происходит, и они хотят, чтобы ты с этим разобрался. Тогда тебя ждет повышение.
Я продолжал молчать.
– Ты в любом случае должен знать, как обстоят дела, – настаивал он. – В армии грядет сокращение, и тебе нужно понять, на каком ты свете.
– Копы всегда будут нужны, – сказал я. – Даже если в армии останется два человека, один из них будет военным полицейским.
– Ты должен составить план, – сказал он.
– Я никогда ничего не планирую.
– Ты должен.
Я провел пальцем по ленточкам на своей груди.
– Благодаря им мне дали место в передней части самолета, – сказал я. – Может, они помогут мне сохранить работу.
– Может, и помогут, – согласился Джо. – Но даже если тебя не уволят, захочешь ли ты заниматься такой работой? Все станет второсортным.
Я обратил внимание на манжеты его рубашки – чистые, накрахмаленные, скрепленные не бросающимися в глаза серебряными запонками, украшенными черным ониксом. Его галстук был простым, темным и шелковым. Джо старательно выбрился, нижний край аккуратных бачков представлял собой идеально прямую линию. Иными словами, передо мной был человек, которого приводит в ужас все, что не является самым лучшим.
– Работа – это работа, – сказал я. – Я не слишком разборчив.
Остаток пути мы проспали. Нас разбудил пилот, который объявил по радио, что мы садимся в аэропорту Руасси – Шарль де Голль. По местному времени было около восьми часов вечера. Почти весь второй день новой декады исчез, как мираж, когда мы перелетели из одного часового пояса в другой.
Мы поменяли немного денег и встали в очередь на такси. Она была в милю длиной, с кучей людей и багажа. При этом она практически не двигалась. Поэтому мы отыскали navette – так французы называют пригородные автобусы, идущие из аэропорта. Нам пришлось стоять всю дорогу из скучного северного пригорода до центра Парижа. На площади Оперы мы оказались в девять часов вечера. Париж был темным, сырым, холодным и притихшим. За закрытыми дверями и запотевшими окнами кафе и ресторанов сияли теплые огни. На мокрых улицах стояли маленькие машины, покрытые ночной изморозью. Мы вместе прошли на юго-восток, пересекли Сену по мосту Конкорд, свернули на запад и двинулись дальше по набережной Орсе. Река была темной, грязной и неподвижной, а улицы пустынными. Люди предпочитали сидеть в тепле.
– Может, купим цветов? – предложил я.
– Уже поздно, и все закрыто, – сказал Джо.
Мы повернули налево у площади Сопротивления и вышли на авеню Рапп. Когда мы переходили рю де л'Университе, мы увидели справа Эйфелеву башню, сияющую яркими золотыми огнями. Наши шаги звучали на безмолвной улице, как пистолетные выстрелы. В конце концов мы добрались до дома, где жила наша мать, – скромного шестиэтажного здания из камня, пристроившегося между двумя более роскошными фасадами девятнадцатого века. Джо вынул руку из кармана и отпер уличную дверь.
– У тебя есть ключ? – удивленно спросил я.
– Он у меня всегда был. – ответил Джо.
За дверью оказалась выложенная камнем дорожка, которая шла через центральный двор. Комната консьержа находилась слева. За ней располагался небольшой альков с лифтом. Мы поднялись на лифте на пятый этаж и вышли в широкий, тускло освещенный коридор с высоким потолком и выложенным темной плиткой полом. На высокой дубовой двери квартиры справа имелась скромная медная табличка с выгравированными на ней именами жильцов: «Месье и мадам Жирар». Табличка на левой двери, выкрашенной белой краской, гласила: «Мадам Ричер».
Мы постучались и стали ждать.
