5
– Ну что, господин ротмистр, вы и теперь хотите вернуться к своим баранам?
Штаб-ротмистр Вельяминов достал из кармана элегантного пиджака кокетливый кружевной платочек и промокнул уголки губ. Столько в этом жесте было рафинированной утонченности, что Бежецкий невольно залюбовался им. Закончив, Георгий Николаевич вопросительно глянул на собеседника, и Александр шутливо поднял руки:
– Все, штаб-ротмистр, сдаюсь! Где тут расписаться кровью? – И, схватив со стола серебряную вилку, сделал вид, что пытается вскрыть себе вену.
Вельяминов с готовностью подхватил игру и засуетился:
– Ох, а договора-то я и не заготовил! Не ожидал, что вы так сразу…
– Ничего, господин Вельяминов, не смущайтесь. Я и на чистом листке подмахну. Давайте пергамент, чего уж там! Вам не кажется, что серой попахивает? А нет пергамента, так мы и на салфетке могем…
Оба захохотали, довольные друг другом. Неизвестно почему, но у Александра давно не было так удивительно легко на душе.
Вельяминов прекратил смеяться и, все еще криво ухмыляясь краями губ, с прищуром глянул на Бежецкого:
– А если серьезно?
На этот вопрос Александр ответил просто, не задумываясь:
– Я согласен.
Райская жизнь кончилась сразу. Нет, конечно, никаких новоприобретенных благ Александр не лишился. Он, как и раньше, жил в своем люксе, завтракал, обедал и ужинал в шикарном ресторане (а когда хотел – не выходя из своего роскошного жилища), по-прежнему к его услугам были приветливые девушки, готовые исполнить любое желание… Беда в том, что на образ жизни плейбоя времени не оставалось вовсе. Вступление в новую жизнь началось с полного и всестороннего обучения заново и сразу всему на свете, по сравнению с которым десантное училище было детским садом. Дни были так заполнены различного рода занятиями, что вечерами ротмистр (а он теперь даже в мыслях называл себя так) валился в постель, как говорится, без задних ног. Однако даже тут он не мог избежать «уроков»: пунктуальная Инга, похоже, решила успешно завершить обучение Александра немецкому языку по методу Киплинга.
Нужно заметить, что, несмотря на страшную нагрузку, у Бежецкого даже мысли не возникало каким-либо образом увильнуть от занятий или схалтурить в лучших традициях школы и училища. И не только потому, что от успеха учебы зависело его будущее благосостояние, а возможно, свобода или даже жизнь,– Александру было по-настоящему интересно учиться. По всему было видно, что преподаватели оказались не просто профессионалами, а профессионалами в кубе, истинными самородками своего дела. Сама же по себе программа обучения была построена так, чтобы заинтересовать и увлечь самого ленивого и тупого из всех олигофренов планеты (не смейтесь: в своей богатой практике строевого офицера Бежецкому с кем только не приходилось сталкиваться), а ротмистр себя к таким не относил.
Обучение велось самыми разнообразными методами: от самых простых, но очень действенных, до суперсовременных и суперэффективных, влияющих непосредственно на подсознание обучаемого. Созданная компьютером виртуальная реальность чередовалась с обычными лекциями, а нудноватые диктанты с гипнообучением.
Многое загружалось (став на «ты» с компьютером, иного слова Александр подобрать просто не мог) прямо в мозг, минуя сознание, посредством какого-то сложного оборудования. Бежецкий поначалу довольно скептически относился к этим процедурам, напоминавшим что-то из прочитанной еще в детстве и полузабытой фантастики, но потом, когда при тестировании невинное, казалось бы, слово экзаменатора поднимало целый пласт «чужой» памяти, о котором он даже не подозревал,– очень даже зауважал. Например, откликаясь на имя какого-нибудь древнегреческого героя, типа Агамемнона или Калханта, промелькнувшее в речи собеседника, он, помнивший из всей мифологии солнечной средиземноморской страны только Геракла да Тесея, «замочившего» в лабиринте Минотавра (опять-таки по мультфильмам, виденным в детстве), мог цитировать наизусть длиннющие отрывки из истории Троянской войны или, услышав начало какой-то латинской поговорки, автоматически выпаливал ее продолжение, причем на языке Овидия и Цицерона. Видимо, этими знаниями любому образованному человеку того мира, тем более дворянину, получившему отменное образование, полагалось пользоваться не задумываясь.
Александр по книгам и фильмам знал, что большинство представителей высшего сословия Российской Империи получало энциклопедическое образование еще в детские и гимназические годы, а митрофанушки в их среде встречались довольно редко. Но о подлинном объеме знаний обычного (хотя и принадлежавшего к спецслужбе) кадрового царского офицера, а не ученого какого-нибудь или другого рода интеллигента, убедился только на собственной шкуре, пардон, на собственных мозгах. Неглупый и закончивший не последнее в общем-то военно-учебное заведение, майор Бежецкий – офицер совкового разлива, мягко выражаясь, совсем не смотрелся рядом с блистательным ротмистром Бежецким из «зазеркалья». Культивируемый в течение десятилетий сонмом российских, советских и снова российских «интеллигентов» образ российских дворян, а в особенности представителей военной касты, как этаких плейбоев а-ля рюс, учившихся чему-нибудь и как-нибудь, бойко тараторящих по-французски и держащих в голове только лошадей, карты, попойки и «дам-с», рушился на глазах, как карточный домик.
Размышляя над этим парадоксом в минуты редкого досуга, Александр пришел к мысли, что иначе и быть не могло. Наивно было бы предполагать, что российское дворянство, столетиями бывшее опорой не только престола, но и всего Государства Российского, не случись революции, благополучно выродилось бы и повымерло от сибаритства и извращенных излишеств, а ему на смену пришел бы крепкий, здоровый и сметливый мужик от сохи из мечтаний графа Льва Николаевича, русофилов-утопистов и иже с ними. Чепуха все это! За рубежом дворянство в конце позапрошлого и особенно в начале прошлого века переживало не меньший кризис, и именно оно своей показной хандрой и прочими прибамбасами заразило фрондерствующую дворянскую молодежь Российской Империи. Однако и до сих пор основные дворянские фамилии Европы отнюдь не оказались выброшенными на свалку истории, как мечтали «прогрессивные деятели». Чем же хуже мы, русские? Только тем, что мы русские? И то только для «интеллигентов», вернее известной их части, злобствующей именно по этой причине. Кстати, подавляющее большинство спивавшихся, коловшихся (а также куривших и нюхавших), резавших на этой почве вены и загибавшихся от сифилиса продвинутых русских начала прошлого века происходило тогда именно из разночинцев…
Конечно, крепкий, здоровый и сметливый мужик от сохи, выбившийся в люди, присутствовал в мире ротмистра Бежецкого в значительном количестве и практически во всех общественных институтах – от заштатной земской больницы до тамошнего отряда космонавтов. Выходцы из слоев, не имевших никакого, даже самого отдаленного, отношения к дворянству, руководили концернами, командовали армиями, входили в немалом числе в кабинет министров и, естественно, в Государственную думу… Что далеко ходить: всесильный Борис Лаврентьевич Челкин, светлейший князь, в настоящий момент энергично вершивший судьбы Империи, был сыном рядового императорского телохранителя (некогда спасшего жизнь отца нынешнего императора), происходившего из городских низов, люмпенов того мира…
Однако то, что не возбранялось крестьянам и рабочим, детям сельских дьячков и купчиков, немцам, татарам, полякам и финнам, было заперто на семь замков для многочисленных представителей некого племени, издавна недолюбливаемого на Руси. Да-да, вы таки правильно меня поняли. «Черта оседлости» не только не рухнула со временем, подобно Берлинской стене мира Александра, но значительно выросла и окрепла, освященная законами и традициями. В начале двадцать первого века, в «той» России, было неприлично указывать кому-либо на его происхождение, за публично произнесенное слово «иноверец» можно было угодить за решетку (правда, ненадолго и весьма комфортно) или заплатить крупный штраф, гремели на всю страну судебные процессы над шефами, позволявшими себе ущипнуть за попку собственную секретаршу без ее на то согласия, но еврейский вопрос… Его будто бы и не существовало. Давно не было черносотенцев и погромов, вообще не существовало фашизма (задавили его в зародыше, еще в тридцатые), но процент лиц с отсутствующим, кстати, в паспортах «пятым пунктом» на тех должностях, где они обильно гнездились, плодились и размножались в мире Александра, был до смешного мал. Правда, Бежецкий, хоть и не симпатизировал никогда антисемитам, этой чертой «зазеркалья» опечален почему-то не был. Самым смешным было то, что нишу евреев в России номер два (а может быть, три или девяносто девять) занимали поляки. Те же вопли о вековом угнетении, те же «теплые местечки», те же диссиденты и невозвращенцы, борцы за права человека и национальное самоопределение, попытка создания «истинно независимого» польского государства Полония в Центральной Африке… Все так и все совершенно по-другому.
– Скажите, Геннадий Игоревич, а что это наш вечный тяжкий крест – «рыжие»?
Профессор Вилькицкий потерял нить лекции, снял и протер очки в тонкой «горбачевской» оправе, снова надел их и вопросительно поглядел поверх на студента. Было видно, что он все еще весь погружен в повествование, пребывает в своем виртуальном мире и ему нелегко с ходу врубиться в неожиданный вопрос Бежецкого.
– Вы имеете в виду, так сказать, светлых шатенов или… А, я понял вас, господин Бежецкий! Вас интересует вопрос фаворитизма, как типичного явления истории Государства Российского, я верно вас понял?
– Да, в общих чертах.
Геннадий Игоревич прошелся перед Александром, привычно ссутулившись и заложив руки за спину. Судя по всему, профессор опять настраивался на долгую лекцию, и Бежецкий, прикинув объем предстоящих сегодня занятий и неравнодушие лектора к возможности повитийствовать, сразу же пожалел о своем необдуманном вопросе, поспешно добавив:
– В самых общих, господин профессор. В двух словах, если можно так выразиться.
Геннадий Игоревич вздохнул. Слова «в самых общих чертах» рвали на части его душу настоящего ученого. Он искренне не понимал, как можно внятно раскрыть столь емкую тему, как роль фаворитов в истории русской монархии, в двух словах, да еще этому субъекту, военному, вчерашнему фронтовику. Все его академическое существо протестовало против подобной попытки. Но ничего не попишешь: на этого вояку руководство почему-то возлагает особенные надежды и приказ удовлетворять все нюансы его любопытства весьма недвусмысленен. Геннадий Игоревич снова вздохнул и пожал плечами.
– Вы несколько не правы, Александр Павлович, полагая что «рыжие» (воспользуемся вашим термином для определения фаворитов, хотя мне известно наверняка, кого именно вы имеете в виду) – это беда только нашей истории, я имею в виду Россию вообще, не конкретно вашу, мою или ту, где вам еще предстоит жить и работать.
Профессор перехватил мгновенный острый взгляд студента и внутренне пожалел о своей болтливости: просьбу Полковника не говорить лишнего Бежецкому, выглядевшую приказом, он помнил хорошо. Но слово не воробей, и Геннадий Игоревич, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил:
– Институт фаворитизма постоянно сопутствовал монархии и вообще единоличной власти на всем протяжении истории человечества, и ваша «демократическая» Россия, десятилетиями после свержения монархии истинной (даже в период так называемого социализма) сохранявшая большинство ее основных черт, в этом ряду не является исключением. Практически все императоры, короли, владетельные князья, да и, что греха таить, многие президенты оставили в истории память не только о себе, но и о своих фаворитах, порой куда более талантливых и выдающихся, чем они сами.
Здесь нужно разделять фаворитов мужчин у подножия трона императриц (или фавориток монархов мужского пола) и, так сказать, «однополых» с монархом фаворитов – Меньшикова, к примеру, у Петра Великого, Аракчеева у Александра Первого или княгиню Дашкову у Екатерины Второй. Первые обычно играли роль сексуальных игрушек сильных мира сего, тогда как вторые (хотя злые языки зачастую обвиняли их и в гомосексуализме) – доверенных друзей, советников, наперсников, а иногда, особенно при слабом монархе, и полудержавных властелинов. Правда, исключения имеются всегда: как вы наверняка помните, светлейший князь Потемкин или братья Орловы успешно совмещали и подвиги в постели императрицы, и дела государственные. Но нас интересует именно вторая группа фаворитов.
Эти фавориты порой являлись людьми весьма незаурядными, если не сказать большего. Смотрите сами: Алексашка (простите за вульгарность, Александр Павлович) Меньшиков, не умея ни читать, ни писать, играл огромную роль в управлении такой великой державы, как Россия. Мужик-лапотник Распутин, обладавший тем не менее определенными (весьма, кстати, незаурядными) экстрасенсорными способностями, вершил судьбы Империи, используя высочайшие особы в роли марионеток, причем так тонко, что они сами порой этого не подозревали! Лаврентий Берия… Да что далеко ходить, небезызвестный Хворостинский…
Профессор снова осекся и, глянув на «студента», перевел дух и выпил стакан воды. Александр сделал вид, что опять ничего не заметил, отметив, тем не менее, в памяти его повторную оговорку.
– Бедой вашего Рыжего – я имею в виду конкретное действующее лицо вашей, Александр Павлович, совсем недавней истории – оказались его характер и амбиции. Если попросту, то он поставил не на ту лошадь, причем самым трагическим для него было то, что он не терпел рядом с собой никого более или менее равного по положению, не говоря уже о более высоком, независимо от того, друг это или враг. Хотя, конечно, друзей в политике и быть не может, но союзники необходимы. Незаурядный, судя по тем данным, которыми я располагаю, политик, он, не обладая достаточными экономическими талантами и опираясь на незаурядных, но сильно оторванных от действительности, чисто теоретических экономистов типа Гайдара, кардинально перевернул всю экономику России, а уж жизнь простых людей, населения так сказать, и подавно. Причем ошибочно считать, что все его реформы были априори вредными. Передел собственности никогда не проходил безболезненно, а до него приватизацию такого объема не проводил никто, и история всех известных миров… Хмм… Одним словом, ближайшей аналогией чубайсовской приватизации является раздача античными и средневековыми монархами-завоевателями собственности покоренного чужого, нужно заметить, государства своим верным соратникам и сподвижникам. Вспомните Александра Македонского, Карла Великого, Чингисхана… Одновременно она сходна с процессом «огораживания» в средневековой Англии, когда сотни тысяч крестьян сгонялись со своих земель, лишаясь средств к существованию. На тех этапах истории никто не считался с интересами населения, но даже в восемнадцатом веке уже никто не отважился бы на подобный эксперимент, не говоря уже о девятнадцатом столетии, и длительный и болезненный процесс отмены крепостничества в России, затянувшийся чуть ли не на половину столетия,– тому яркий пример.
– Но…
– Вы имеете в виду октябрьский переворот или, как вы его называете, Октябрьскую революцию вашего мира? Это, батенька мой, не приватизация, а, наоборот, национализация, проводимая притом под лозунгом «Экспроприация экспроприаторов», или «Грабь награбленное», так сказать, донельзя популярным среди «простого народа» всех эпох и государств без исключения. Отобрать что-то у более богатого (не важно, как именно тот разбогател), всегда так ненавидимого более бедными, чтобы уравнять его со всеми,– это одно, а проделать обратный процесс, согласитесь, совсем другое. Конечно, я объясняю все это предельно упрощенно, но…
Вернемся, однако, к фаворитам. Ваш Рыжий, как и Распутин, и Челкин,– классический фаворит. Президент России, страдая синдромом «тоски по сыну», приближал то одного, то другого молодого человека, годящегося по возрасту в сыновья. Его персональной вины в том, что одна из этих кандидатур в «сыновья» оказалась талантливее других, нет практически никакой. Обладай наш герой большей человечностью, культурой, совестью, в конце концов, происходи он хотя бы из обеспеченной или высокопоставленной семьи, к примеру, кого-нибудь из представителей старой партийной номенклатуры… Какой грех приписывают ему чаще всего? Воровство, казнокрадство. Может быть, это и преувеличение в определенной мере, но стяжательство, причем в самых уродливых формах, да! Челкин в этом плане – почти абсолютный близнец вашего Рыжего.
Давайте же вспомним, как эта незаурядная личность появилась на политической арене…
Александр лежал в темноте с открытыми глазами и суммировал информацию, исподволь накопленную за эти дни. Несомненно, невольные оговорки профессора Вилькицкого и прочих преподавателей проливают свет на многое. Конечно, считать, что существует всего три параллельных мира: «родной», «второй», то есть тот, где он сейчас находится, и «третий» – тот, куда ему предстоит отправиться, по-детски наивно. Но зачем руководству базы скрывать этот очевидный факт? Что это вообще за организация такая? Разведывательное ведомство одного из миров? Не указывает ли эта таинственность на некую неблаговидную роль, предстоящую Александру? Хотя какая спецслужба раскрывает все карты простому, только что завербованному агенту.
Смущало главным образом то, что из Александра, судя по всему, тщательно готовят точную копию ротмистра Бежецкого со всеми его достоинствами и недостатками. Причем готовят так углубленно, как будто собираются заменить одного другим. Заменить… Зачем?.. Был бы какой-нибудь крупный сановник, военачальник, бизнесмен, пардон, купец, а то обычный жандармский ротмистр! А может, тот Бежецкий – внедренный агент, а Александра готовят для его планового отхода? Чепуха! Не клеится что-то совсем…
Судя по имеющимся фактам, «местные» скрытно проникают не только в миры Александра и ротмистра Бежецкого. С какой целью? Только с познавательной, научной? Вздор! Затрачивать такие средства на подготовку одного-единственного агента-двойника ради тривиального сбора информации? Один только выкуп у боевиков чего стоит, а содержание здесь… А если не одного и не только в «имперском» мире?
Что за причины толкают местную Службу на эти действия? Добыча полезной для их мира технической информации? Тогда нужен был бы не военный-профессионал, а ученый или, скажем, инженер. Много ли может узнать полезного в научно-техническом плане жандармский ротмистр из подразделения по борьбе с распространением наркотиков? Опять же, судя по тому объему знаний и фактов, которые вбиваются в бедную голову Бежецкого, у Службы там простых информаторов – как грязи. Заброска «агента влияния»? Более похоже на правду и объясняет многое, но далеко не все. В чем же здесь соль?
Почувствовав, что глаза сами собой слипаются, Александр зевнул и перевернулся на бок. Дневные занятия так выматывали духовно и физически, что соблазнительно разметавшаяся во сне и тихонько посапывающая рядом Валюшка не будила ровно никаких эмоций.
«Неужели старею?» – удивленно подумал Бежецкий, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
Самым большим потрясением от «зазеркальной» России для Александра стала она сама. Россия-2 самим своим существованием опрокидывала самые лихие фантазии и на деле доказывала, что процветающая Россия – совсем не утопия, а цепь постоянных неудач– вовсе не объективная предопределенность, а следствие обычных ошибок вполне конкретных людей или рокового стечения обстоятельств.
Мир ротмистра Бежецкого был настоящим Миром империй. Процветали Французская, Германская, Португальская, Испанская, Британская и даже Голландская, Итальянская и Датская колониальные империи. Независимая мелочь типа Республики Сан-Марино, княжеств Монако, Лихтенштейна и Люксембурга наличествовали практически только в Европе. Во всем остальном мире с трудом можно было насчитать более двух десятков суверенных государств. Среди разных Хиджазов и африканских Мжиликази-Боло совершенно затерялись Северо-Американские Соединенные Штаты всего с восемнадцатью звездами на флаге и Конфедеративные Штаты Америки – все же отделившийся в середине двадцатого века рабовладельческий Юг. Американцы, увы, поставили не на тот номер, предав благоволившую к ним с момента обретения независимости в 1776 году Россию и поддержав в 1920 году Великобританию в ее самоубийственной войне. Лишь благородство тогдашнего императора Алексея Второго, сына так и не царствовавшего в этой истории Николая Александровича (в мире Александра – последнего российского императора Николая II), да дипломатический гений вообще неизвестного в мире майора Бежецкого сэра Годфри Эрроу позволили Георгу V сохранить империю ценой потери части Индии (ставшей формально независимой), Западной Канады и части африканских и островных колоний. Соединенным Штатам не повезло больше. Оккупированные до 1950 годов русскими, французскими и испанскими войсками, они так и не дождались своего «Плана Маршалла»…
Александру, знакомившемуся с историей этого мира, порой казалось, что он спит или бредит. Вот в какой России он бы хотел жить и умереть. Это и есть та самая «Россия, которую мы потеряли», безо всяких там Говорухиных.
Российской Империи в мире ротмистра Бежецкого оказались тесны просторы Евразии, и она перекинулась на Американский материк, часть Африки и даже Океанию. Все западное побережье Северной Америки, от океана до Великих равнин и от Аляски до Южной Мексики, Гавайские, Маршалловы острова, Маньчжурия, Корея, Монголия (причем не только Внешняя, но и Внутренняя), Уйгурия, турецкая Армения и иранский Азербайджан, Босфор и Дарданеллы с Константинополем, всем вилайетом Истамбул и изрядной долей Малой Азии, Палестина с Иерусалимом, ряд территорий и анклавов в Восточной и Западной Африке – вот далеко не полный перечень земель, непосредственно входящих теперь в Империю.
Александр вообще был поражен тем, как круто простой случай может повернуть историю. Не забрось в начале XVIII века штормом утлое суденышко камчатских охотников в устье Юкона, история России-2 мало отличалась бы от уже известной, а может быть, никогда и не «отпочковалась» бы от нее. «Робинзоны», промышлявшие морского зверя, вынуждены были зазимовать на Аляске и провести там несколько лет. За это время хозяйственные сибиряки неплохо обжились на новом месте и даже породнились с местными племенами. Видимо, от аборигенов они и узнали, что «мать рек» в этих краях щедро родит «слезы солнца» – самородное золото. Вернувшись домой, «американцы» своими рассказами поразили земляков, хотя даже не подозревали, что Аляска расположена совсем на другом материке. Они, видимо по наивности, считали, что побывали где-то на Чукотке, давно знакомой местным морского дела старателям. Так это было или не так, но, когда в те края прибыл капитан-командор Витус Беринг с компанией, в устье Юкона уже шумел городок сотни в полторы изб – Святоникольск, названный так по имени Святого Николая, покровителя мореходов, а по всему побережью оказались щедро разбросаны десятки острожков и деревень. Русские «американцы» лихо промышляли лесного и морского зверя, торговали с местными индейцами, в массовом порядке охотно менявшими свои замысловатые имена на православные, а главное, вовсю мыли золотишко, причем весьма успешно, слухи о чем, правда весьма туманные, доходили уже и до Петербурга. Беринг скрупулезно нанес новые берега на карты, между делом наглядно доказав, что Святоникольск расположен именно в Америке, и с грузом, среди коего были не только пушнина и «рыбий зуб», но и пудика три-четыре самородного юконского золота, отбыл в Россию. Благодаря пополненным на гостеприимной Аляске запасам продовольствия и капитальному ремонту судов, он, в отличие от известного Александру сюжета, благополучно добрался до Камчатки, а затем, после долгого пути на санях и лошадях через всю Россию, и до столицы. Там содержимое его обоза вызвало фурор, по масштабу сравнимый только с прибытием Колумба из только что открытой Америки. С подачи Михайлы Васильича Ломоносова иначе как Колумбом Российским его теперь никто и не называл. Пушнина и моржовый клык, конечно, тоже были хороши, но золото… О колымских и якутских россыпях тогда еще и не подозревали. Академики трубили на весь мир: открыта, дескать, легендарная Земля Да Гамы, сказочное Эльдорадо или Страна Офир. Три-четыре пуда золота, привезенные Берингом, народная молва превратила в десятки и сотни. Одним словом, Аляска была включена в состав Российской Империи без долгих раздумий о том, нужно сие дело или нет, что и было подтверждено именным указом Елизаветы Петровны. В прямом и переносном смысле обласканный любвеобильной императрицей Беринг был назначен генерал-губернатором первой заморской провинции, причем одновременно ему был пожалован титул князя Американского. В отличие от Колумба российского мореплавателя не преследовала цепь фатальных неудач, и он, дожив до преклонных лет, скончался в 1761 году в чине вице-адмирала, знаменитым и обеспеченным. Однако это было далеко не все.
Благодаря сокровищам реки Клондайк, открытым Георгом Стеллером, отставшим от экспедиции Беринга и также уцелевшим, несколькими годами спустя после триумфального возвращения ученого в Россию Русская Америка пережила настоящую «золотую лихорадку», первую в том мире. Повинуясь властному зову призрачного золотого тельца, через Сибирь спешили дворяне-авантюристы и беглые крестьяне, пробирались каторжники, ползли обозы купцов и маршировали роты солдат. Кто-то, правда, погиб в дороге, кто-то, убоявшись трудностей, остановился на полпути, увеличив население Сибири… Основная же масса переселенцев благополучно добралась до своей цели и осела на берегах Юкона и Клондайка. Население Аляски за десять лет выросло в две с лишним тысячи раз! Как на дрожжах росли Святоникольск, Новоархангельск и другие города, городки и поселки. В отличие от Земли-1, старательской вольницы, столь красочно описанной Джеком Лондоном, в Русской Америке никогда не было. Россия пришла на американские берега всерьез и навсегда. Сразу, будто сами собой, появились остроги, полиция и прочие атрибуты государственности. Ко всему прочему российское правительство быстро выяснило и другую, на первый взгляд неочевидную, прелесть американских владений: оттуда сушей не убежишь, как с подводной лодки… Очень скоро на берегах Аляски надолго прописались каторжане, против своей воли еще увеличившие ее население.
К концу ХVIII века население Святоникольска перевалило за сто тысяч человек. Как мировое событие, открытие аляскинского золота отодвинуло на второй план даже провозглашение независимости США и Великую французскую революцию. Англичане, взбешенные потерей части североамериканских колоний, предприняли ряд безуспешных попыток отнять у России лакомый кусок и получили еще одну пощечину, на этот раз от престарелой Екатерины Великой, пославшей к далеким берегам эскадру адмирала Нефедова. Впервые в истории, проделав переход вокруг Европы, Африки и Азии, русская Балтийская эскадра нанесла сокрушительное поражение британскому адмиралу Рейли в морской битве при острове Кадьяк. Поднимавший уже голову Наполеон Бонапарт не позволил Англии достойно ответить России на сию конфузию большой войной в Европе, а после его разгрома (опять же при непосредственном участии России, на союз с которой, скрипя зубами, пришлось пойти в целях самосохранения) было уже поздно: русские прочно сидели в Америке, выторговав у короля Испании Фердинанда VII в обмен на помощь в войне против Франции часть уже освоенного Тихоокеанского побережья, снабжавшего не только Аляску, но и весь русский Дальний Восток дешевой отборной пшеницей. А на восток от Калифорнии лежали ничейные земли… Одним словом, Дикого Запада с массовым истреблением местного населения в истории той Земли не было. Обычное отношение русских к инородцам спроецировалось и на индейцев. Конечно, американцев, как русские называли индейцев, тоже поили «огненной водой» и нещадно обманывали, выменивая за бесценок пушнину и золото, однако не вырезали целыми племенами, наоборот, защищали от нападок добиравшихся через Великие равнины авантюристов-бостонцев, как до середины XIX столетия называли американцев, выстроив по восточной границе владений цепь крепостей и основав американское и калифорнийское казачьи войска. Одним словом, крылатое выражение «Лучший индеец – мертвый индеец» здесь так и осталось без русского перевода.
Массовый «золотой поток» вызвал активное заселение и, как следствие, взрывное развитие лежащей на его пути Сибири, подобное освоению американцами Дикого Запада в мире майора Бежецкого. Постоянная угроза Англии (из-за по-настоящему пиратских действий последней освоение новых земель, кстати, шло в основном по суше), а также возродившегося на новом витке истории «флибустьерского сообщества» создала необходимость в мощных военно-морских базах на Тихом океане (Владивосток, Хабаровск, Петропавловск-Камчатский, Святоникольск, Новоархангельск, Новороссийск-Восточный – бывшая фактория Росс, что около Сан-Франциско, Гонолулу) и по пути через три океана (Александровск на намибийском берегу, Порт-Балеле на Мадагаскаре и Южный на Суматре). Российская Империя, соперничая с британцами и сотрудничая с французами, а позднее и с немцами, активно включилась в передел мира.
Многие европейцы, отважившиеся на сухопутное путешествие через весь материк, устрашась тягот пути, останавливались, не доезжая до Урала, и, если не возвращались на родину несолоно хлебавши, оставались на всю жизнь в России и сами или через потомков вносили свой вклад, зачастую немалый, в ее историю, культуру и науку. Все эти обстоятельства послужили причиной промышленной революции в России, отмены крепостного права в 40-х годах позапрошлого века, либерализации отношения к своим европейским владениям и, как следствие, снижения напряженности в польском вопросе. К сожалению, России-2 пришлось на пути к нынешнему благоденствию пройти через сплошную череду войн чуть ли не со всеми европейскими государствами, Японией и Китаем, завоевав в результате тяжкой борьбы первенство на планете. Впрочем, уже более пятидесяти лет планету потрясали только локальные конфликты (ротмистр Бежецкий, несмотря на сравнительно молодой возраст, имел на своем счету несколько кампаний, что вызывало невольное к нему уважение профессионального военного), с которыми успешно справлялись войска империй и Лиги Наций, тамошнего аналога ООН, распущенного в мире Александра еще до Второй мировой войны. Британская Империя, в конце концов сцепив зубы, вынужденно признала первенство Российской, однако мечтаний о мировом господстве не оставила. «Холодной войны» здесь не было, но на фоне всеобщего мира и благоденствия подковерная борьба велась и велась упорно…
Вопреки ожиданиям Бежецкого, освоению оружия и прочим «шпионским штучкам» внимания в ходе подготовки практически не уделялось, и это радовало. Стало быть, ему не придется устранять неугодных политиков и пускать под откос поезда, по крайней мере лично. Конечно, с разнообразными моделями пистолетов, автоматов, пулеметов и гранатометов, а также с множеством других средств, существующих на Земле-2 и служащих эффективному сокращению жизни себе подобных, Александра бегло ознакомили, но сильно не углублялись, так как ничего экстраординарного, неизвестного майору воздушно-десантных войск, прошедшему Афганистан и Чечню, среди них не было. Никаких тебе лазерных пистолетов-бластеров, лучеметов или парализаторов с дезинтеграторами, известных Бежецкому из произведений научной фантастики. Обычные пистолеты, револьверы и автоматы, кое в чем зачастую даже менее совершенные, чем привычные Бежецкому образцы огнестрельного оружия. Он даже испытал некоторое разочарование при знакомстве с арсеналом «центра». Конечно, глушители всякого рода, лазерные целеуказатели, противовскидыватели и прочие средства облегчения стрельбы радовали глаз профессионального вояки, но чем-то выдающимся отнюдь не являлись. Судя по отсутствию различных хитроумных разработок типа пустотелых пуль или со смещенным центром масс (все эти изощрения в большинстве случаев заменялись благородным крупным калибром), «тот свет» был значительно более гуманным, чем этот. Александр вспомнил страшные раны, знакомые ему не понаслышке, и искренне позавидовал землякам ротмистра Бежецкого, избавленным от этих сомнительных «удовольствий», даруемых прогрессом.
Зато одним из самых приятных упражнений было овладение автомобилями, бывшими в употреблении на Земле-2. Преподаватели предупредили Александра, что ротмистр Бежецкий к водителям-фанатикам не относится, а больше всего любит место рядом с шофером, где можно расслабиться и подремать, целиком и полностью доверив другому крутить «баранку». Обычно этим другим был Бекбулатов, реже дражайшая половина, графиня Бежецкая-Ландсберг, одинаково горячо любившая быструю езду, экстравагантные наряды и утонченный секс. Однако, несмотря на подобное сибаритство, ротмистр вполне профессионально управлял всеми видами наземного транспорта, исключая, наверное, собачью упряжку и моторизованное инвалидное кресло, а также вертолетом, легкомоторным самолетом и катером. Катер Александр-второй видел только в кино, по всему наземному спецтранспорту, включая танк, бээмпэ и бэтээр, наверное, дал бы фору оригиналу, перед вертолетом тоже не спасовал бы, но легковые автомобили…
Приземистая и стремительная, смахивающая на «Ауди-100» «Кабарга-Авто», любимец Бекбулатова джип-внедорожник «вятка», роскошный, напоминающий вожделенный «шестисотый», «Русско-Балтийский», местная «волга», похожая на ублюдочное дитя ГАЗа (игра случая или какая-то внепространственная закономерность, но ее собирали тоже в Нижнем Новгороде), как кошка на свиноматку, и еще полтора десятка российских автомобилей, не говоря уже о иномарках (в основном немецких, шведских и английских), повергли Александра в транс. Не переставая удивляться скрытым достоинствам авто, на всех этих четырехколесных чудесах он намотал сотни километров по специальному автодрому, куда его ежедневно доставляли на вертолете. Особенно, так же как и прототипу, приглянулась ему «кабарга», дитя иркутской фирмы «Соболев и сыновья», раскрученной не хуже какого-нибудь ВАЗа или «крайслера» из мира Александра. Впрочем, вкусы у «близнецов» совпадали не только в автомобильной тематике, как Бежецкий уже понял…
Глядя на Маргариту фон Штайнберг, которую в числе других знакомых второго Бежецкого представляли ему на компьютерных виртуальных моделях, дающих не только объемное, как бы живое, изображение и голос, но и позволяющих изучить реакцию реального «оригинала» на какое-либо действие, Александр не мог отделаться от мысли, что знает ее уже много лет. Версию «учителей», что баронесса – всего лишь официальная любовница Бежецкого (из-за заметной разницы в возрасте и еще по ряду причин), он отмел сразу. Если существовала на свете женщина, которую Бежецкий, весьма искушенный в общении с представительницами прекрасного пола и избалованный их вниманием, мог полюбить, то ею была именно она– Маргарита. Александр влюбился в нее сразу, как мальчишка, видимо пойдя по стопам ротмистра Бежецкого. Таких женщин любят всю жизнь, любят именно как идеал, несмотря на прочные узы брака, любовные похождения с другими, возраст и положение в обществе. Ради них совершают сумасбродства, стреляются на дуэлях по пустяшным поводам и сводят счеты с жизнью, пустив себе пулю в лоб, если не встречают взаимности. Александр поймал себя на уверенности в том, что всю жизнь мечтал о такой женщине и, видя успех «близнеца», испытал укол неожиданной ревности. По сравнению с Маргаритой законная супруга ротмистра, Елена Георгиевна Бежецкая, урожденная графиня Ландсберг фон Клейхгоф, конечно, более чем эффектная молодая женщина, хотя тоже во вкусе Александра, казалась актрисой второго плана. Ну не могла баронесса быть только официальной любовницей, и все тут. Бежецкий почувствовал, что встреча с ней станет для него очень суровым испытанием. Кстати, преподаватели тоже предостерегали Александра от личных контактов с баронессой, по крайней мере первое время. Что-то смутное промелькнуло насчет принадлежности в прошлом Маргариты фон Штайнберг к одной из спецслужб. Настораживало практически детальное знание ее характера и привычек. К чему бы это?
Другой женщиной, на изображение которой Александр не мог глядеть без боли в сердце, была графиня Мария Николаевна Бежецкая, мать ротмистра. Как эта пожилая женщина походила на его собственную покойную мать! Вот с кем Александру будет трудно не встретиться, а встречаться – страшно. Мать и отец. Какова же была вероятность того, что двое мужчин из двух таких разных миров найдут себе одних и тех же спутниц жизни. А может быть, слепой случай тут совсем ни при чем, а нашими жизнями, как шахматными фигурками, все-таки играет Он, Всевышний? Или тот, другой, его вечный соперник? А может быть, оба, друг с другом? Если же нет, то сколько миров пришлось обыскать «охотникам» Полковника в его, Александра, поисках? Сколько? И сколько их рисковало при этом жизнью? А сколько поплатилось? А если бы майор Бежецкий не подошел из-за какой-то мелочи?
Хорошо, что хоть с закадычным другом Бежецкого, штаб-ротмистром Бекбулатовым, знакомиться пришлось не на экране компьютера.
В один из ставших редкими вечеров за бильярдным столом Георгий Николаевич представил Александру среднего роста господина с явной примесью татарской крови:
– Штаб-ротмистр князь Владимир Довлатович Бекбулатов собственной персоной, прошу любить и жаловать.
Оказавшийся «своим» князь, как выяснилось, в общении был весьма легок и быстро завоевал расположение Бежецкого не только целым каскадом неплохих анекдотов, но и мастерской игрой. Завершился вечер несколькими рюмочками коньяка и дружеской беседой.
Вполуха слушая господ офицеров, Александр вспомнил, как был потрясен, недели через две после начала занятий столкнувшись в коридоре со старым знакомым – с Рустамом Шахоевым…
Сначала Александр не узнал его. Уже совсем было пройдя мимо, Бежецкий вдруг затормозил и круто развернулся. Без бороды и с чуть начавшей отрастать на бритом ранее черепе иссиня-черной шевелюрой, Шахоев неузнаваемо изменился. Разве можно было заподозрить вчерашнего полудикого боевика в этом лощеном молодом господине, одетом по последнему, надо полагать, писку неизвестной Александру моды. Безукоризненный темно-зеленый костюм со сверкающими пуговицами, белоснежная то ли футболка, то ли водолазка. Галстука, естественно, никакого, да и неуместен он при таком наряде. Дипломат из какой-то экзотической страны, одним словом. Бежецкий смутно припомнил, что видел нечто подобное вроде бы на иранском после (не воочию, конечно, а по «ящику»). Или на турецком?
Наиболее дико на Рустаме смотрелись очки в щегольской золотой оправе! Судя по толщине стекол, очки он носил не из форса, а по необходимости. Как же в горах-то без них обходился? Или там пользовался контактными линзами? Александр представил себе эти интеллигентские очочки на заросшей бородой до глаз загорелой физиономии бандита и не смог сдержать улыбки.
Рустам, остановившись, тоже щерил в ослепительной, голливудской прямо-таки улыбке великолепные зубы. Хотя без обрамления бороды и усов она вообще-то выглядела не столь эффектно, как раньше. Александр подошел к знакомцу, посмотрел в смеющиеся черные глаза, слегка искаженные сильной оптикой, и, подумав несколько секунд, крепко пожал протянутую руку: как бы ни сильна была у Бежецкого ненависть к моджахедам, Рустам несколько раз выручал пленного майора, защищал от своих диких соратников, делился последним куском хлеба и вообще был настоящим ангелом-хранителем во враждебном окружении чеченского плена. Какая разница: делал он это от души или по приказу? Рустам, не ожидавший, видимо, такой реакции Александра, улыбнулся еще шире и, хлопнув по плечу, с непосредственностью истинного сына гор пустился в расспросы. Все-таки, кем бы он там ни был на самом деле, Шахоев оставался неплохим парнем!
Судя по знакомству с Бекбулатовым, окончание учебы было не за горами, а конкретная цель подготовки для Александра все еще оставалась неясной. Хотя примерную свою задачу он наконец смутно начал представлять. Реальный ротмистр Бежецкий, видимо, совершенно незаметно для себя оказался разменной фигурой в руках неких политических сил «той» Российской Империи. Обычная история: кто-то рвущийся к власти стремился оттолкнуть от кормушки более везучего, а так как «резвились у корыта» отнюдь не милые розовые поросятки, а вполне зрелые секачи с острыми, отточенными и проверенными в бою на чужой шкуре клыками, результат стал вполне предсказуемым. Третья сторона, представляемая Полковником, решила вмешаться, и, видимо, не без пользы для себя. Александр не был настолько наивен, чтобы считать цели фирмы «Полковник и Ко» альтруистическими и насквозь благородными. Ну не верилось битому и закаленному «псу войны», которым не раз и не два затыкали прорехи «мирной» политики, в гуманизм и бескорыстие спецур, что своих, что чужих. Даже дитя фантастики, идеальный «Комкон-2», придуманный братьями Стругацкими для своего «светлого будущего», и тот на поверку оказался не столь уж филантропическим учреждением…
К тому же есть вопросец на засыпку: а что в результате удачного внедрения «близнеца» станет с оригиналом, ротмистром графом Бежецким? Об этом будущий «наследник» старался не думать. Естественно, излишнего гуманизма здесь ждать не приходилось…
За месяцы каждодневного и старательного влезания в чужую шкуру Александр успел даже полюбить своего «близнеца», как родного брата (хотя родного-то он на самом деле никогда особенно не любил). Спасибо «учителям», они не тратили время на превращение оригинала в глазах «копии» в монстра, маньяка или хотя бы подлеца. Бежецкий-первый со всеми своими маленькими пунктиками, привычками и слабостями стал настолько близок Александру, что обаятельный штаб-ротмистр Бекбулатов, вместе с которым ему предстояло работать на «том свете», стал вызывать некоторую брезгливость. Предать друга, с которым учился, съел, как говорится, пуд соли… Где же здесь дворянская честь? И вообще… Сам Георгий Николаевич с каждым днем нравился Бежецкому все меньше. Столь ослепительные поначалу для вчерашнего «окопника» манеры штаб-ротмистра, после того как он сам приобрел кое-какой лоск, стали казаться какими-то наигранными и несколько неестественными. Полноте, да оригинал ли сам штаб-ротмистр? После своей метаморфозы Александр готов был поверить любой бредовой гипотезе. Что, если где-нибудь в России-икс бесследно пропал некий Георгий Вельяминов, скажем, бухгалтер, чтобы объявиться на Земле-2 в роли жандармского штаб-ротмистра? Почему бы и нет? Судя по всему, в Санкт-Петербург вместе с Бежецким и Бекбулатовым он не собирался, более того, сдав Александра с рук на руки последнему, стал постепенно отдаляться, ссылаясь на занятость.
А не ждет ли где-нибудь своего часа и Бежецкий-третий? Бр-р-р. Нужно как можно меньше думать на эту тему…
