Глава 53

Леонид остался на тротуаре, машина поехала дальше и остановилась в двадцати футах у меня за спиной. Грамотные ходы. Я оказался зажат на тротуаре, один парень впереди, другой сзади. Я сразу узнал Леонида, хотя он изменился. По-прежнему высокий, худой, с рыжими, очень коротко подстриженными волосами. Теперь он не казался сонным и был одет вполне разумно: черные ботинки, черные трикотажные брюки и черная куртка с капюшоном. Он выглядел живым, сосредоточенным и очень опасным. Не просто гангстер. Нечто большее, чем обычный драчун или бандит. Леонид походил на тренированного и опытного профессионала.

И еще на бывшего солдата.

Я отступил к ближайшей стене, чтобы иметь возможность видеть обоих парней. Леонид находился слева, его напарник – справа. Второй, коренастый мужчина лет тридцати с небольшим, с темными волосами и совсем без шеи, больше тянул на выходца с Ближнего Востока, чем из Восточной Европы. Он был не слишком крупным, похожим на Леонида, но его словно сплющило сверху, и потому казалось, будто он раздался в стороны. Он был также одет в дешевый черный спортивный костюм. Я бросил взгляд на трикотажные брюки, и в моем сознании промелькнуло слово.

Вот какое: «одноразовый».

Он сделал шаг ко мне. Леонид последовал его примеру.

Как и всегда, передо мной стоял выбор из двух вариантов: бежать или драться. Мы находились на южном тротуаре Пятьдесят шестой улицы. Я мог броситься на противоположную сторону и попытаться скрыться. Однако по закону о среднем Леонид и его приятель почти наверняка бегали быстрее меня, потому что большинство людей делают это лучше. Вероятно, пожилая леди в летнем платье и ее старая серенькая дворняга – тоже. Да и вообще бегство всегда казалось мне паршивым делом. А попытка побега, которая заканчивается тем, что тебя ловят, и вовсе унизительна. Поэтому я остался на прежнем месте.

Стоявший слева Леонид сделал еще шаг ко мне. Невысокий парень справа поступил так же.

Но если армия не сумела обеспечить меня умением не привлекать к своей особе внимания, то в качестве компенсации она научила меня хорошо драться. Начальству хватило одного взгляда, чтобы я получил приказ отправиться в спортивный зал. Я не слишком отличался от других детей военных. У нас было необычное детство. Мы успели пожить по всему миру. Способность учиться у местных жителей стала нашей второй натурой. И в данном случае я не имею в виду историю, языки или политическое устройство.

Мы учились у них драться. Осваивали их любимые техники. Боевое искусство Дальнего Востока, необузданные драки, какие случаются в самых отвратительных уголках Европы, ножи, камни и бутылки из самых мерзких районов Соединенных Штатов. К двенадцати годам мы превращались в яростных бойцов без комплексов. Ключевые слова здесь «без комплексов». Мы очень скоро поняли, что торможение ранит сильнее всего. «Просто сделай это» стало нашим девизом – задолго до того, как «Найк» начали выпускать кроссовки.

Тех из нас, кто выбрал карьеру военного, сразу распознавали, и мы проходили дальнейшее обучение – нас разбирали на части и собирали снова. Мы считали себя крутыми, когда нам исполнилось двенадцать. В восемнадцать мы думали, что непобедимы. Мы ошибались. Впрочем, в двадцать пять мы были очень к этому близки.

Леонид сделал еще шаг.

Его напарник не отставал.

Я посмотрел на Леонида и увидел на его руке кастет.

Коротышка также вооружился кастетом.

Они надели их быстро и легко. Леонид сделал шаг в сторону, коротышка последовал его примеру. Они постарались улучшить угол атаки. Я стоял спиной к дому, что давало мне сто восемьдесят градусов свободного пространства. Каждый из моих противников хотел получить сорок пять градусов слева и сорок пять справа. В таком случае, если я побегу, они смогут равномерно перекрыть все направления. Как парные игроки в теннисе. Долгая практика, взаимная поддержка, инстинктивное понимание.

Оба были правшами.

Первое правило драки с противником, вооруженным кастетом: не получай ударов. Особенно в голову. Но даже удары по рукам и ребрам могут привести к переломам и параличу мышц.

Самый лучший способ не получить удар кастетом – достать пистолет и перестрелять противников с расстояния в десять футов. Достаточно близко, чтобы не промахнуться, и далеко, чтобы не пропустить их атаки. Все очень просто – конец игре. Но в данный момент такая возможность даже не рассматривалась. Я был не вооружен. Второй вариант – держать противников на расстоянии или же прижать к себе. На расстоянии они могут наносить удары хоть всю ночь, но не достанут тебя. Вблизи им будет не размахнуться. Чтобы держать их на расстоянии, можно использовать большую зону досягаемости или собственные ноги. Я обладаю впечатляющей зоной досягаемости. У меня очень длинные руки. Самец гориллы из телевизионного фильма выглядел коротышкой по сравнению со мной.

Мои инструкторы в армии всегда посмеивались над моими возможностями, намекая на фамилию. Однако сейчас мне предстояло сразиться с двумя противниками, и я сомневался, что могу рассчитывать на удары ногами. Во-первых, на мне была плохая обувь. Резиновые садовые сапоги свободно болтались, и я мог их потерять. А наносить удары босыми ногами – значит быстро получить переломы. Ноги еще более уязвимы, чем руки. За исключением карате, но там есть правила. На улице правил нет. Во-вторых, как только одна нога отрывается от земли, ты теряешь устойчивость, очень скоро оказываешься на земле, и вот ты уже мертв. Я видел, как это бывает, и сам не раз проделывал.

Я уперся правым каблуком в стену у себя за спиной.

И стал ждать.

Я понимал, что они нападут вместе и это будет одновременная, синхронная атака с двух направлений под углом в девяносто градусов. Впрочем, имелась и хорошая новость – они не собирались меня убивать. Лиля Хос им запретила. Она хотела кое-что от меня получить – а что возьмешь с трупа?

Плохая новость состояла в том, что множественные серьезные повреждения не так далеки от фатальных.

Я ждал.

– Знаешь, тебе вовсе не обязательно испытывать боль, – сказал Леонид. – Если хочешь, можешь пойти с нами и поговорить с Лилей.

Его английский оказался не таким превосходным, как у Лили. Кроме того, он говорил с заметным акцентом. Однако все нужные слова он знал.

– Куда пойти? – спросил я.

– Ты же знаешь, я не могу сказать. Тебе придется надеть на глаза повязку.

– Не получится. Однако и вам вовсе не обязательно испытывать боль. Вы можете идти своей дорогой и сказать Лиле, что не видели меня, – предложил я.

– Но это будет неправдой.

– Не нужно быть рабом правды, Леонид. Она иногда жалит. А порой кусает прямо за задницу.

Положительный – в данном случае для меня – аспект совместной атаки состоит в том, что напарники должны выработать общий сигнал. Иногда достаточно взгляда или кивка, но без них не обойтись. Это доля секунды, которую я получаю. Я решил, что Леонид главный. Тот, кто говорит первым, почти всегда главарь. Он подаст сигнал атаки. Я очень внимательно следил за его глазами.

– Ты обиделся из-за того, что случилось на вокзале? – спросил я.

Леонид покачал головой.

– Я позволил тебе меня ударить. Это было необходимо. Так сказала Лиля.

Я следил за его глазами.

– Расскажи мне о Лиле, – сказал я.

– А что ты хочешь знать?

– Я хочу знать, кто она такая.

– Пойдем с нами, и ты сможешь у нее спросить.

– Я спрашиваю у тебя.

– Она женщина, которая должна сделать работу.

– Какого рода работу?

– Иди с нами и спроси у нее.

– Я спрашиваю у тебя.

– Важную работу, нужную работу.

– И с чем она связана?

– Иди с нами и спроси у нее.

– Я спрашиваю у тебя.

Ответа не последовало. Разговор закончился. Я почувствовал, как они напряглись, продолжал наблюдать за лицом Леонида и увидел, как у него округлились глаза и он едва заметно кивнул. В следующее мгновение они одновременно бросились на меня. Я оттолкнулся от стены, прижал кулаки к груди и ударил локтями, как крыльями самолета, использовав встречное движение. Мы сблизились, на мгновение образовался треугольник, и мои локти врезались в их лица: правый локоть в верхние зубы коротышки, слева я почувствовал, как подалась назад нижняя челюсть Леонида. Импульс силы равен произведению массы на квадрат скорости. Я обладал большой массой, но подошвы моих сапог были пористыми, ступни проскальзывали, и скорость оказалась не такой высокой, какой могла быть.

Что несколько ослабило импульс.

Оба устояли на ногах.

Что ж, значит, мне предстояло еще немного поработать.

Я мгновенно отступил на шаг и наотмашь нанес коротышке мощный удар правой рукой в ухо. Никакого стиля и никакого изящества. Обычный сильный боковой. Ухо расплющилось и слегка смягчило силу удара, но большая ее часть, ломая хрящи, пришлась в череп. Шея согнулась, и он уткнулся другим ухом в собственное плечо.

К этому моменту я уже развернулся в своих неудобных сапогах и ударил Леонида локтем в живот. В то же самое место, что на вокзале, только в десять раз сильнее; если честно, я чуть не пробил его насквозь. Не теряя времени, я использовал отдачу, чтобы прыгнуть в противоположном направлении, к коротышке, который наклонился вперед, как боксер после нокдауна, и вмазал ему правой рукой по почкам. Это его развернуло, заставило выпрямиться и бросило на меня. Тогда я согнул колени и врезал ему лбом между глаз. Вспышка. Кости, оставшиеся целыми после встречи с моим локтем, не выдержали, и он рухнул на землю, как мешок. Леонид ткнул меня в плечо кастетом. Он думал, что наносит удар, но в его нынешнем состоянии смог изобразить лишь тычок. Я не стал торопиться и провел хорошо рассчитанный апперкот ему в челюсть. Она уже была сломана, и я разбил ее еще сильнее. Кости и плоть полетели в разные стороны, прочерчивая ленивые дуги в свете уличных фонарей. Зубы и часть языка, решил я.

Я был слегка потрясен. Как всегда. Вот только адреналин продолжал кипеть в моей крови. Адреналиновая железа, пропади она пропадом, работает медленно. Потом идет избыточная компенсация. Слишком сильно и с большим опозданием. Секунд десять я восстанавливал дыхание. Еще десять приходил в себя. Затем оттащил обоих парней к стене и посадил так, чтобы они упирались в нее спиной. Их куртки с капюшонами растянулись на ярд, пока я их тащил. Дешевая одежда. Одноразовая – на случай, если бы они испачкались моей кровью. Я проследил за тем, чтобы они не упали и не задохнулись, после чего выбил им правые локти. Оба были правшами, я понимал, что могу встретиться с ними еще раз, и хотел, чтобы они больше не вставали на моем пути. Однако никаких серьезных увечий. Три недели в легком гипсе, и они будут как новенькие.

В карманах у них лежало по сотовому телефону. Я взял оба. В каждом оказалась моя фотография. Однако они никуда по ним не звонили. Больше мне ничего не удалось найти. Ни денег, ни ключей. Ни одной улики или указаний на то, откуда они взялись. И я не мог рассчитывать, что в ближайшее время они смогут ответить на мои вопросы. Я очень сильно их отделал, и парни находились в полном нокауте. Но даже после того, как придут в себя, нет никаких гарантий, что они будут что-нибудь помнить. Возможно, даже с именами возникнут проблемы. Сотрясение мозга иногда приводит к непредсказуемым последствиям. Врачи не шутят, когда спрашивают у пострадавших, какой сегодня день и кто наш президент.

Впрочем, я ни о чем не жалел. Лучше причинить противнику избыточный урон. Те умники, которые задумываются о последствиях, редко до них доживают. Они сами становятся последствиями. Так что никаких сожалений. Но и прибыли никакой. А это меня разочаровало. Даже их кастеты мне не годились: и тот и другой оказались малы. Я выбросил их в сточную канаву в двадцати футах от поля боя.

Их машина все еще стояла у тротуара. У нее были нью-йоркские номера. Навигационная система отсутствовала, так что я не мог найти в памяти местонахождение их базы. В кармане на двери я обнаружил арендное соглашение на имя, которого никогда прежде не слышал, и лондонский адрес – наверняка фальшивка. В отделении для перчаток лежали инструкция к машине, блокнот и шариковая ручка. Записей в блокноте не оказалось. Я взял ручку, вернулся к парням у стены, прижал голову Леонида и написал у него на лбу крупными буквами: «Лиля, позвони мне». Для верности я обвел надпись.

Потом я украл их машину и уехал на ней.