Ранним утром Клерет переоделась в наряд крестьянки, любезно предоставленный ей Эрминетрудой, опоясалась мечом, накинула плащ из грубой домотканой шерсти, взяла плетеную корзину и отправилась из Бребьера в Дуэр. Она медленно шла по проселочной дороге, напевая шаловливую песенку про двух незадачливых охотников, которые подстрелили из лука домашнюю козу, перепутав ее с олененком.

Несмотря на безмятежную с виду походку и беззаботное пение, девушка постоянно была начеку: левой рукой сжимала ручку корзины, а правую, свободную, как бы невзначай то и дело подносила к полам плаща, под которыми был скрыт меч-гладиус. Добравшись до селения Дуэр, Клерет зашла в дом Морвакса, провела некоторое время в тепле, согрелась и отправилась в обратный путь.

Уже на тропинке, проложенной через молодой подлесок, который разграничивал соседские наделы, Клерет буквально спиной почувствовала, что за ней наблюдают. Она небрежно запустила правую руку под полу плаща и, ощутив ладонью холод металлического навершия меча, нарочито затянула песню еще громче и беззаботней. Как девушка мысленно и предположила, нападение не заставило себя ждать: кто-то крепко схватил ее вдруг сзади сначала за плечи, одновременно пытаясь зажать рот, а затем и за ноги. Отнюдь не потеряв самообладания, Клерет мощным рывком стряхнула с себя цепкие руки незнакомца, ловко извлекла из ножен меч и, резко развернувшись, с размаху ударила им похитителя в живот. Меч достиг цели: раздался протяжный вой, похожий на волчий. Нападавший упал, но перед Клерет тут же вырос второй дикарь – в волчьих шкурах, источающих отвратительный запах сырости и плесени. Увидев в руках «крестьянки» меч, он замешкался, и девушка, воспользовавшись сим обстоятельством, вонзила клинок ему в бедро. Дикарь взвыл и попытался спастись бегством, но тщетно: его уже скручивал веревками подоспевший Теодорих.

Возвращение в Бребьер Теодориха и Клерет со связанным плененным дикарем произвело на хуторян-колонатов неизгладимое впечатление. Эрминетруда, тотчас отправив младшего сына за Морваксом, деловито распорядилась:

– Ведите его в амбар! Свяжем кожаными шнурками – не убежит!

Конечно же, Эрминетруда, подобно землякам, хорошо знала легенду о людях-волках, некогда заселявших здешние края, просто никогда не воспринимала ее всерьез. Относилась скорее как к сказочной истории, сочиненной древними предками. Увидев же пленника в волчьей шкуре, но с человеческим лицом, искаженным от боли, женщина поняла: в похищениях девушек повинны отнюдь не духи, а люди-ульфы.

Будучи крепко привязан к деревянной подпорке амбара и истекая кровью, пленник обмяк, точно мешок. Кровотечение было достаточно сильным: возможно, удар, нанесенный ему Клерет, повредил важную артерию. Напротив полукругом стояли Морвакс, Эрминетруда, Теодорих и Клерет, с негодованием взирая на похитителя невинных девушек.

– Странный запах исходит от этого молодого на вид «волка», – заговорила Эрминетруда первой. – Помимо запаха крови от него разит еще и плесенью.

Клерет кивнула.

– Мне тоже так показалось в первую же минуту встречи…

Морвакс меж тем внимательно рассматривал грубую обувь дикаря, изготовленную явно из кабаньей кожи. Обувка представляла собой всего лишь обмотанные вокруг ноги кожаные полоски – такой не сыщешь даже у самого нищего бедняка Ахенского домена. Поскольку кожаные обмотки были вдобавок испачканы грязью, Морвакс резонно удивился: где зимой, да еще в мороз, пленник умудрился найти грязь?

– Взгляните на его обмотки, – поделился Морвакс своим наблюдением с присутствующими. – Они все в грязи, хотя, правда, и в замерзшей. И все-таки вряд ли грязь сохранилась с осени – слишком уж толстым слоем покрывает она его незамысловатую обувку. – Все согласно закивали. – Кто ты? – спросил Морвакс дикаря по-саксонски. Тот молчал. – Говори, иначе я отрублю тебе ногу! – для убедительности дефенсор вскинул гонделак и нацелил его на здоровую ногу пленника. Ульф в ответ лишь дико осклабился, обнажив зубы с ярко выраженными волчьими резцами. Но молодой дефенсор, памятуя о горе, пережитом семьями похищенных девушек, был настроен решительно: с размаху ударил ульфа гонделаком по ноге чуть выше колена. Тот взвился от боли и по-волчьи заскулил. – Повторяю вопрос: кто ты? – Морвакс занес оружие для второго удара.

Не переставая скулить, ульф начал сбивчиво произносить бессвязные, на взгляд Теодориха и Клерет, звуки, однако Морвакс и Эрминетруда внимательно к ним прислушивались. Когда же, в изнеможении свесив голову на грудь, ульф умолк, дефенсор Дуэра озадаченно произнес:

– Я разобрал только слово «озеро». Может, пленник имеет в виду то озеро, что находится неподалеку от лесного замка?

– Возможно… – задумчиво отозвалась Эрминетруда. – А еще ульф сказал, что они, волки, живут под землей…

Неожиданно дефенсор и вдова потрясенно воззрились друг на друга и почти одновременно выдохнули:

– Грот!

Перехватив ничего не понимающие взгляды Клерет и Теодориха, Морвакс пояснил:

– Мы с Эрминетрудой думаем, что ульфы живут в подземном гроте на лесном озере: лишь этим можно объяснить грязь на обмотках пленника и исходящий от него затхлый запах плесени. Удобное, кстати, место. Во-первых, расположено близ наших селений, а во-вторых, местные жители избегают окрестностей озера, полагая, что в гроте живет Мара. Все сходится! Отсюда и доносящиеся из-под земли рядом с озером леденящие душу звуки. Только никакая это не Мара кричит, а ульфы воют!

Отряд все тех же колонатов-добровольцев уже миновал развалины старинного замка и, снова углубившись в лес, осторожно пробирался теперь к лесному озеру.

Озеро оказалось достаточно большим и почти правильной округлой формы. Его крутые скалистые берега разительно выделялись на фоне внешне спокойного леса, совершенно не вписываясь в пейзаж. Более того, они казались словно бы выхваченными из другого места и перенесенными сюда зачем-то волей того же Ньёрба.

Колонаты двигались цепью, следуя шаг в шаг за Морваксом. Теодорих шел замыкающим. Вооруженные неизменными гонделаками и топорами мужчины были преисполнены желания немедленно и жестоко расквитаться с ульфами за своих сестер и дочерей, благо убедились теперь, что имеют дело с обычными смертными, а не с всемогущими богами или бесплотными духами.

Первым приблизившись к чернеющему на фоне снега входу в грот, Морвакс взмахнул рукой, и колонаты, рассредоточившись поблизости, затаились. Вскоре до них явственно донеслись словно бы молящие о пощаде женские голоса и приглушенный вой людей-волков. А чуть позже из глубокой черной расселины грота собственной персоной появился и один из ульфов. Морвакс, стоявший у входа, не растерялся и ударил дикаря сзади по голове гонделаком. Снег обагрился кровью рухнувшего замертво «волка».

Колонаты, еще раз наглядно убедившиеся, что ульфы смертны, тотчас устремились к расселине и, уже спустя мгновение очутившись в гроте, принялись рубить «волков» с неистовостью не мирных землепашцев, но воистину кровожадных воинов. Когда бойня закончилась, на земляном полу грота осталась лежать груда изуродованных трупов ульфов.

Теодорих устало отер пот с лица: хотя по времени схватка оказалась и не очень продолжительной, однако сказывалось напряжение последних дней. Потом он обвел взглядом бывшее логово людей-волков. Посереди пещеры возвышался сложенный из камней очаг, над которым был установлен вертел с тушкой олененка. По всему полу грота были разбросаны обглоданные кости животных, в углу грота располагалось отвратительно смердящее отхожее место. «Судя по всему, ульфы не были сторонниками чистоты, если уж даже нужду ленились справлять на природе», – пришел Теодорих к неутешительному выводу.

– Но где же женщины? – раздался в этот момент недоуменный вопрос одного из колонатов.

Все принялись внимательно осматривать стены грота и за одним из изгибов скалы увидели узкий тоннель с явно горевшим в глубине его факелом. Теодорих с несколькими колонатами остался в главной пещере (на случай, если вдруг нагрянут – к примеру, с охоты – дополнительные силы ульфов), а Морвакс и остальные мужчины отправились в сторону источника света. Вскоре их взорам открылась очередная пещера, но чуть меньших размеров. Зато из одной из стен тут бил живой ключ пресной воды, хотя исходящую от него свежесть перебивал, к сожалению, тяжелый запах, испускаемый примитивным масляным факелом. Здесь же, тесно прижавшись друг к другу, сидели перепуганные молодые женщины: одни – с новорожденными младенцами на руках, другие – с заметно округлившимися животами.

Мужчины-колонаты тотчас признали в пленницах своих дочерей и сестер. Жертвы похищения выглядели меж тем настолько запуганными, что, казалось, поначалу даже не обрадовались долгожданному избавлению от рабства и возможности вернуться к нормальной жизни. Осознав же случившееся, в голос зарыдали от счастья. Зато пришел черед прийти в замешательство мужчинам: что делать с новорожденными и еще не родившимися «волчатами»? А юные матери, самой старшей из которых было восемнадцать лет, уже радостно устремились к спасителям, не выпуская при этом детей из рук.

Один из колонатов, нежно обняв дочь, воскликнул:

– Слава Ньёрбу, ты жива! – И непререкаемым тоном добавил: – А этого волчонка брось, он нам не нужен.

Девушка отошла и послушно положила детеныша на расстеленную в углу пещеры шкуру.

– Я и сама ненавижу его! – сказала она, вернувшись к отцу.

Другие девушки тоже охотно последовали ее примеру, и вскоре на шкуре вплотную друг к другу лежали уже пять младенцев-волчат. Однако две юные матери, напротив, еще плотнее прижали своих малышей к себе, явно не собираясь расставаться с ними.

– Отец! – крикнула в сердцах одна из них. – Чем же виноваты дети?!

– Из них вырастет такое же мерзкое отродье, как и их отцы, – хмуро ответил ей родитель. – Оставь его! Как я объясню людям, что ращу в своем доме «волчонка»? Да от нас все селение как от прокаженных шарахаться будет!

Остальные мужчины-колонаты тоже решительно потребовали:

– Бросьте детей! Пусть волчица о них заботится.

Уступив требованиям отцов и братьев, несчастные матери отнесли своих младенцев на ту же шкуру, что и их менее сентиментальные подруги.

Сам же Морвакс пребывал в замешательстве. С одной стороны, ему тоже жаль было крохотных невинных младенцев, но с другой, и односельчане-мужчины были правы: зачем нужны в их хуторах «волчата»? Взвесив в уме еще раз все за и против, он категорически произнес:

– Детей оставляем в пещере! Духи ульфов о них позаботятся, а нам лишние рты ни к чему. К тому же наши земляки никогда не примут «волчат»! Остается решить последний вопрос: что будем делать с будущими матерями?

Некоторые мужчины растерялись: неужели они, едва обретя своих дочерей и сестер, вынуждены будут отказаться от них?

Морвакс, не зная, что предпринять, и сожалея в душе об отсутствии рядом мудрой Эрминетруды – уж она-то наверняка подсказала бы, как поступить! – оставил мужчин наедине с их несчастными родственницами, а сам вернулся в главную пещеру грота.

Здесь было тихо. Оставшиеся на охране входа колонаты осматривали нехитрый скарб дикарей, но тот оказался настолько грубой работы, что не вызывал желания «поживиться» им даже у неизбалованных достатком крестьян.

Обратив внимание на озабоченность Моркваса, Теодорих спросил:

– Что-то случилось? Надеюсь, все похищенные девушки живы?

– Да, по счастью, все оказались живы. Проблема в другом: у некоторых из них уже родились дети от ульфов, а у некоторых приплод только ожидается. Уже рожденных «волчат» решили оставить здесь, но вот как поступить с будущими матерями – ума не приложу!

– Надо просто поселить их на время отдельно, дождаться, пока родят, а потом уж разрешить вернуться к родным, – легко нашел выход из сложившейся ситуации Теодорих. – А уж с задачей, где их поселить, думаю, вы с Эрминетрудой, как дефенсоры, справитесь.

Морвакс благодарно посмотрел на Теодориха: действительно, верное решение.

Юноша меж тем поделился своими наблюдениями:

– Обследовав тела всех убитых здесь ульфов, мы не обнаружили среди них ни одной женщины. То ли по какой-то причине те вымерли, то ли еще что-то с ними приключилось – наверняка теперь не скажет никто. Следовательно, ваших девушек ульфы похищали с единственной целью – ради продолжения своего рода.

– Скорее всего, ты прав, – вновь согласился с выводами юного воина дефенсор.