Максим глазам своим не верил. Мало того, что в лесу оказалась Алла, так еще и Валька полез ее обнимать, будто мелкий. Кто еще обнимается? У взрослых людей так не заведено, если, конечно, речь не идет о перепихе. Перепих – дело понятно, там уж как удобно прихватил и ни о чем другом не думаешь. А сейчас-то зачем прижимать Алку к себе? Ему стало даже как-то стыдно за приятеля.

– Но что ты тут делаешь? – то ли с восхищением, то ли с испугом спросил Валька у нашедшейся девушки. – Ты потерялась или… Сбежала?

– Сбежала. – Она сложила губы в свою вечную странную ухмылку и рассматривала носки обуви. И было на что посмотреть: эти тапки имели кожаный верх, как те, что снял Максим с убитого озерного. – Теперь не знаю, куда идти.

– К нам! Домой! – Валька схватил ее за руку и потащил за собой. – Ты же холодная как лед!

– Не говори про лед… Страшно как! Я видела, как муты из воды полезли. – Алла вырвала руку и поправила тапку, которая была ей очень велика и едва не свалилась с ноги. – Валечка, я боюсь в Цитадель идти. Я утром подкралась тихонько, с Машей переговорить смогла. Она говорит, что всех баб, кроме беременных, забрали. А Маша не беременеет, как и я. Она сказала, что лютые все стали и бьют ее часто. И еще рассказала… Не пойду я в Цитадель.

Валька удивленно посмотрел на Максима, но тот лишь пожал плечами. Да, действительно, Маше приходилось несладко, а пару дней назад она кричала почти всю ночь в «оружейке», а утром на ее щеке появился страшный ожог. Правда, он связывал воцарившуюся в Цитадели жестокость не с отсутствием большинства женщин, а с людоедством и голодом. В любом случае, это было не его дело.

– Куда же ты пойдешь? В лесу замерзнуть хуже, а ночью так и случится. – Максим подумал о костре, но, смерив взглядом худенькую фигурку Аллы, покачал головой. Если и продержится всю ночь, утром точно уснет и околеет. – Возвращайся тогда в Березовый сруб. Кстати, ты зачем сбежала-то от них? Говорят, там тепло, кормят и не обижают.

– У березовцев не так уж плохо, – согласилась Алла. – Когда оставили, то много расспрашивали о нашей жизни, но не обижали, это точно. Кормили немножко, работа не очень тяжелая была, как у всех. Но потом они нас, с другими бабами, озерным отдали. Такой у них договор. Только я слышала, как они ругались: озерные больше хотят, а березовские только обещают. Ну, так я слышала, точно не знаю… А вот у озерных плохо. Они ненавидят нас всех после того, что на «торге» случилось. Ольке Рябой глаз выбили, а с Леной, той, что темненькая, не знаю, что сделали, только померла она через два дня. Почти не кормили, пить давали мочу свою и на работы гнали самые плохие. На ночь оставляли на улице… Мертвых есть заставили. Ну, бабы ели, а я не могу… Плохо там. Я сделала вид, что помираю, меня и оставили на день. Я сбежала, вот украла у них тряпье.

Максим оперся на ближайший ствол. То, что березовцы как-то договорились с озерными, его не очень удивило, что-то подобное он и подозревал. Но дурочка Алка, которая смогла всех перехитрить и сбежать – это было что-то новенькое! Зато Валька чуть не заплакал, он опять схватил девушку за руки.

– И как же ты теперь?

– Не знаю. – Алла все разглядывала свою обувь. – Назад нельзя мне, убьют. И к березовским нельзя, они вернут озерным. К Андрею не пойду. Я уж знаю, какой он, и Косой тоже. Да все они! Тут останусь, замерзать буду. Я и к вам идти не хотела. Зачем?

Валька беспомощно посмотрел на друга. Тяжело вздохнув, Максим отвел его в сторону. Они с Аллой дружили, еще когда были мелкими, точнее – детьми, ведь тогда община жила иначе. За это Вальку дразнили, ведь девочка и тогда отличалась странным поведением. Потом случился вынужденный переезд в Цитадель, погибли или обратились один за другим последние старшие, которые помнили старый мир, и все стало иным. В те годы Максим и не замечал скорости изменений, и только теперь мог их оценить. Община одичала. Да, еще в Старой крепости женщины дразнили своих подруг, которые не могли забеременеть, – они были обречены в скором времени обратиться в самку мута. Но когда их стали презирать, называть «порчеными» и другими словами? Как-то незаметно это стало естественным. К тому же Алка с ее вечно отсутствующим выражением лица была идеальным объектом для травли. Валька и некоторые старшие женщины – вот и все, кто с ней общался. Но женщины предпочитали дружбы с ней не афишировать, а Валька сам был «порченым»: с рождения хромал. Максим ни к одной девчонке никогда не был привязан. Когда он достаточно подрос, чтобы потянуло к женщинам, нравы в общине стали уже куда проще, чем прежде. Каждая из «порченых» считала своей обязанностью переспать с каждым повзрослевшим мальчиком: а вдруг получится? Тогда хотя бы на девять месяцев можно перестать бояться обращения. Было у него как-то раз и с Алкой, но давно, Максим почти не помнил. «Любовь», «привязанность», «пара на всю жизнь» – все это были непонятные слова из детства, ничего не значившие в реальной жизни. Вот только, кажется, не для Вальки.

– Может, и лучше будет, если она тут замерзнет, – отводя глаза, сказал Максим. – Если приведем в Цитадель, то Андрей ее допросит. Узнает, конечно, что березовские имеют какой-то договор с озерными, баб наших им отдают… Ни к чему это. Он и так не знает, что делать, и готов опять натворить глупостей.

– Нельзя ее Андрею отдавать… – нахмурился Валька. – Она никому не рассказывала, как они с ней обошлись, а мне рассказала. Нельзя Аллу отдавать Андрею. И никому нельзя ее отдавать. Надо ее спасти.

– Вот как ты заговорил? – Максим искренне удивился. Храбрости за Валентином с детства не водилось. – Что же ты никогда не пытался ее защитить? И березовским легко отдал.

– Я думал, ей там лучше будет! И как я мог бы Алку защитить? Я не ты. Я только пожалеть могу. А ты мог бы много кого защитить, но не хочешь.

– Тебя защищал! – хмуро возразил Максим, но и сам не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Год за годом он все сильнее замыкался, предпочитая ни во что не вмешиваться и мечтать о том, как однажды уйдет из общины, где, кроме Вальки, у него и близких людей-то не было. – И не надо говорить, что я мог бы защитить многих. Для этого мне пришлось бы стать Главным, а для этого…

– Для этого надо было убить Андрея, как я предлагал. Только что теперь говорить? Теперь ничего не исправишь и Андрея не убьешь: он начеку. А еще рядом с Андреем такие, как Косой или Крот, они еще хуже и глупее. Общину не спасти. Но придумать что-то, чтобы спасти Алку, мы можем!

– Что ж ты предлагаешь? – Максим с усмешкой взглянул на солнце, почти скрывшееся за верхушками деревьев. – Повернуться и пойти искать ей другую общину, хорошую? Таких, может быть, на всей земле уже не осталось, везде или дикие, как мы, или еще хуже. Я ни за кого отвечать не собираюсь! Уйду один.

– Ты же меня звал! – напомнил Валька.

– Больше не зову. Кроме того, еще слишком холодно, я и сам пока никуда идти не собираюсь. В общем, Валька, оставь ты лучше эту дурочку здесь.

– Нет! – Валя стал отступать к застывшей под елью Алле. – Я с ней пойду к березовским! Я им скажу, что так нельзя поступать, что озерные калечат и убивают наших. И пусть они решают, что хотят. Пропадем вместе. Ты сам говорил, что нельзя дичать! А теперь что вышло? Мы едим человечину и ведем себя как дикари! Я больше не буду!

– И мясо не будешь есть? – хмыкнул обиженный Максим. – Ну, тогда иди полови рыбки на дорожку. Прорубь есть, удочки рядом валяются.

Его единственный друг взял за руку Аллу и стоял на месте, довольно тупо пялясь на Максима. «Ему, наверное, кажется, что он смотрит на меня… с вызовом, кажется, так это называется. Или – называлось? – Максим поежился от холода и поплотнее укутал шею куском скользкой, тонкой ткани, который подобрал с утра в спальном помещении. – Не останется он здесь. И к березовским, скорее всего, не пойдет, я его знаю. Почти стемнело, все морознее становится, а тут идти-то порядочно. Наверняка притащит свою дурочку в Цитадель. Там ее Андрей и допросит, и что из этого выйдет – никто не знает. А ведь все, чего я хочу, – чтобы ничего не менялось еще хоть дней двадцать. Раньше это, кажется, месяцем называлось. Тогда весь снег сойдет, и лес немного подсохнет, и можно будет идти прочь. Забыть обо всех них хоть на день!»

– Тебе будет нужна еда на первое время! – вдруг сказал Валька. – Летом можно личинок искать, муравьев. Лучше всего, конечно, уходить ближе к осени: ягоды пойдут. Если ты весной уйдешь, то ничего не найдешь пожрать-то.

– Ничего, помышкую! – буркнул Максим, который и сам осознавал все трудности весеннего побега. Но сачок присмотрел заранее и нашел хорошее местечко, чтобы его припрятать: если не мышей, то уж лягух он надеялся по дороге добывать. – Я на юг пойду. Там теплее, дядя Толя рассказывал. Быстро приду туда, где уже лето.

– Все равно, – заупрямился Валька. – Обидно будет подыхать от голода. А муты? Встретишься с одним даже, а от голода не сможешь с ним драться. Еще Алла знает, какие травки можно есть.

– Что значит «еще»? – не понял Максим. – Ты к чему это?

– Возьми ее с собой, и я пойду. Только надо еды запасти хоть немножко. Вот если мы хлеб есть не будем или хоть половину будем откладывать из того, что березовские дают, то получится запас! – Валька завелся: ему и правда казалось, что из этой малости можно еще половину отложить. – Еще я знаю, где можно достать. У Маши. Она же повариха, у нее припрятано наверняка. Я ей отдам тот обломок ножа, что мне достался, когда мутов разделывали, помнишь? Железо всегда в цене. А Маша даст нам хлеба или хоть муки.

– Ты точно знаешь, что у нее припрятано? – Максим сделал шаг к другу, соображая про себя: надо бы узнать, где Маша хранит запасы. Тогда, уходя, можно будет забрать все, а не только то, что она отдаст за обломок лезвия. – Она должна очень хорошо прятать, потому что Андрей ее не просто убьет, он ее головой в печь засунет, если узнает!

– Она хорошо прячет, – кивнул Валька. – Иначе мы с Аллой знали бы где. Ну вот, договорились? Идем, поменяем мой обломок. И чуточку, из моей доли, отдадим Алке. Мы ее спрячем.

Максим закатил глаза к темнеющему небу. Ну, конечно! Разве этот упрямец о чем-то другом, кроме спасения Алки, будет думать? А ведь даже не вспоминал о ней с зимы! В лесу стало уже совсем темно. Отсюда было видно, как луг, за которым находилась Цитадель, накрывали длинные тени. Пока дошагают до остатков стен – будет уже совсем темно.

– Ей придется спрятаться в какой-нибудь из ям, что остались, когда основания стен выворачивали. – Максим как мог сурово посмотрел на девушку. – Там сыро, но сидеть будешь тихо и ждать. Если кто-нибудь тебя увидит, Вальке будет плохо. Ясно?

Алла мелко закивала, и Максим понял, что она совсем замерзла, несмотря на теплое тряпье. Он первым зашагал к Цитадели, зная, что малахольная парочка последует за ним. Сзади время от времени долетали какие-то восклицания, но Максим не прислушивался. Он думал о Маше-поварихе. Как он сам не догадался! Она всегда имела доступ к пище, и уж если кто мог что-нибудь припрятать, то это именно она. Конечно же, в голодное время она должна была именно так и поступить. Когда пришли березовские, большую часть оставшейся муки и соленых лягух вынесли в лес вместе с оружием, там они эти припасы и нашли. Но у Маши наверняка были и другие тайники. Если до них добраться… Отвращение Максима к родной общине, к их жизни и к самому себе достигло такой степени, что он был бы готов уйти и прямо сейчас, ночью.

«На юг или к морю? – думал он, высматривая в сумерках Цитадель, которую теперь издалека было не так-то просто узнать. – Наверное, сначала на юг, чтобы быстрее тепла дождаться, а уж потом к морю. Там соль, а где соль, там зимовать проще. Если я дотяну до зимы, конечно… Буду идти очень тихо, осторожно, чтобы людей первыми замечать. Буду присматриваться к ним и решать: выходить или дальше идти. А вдруг встретится община, где люди живут, как люди? Может быть, у них и огнестрельное оружие есть? Эх, мечты… Скорее надо думать: сколько дней мне надо идти на юг, чтобы стало жарко? Был бы жив дядя Толя, он бы смог посчитать. Он умел хорошо считать, как и все они, из старого мира».

– Иди между нами! – приказал Максим, остановившись. – Слышишь, Алка? И голову не поднимай. Пусть думают, что это кто-то из малолеток, за ними никакого пригляда нет.

– Мне кажется, Андрей давно уже постов не выставляет… – Валька удивленно покосился на товарища. – Ему даже Косой говорил, что хорошо бы от мутов остеречься, скоро тепло. А Андрей сказал, что пусть березовские теперь смотрят, а когда они в свой Сруб уходят, то наши все здесь, а на остальных плевать.

– Мы ничего не знаем о постах березовских, – со вздохом объяснил Максим. – Им, может, не понравится, что Алка сбежала, а мы ее прячем. Кроме того, в самой Цитадели всегда кто-то снаружи ходит, посматривает, пока не стемнеет. Тогда только двери закрываются. Кстати сказать, мы сегодня первый раз так поздно спать идем. Как бы снаружи не остаться, вот это будет весело! Андрей нам сегодня мяса не дал – может, и ночевать не пустит!

– Не очень-то и хотелось мне его мяса… – нагло соврал Валька, глядя на Аллу. – Мы костер в лесу будем жечь, не пропадем. Хоть весь лес спалим!

– Разошелся… – проворчал Максим.

У входа в оранжерейный блок печально перетаптывались двое малолеток.

– Что вы так долго?! – нахально напустились они на подошедших. – Главный сказал все двери закрыть, эта последняя! Вовик нам сказал вас ждать!

– Дождались? – грозно спросил Максим, закрывая плечом Аллу. – Тогда проваливайте, мелкие гаденыши!

Негромко огрызнувшись, оба скрылись в Цитадели. «Хороша у нас охрана! – мысленно усмехнулся Максим. – Они бы и сами не заметили, как их муты жрут. А потом – дверь открыта! Внутри темно, пока факелы запалят – половину порвут!» Они нашли во дворе подходящую яму и посадили туда Алку, припорошив сверху снегом.

– Надо побыстрее! – прошептал Валька, когда друзья оказались в душном, но теплом помещении. – Она совсем холодная.

– По мне: замерзнет, так меньше беды!

Они прошли по холодным коридорам и, отворив дверь, заглянули в спальное помещение. Печная дверца была прикрыта неплотно, и они без труда рассмотрели, что примерно половина мест была занята. В который раз Максим удивился: община сократилась более чем вдвое и продолжает терять людей, а он почти ничего не чувствует. Все заслонило страстное желание уйти. И это не был инстинкт самосохранения. Максим не хотел умереть здесь, по-дикарски. В то же время ему было понятно, что шансов на другую жизнь тоже немного. Скорее всего, беглеца ждала смерть. Но почему-то очень важно было совершить хотя бы попытку.

– Маши, кажется, нет! – Валька быстро прошелся между спящими и вернулся к приятелю. – Мелкие обнаглели, уже и тут некоторые устраиваются! Но большинство пока на старом месте. Надо заглянуть на всякий случай, хотя что Маше там делать?

– Проверь, – кивнул Максим. – А я в трапезную. Она там часто ночевала.

В трапезной было пустынно: тут уже давно не ели, как прежде, по утрам и вечерам. То немногое, что выдавали «людоедам» березовские, съедалось по пути в Цитадель, а когда Главный решал, что можно угостить общинников мясом, источником которого были они сами, то звал их в «оружейку». Теперь, судя по всему, большинство будет лишено и этого «лакомства». Максим поморщился, вспоминая, сколько раз сам жадно обгладывал кости. Что сказали бы родители, дядя Толя? У них совета уже не спросить. Присмотревшись, в темноте он заметил лежавшую у недавно протопленной печки фигуру. Перешагнув через парочку мелких, прижавшихся во сне друг к другу, он подошел и бесцеремонно перевернул спящую.

– Вовик, не лезь! – забормотала Маша, не открывая глаз.

– Говори шепотом, – потребовал Максим и, опустившись на одно колено, для начала крепко сжал ей горло на пару секунд. Маша, с юных лет забитая за бесплодность, была трусихой, и это знали все. – Будешь шуметь – придушу, и скажу потом, что ты в мута обращалась. Все будут рады мясу.

– Ага, – кивнула женщина, как только смогла, и вопросительно уставилась на него.

– Нам нужно хлеба или муки. Овощи, если есть, оставь себе, а вот лягух давай. Не просто так забираю, есть мена: Валька принесет нож. Давай-ка быстрей, я же знаю, что у тебя что-то обязательно спрятано. Потом забудем об этом. Ты никому не скажешь, что я просил, а я – что ты прячешь еду.

– Вы совсем уже с ума посходили? – Маша села, неожиданно сильно оттолкнув руку Максима. – Главный чуть до смерти не замучил, все требовал, чтоб я ему еду отдала… Нет у меня! Ну, что-то, конечно, прятала – но сколько мы голодали-то? И теперь тоже не в сытости живем, ходим как скелеты. Что было, давно уже съела по ночам. Пусти меня.

– Нет! – Он снова взял ее за горло и слегка стукнул затылком о печь. – Андрей тебя мучил, а я не собираюсь. Я купить хочу, поняла? Отличный нож! Сейчас Валька принесет, а ты пока доставай все, что есть.

– Не нужен мне нож! У самой живот сводит! Хочешь, я тебе плошек за мясо отдам? Все бери, не нужны они уже никому! Вся община думает только о еде, Макс, у меня ничего нет.

Валька, успевший подкрасться сзади, достал обломок лезвия и прижал его к шее женщины. Было темно, но Максиму показалось, что глаза его сурово блеснули.

– Маша, сколько раз я тебе помогал? Я и Алка, мы ведь с тобой дружили, все время возле кухни терлись. Я знаю с десяток твоих тайников, только уверен, что сейчас все они пусты.

– Валя! – Теперь Маша, кажется, испугалась всерьез. – Валечка, что с тобой? Ты же не такой!

– Стал таким! Алка замерзает, она пропадет без еды. И за нее я тебя убью. Если у тебя и правда ничего не спрятано – очень жаль, придется мне тогда твое тело на куски разрезать вот этим лезвием и пойти в лес, на костре жарить. Потому что я не позволю ей умереть!

Тишину нарушали только два шумных, прерывистых дыхания: Машино, быстрое и испуганное, и Валькино, хриплое дыхание убийцы. Совсем некстати Максиму пришло в голову, что ради Алки он, пожалуй, и его зарезал бы. Откуда это все в нем, с детства знакомом безобидном Валентине?

– Пошли наружу, – сказала наконец Маша. – Алла что же, сбежала?

– Сама расскажет, – пообещал ей Валька, убирая лезвие. – Не шуми только, если Андрею доложат – всем нам худо будет.

Гуськом, друг за другом, они прошли по темным коридорам, поднялись по лестнице к выходу, но, едва оказавшись за дверью, Маша кинулась к оружейному блоку, крича во все горло:

– Главный! Макс и Валька меня убивают, Главный! Помогите! И Алка тут, она беглая!

Максим кинулся было за ней, но поскользнулся. В любом случае, было уже поздно: ее крик услышали все, кто не дремал в подземелье или спальном помещении. Крошечные окошки в «оружейке» выходили во двор, так что Андрей все слышал, а даже если спал, то прямо сейчас его будили. В растерянности Максим оглянулся на приятеля. Валька, прыгая в одной тапке – вторая соскочила, побежал за Машей, размахивая своим крошечным лезвием.

– Стой! – Максим сбил его на снег. – Поздно, Валька. Теперь лучше в лес!

Но они не успели. Дверь в «оружейный» блок уже распахнулась, и оттуда выскочил босой Димка-Крот, размахивая каменным топором. За ним, тоже вооруженные, ломились остальные лесорубы. Рука Максима уже искала кистень, но привычного оружия с собой не было, только короткий нож. И все же он попытался пробежать мимо Крота, поднырнув под его удар. Увы, в опустившейся темноте было уже невозможно разглядеть рытвины и ямы, оставшиеся после разборки стены. Он споткнулся, пробежал еще несколько шагов и упал. Подняться не дали: кто-то навалился сверху и чем-то тяжелым, наверное камнем, ударил по голове. Максим не потерял сознания сразу и поэтому слышал еще, как визгливо кричал Валька: «Беги, Алка, беги в лес! Иди к березовским, там лучше!» Потом его ударили еще раз.

Очнулся Максим в «оружейке». Его даже не связали, просто кинули в угол. Нож лежал на столе перед Андреем, а в руках у него была драгоценная карта, которую Главный внимательно изучал. Максим открыл рот, чтобы попросить его быть осторожнее, но боль, словно дремавшая в засаде, поняла, что он может чувствовать, и вцепилась в мозг длинными, острыми зубами. Получилось только застонать.

– Жив! – довольным тоном заявил Косой. – Ну, и кто прав? Вы лучше бы хромого зашибли, у него мясо помягче должно быть.

– Какое там мясо? Кости одни… – разочарованно протянул Крот, видимо, проигравший в споре. – Да какая разница: жив, мертв? Могу ему голову с одного удара расколоть, спорим?

– Заткнись. – Андрей опустил карту и с усмешкой посмотрел на Максима. – Все же решил удрать, да? Куда, дурень? Но дело не в этом. Дело в том, что я запретил, а ты все равно хотел удрать. Зачем-то еще двоих самых глупых сманил.

– Как «зачем»? – захохотал Косой. – Это же еда, на дорожку! Проголодался – и завалил хромого! Съел – дурочку бесплодную туда же!

Все присутствовавшие заржали, улыбнулся и Главный.

– Ну что вы, Макс у нас не такой, – сказал он, когда все отсмеялись. – Он же лучше нас и друзей себе таких же выбрал.

– Алла сбежала от озерных. – Максим не знал, как выпутываться из ситуации, говорил, чтобы заглушить собственный страх. Отчего-то вспомнилось, каким тонким голосом кричал Голова, когда Андрей рубил его топором. – Оказывается, березовские с ними договорились и наших баб туда отдают!

– Я знал, – спокойно ответил Андрей. – Березовские думают, что очень хитрые… Но озерные сами к нам пришли. Им ведь не хотелось, чтобы Березовый сруб с нами вместе на них напал. Сила была бы на стороне березовских, вот они и помирились с нами, по секрету. Так что теперь мы выбираем время, чтобы напасть на березовских. Вот так, Макс. Ты бы это знал, если бы не сторонился меня.

– Озерные тебя обманут!

– Хотят, – кивнул Главный. – Все хотят обмануть всех. Ну что ж, пока время есть. Нас, лесорубов, обе стороны подкармливают, потому что мы сила. А ты не захотел быть с нами… Мясо ел, а людоедом называться стесняешься. Нехорошо это, Макс.

– Алку не нашли! – в дверь просунул голову замерзший Вовик. – Мелкие говорят, на лугу следы потеряли. Там снег стаял, так что…

– Ищите дальше! – прикрикнул на него Андрей. – И сам иди! Чтобы к утру девка была тут, хоть бы и мертвая!

– Ну зачем она тебе, зачем? – заговорил из другого угла Валька, которого Максим не мог видеть. – Она все равно, скорее всего, пропадет в лесу… За что ты так нас ненавидишь?

– За то, что вы шибко умными себя считаете, а на деле – твари бесполезные, – степенно ответил ему Андрей, не повернув головы. – Алку надо вернуть озерным, они обрадуются. Но главный подарок им, конечно же, Макс. Знаешь, они ведь спрашивали: кто ночью двоих наших убил? Я тебя не выдал, сказал, что не знаю. Ну, а теперь… Ты сам виноват. Они нам за тебя муки дадут. Больше, чем ты надеялся у Машки выпросить, дурак! Если бы у нее было… Я же могу из бабы душу вынуть, если захочу.

– Ты отдашь меня озерным?.. – Максим и сам не знал, почему эта перспектива напугала его еще больше, чем возможность быть съеденным в Цитадели. – Но… Мы ведь росли вместе!

– Как запел! – восхитился Косой. – За это я тебя и уважаю, Макс. Ты умный! И придумал, как нам спастись, когда совсем было загнулась община. Но извини, надо было нас держаться, а теперь – хоть плачь, хоть молчи, но ты нам не товарищ.

– Хромого сейчас зарубим или утром? – Крот, мрачно взглянув на Максима, взялся за оружие. – Я проголодался.

– Ты голодным родился, голодным и помрешь! – Андрей задумчиво складывал карту. – Хотя нет, ты не помрешь, ты обратишься в самого голодного мута в мире. Нет, Вальку тоже продадим. И мелких пора им отдавать понемногу, главное, чтобы они не заметили. А то вон – пошли на рыбалку, безголовые! Один пропал без толку. Нам нужна мука.

– Зачем, если мясо есть? – спросил Димка, но тут же получил под ребро локтем от Косого.

– Надо! – Андрей глазами показал на Максима. – Так, отведите их в тамбур и заприте там. Алку, как поймают, ко мне, я с ней тоже поговорю напоследок.

Валька упирался, когда их вытаскивали, что-то пытался доказать, а Максим ушел молча. Его сильно покачивало от удара, и, кажется, хуже видел правый глаз, но в остальном он остался цел. «Могло быть хуже, – думал он, спускаясь в подземелье. – Это тебе еще одна расплата за то, что не ушел год назад. Ну что ж, недолго осталось мучиться. Озерные меня не станут жалеть. Как их звали? Лесной, Мишка…»

– Зачем им мука, как ты думаешь? – спросил Валька, когда они остались вдвоем в темноте тамбура. – Я вот считаю, что Андрей хочет, как потеплеет, нападать на всех! Они к мясу привыкли, стали настоящими людоедами. Уже не смогут жить, как раньше.

– Летом будут появляться муты, – лениво напомнил Максим. – Так что без крепости они пропадут, от них не убежишь и не спрячешься. Разве что… Карта! Он нашел карту. Там отмечено место Старой крепости. Вдруг Андрей решил вернуться туда?

– Там, наверное, даже развалин уже не осталось! – напомнил Валя. – Все должны были забрать соседи.

– Фундамент трудно забрать. Значит, можно сверху построить что-нибудь деревянное, лишь бы покрепче. Ну не знаю я, Валька, что они собираются делать! Мы этого уже не увидим. По крайней мере, я. Меня они не простят. А тебе придется помучиться, поработать на озерных.

– Я изловчусь и убью хоть одного! – мрачно пообещал Валька. – За Аллу отомщу. Глупо вышло… Я думал, с Машей все получится.

– Что тебе Алла? Она даже рожать не может. – Максим засмеялся, чтобы не поддаваться отчаянию. – Считай, почти готовый мут. А ты еще хотел ее с собой в побег взять, да? Вот было бы весело, если бы она тут же обратилась! Правда, мы могли бы ее убить и съесть…

– Замолчи! – рявкнул хромой, и Максим снова расхохотался. Валька был смешон в своем бессильном гневе. – Можно подумать, что мы не можем обратиться в любой день! Чтоб ты знал, вообще нельзя было уходить вдвоем! Что бы случилось, если бы я спал, а ты обращаться начал? Кто бы тебя остановил? Уходить только втроем можно. Один спит, двое сторожат… Эх! Ведь она внучка самого Новосиба, ты помнишь? Он нашу общину создал. Откуда Новосибу было знать, чем все кончится… Он надеялся, что мы будем читать книги, что потом к нам придет помощь. Однажды прилетят самолеты, а в них люди с оружием…

– Вертолеты! – поправил его Максим. – Я помню эти сказки. В детстве верил, тоже ждал. Один раз даже сон приснился, что они прилетели… Но проснулся – а все по-старому. Может быть, я после того сна и стал мечтать убежать. Не вышло.

– Знаешь, а я почти решился. Куда было деваться нам с Аллой? Пошли бы с тобой, на юг. Только без еды мы пропали бы в три дня. Сам знаешь, весна только начинается, а в лесу у костра не сильно согреешься… И скоро пойдут муты с юга.

Максим не ответил. Он очень боялся, что заплачет. Всю зиму он ждал этой весны и верил, что после того, как уйдет, сможет забыть ее. И опять будто кто-то его обманул. Стоило ли мучиться и унижаться так долго, чтобы умереть теперь, когда начало пригревать солнце? Лучше было уснуть той зимней ночью, когда холод почти победил его на месте «торга».

– А может быть вот сейчас кто-нибудь из нас обратится в мута, и озерные нас не получат… – тихо сказал Валька. – Смешно было бы. Только мы бы уже не посмеялись.