Глава 36
Лиле Хос исполнилось семь лет, когда Советский Союз развалился, поэтому она говорила с определенной исторической отстраненностью. Она была так же далека от тех прошлых событий, как я – от периода, когда в Америке приняли Законы Джима Кроу. Лиля Хос рассказала мне, что Советская армия очень широко внедряла комиссаров в свои ряды и в каждом пехотном полку имелся собственный политический наставник. Вопросы командования и дисциплины решались совместно замполитами и боевыми офицерами, отношения между которыми складывались сложно. Соперничество было жестоким и встречалось повсеместно, причем не обязательно между конкретными людьми – скорее между представлениями военных о том, что следует делать, и идеологической чистотой их помыслов. Лиля убедилась в том, что я понял общие основы, и только после этого перешла к деталям.
Светлана Хос служила замполитом в пехотном полку, который отправили в Афганистан почти сразу после вторжения туда Советов в 1979 году. Первые военные действия проходили для пехоты достаточно успешно, но вскоре разразилась катастрофа. Армия несла постоянные потери в результате изматывающих боев. Поначалу их официально не признавали, и Москва запоздало отреагировала на происходящее. Была проведена реорганизация, и некоторые части объединили. С точки зрения тактики здравый смысл подсказывал, что необходима перегруппировка сил, но идеология требовала возобновления наступления. Не вызывало сомнений, что для поднятия боевого духа нужно единство национального состава и происхождения по географическому принципу. В боевые подразделения ввели снайперов. Опытные стрелки прибыли вместе со своими корректировщиками. Так появились пары неприглядного вида мужчин, привыкших жить в полевых условиях.
Снайпером Светланы был ее муж.
А его корректировщиком – ее младший брат.
Ситуация начала постепенно улучшаться, как в военном отношении, так и с точки зрения настроения людей. Региональные и семейные группы, в том числе близкие Светланы, прекрасно проводили вместе время. Подразделения окопались, устроились поудобнее и получили вполне приемлемую безопасность. В качестве военных действий по ночам проводили операции снайперов – с великолепными результатами. Советские стрелки давным-давно подтвердили свою репутацию лучших в мире, и афганские моджахеды ничего не могли им противопоставить. В конце 1981 года Москва укрепила свои позиции, прислав новое оружие – недавно разработанную и остававшуюся строго секретной винтовку, которая называлась «Вал», или «бесшумный снайпер».
– Я видел такую однажды, – кивнув, сказал я.
Лиля Хос улыбнулась, коротко и слегка смущенно и с легким намеком на гордость за страну, переставшую существовать. Впрочем, ее гордость, наверное, не шла ни в какое сравнение с тем, что ее мать испытала тогда, в прошлом. Потому что это было потрясающее оружие: очень точная, тихая полуавтоматическая винтовка, стрелявшая девятимиллиметровыми пулями, которые летели с дозвуковой скоростью и могли с расстояния около четырехсот ярдов пробить все виды существовавших тогда бронежилетов, а также тонкую обшивку военных машин. Кроме того, в комплект входили оптический телескопический прицел и электронный прибор ночного видения. Из такой винтовки человека можно убить без всякого предупреждения, внезапно, тихо и в любой момент – когда он спит в палатке, сидит в туалете, ест, одевается или просто идет, в любое время дня и ночи.
– Отличное оружие, – сказал я.
Лиля Хос снова улыбнулась, но уже в следующее мгновение ее улыбка померкла. Пришел черед плохих новостей. Стабильная ситуация длилась год, потом все изменилось. В награду за успешно проведенные операции советское командование неминуемо ставило перед пехотой более опасные задачи. Впрочем, так происходит во всем мире и во все времена. Тебя не похлопают по плечу и не отправят домой, вместо этого тебе выдадут карту. Подразделение, в котором служила Светлана, получило приказ продвинуться на северо-восток долины Коренгал. Долина длиной в шесть миль являлась единственным доступным путем из Пакистана. Горы Гиндукуш высились в дальнем ее конце – слева невероятно высокие и голые, справа дорогу перекрывала гряда Аббас-Гар. Тропа, пролегавшая между ними, являлась главным маршрутом из Северо-Западной пограничной провинции, и по нему моджахеды получали припасы и все необходимое. Его следовало перекрыть.
– Больше ста лет назад в Британии вышла книга, посвященная военным операциям в Афганистане, который являлся их колонией, – сказала Лиля. – Так вот, там говорится, что, готовясь к наступлению, необходимо первым делом изучить пути неминуемого отхода. И оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно для женщин. Военные командиры читали эту книгу, но замполитам сказали, чтобы те этого не делали и что британцы потерпели поражение только из-за своей политической неустойчивости. Советская идеология была безупречно чистой, и потому их ждал успех. С этого обмана и начался наш Вьетнам.
Продвижение по долине Коренгал поддерживалось с воздуха и артиллерией, и первые три мили удалось преодолеть относительно легко; четвертую пришлось отвоевывать ярд за ярдом, сражаясь с сопротивлением оппозиции, которое казалось яростным пехотинцам и не слишком активным – офицерам, что их удивляло.
Офицеры оказались правы.
Это была ловушка.
Моджахеды дождались, когда советский путь снабжения растянется на четыре мили, и нанесли удар. Обеспечению вертолетов по большей части мешали американские ракеты «земля – воздух», запускаемые с плеча. Хорошо координированные атаки противника задушили наступление в самом начале. В конце 1982 года тысячи советских солдат оказались брошенными в растянувшейся тонкой цепи импровизированных и практически непригодных к жизни лагерей. Зима была ужасной, ледяные ветры постоянно с ревом носились вдоль тропы между горами. И повсюду росли вечнозеленые остролисты, поразительно красивые в нормальной жизни, но не для солдат, которым приходилось сражаться среди них. Они громко шумели на ветру, ограничивали возможности передвижения, рвали кожу и превращали форму в лохмотья.
Начались вражеские рейды.
Моджахеды брали пленных, по одному или по двое.
Их судьба была ужасна.
Лиля процитировала английского писателя Редьярда Киплинга, написавшего мрачное стихотворение про провалившиеся наступления, брошенных на поле боя стонущих солдат и жестоких женщин из афганских племен с ножами в руках:
Но коль ранен ты и ушла твоя часть, —
Чем под бабьим афганским ножом пропасть,
Ты дуло винтовки сунь себе в пасть
И к Богу иди-ка служить…
Все, что происходило во времена, когда могущество Британской империи находилось в зените, происходило и в наше время, только хуже. Если пропадал какой-то советский солдат, через несколько часов ветер приносил его крики из расположенного где-то поблизости лагеря врага. Сначала вопли были наполнены отчаянием, но постепенно, медленно, неминуемо превращались в безумные стоны. Иногда они не смолкали по десять или двенадцать часов. Большинство трупов не находили. Порой тела возвращали, без кистей рук и стоп или совсем без конечностей, голов, глаз, ушей, носов или пенисов.
Или кожи.
– С некоторых солдат заживо сдирали кожу, – продолжала Лиля. – Им отрезали веки и закрепляли головы в специальной рамке, чтобы у них не оставалось выбора, и они смотрели на то, как с их тел срезают кожу, сначала с лиц, потом с тела. Холод притуплял их страдания и не давал слишком быстро умереть от болевого шока. Иногда пытка продолжалась очень долго. Или их зажаривали живьем на кострах, и около наших лагерей появлялись пакеты с мясом. Сначала солдаты думали, что это еда, которую приносили в подарок сочувствующие местные жители, но быстро поняли, что это такое.
Светлана Хос смотрела в пространство невидящим взглядом и казалась еще более бесцветной, чем раньше. Может быть, тон повествования разбудил ее воспоминания. Должен признать, что голос Лили Хос звучал завораживающе. Она не пережила и не видела событий, о которых говорила, но ощущение складывалось такое, будто она в них участвовала. Причем только вчера. Она отбросила в сторону историческую отстраненность, и мне вдруг пришло в голову, что из нее получился прекрасный рассказчик и что она обладает даром повествователя.
– Больше всего моджахеды любили ловить наших снайперов, потому что ненавидели их, – сказала Лиля. – Думаю, снайперов всегда ненавидят – наверное, из-за способа, которым они убивают людей. Естественно, моя мать очень беспокоилась за мужа и младшего брата. Они уходили почти каждую ночь, брали электронный прибор ночного видения и прятались среди невысоких холмов неподалеку. Может, в тысяче ярдов, где находили место, откуда вели стрельбу. Достаточно далеко, чтобы действовать эффективно, но близко от лагеря, чтобы чувствовать себя в безопасности. Впрочем, по-настоящему безопасных мест не существовало. Они были уязвимы, однако не могли ослушаться приказа, требовавшего стрелять во врага. Но они старались убивать пленных. Потому что считали это милосердием. В общем, время было ужасное.
Моя мать уже была беременна мной. Мои родители зачали меня в траншее, вырубленной в каменистой почве долины Коренгал, под потрепанной шинелью конца Второй мировой войны и на двух других, еще более старых. Мама говорила, что в них имелись отверстия от пуль, наверное оставшиеся после Сталинграда.
Я молчал, Светлана продолжала смотреть прямо перед собой. Лиля положила руки на стол и сплела пальцы.
– В течение первого месяца или около того мой отец и дядя возвращались в лагерь целые и невредимые, – продолжала она. – Они были хорошей командой, возможно, лучшей.
Светлана все так же буравила взглядом пространство. Лиля убрала руки со стола и на мгновение задумалась. Потом она выпрямилась и расправила плечи.
– В то время в Афганистане находились американцы, – сказала она.
– Правда? – проговорил я.
Она кивнула.
– Какие американцы? – спросил я.
– Солдаты, немного, но были. Не постоянно, они появлялись время от времени.
– Вы так думаете?
Она снова кивнула.
– Американская армия определенно там находилась. Советский Союз являлся их врагом, моджахеды – союзниками. Шла холодная война. Президента Рейгана устраивало, что наша армия теряла силы, это входило в его антикоммунистическую стратегию. Кроме того, он радовался возможности захватить кое-что из нашего нового оружия с целью его изучения. Поэтому в Афганистан посылали отряды особого назначения, которые регулярно туда прилетали, а потом возвращались в Америку. Однажды ночью в марте 1983 года один из таких отрядов обнаружил моего отца и дядю, и американцы отобрали у них винтовку «Вал».
Я продолжал молчать.
– Потеря оружия считалась поражением, – сказала Лиля. – Но что еще хуже, американцы отдали моего отца и дядю женщинам из афганского племени. В этом не было никакой необходимости. Естественно, их следовало убить, потому что американское присутствие являлось секретом, и его скрывали. Но они могли сами расправиться с моим отцом и дядей, быстро, тихо и без мучений. Однако они решили поступить иначе. Моя мать слышала крики своих родных весь следующий день и до глубокой ночи. Жуткие крики мужа и брата. Это продолжалось шестнадцать или даже восемнадцать часов. Она говорила мне, что различала их по голосам.