Глава 4
Когда послы вместе с Гертрудой вернулись в Мец, Храмн подробно отчитался королю о переговорах в Бёблингене, в том числе о нежелании Герменфреда уступать Фрейбург Австразии.
Теодорих развернул привезенное Храмном послание от бывшего союзника и бегло ознакомился с ним. Латынь казалась безупречной, но за витиеватыми фразами таился лишь один смысл: Фрейбург остается под короной Тюрингии. В том же послании секретарь – из пленных римлян, был подарен Герменфреду Теодорихом Великим – приносил также извинения и искренние сожаления по поводу гибели франкских воинов во Фрейбурге, а затем долго и пространно пытался обосновать причины, побудившие короля Тюрингии прибегнуть к столь жестким мерам. В знак же примирения Герменфред отправил в Мец вместе с сим письмом дары, призванные смягчить гнев Теодориха.
Король Австразии отбросил письмо, пытаясь подавить растущее раздражение.
– И что ты думаешь по этому поводу, Храмн?
Букеларий задумался на некоторое время, а затем высказал свое мнение:
– Выход только один – война, мой господин. Ибо Герменфред, нарушив договор, тем самым оскорбил вас.
– Ты прав, Храмн, войны не избежать. Значит, нужно искать союзника.
Храмн, будучи осведомлен о непростых отношениях между сводными братьями-королями, принялся размышлять вслух:
– У Хильдеберта искать поддержки не стоит. Он не перестает зариться на доставшиеся вам после смерти Хлодомира и его сыновей земли Оверна и богатейший Клермон. От такого союзника в любой момент можно ожидать удара в спину. А вот Хлотарь…
– Конечно, Хлотарь! – подхватил Теодорих ход мыслей Храмна. – Он наплодил столько сыновей, что вряд ли ему хватит Суассонского королевства, чтобы обеспечить каждого из них землей и троном. Я немедленно отправлюсь к Хлотарю на переговоры и поддержу свою просьбу насчет союзничества дарами. Кстати, Храмн, что там мне прислал Герменфред? Опять меха?
– Да, мой повелитель, меха и серебро тюрингской работы, правда, на мой взгляд, несколько грубоватой.
– Ничего, Храмн, серебро остается серебром в любом виде. Если чаши и украшения вдруг придутся Хлотарю не по вкусу, он прикажет своим мастерам переплавить их и изготовить более изящные вещи. Надеюсь, что в союзе с Хлотарем мы завоюем Тюрингию целиком, а затем разделим ее поровну. Думаю, на таких условиях мой брат согласится выступить в совместный поход. Я же пока сделаю вид, что удовлетворен дарами Герменфреда и его нелепыми объяснениями. Мне необходимо выиграть время и усыпить его бдительность.
* * *
Прежде чем отправиться в Суассон, Теодорих решил посетить родной Реймс. Королева Суавегота отнеслась к появлению Гертруды враждебно. Король, желая загладить вину перед женой, преподнес ей дорогие подарки.
– Золотом и серебром ты не залечишь мои душевные раны, – упрекнула она его. – Я не намерена делить тебя с язычницей и потому приняла решение покинуть Реймс. Уеду в Ахен или в Амьен.
– Гертруда – не язычница! – воскликнул Теодорих. – Она арианка. И – всего лишь наложница. Разве я виноват, что на склоне лет возжаждал вдруг любви юной девы?!
– Значит, я для тебя стала стара, – с обидой в голосе произнесла Суавегота. – Мне больно это слышать от тебя. Я завтра же покину Реймс!.. – она отвернулась от мужа, стараясь держать себя в руках, но рыдания против воли рвались из ее груди.
– Я запрещаю тебе уезжать отсюда! В конце концов, я король, и ты обязана подчиняться мне! И я не позволю тебе покинуть город. Ты останешься здесь, иначе я прикажу приставить к тебе стражу.
Оскорбленная и униженная королева медленно обернулась и взглянула на мужа. По ее щекам двумя ручейками струились слезы.
– Ты совсем потерял голову из-за этой девицы…
Теодорих почувствовал, что начинает терять терпение.
– Или ты покоришься мне, или…
Суавегота гордо вскинула голову.
– Что? Прикажешь убить меня?
– Отправлю в женский христианский монастырь! – в ярости вскричал король.
– Я согласна, – смиренно произнесла Суавегота. Слезы на ее глазах чудесным образом вдруг высохли. – Буду молиться там о спасении твоей души.
Чувствуя, что теряет самообладание, Теодорих резко развернулся и быстрым шагом покинул покои супруги.
* * *
Не желая встречаться с наложницей, Суавегота удалилась со своим двором в восточное крыло королевской виллы. Гертруда же, напротив, поселилась рядом с покоями короля и постепенно входила в роль хозяйки. Теодорих по-прежнему наслаждался любовью молодой красавицы, стараясь не думать о жене.
Суавегота хотела написать письмо пасынку в Ахен, но потом, не желая сеять раздор между отцом и сыном, передумала. И, покорившись судьбе, теперь либо проводила время в домашней часовне, либо занималась богоугодными делами. Вскоре ее даже стали почитать в Реймсе почти как святую.
Теодорих же, казалось, напрочь забыл и о судьбе родной матери Амалаберги, отвергнутой отцом-королем Хлодвигом ради бургундки Клотильды. Впрочем, сам-то он и не помышлял жениться на Гертруде. В отличие, правда, от нее самой: девушка вынашивала коварные замыслы.
Спустя несколько месяцев после возвращения мужа в Реймс Суавегота узнала, что его юная наложница в тяжести, и стала молить Бога, чтобы у той родилась девочка. Храмн, много лет тайно влюбленный в королеву, видя ее переживания, однажды предложил:
– Хотите, госпожа, я помогу вам избавиться от соперницы? Для меня не составит труда подослать к ней верного человека, прекрасно владеющего кинжалом или веревкой. И в одно прекрасное утро наложницу обнаружат задушенной или заколотой в ее же покоях.
Суавегота осенила себя крестным знамением.
– Побойся Всевышнего, Храмн! Я никогда не соглашусь на это, как бы тяжело мне ни было.
Храмн с обожанием взирал на королеву.
– Неужели вы не желаете мести? – спросил он.
– Нет. Месть сперва ослепляет человека, а затем губит его, – ответила Суавегота.
– Но если Гертруда родит мальчика, ее положение при дворе укрепится. Она и так уже ведет себя как хозяйка.
– Я знаю, Храмн. Именно поэтому и покидаю свои покои все реже. Около меня остались только по-настоящему преданные мне люди.
В порыве чувств Храмн приблизился к королеве едва не вплотную.
– Я предан вам, госпожа, всей душой! – с жаром воскликнул он.
Суавегота благодарно улыбнулась ему.
– Я верю тебе… мой дорогой воин… – сказала она и протянула букеларию руку, которую он тотчас осыпал поцелуями.
Суавегота смутилась, внезапно испытав полузабытое волнение женского естества, и попыталась высвободить руку из сильных пальцев Храмна. Но ей это не удалось. Ибо распаленный многолетней страстью мужчина уже рывком привлек ее к себе.
– Пусть… мы совершим грех перед Господом… – прерывисто шептал он на ухо королеве. – Я готов отправиться в ад, лишь бы обладать вами…
Шею Суавеготы обожгло горячее дыхание Храмна, и она поняла, что уже не в силах сопротивляться соблазну. Да и зачем?..
* * *
Когда живот Гертруды изрядно округлился, Теодорих, лишившись возможности продолжения плотских наслаждений с наложницей, отправился, наконец, в Суассон на встречу с братом.
Дорога от Реймса до Суассона заняла у Теодориха три дня, в течение которых он предавался в основном воспоминаниям. Уже много лет король Австразии не посещал этот город, в котором провел и детство, и безрадостную юность. Теодорих вспомнил и кормилицу Иветту, и сенешаля Гортрана, обучившего его латыни, и их с Эйнаром хитроумный побег, и бесстрашную Клерет, и прочие многочисленные приключения юности.
Следуя по землям Хлотаря и уже приближаясь к Суассону, Теодорих обратил внимание, что предместья города заметно разрослись. Вокруг города во множестве поселились мастеровые люди и свободные крестьяне, которые теперь каждое утро спешили на городскую площадь, дабы продать свой товар.
Столицы Суассонского королевства кортеж Теодориха достиг, когда колокола местных церквей отзвонили римскую сексту. Попетляв по узким знакомым улочкам, он выехал к королевской резиденции, которая, как сразу заметил Теодорих, тоже претерпела значительные изменения.
Хлотарь встретил гостя радушно, хотя Теодорих прекрасно знал, сколь умело брат способен скрывать свои истинные чувства. После обмена приветствиями и прочими любезностями перешли к делу. На всякий случай Теодорих напомнил брату, что поскольку их отец, король Август Хлодвиг, был рожден Базиной Тюрингской, значит, ее земли по праву должны принадлежать им. При упоминании о возможности завоевания новых земель Хлотарь несказанно оживился, ибо наследников у него и впрямь было предостаточно. И если разделить его королевство на всех сыновей, те получат в лучшем случае латифундии, но уж никак не государства.
Словом, предложение брата объединить усилия против Герменфреда с целью лишения того короны Хлотарь воспринял с энтузиазмом и мысленно даже назначил уже королями-соправителями Северной Тюрингии старших сыновей Гунтара и Хильдерика, рожденных ему Ингундой.
В свою очередь Хлотарь, рассчитывая на помощь тестя, короля Хлодомира II, предложил Теодориху задействовать в походе еще и саксов. Однако Теодорих, прекрасно зная, что вести дела с саксами опасно – могут в любой момент предать! – отклонил его предложение, пообещав, правда, в случае необходимости обратиться к ним за помощью всенепременно.
На самом деле Теодориху не хотелось иметь в союзниках тестя Хлотаря из опасения, что впоследствии родственники объединятся против него самого. Про себя он решил, что лучше уж привлечет, если понадобится, Дерека – сына Хлодомира II, правившего сейчас в Вормсе, полученном от отца на кормление. Теодорих знал о разногласиях межу Хлодомиром II Саксонским и его сыном: амбициозный Дерек считал, что Вормс слишком мал для него, и чувствовал себя несправедливо обделенным отцом.
* * *
Весной, когда старые римские дороги окончательно подсохли под солнцем и по ним уже можно было беспрепятственно передвигаться, дружины Теодориха и Хлотаря, объединившись в Меце, двинулись в сторону Тюрингии. Гарнизоны, выставленные Герменфредом по римскому образцу (остготский король Аталарих, преемник Теодориха Великого, несмотря на сложное положение в собственном королевстве, по просьбе короля Тюрингии предоставил ему нескольких своих опытных военных советников) на некоторое время задержали союзную армию франков. Но ровно на столько, чтобы гонец смог достичь Бёблингена и предупредить Герменфреда, что войско франков насчитывает более пяти тысяч воинов, хорошо вооружено и оснащено мощными осадными орудиями.
…Герменфред запаниковал. Он понимал, что объединиться с братом и пойти на войну с Тюрингией Теодориха заставило именно его предательство, но очень уж не хотелось признавать свою ошибку. Королева Аудовера заперлась у себя в покоях и теперь беспрестанно возносила молитвы Логосу, умоляя помочь супругу.
Герменфред в срочном порядке созвал военный совет, на который пригласил и Мундериха, пользующегося ныне – после захвата Фрейбурга – его особым доверием.
Амалафред высказался первым:
– Военная слава франков умерла вместе с Хлодвигом! Франки разучились воевать! Надо дать им бой!
– Амалафред прав, – поддержал его Мундерих. – К тому же иного выхода у нас все равно нет: с севера вновь наступает дружина Бадериха. Но поскольку наше войско проигрывает франкам по численности, предлагаю действовать хитростью…
– Говори! – нетерпеливо воскликнул король тюрингов.
– Я прожил достаточно бурную жизнь, сражался в армии Теодориха Великого. В молодости я услышал однажды историю о том, как несколько веков назад римский легион отправился на завоевание тевтонских племен.
– И что же? – поторопил оратора Герменфред.
– Так вот вооруженные топорами и луками тевтонцы, не имея численного преимущества в сравнении с регулярными войсками Рима и желая поэтому избежать с ними открытого боя, сделали вид, что напуганы римской мощью, а сами заманили римлян в болота. Но предварительно хитроумные дикари сплели из древесных ветвей специальные мокроступы – что-то вроде плоских корзин, обув которые на ноги, можно спокойно перемещаться по топям. Римляне же в своих тяжелых доспехах тотчас увязли по колено в гнилой жиже и, таким образом, оказались в западне: одни тевтонцы расстреливали их из луков, другие, подбираясь на мокроступах вплотную, добивали боевыми топорами. Словом, отправленный на покорение дикарей римский легион «непобедимых» воинов бесславно погиб. Лишь единицам удалось тогда выжить…
– Если твой план сработает, я назначу тебя наместником северной Тюрингии! – воскликнул воодушевленный рассказом король. – Итак, нам остается только выбрать подходящее место для битвы…
– Есть такое! – воскликнул Амалафред. – Ловушку можно организовать на притоке Дуная, что в десяти лигах от Бёблингена.
* * *
Согласно стратегии, предложенной Мундерихом, передовые отряды тюрингов приняли первый удар франков и, сделав вид, что дрогнули, начали отступать к реке, где в укрытии уже затаились отряды, планировавшие взять франков в кольцо.
Теодорих сразу заподозрил в действиях тюрингов недоброе. Во-первых, он не понаслышке знал об умении варваров сражаться в лесах и на болотах, а во-вторых, был знаком и с историей заманивания в подобные ловушки римских легионов. Потому и поспешил в шатер брата с требованием:
– Немедленно прикажи своим воинам прекратить преследование врага!
Хлотарь воззрился на него с изумлением, граничащим с недовольством.
– Мы с тобой, конечно, союзники, но пока я сам волен решать, какие приказы отдавать своим воинам!
– Ты ослеплен легкой победой, Хлотарь! Поверь, тюринги заманивают твоих людей в ловушку! Подобную тактику варвары не раз использовали еще против римлян!
Хлотарь снисходительно молвил:
– Сдается мне, брат, что ты просто-напросто растерял воинский пыл. Стареешь… Но нет, я не отменю своего приказа! Вот увидишь: мои воины добьют тюрингов, и я первым захвачу Бёблинген!
Поняв, что жажда стяжания военной славы полностью возобладала над разумом Хлотаря, Теодорих молча развернулся и покинул его шатер.
Действительно слова Теодориха оказались пророческими: тюринги действительно заманили разгоряченных погоней франков в топи, а затем расстреляли с флангов стрелами из луков. Хлотарь потерял почти тысячу воинов. Он пребывал в отчаянии: северная Тюрингия уплывала из рук! Усмирив гордыню, Хлотарь пришел к Теодориху.
– Ты был прав, брат, когда предупреждал меня о ловушке, – произнес он покаянно. – Я же, как ни прискорбно теперь в том признаваться, не внял твоему совету и в итоге потерял людей…
– Твое сражение проиграно, Хлотарь, – холодно ответил Теодорих.
– Почему?! Разве ты не поможешь мне? И разве мы не вместе захватим Бёблинген, а потом и всю Тюрингию?
Теодорих отрицательно покачал головой.
– Нет, Хлотарь. С этого момента мы более не союзники.
– Но… – попытался возразить тот, желая найти нужные слова и переубедить брата.
– Ты сам виноват! – резко оборвал его король Австразии. – Надо было действовать сообща, а не пытаться отличиться лишь для того, чтобы твой подвиг воспели меннизингеры. Прощай! И не заставляй моих людей прибегать к силе.
Глаза Хлотаря злобно сверкнули.
– Как ты был сыном наложницы, так им и останешься! – в гневе воскликнул он.
– Уж лучше быть сыном наложницы, чем сыном королевы, опутавшей интригами все королевство как паутиной, – спокойно парировал Теодорих.
– Прощай! – с ненавистью прошипел Хлотарь и вышел прочь.
На следующий день он вместе с остатками дружины покинул Тюрингию.
* * *
Теодорих, не теряя времени, отправил послов в Вормс к королю Дереку с предложением военного союза.
Тюринги, пользуясь передышкой, принялись активно стягивать силы к столице. Данным обстоятельством не преминул воспользоваться король Бадерих: поскольку северные границы королевства остались без должной защиты, он перешел в наступление, намереваясь завладеть Вюрцбургом и северной Тюрингией. Так что Теодорих, сам того не ожидая, получил поддержку извне, но в ожидании саксов занял на всякий случай оборонительные позиции. Король Дерек не заставил себя долго ждать: прибыл вскоре с дружиной, хотя и не столь многочисленной, как у Хлотаря.
Теодорих принял Дерека в походном шатре, где они и обговорили условия новоиспеченного военного союза. Затем объединенные франко-сакские силы выступили в поход и, предусмотрительно обойдя речные топи с помощью подкупленных местных проводников, устремились к столице.
Герменфред догадался, что Теодорих не станет переправляться с тяжелыми метательными механизмами через реку, а прибегнет к обходному маневру, поэтому расположил военную ставку около небольшого селения, где и рассчитывал встретить неприятеля. Когда же лазутчики донесли Герменфреду, что к франкам присоединились саксы, он чрезвычайно обеспокоился: силы противоборствующих сторон вновь были не равны.
Теодорих решил не спешить с началом боевых действий и убедил в том же Дерека, хотя тот и жаждал кровавой сечи с богатой добычей в качестве скорой награды. Так армии и стояли друг против друга почти десять дней.
За это время Герменфред получил плохие известия из северной Тюрингии: Бадерих почти уже достиг Везера. Теперь Герменфред молил богов, чтобы его воины и наемники не узнали об успехах ненавистного брата-бастарда.
Когда лазутчики Теодориха тоже сообщили ему об активном продвижении Бадериха к Везеру, он тотчас призвал Дерека и объявил ему, что еще несколько дней – и настанет самое благоприятное время для битвы. А дабы не терять время даром, предложил план, согласно которому Дерек немедленно отправил нескольких своих воинов (саксов было трудно отличить внешне от тюрингов) по дороге, ведущей в Беблинген, под видом торговцев.
Как Теодорих с Дереком и рассчитывали, тюринги задержали «торговцев», заподозрив в них вражеских лазутчиков. Те же, отлично владея тюрингским языком, поведали, что видели по пути несметные полчища франков, подкрепленные силами саксов. Добавили также, что слышали, будто бы Бадерих уже захватил северные земли Тюрингии вплоть до Везера. Тюринги отобрали у «торговцев» их товар (вино и провиант) и отпустили восвояси, но с возложенной на них миссией те справились: успели посеять в душах тюрингских воинов страх и сомнения.
Узнавший о том Герменфред решил, что медлить более нельзя, и отдал приказ начать наступление. Теодорих только того и ждал. Дерек, оценив дальновидность союзника, выказал даже готовность сотрудничать с ним и впредь.
Когда дружина Герменфреда пошла в атаку на неприятеля, командиры не досчитались в ней саксонских наемников: те уже благополучно переметнулись к соплеменникам. Даны, узнав об этом, тоже разом утратили боевой пыл, ибо не желали погибать от мечей франков. Безземельный конунг, доселе служивший королю тюрингов верой и правдой, и вовсе отдал своим людям приказ отступить и не принимать участия в битве.
Воспользовавшись сумятицей в стане неприятеля, воины Теодориха и Дерека расправились с тюрингами очень быстро: уже к вечеру бой был окончен. Герменфред с остатками дружины отступил к Бёблингену и укрылся за его стенами.
* * *
Аудовера и военачальники убедили Герменфреда оставить столицу, ибо деревянные стены города все равно не выдержали бы натиска франкских осадных орудий и метательных механизмов. Королю ничего не оставалось, как только согласиться с их доводами и спастись постыдным бегством, укрывшись в крепости Скитинг на реке Унструт.
После того как король бросил столицу на произвол судьбы, боевой дух ее защитников резко упал. Правда, несколько дней Бёблинген все же сопротивлялся, но, не устояв перед градом летящих на стены и головы горожан камней, в итоге сдался на милость победителей.
Франки с саксами захватили в тюрингской столице богатую добычу, и Дерек, получив причитающуюся ему часть, вернулся в Вормс. Теодорих же, разграбив все крупные города Тюрингии, решил не тратить время на осаду Вюрцбурга, в коем уже обосновался Бадерих, а сразу отправиться в Скитинг, дабы покончить с Герменфредом.
Увидев под стенами крепости франков, бывший король Тюрингии пришел в неописуемый ужас. Он оказался зажат меж двух врагов: с юга стояла дружина Теодориха, а за Везером, на севере, уже вовсю хозяйничал Бадерих.
Герменфред призвал военачальников на совет, но ряды их, увы, за последнее время заметно поредели. Причем первым Герменфреда покинул Мундерих: гордый остгот не имел привычки служить поверженным королям.
На совете царило молчание, ибо приближенные короля не знали, как спасти положение и выкрутиться из сложившейся печальной ситуации. Герменфред обвел их блуждающим взором.
– Меня все бросили и предали, – тяжело выдохнул он. – Надеяться более не на кого…
– Отец, отправьте к Теодориху послов, – дерзнул высказаться Амалафред.
– Зачем?
– Молите его сохранить жизнь королеве. Мы же умрем достойно, как воины.
Мысли о смерти не раз уже посещали и самого короля, но он гнал их прочь. Умирать совсем не хотелось, пусть даже достойно – в битве и с оружием в руках.
Поэтому на следующий день, последовав совету сына, Герменфред отправил верных людей в лагерь франков с прошением, в коем молил Теодориха сохранить жизнь всей королевской семье.
Король Австразии принял послов Герменфреда в походном шатре, сидя на простом деревянном табурете, застеленном шкурой волка.
– Что привело вас ко мне? – грозно воззрился он на тюрингов. – Неужто принесли условия сдачи Скитинга?
Тюринги поклонились и молча протянули ему прошение своего короля.
Ознакомившись с посланием, Теодорих многозначительно хмыкнул: он понял, что враг окончательно сломлен и, значит, штурмовать крепость его воинам не придется.
– Я обещаю сохранить жизнь королю Герменфреду, его семье и придворным при условии, что Скитинг будет сдан без кровопролития, – веско отчеканил он. – Завтра в полдень вы должны открыть мне ворота.
Удовлетворившись его ответом, тюринги покинули лагерь франков, торопясь доложить о достигнутой договоренности своему королю.
* * *
– А что, если Теодорих обманывает меня? – обратился Герменфред с вопросом к сыну и жене, выслушав послов. – Вдруг это всего лишь уловка, чтобы выманить нас из Скитинга?
Аудовера молчала. За последнее время она сильно сдала: поседела, похудела, под ее некогда прекрасными, полными жизни и огня глазами залегли черные тени. «Первая умная мысль, посетившая твою варварскую голову за все последние годы, – думала королева. – Ничуть не сомневаюсь, что Теодорих убьет и тебя, и Амалафреда… И я останусь одна. В наложницы король Австразии вряд ли меня возьмет: не думаю, что в моем возрасте я гожусь для такой роли. Хвала Логосу, что хоть Гертруда устроена! А если все пойдет так, как я задумала, вскоре станет и королевой Австразии. В ней – вся моя надежда на будущее. Но куда податься на первых порах? Вернуться в родное королевство? Уйти в монастырь?» Мысли путались. Аудовера взглянула на сына, и сердце ее болезненно сжалось. Конечно же, Амалафред был как две капли воды похож на отца – и внешностью, и характером. Порой Аудовере казалось даже, что это не она произвела на свет столь упрямого и жестокого юношу. Однако, как ни крути, он все же был плоть от плоти и кровь от крови ее родным сыном…
– Король Австразии дал обещание, – робко произнес один из послов.
– Знаю я его обещания! – саркастически хмыкнул Амалафред. – Ему нельзя верить!
– В любом случае у нас нет другого выхода, – подала, наконец, голос королева. – Если мы не покинем крепость добровольно, франки уничтожат и ее, и нас…
После непродолжительной беседы Герменфред пришел к окончательному решению: завтра в полдень он, его семья и последние сохранившие ему верность воины покинут крепость.
* * *
…Солнце ярко освещало землю, стоял конец августа. Пришло время жатвы и сбора урожая, но, увы, почти все близлежащие поля были вытоптаны либо сожжены франками и саксами. Многие города и селения обезлюдели: крестьян и воинов вражеские воины поубивали, а женщин и юношей увели в плен.
Король Тюрингии в последний раз поднялся на дозорную башню и впервые в жизни пожалел, что у него нет крыльев как у птицы. Ему захотелось, забыв обо всем, взметнуться ввысь и улететь прочь. Далеко-далеко отсюда…
Герменфред провел бессонную ночь, терзаясь догадками, выполнит ли Теодорих свое обещание. Сам-то он, чего уж греха таить, не мог похвастаться обязательностью в соблюдении данного кому-либо слова.
За спиной раздался голос сына:
– Пора, отец! Солнце уже высоко, скоро полдень…
Герменфред обернулся – перед ним стоял Амалафред при полной амуниции. На глазах короля впервые в жизни выступили слезы.
– Идем, сын…
В небольшом внутреннем дворе их уже ожидали королева и немногочисленная свита. Герменфред обратил внимание, что Аудовера надела праздничное платье и украсила волосы золотым обручем. Воины тоже стояли в парадном обмундировании, их начищенные до блеска шлемы сверкали на солнце. Бывший король Тюрингии помолился древним богам, ибо так и не уверовал в Логоса, и приказал открыть ворота.
* * *
– Сложите оружие, если хотите остаться в живых! – встретил их зычный голос Теодориха, как только створки крепостных ворот распахнулись.
Неожиданно Амалафред, не рассчитывавший, видимо, на снисхождение короля Австразии, обнажил меч и кинулся прямо на Теодориха. Но цели не достиг – тотчас обмяк на копьях его телохранителей.
Аудовера издала протяжный стон. Герменфред почувствовал слабость в ногах.
Король Австразии равнодушно посмотрел на захлебывающегося кровью Амалафреда.
– Достойная смерть для воина, – обронил он и отдал приказ: – Проводите Герменфреда в мой шатер, остальных – к пленникам!
…Два короля, два бывших союзника снова встретились лицом к лицу. Один из них потерял к этому моменту все: честь, сына, корону, королевство. Другой, напротив, помимо богатой добычи расширил пределы своих владений за счет повергнутой огнем и мечом Тюрингии.
Теодорих молча долго смотрел на сломленного и постаревшего противника. Наконец спросил:
– Ты и впрямь надеешься, что я сохраню тебе жизнь, поскольку когда-то мы были союзниками и я взял твою дочь в наложницы?
– Но ты же обещал! – с жаром воскликнул Герменфред. – Неужели нарушишь королевское слово?
Теодорих зло рассмеялся.
– И это говоришь мне ты?! – Он гневно воззрился на пленника. – Король, лишившийся всех своих владений?! Король, первым нарушивший договор?! Или ты уже забыл, как уничтожил моих людей во Фрейбурге?
Герменфреда охватили страх и отчаяние.
– Пощади меня! Зачем тебе моя смерть? Ты и так получил все, что хотел, – залепетал он скороговоркой.
– До чего ж ты жалок! – скривился король Австразии. – Даже достойно умереть не способен!
Поняв, что его судьба решена, Герменфред поднял на него поблекшие глаза и взмолился:
– Прошу об одном: пощади хоть Аудоверу!
– Я отдам ее одному из своих букелариев. Думаю, ему будет лестно иметь в наложницах бывшую королеву, да к тому же племянницу Теодориха Великого.
– Тогда закончим разговор. Надеюсь, твой меч хорошо отточен…
– Не сомневайся! – заверил Теодорих и извлек из ножен верную «Разящую молнию».
В следующее мгновение клинок сверкнул в воздухе, и обезглавленное тело бывшего короля Тюрингии рухнуло вниз. Голова откатилась в дальний угол шатра, залив кровью устилавшие землю шкуры.
* * *
Теодорих и его дружина, отягощенные грузом трофеев, вернулись во Фрейбург, где воины тотчас принялись пировать победу и наслаждаться невинностью юных дев, дочерей знатных тюригнов. Однако в разгар пира из Реймса прибыл гонец и сообщил Теодориху две новости. Первая новость была приятной и долгожданной: Гертруда удачно разрешилась от бремени мальчиком. Вторая же опечалила короля: Суавеготу сразил сильный недуг.
На следующий день Теодорих назначил наместником Тюрингии букелария Храмна, оставил ему часть дружины для охраны города и почти всю свою добычу, дабы не мешала в пути, а сам спешно отбыл в Реймс.
Спустя три дня он уже слышал знакомый перезвон колоколов Реймского собора. Под восторженные крики горожан, обожавших своего повелителя, королевский кортеж проследовал в город и вскоре достиг резиденции. Не переодеваясь, Теодорих сразу устремился в покои жены.
Теодехильда, увидев отца, разразилась рыданиями и прильнула к его плечу.
– Благодарю вас, отец, что приехали, – сказала она, утирая слезы. – У матушки сейчас лекари…
– Что они говорят? В чем причина недуга? – взволнованно спросил Теодорих.
– Они не в силах понять причину, – горько посетовала дочь, – и оттого не могут определиться с лечением.
Теодорих почувствовал, что мозаичный пол уходит у него из-под ног. Только сейчас он понял, до какой степени ему дорога Суавегота.
Он резко отворил дверь и шагнул в спальню жены. Стоявшие подле ее ложа три лекаря, увидев короля, почтительно ему поклонились и деликатно удалились в противоположный угол комнаты.
Лицо королевы было мертвенно бледным, глаза глубоко запали, кожа вокруг них почернела. В первую минуту Теодорих даже не узнал супругу.
– Суавегота! – прошептал он мгновением позже и, опустившись на колени перед ее ложем, прильнул к бледной, безвольно свесившейся руке.
Женщина с трудом открыла глаза.
– Теодорих!.. – вымолвила она со слабой улыбкой. – Я рада, что ты застал меня живой…
Теодорих почувствовал, что из его груди вот-вот вырвутся рыдания. Он столько времени потратил на возвеличение короны Австразии и совершенно забыл при этом о жене! А теперь вот она уходит в иной мир… оставляет его…
– Не покидай меня! – взмолился Теодорих.
– Прости меня, – едва слышно попросила королева. – Прости за все…
В этот момент в покои вошел священник. Теодорих понял, что Суавегота хочет исповедоваться, ибо час ее близок, и поднялся.
Вслед за королем помещение покинули и лекари.
– Неужели нельзя ее спасти? – в отчаянии обратился к ним король в коридоре.
Все трое сконфуженно потупились. Потом самый старший из них виновато сказал:
– Все мы в руках Всевышнего.
Теодорих пришел в ярость.
– Если вы не излечите королеву, я прикажу вас казнить!
– Воля ваша, господин, – ответствовал старший лекарь. – Но вряд ли наша смерть исцелит королеву.
Не в силах более сдерживать захлестнувшее его чувство горечи, король устремился прочь. Однако не успел он достичь конца коридора, как его догнал один из лекарей.
– Выслушайте меня, повелитель!
Теодорих остановился и недовольно спросил.
– Что еще?
– Повелитель, я просто хотел поделиться с вами своими подозрениями…
– Это касается недуга королевы?
– Да, господин. Мне кажется… Я даже почти уверен, что он вызван ядом.
Красная пелена застлала взор короля, но он усилием воли взял себя в руки.
– Ты считаешь, что королеву отравили?
Лекарь утвердительно кивнул.
В голове Теодориха роем закружились мысли: «Кто? Зачем?! Кому понадобилось отравить королеву ядом?.. Она же никому не делала зла! Каждое воскресенье раздавала милостыню обездоленным… Всячески помогала им…» И вдруг страшная догадка озарила его: «Гертруда! Только она могла!.. Только ей выгодна смерть Суавеготы».
* * *
Гертруда, вполне уже оправившаяся от родов, готовилась к встрече с королем. Ей успели сообщить не только о его прибытии в Реймс, но и о том, что первым делом он направился в покои королевы. «Ничего, скоро все изменится, – торжествующе думала она. – Скоро Теодорих будет спешить только ко мне и к своему наследнику».
Когда король вихрем ворвался в ее покои, Гертруда, решив, что он снедаем любовным нетерпением, поспешила навстречу с раскрытыми объятиями. Однако Теодорих, словно и, не заметив ее, прямо с порога прошагал к детской люльке.
– Твой сын! – гордо произнесла наложница, приблизившись к повелителю. – Я назвала его Теодорихом. В твою честь…
Король, полюбовавшись малышом, перевел вмиг потяжелевший взор на нее, и она, интуитивно почувствовав беду, в страхе отступила. «Неужели он догадался?! Нет, не может быть!» – забилась в голове тревожная мысль. Вслух же она вкрадчиво осведомилась:
– Я провинилась перед тобой, мой господин? Тебе не нравится имя, которое я дала нашему мальчику?
Король резко схватил наложницу за руку и, крепко сжав ее, привлек к себе, чтобы заглянуть прямо в глаза.
– Ты… Ты… – он буквально задыхался от гнева. – Ты – змея, которую я пригрел на своей груди!
Гертруда побледнела, а кормилица и прислужница поспешно ретировались из комнаты.
– Я не понимаю причину твоего гнева, мой повелитель, – пролепетала наложница. – И мне больно… – она указала глазами на свою руку, которую король сжимал не в меру сильно.
– Сейчас тебе станет еще больнее! – Теодорих обнажил меч.
Гертруда вскрикнула.
– Что случилось, мой господин?! Меня оклеветали? Клянусь, я была верна тебе! – пылко воскликнула она.
– Признавайся, ты отравила королеву?! Ты! Я уверен! – выкрикнул Теодорих и, побагровев от гнева, занес над головой женщины меч.
Та вмиг обмякла и начала оседать. Теодорих выпустил ее руку, и она упала на пол, застеленный меховым ковром.
Король потерял счет времени. Он не знал, сколь долго простоял с обнаженным мечом над наложницей. Из состояния оцепенения его вывел писк малыша.
– Не притворяйся! Вставай! – приказал он Гертруде ледяным тоном. – И выслушай мою волю.
Женщина покорно поднялась, понимая, что притворяться далее нет смысла.
– Ты покинешь Реймс тотчас же! Сына я признаю законнорожденным. Он ни в чем не будет нуждаться и вырастет, как и подобает королевскому сыну.
Гертруда хотела что-то сказать, но король смерил ее столь гневным взглядом, что она так и не осмелилась раскрыть рта.