Потное, с давно не стриженной бородой лицо мельтешило в перекрестье прицела. Взгляд подозреваемого постоянно бегал: то на плачущих в углу детей, то на дверь, заклиненную ножкой стула (ворвавшись в квартиру, мужчина сломал замок), то на окно, в котором он, кажется, в любой момент ожидал увидеть группу захвата. Неважно, что квартира располагалась на пятом этаже и возле окна не было ни намека на пожарную лестницу.

«Смотри сюда, приятель, — подумал снайпер. — Лучше всего держись в поле моего зрения».

Не повезло парню — обычный воришка, но доразмахивался пушкой, так что пробудил гнев в городском подразделении SWAT и теперь находился в зоне видимости оптического прицела Байрона Стоуна. Знающие люди посоветовали бы незадачливому преступнику самому выброситься из окна, не дожидаясь развязки.

Байрон чувствовал себя с винтовкой так же уютно, как бухгалтер с механическим карандашом. Первый опыт общения с оружием случился в восемь лет, когда дедушка подарил ему на день рождения свою винтовку 22-го калибра — стрелять по пустым банкам и суркам (ну и по бездомным котам, когда никто не видел). После были учебный лагерь в армии, рейнджерские тренировочные лагеря, школа снайперов и полицейская академия. Со временем Байрон понял, что и недели не может прожить, чтобы не пострелять. Стрельба для него стала таким же естественным процессом, как дыхание. Нет, даже более естественным.

Сейчас он устроился в доме напротив, этажом выше захваченной квартиры. Он хорошо видел преступника, нечесаного и, скорее всего, пьяного. Перед собой налетчик удерживал женщину, обхватив ее шею толстой ручищей. В другой руке у него был пистолет, который он то приставлял женщине к виску, то направлял на детей. Снайпер посмотрел на соседнее окно — детишки все еще были там. Маленький мальчик, не старше трех лет, и девочка около одиннадцати. Ровесница сына Байрона. Оба до смерти перепуганы.

Он снова перевел взгляд на угрожавшего им мужчину и напрягся. Женщина перестала сопротивляться и безвольно болталась, словно кукла. Крови вроде не было, да и выстрела Байрон не слышал. Может, налетчик задушил ее? Или сломал шею? Вдруг женщина подняла руку и дотронулась до ладони мужчины. Байрон с облегчением вздохнул. Она просто осознала всю тщетность попыток сопротивления или же совсем лишилась сил. Зато теперь она лишь частично закрывала от Байрона лицо преступника. Прежде она беспорядочно вертела головой в разные стороны — худшее, что только может ожидать снайпера в подобной ситуации.

Налетчик начал дергать женщину туда-сюда, размахивая при этом пистолетом, точно дирижер палочкой. Байрон наконец разглядел оружие: тупорылый револьвер 38-го калибра, из тех, что в народе называют «пушка с субботней распродажи». Дешевый, но от этого не менее смертоносный.

Наблюдать за происходящим через оптику прицела было все равно что смотреть телевизионную передачу с выключенным звуком. Правда, телевизионщики уже давным-давно прекратили бы это шоу. Действие излишне мелодраматично, сценарий слишком надуманный. Собственно, Байрон и не знал, что же собой представляет история целиком. Может, это слишком бурная любовная ссора? Или сделка по продаже наркоты, пошедшая наперекосяк? А может, парень выбрал дверь наобум? Бывает, что люди совершенно случайно находят родственные души; а тут женщина и ее дети повстречались с самим дьяволом. Какой бы ветер ни занес мужчину в квартиру, этот же самый ветер поднял на ноги Байрона и его коллег — людей, чья работа заключается в том, чтобы не позволять нехорошим парням мучить слабых.

На женщине была форменная одежда официантки: светло-синяя с белой отделкой. Слева на груди висел беджик с именем и фамилией, но Байрон не мог их прочитать, поскольку женщина постоянно крутилась на месте.

Вдруг он ощутил к ней прилив симпатии. Двое детей, работа без всякой перспективы. Убогая однокомнатная квартирка, в которой «кухня» состоит из нескольких бытовых приборов и стойки, протянувшейся вдоль стены жилой комнаты. Байрон отчетливо видел розовую кафельную плитку, лежащий на стойке пластиковый пакет с — насколько он мог судить — потрошеными желудками, открытую упаковку с хлебом. А теперь еще и это.

Байрон прицелился мужчине в голову. Он собирался сработать чисто, исключить даже минимальную вероятность того, что в предсмертной судороге рука налетчика дрогнет, палец нажмет на спусковой крючок и еще одной невинной жертвой станет больше. Чтобы добиться желаемого, требовалось всего ничего: пробить пулей находящийся в задней части черепа мозговой ствол в дюйм шириной — у беспорядочно перемещающейся мишени. Между дулом винтовки и целью были оконное стекло и сто двадцать ярдов открытого пространства, где гулял порывистый ветер. И если даже пуля удачно просвистит мимо головы заложницы и попадет в цель, мощный заслон из зубов и костей может отклонить смертоносный цилиндр от прямого попадания в нервный ствол. Женщине этот промах будет стоить жизни.

— Как два пальца обделать, — пробормотал Байрон, совмещая перекрестье прицела с губным желобком — углублением между носом и верхней губой.

Сердце вдруг заколотилось сильнее, винтовка дернулась, и прицел сбился. Байрону было хорошо известно, что этот незаметный постороннему глазу спазм — не просто непроизвольный нервный тик из тех, что часто кладут конец карьере хирургов и снайперов. Нет, это движение исходило из самой его глубины, из той части сознания, которая говорила: «Байрон, перед тобой такой же человек из плоти и крови, как и ты сам».

Лоб под шапкой покрылся бисеринками пота. Ничего страшного — специальная защитная лента на внутренней стороне головного убора не позволит поту попасть в глаза. Тем не менее он зажмурился. Выждал секунду, другую… И вот он опять смотрит в прицел, и в перекрестье — голова налетчика. Желудок Байрона скрутило судорогой.

Скрип деревянного пола за спиной напомнил Байрону, что он здесь не один. Его наводчик — второй член стандартной полицейской снайперской команды — стоял на стуле и наблюдал за всем происходящим в сильный бинокль. Как правило, наводчик периодически сообщает о скорости и направлении ветра, перемещениях команды SWAT, местонахождении заложников. В данном случае было бы неплохо, если бы он отслеживал положение детей, с тем чтобы снайпер мог полностью сосредоточиться на цели. Но этот наводчик был не такой, как остальные. Все время, что они находились на позиции, — а это без малого три часа, — он хранил молчание.

Три часа. А случается, что вся операция занимает считаные минуты.

Впрочем, чаще это бывает игра в «ожидалки».

Получив краткую вводную, Байрон выбрал для позиции подходящее здание и, перебрав несколько возможных вариантов, в итоге остановился на этой заброшенной комнате. В спертом воздухе витал застарелый, но вполне отчетливый запах чего-то гниющего, однако нос Байрона быстро привык к вони. Очень аккуратно он вынул стекло из рамы — открытые окна обычно вызывают подозрение, а стреляя через стекло, нельзя рассчитывать на «снайперскую» точность. Образовавшийся проем Байрон завесил марлей, которая, с одной стороны, скрывала то, что происходит внутри, с другой — не мешала стрелку следить через оптику за целью.

Покончив с окном, Байрон соорудил себе из двери и двух стульев подобие лежака. На нем можно было удобно расположиться, и вид открывался отличный.

Наводчик, который был свидетелем всех манипуляций, не проронил ни слова, и это вполне удовлетворяло Байрона. Он предпочитал лично проверять каждую мелочь.

Первые два часа Байрон лежал и ждал кодового слова. «Красный» означало выход снайпера из игры, «зеленый» — команду стрелять. Примерно пятьдесят минут назад он получил разрешение нажать на спусковой крючок. Очевидно, за тем парнем тянулся длинный след «подвигов». Перед тем как взять в заложники женщину с двумя детьми, он серьезно ранил отверткой своего бывшего работодателя. Где-то в спокойной обстановке лидер группы захвата собирал информацию, поступающую от снайперских команд, следователей, психолога, специалиста по ведению переговоров. Исходя из полученных данных, он сделал вывод, что в данном конкретном случае есть все основания вынести налетчику суровый вердикт: смерть.

Байрон не был так уверен. Вопреки всей своей снайперской мудрости он никогда не забывал, что его мишени — живые люди; что это мужчины (как правило), которые когда-то были юношами, надеющимися и удивляющимися, которые любили и были любимы и которые по тем или иным причинам сбились с праведного пути. Обладай Байрон правом выбора, он предпочел бы мирное решение. Но выбирал не он. Все зависело от поведения парня в перекрестье его прицела. Если преступник угрожает другим людям, если возникает вероятность, что он может их ранить или убить, — тогда Байрон обязан его уничтожить.

Так вот снайпер и провел на позиции три часа, не спуская глаз с цели, готовый действовать в любую секунду.

— Приятель, давай пристрели его, — прошептал наводчик, который пришел в заметное возбуждение. — Тебе дали зеленый свет.

Однако Байрон и ухом не повел.

Мужчина в квартире отвернулся от окна и, кажется, прокричал что-то в сторону двери. Снайпер поймал в перекрестье прицела расположенную прямо над ухом точку — местонахождение моторной зоны коры головного мозга. Попадание в нее также гарантировало мгновенную смерть. Приклад винтовки Байрон поудобнее упер в плечо; компенсатор полета пули, призванный погасить возможное отклонение, вызванное расстоянием и перепадом высоты, был отрегулирован заранее.

Беспокойство вызывал только ветер. Он быстро крепчал, и все новые порывы налетали из долины. Байрон посмотрел на болтающуюся на телеграфных проводах тряпку — для этого даже не требовалось отрываться от окуляра прицела, достаточно было открыть другой глаз. По этой тряпке Байрон судил о скорости ветра. Перед самым выстрелом необходимо будет сделать «кентуккскую поправку», а именно чуть-чуть переместить перекрестье влево.

Вдруг налетчик резко повернулся и дважды выстрелил в направлении двери. Очевидно, переговоры проходили неудачно. Сохраняя ледяное спокойствие, Байрон опустил указательный палец на спусковой крючок. Он знал с точностью до унции, какое усилие прикладывает к четырехфунтовому спусковому механизму и в какой именно момент боек передаст ударное воздействие капсюлю патрона. Губы Байрона шевелились в беззвучной молитве.

В приступе ярости преступник в квартире напротив с силой швырнул женщину на пол возле окна и навел на нее пистолет. Женщина закричала, хотя Байрон не услышал ни звука.

Ветер еще усилился; тряпка на проводах поднялась почти горизонтально. Байрон сделал неглубокий вдох, задержал дыхание и потянул на себя спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, приклад привычно ударил в натренированное плечо. Байрон даже не почувствовал отдачи. Он замер в неподвижности — опытные стрелки называют это секундной задержкой; ни в коем случае нельзя шевелиться сразу после выстрела, чтобы — не дай бог! — ствол оружия не повело и пуля, еще не успевшая покинуть ствол, не ушла в сторону. Байрон видел, как свинцовый цилиндрик вонзился в плоть и налетчик упал.

Приникнув к окуляру и дослав патрон, снайпер внимательно следил, не пошевелится ли жертва.

— Точно в голову, — объявил он наводчику.

— Готов, — отозвался тот и начал передавать информацию в микрофон, потом выдернул шнур наушников из портативной радиостанции, и комнату моментально наполнил гул голосов.

Дверь в квартире напротив распахнулась, и туда устремились мужчины и женщины. Они столпились вокруг неподвижного тела, кто-то присел возле него на колени; все наперебой показывали на аккуратную дырочку прямо под носом налетчика. Женщина с короткой стрижкой в полицейской форме изучала пулевое отверстие в оконном стекле. Удовлетворившись осмотром, она подняла голову, нашла глазами «укрытие» Байрона, улыбнулась и помахала рукой. Позади нее дородный усатый коп подхватил под мышки тело, демонстрируя его Байрону. Один из полицейских воздел кверху большой палец руки.

По спине пробежал холодок, и Байрон постарался быстрее его прогнать.

После того как в течение трех часов он непрерывно заставлял себя думать о цели как о живом человеке, теперь очень тяжело было перестроиться и воспринимать все как оно есть на самом деле: что это не реальный налетчик, а аниматронная кукла, используемая для ответственных тренировок и состязаний снайперов экстра-класса.

Всеми движениями манекена управляли кукловоды, устроившиеся так, чтобы их случайно не зацепила пуля. Байрон еще раз посмотрел в прицел на лицо «налетчика». Сделанная из латекса кожа казалась вполне настоящей. Даже глаза закатились назад, и рот широко открылся. Настоящие трупы — а их Байрону довелось повидать немало — выглядели практически так же.

Женщина-полицейский вытаскивала из комнаты манекен, изображавший заложницу. Байрон посмотрел на соседнее окно. «Дети», сваленные рядышком на полу, казались именно тем, чем были, — грустными куклами. Еще пару минут назад все было так живо, так реально, но теперь иллюзия стремительно таяла. Когда Байрон снова посмотрел в прицел, какой-то весельчак танцевал в обнимку с манекеном налетчика, а фотограф пытался сделать снимки пулевого отверстия.

Байрон выпустил из рук винтовку, та закачалась на сошке и уткнулась прикладом в находящийся рядом мешок с песком. Байрон перевернулся на бок. Немедленно хрустнули суставы, а мышцы протестующее взвыли. Он взглянул на «наводчика» — на самом деле такого же высококлассного снайпера, который вызвался помочь в судействе состязания.

— Староват я становлюсь для этого дела, Джек, — заметил Байрон.

Джек обошел лежак и протянул приятелю руку.

— Дружище, это было бесподобно!

Голос его, сильный и ровный, прозвучал более чем убедительно. Они пожали друг другу руки. Мгновение Байрон ожидал, что Джек сейчас боднет его головой или выкинет еще какую-нибудь подобную штуку — такая безобидная чепуха обычно снимает напряжение. Вместо этого Джек повернулся и опустился на лежак рядом с Байроном. Из нагрудного кармана он достал сигареты, выщелкнул себе одну и предложил пачку приятелю.

Байрон сидел, уставившись прямо перед собой невидящим взором. Мыслями он возвращался к «преступнику», «заложникам», выстрелу. Вдруг он повернулся и прильнул к прицелу.

Тем временем Джек не удержался от очередной похвалы:

— Старик, ты здорово справился. — Он выпустил в сторону Байрона облако дыма. — Кретин Хэнсон оторвал нашему «налетчику» ухо. Шуман, эта примадонна, ведет себя так, словно его задница круче всех и скоро о нем будет говорить вся страна. Увы, но этот парень застрелил заложницу, — добавил Джек, кривляясь.

Он продолжал тараторить, наслаждаясь возможностью прервать трехчасовой обет молчания, но для Байрона слова его были не более чем фоном — смысла он не улавливал.

Изображающие детей куклы напомнили ему один реальный случай, когда он был не столь точен, когда в схожей ситуации преступник оказался только ранен и успел несколько раз выстрелить из «глока»…

Один из «детей» вдруг дернул головой и посмотрел прямо в глаза снайпера. Сердце Байрона едва не выскочило из груди.

Через мгновение «ребенок» исчез из поля зрения. В соседнем окне промелькнул полицейский, который небрежно тащил куклу за ногу к выходу из квартиры.

Байрон зажмурился и беззвучно застонал. Научится ли он когда-нибудь не принимать все так близко к сердцу? Он в этом сомневался.

— Старик, — пихнул его локтем в бедро Джек, — нам нужно… Эй, что с тобой?

Снайпер поднес руки к щекам и обнаружил, что они мокрые.

— Да какое-то насекомое в глаз залетело… и дым этот.

Он замахал рукой, разгоняя тонкую струйку сигаретного дыма.

Джек подозрительно взглянул на приятеля и поднялся.

— Ладно, пойдем отсюда. Столы накрыты, пиво стынет.

Кивнув, Байрон напоследок посмотрел на занавешенное марлей окно. В окнах напротив было темно.