После завтрака Антуан отправился на прогулку – просто так, без какой-либо определенной цели. Дорога привела его к скалистому берегу. Серая, как сталь, вода перекатывалась волнами. Пенясь, они врезались в берег и уползали прочь, чтобы снова начать свой разбег, – и так без конца и края.

Антуан поискал взглядом маяк на острове Дьявола и нахмурился. И кому только пришло в голову там поселиться? Еще он подумал, что название департамента, в котором он находится, – Финистер, не зря производят от латинского «finis terrae», что означает «край земли».

Сам Антуан родился и вырос в Кемпере, куда по службе перевели его отца – чиновника. Будущий инспектор полиции ходил в местную школу и привык с детства говорить на двух языках – французском и бретонском, но потом судьба забросила его в Париж, который с легкостью перемалывает и людей покрепче, чем провинциал из Финистера. Непрочные связи, еще соединявшие его с Бретанью, почти все оборвались после отъезда, да и бретонский язык он успел подзабыть, обретаясь в столице. «Да и потом, какой из меня бретонец? Отец родом из Прованса, с материнской стороны бабка – ирландка… Правда, Мариэтта всегда говорила, что упрямство у меня – исконно бретонское. Этого уж не изменить. Да, точно».

Бросив последний взгляд на океан, на лодки рыбаков и бездействующий маяк, Антуан повернулся и, засунув руки в карманы, зашагал прочь. Мысли его неотвязно крутились вокруг незнакомцев, которые рискнули поселиться на острове с такой дурной славой, и он решил во что бы то ни стало узнать, кем они являлись и что, собственно говоря, им было нужно в этих краях.

Вообще-то проще всего было бы попросить тетку навести соответствующие справки, и можно не сомневаться, что уже к вечеру Антуан знал бы всю подноготную чужаков, но инспектора не прельщали легкие пути. Конечно, Мариэтта была бы только рада услужить племяннику, но это означало, что ему не придется ничего делать самому – только высказать просьбу и ждать, когда ее выполнят. Другое дело – если он сам отправится в бистро, центр местных сплетен, или отыщет папашу Руайера, у которого чужаки купили лодку, и попытается разговорить его. Трудность дела усугублялась тем, что бретонцы – народ недоверчивый, не склонный к излишним откровениям, и Антуан не удержался от азартной усмешки, представив, сколько усилий ему придется приложить для достижения своей цели.

«Во-первых, приглашу Руайера выпить со мной стаканчик, во-вторых, поинтересуюсь, как его дела, а потом уже можно будет навести разговор на главное…»

Тут он увидел, что находится возле дома кюре Жозефа. Сам священник, высокий, тощий мужчина средних лет, стоял в саду, опираясь на лопату, и мрачно смотрел на ростки у своих ног.

Местные жители очень уважали кюре Жозефа, даром что он был не бретонец, а француз. Когда однажды налетела буря и одна из лодок не вернулась с лова рыбы, кюре молился в церкви всю ночь напролет, пока не пришло известие, что часть потерпевших крушение рыбаков подобрал проходивший мимо корабль и таким образом спас им жизнь. Сам кюре жил скромно, не вызывая пересудов, и был только один момент, который если не делал его притчей во языцех, то, во всяком случае, не на шутку интриговал прихожан. Дело в том, что кюре ненавидел тыквы.

Об этой странной неприязни стало известно, как только кюре Жозеф обосновался в деревне, но что осталось тайной, так это причина, породившая столь необычное отвращение. Любое упоминание о тыкве – или, не дай бог, ее появление в любом виде – выводило обычно спокойного и рассудительного священника из себя. Было доподлинно известно, что когда на местном базаре продавали тыквы, кюре нарочно делал крюк, чтобы обходить его стороной. На человека, который простодушно признавался, что ничего не имеет против пирогов с тыквой или тыквенных семечек, отец Жозеф смотрел так, как будто его собеседник только что вступил на дорогу, прямиком ведущую в ад. К несчастью, сам кюре любил возиться у себя в саду, и дьявол, который, должно быть, уже давно размышлял, как ему подступиться к практически безгрешному священнику, с радостью ухватился за эту возможность. Словом, когда отцу Жозефу пришла в голову фантазия выписать по почте семена каких-то необыкновенно вкусных и притом неприхотливых огурцов, отправитель, само собой, перепутал и прислал семена тыквы. С той самой поры жизнь кюре превратилась в кошмар. Тыквы захватили его маленький уютный садик и навели там свой рыжий пузатый порядок. Как ни бился кюре, как он ни воевал с захватчиками, сколько ни пытался растить на своей земле кабачки, редис или картофель, все было тщетно: единственным, что ему удавалось на славу, оставались тыквы. Они плодились и множились, вырастая порой до гигантских размеров, так что в конце концов слава о священнике, у которого в саду растут тыквы необыкновенной величины, дошла до самого Кемпера, и оттуда прислали доходягу-фотографа, который запечатлел для вечности кюре, стоящего с видом мученика среди грядок, заполненных глыбообразными чудовищами. И хотя продажа рыжих монстров приносила кое-какие деньги, отец Жозеф оставался безутешен и то и дело предпринимал новые попытки разделаться с возмутителями своего спокойствия. Видя сейчас выражение лица священника, Антуан подумал, что тот, должно быть, опять проиграл и что, стало быть, тыквы снова вырастут на славу.

– Доброе утро, господин кюре! – крикнул инспектор.

– Доброе утро, господин Молине, – сдержанно ответил священник. – Вы уже слышали новость?

– Какую?

«Уж не расскажет ли он мне о тех, что поселились на острове Дьявола? Ну-ка, ну-ка… А ведь в самом деле: кюре наверняка должен быть в курсе, что это за люди. Хоть он и кажется человеком, погруженным в себя, на самом деле он очень даже хорошо замечает все, что происходит вокруг…»

– Фредерик Варен сбежал, – объявил священник.

Антуан остолбенел.

– Вы шутите, надеюсь?

– Какие тут могут быть шутки? – устало ответил кюре. – Уже вчера ходили об этом слухи… Даже до нас докатились. Представляете, мэр Кемпера запретил давать информацию в газеты – боялся, что это скажется на его репутации… и на репутации властей, само собой. Они надеялись быстро схватить Варена после того, как он скрылся, и привести смертный приговор в исполнение, но он, ясное дело, бежал не для того, чтобы снова попасться…

Антуан слушал священника, и на скулах инспектора перекатывались желваки. Фредерик Варен бежал, а это значит… Значит, что ни одна женщина в Бретани не может чувствовать себя в безопасности. На счету этого подонка восемь убийств, совершенных с особой жестокостью, а теперь, когда он на свободе, сколько еще беззащитных женщин он убьет?

– Черт побери! – вырвалось у инспектора. – Простите, господин кюре… Но как? Как вообще получилось, что он сумел бежать? Я думал, местная тюрьма вполне надежна…

Тут он совершенно некстати вспомнил, что знаменитый преступник Видок, ставший впоследствии не менее знаменитым сыщиком, когда-то ухитрился сбежать именно из вполне надежной кемперской тюрьмы, и разозлился.

– Пройдемте в дом, – предложил кюре. – Снаружи холодно… И учтите, – продолжал он, – я знаю только то, что мне рассказали. Возможно, ваши коллеги сообщат вам больше подробностей.

– Я здесь на отдыхе, – сердито бросил Антуан.

– А я разве говорю, что нет? – прищурился его собеседник.

Мужчины устроились в небольшой гостиной, и кюре достал бутылку сидра. С точки зрения Антуана, или той части генов, которая досталась ему от бабушки-ирландки, это был не алкогольный напиток, а лишь паршивенький лимонад, но инспектор помнил, что священник приехал из Нормандии, где без сидра не мыслят свою жизнь, и смирился.

– Вы еще не забыли шторм? – спросил отец Жозеф. – Так вот, Кемпер он тоже затронул, но им казалось, что все обойдется, потому что город не стоит на берегу.

– Я там родился, – сухо заметил Антуан, давая понять, что урок географии сейчас ни к чему. – Какое отношение шторм имеет к бегству Варена? Его что, унесло ветром?

– Не совсем, – усмехнулся священник. – Но давайте по порядку. Итак, вчера утром Варена под конвоем вывели из тюрьмы. Палач и его помощники, мэр и прочие, кому полагается присутствовать на казнях, стояли возле гильотины. Также присутствовали несколько зрителей, которые собрались тут же, несмотря на ранний час. Варен, как мне сообщили, был бледен как полотно и дрожал от холода, потому что был в одной рубашке и брюках. Помощники палача подошли к нему, чтобы уложить его на доску. Один из помощников сказал, что он должен снять рубашку, она не нужна. Варен стал расстегивать пуговицы, и тут, вообразите себе, под порывом ветра сломалось дерево, которое росло неподалеку… какой-то старый вяз. Он обрушился на толпу, оглушил палача и ранил несколько человек. Возникла суматоха, люди стали метаться…

– И Фредерик Варен сбежал?

– И Фредерик Варен сбежал, – эхом откликнулся священник. – Еще сидра?

Но Антуан Молине был так расстроен, что в этот момент не отказался бы даже от содовой, и молча подставил стакан.

– Этому сукину сыну повезло как не знаю кому, – в сердцах сказал он, залпом выпив полстакана сидра. – Только вот Кемпер – не Париж, скрыться там не получится. Особенно после его художеств, – последнее слово инспектор произнес с особенной злостью.

– Тем не менее его до сих пор не сумели схватить, хотя вчера прочесали весь Кемпер вдоль и поперек, – безмятежно отозвался кюре. – Не исключено, что он успел покинуть город.

– Значит, будут еще убийства, – мрачно подытожил Антуан, ероша волосы. – Черт! Воображаю, каково теперь Жеже… Он-то надеялся, что положил им конец!

– Вы о Жераре Кервелла, который его арестовал?

Антуан кивнул.

– Мы с Жераром дружили в детстве. Потом я уехал, а он остался. Его повысили до комиссара, когда он фактически взял Варена с поличным… Нашел отрубленную голову в его комнате.

– Да, я читал газеты, – кивнул кюре. – Но я не знал, что он ваш друг.

– Как по-вашему, куда он может деться?

И Антуан, и его собеседник отлично понимали, что вопрос задан вовсе не по поводу новоиспеченного комиссара.

– Откуда мне знать? – ответил священник.

– Я просто думал, что это по вашей части. Ну там… Дьявол, и все такое прочее.

– А я-то думал, по моей части Бог и все такое прочее, – усмехнулся кюре. – Неужели я ошибался?

В его словах таилось столько тонкой иронии, что инспектор, который по привычке считал, что любого своего собеседника видит насквозь, был застигнут врасплох.

– Простите, – смутился Антуан. – Я хотел сказать… Я совсем не это имел в виду.

– Нет, мне, конечно, лестно, что вы сочли меня специалистом, – заметил его собеседник с улыбкой. – Только я вряд ли сумею сообщить вам что-нибудь новенькое. Конечно, человек в его положении попытается где-то спрятаться, только… Только ему надо есть, надо спать и быть уверенным, что его не схватят. Нужны деньги, которых у него нет, нужна одежда, потому что человек в одной рубашке при такой погоде неминуемо привлечет внимание. Так что, с какой стороны ни посмотри, он обречен.

Антуан, уже допивший свой сидр, мрачно барабанил пальцами по столу.

– Возможно… Но если он бежал из Кемпера, его могут искать еще очень долго.

– Вас что-то беспокоит? – спросил священник, испытующе глядя на своего собеседника.

– Не то чтобы беспокоит, но… – Антуан неопределенно повел плечом. – Остров Дьявола. Вам что-нибудь известно о тех, кто решил там пожить?

– Вы спрашиваете меня как полицейский или?..

– Я-то? – Антуан вздохнул. – Боюсь, что как полицейский. Так что не обессудьте…

– Я узнал обо всем этом еще две недели назад и очень удивился. Впрочем, учитывая обстоятельства, это может быть вполне разумным вариантом.

– Что именно?

– Дом на острове снял муж, чья жена сошла с ума, – пояснил кюре. – Его зовут Фализ, Эжен Фализ. Он рантье, жил в Париже, женился… и вдруг такое несчастье. Доктор сказал, что морской воздух и уединение могут привести несчастную женщину в чувство, хотя надежды немного. Остров привлек мсье Фализа тем, что за дом запросили очень недорого.

М-да. Вот тебе и великая тайна, над которой инспектор ломал голову все утро. Чокнутая жена и экономный, но любящий муж, который никак не решится отделаться от супруги и засунуть ее в лечебницу, где ей самое место.

– И сколько всего человек будут жить на острове? – спросил Антуан, раздосадованный тем, что ларчик открывался так просто.

– Сколько? Подождите… Мсье Фализ, его жена и трое слуг. Точнее, двое слуг и служанка. Итого пять человек. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Вполне, – искренне ответил Антуан, поднимаясь с места. Он поискал, что бы такого сказать собеседнику на прощание, и отважно добавил: – Должен сказать, ваш сидр – лучший, что я пил за последние десять лет!..