Мансур-Халим переносил плен стойко: он не жаловался, не унижался до просьб, стиснув зубы, терпел дорожные тяготы и молчал. Молчал, когда его уговаривали, молчал, когда грозили, молчал в ответ на лесть и щедрые посулы. Слепой старик не мог видеть, куда его везут, и ориентировался лишь по слуху и собственным ощущениям. Кроме того, владея многими языками, он жадно прислушивался к разговорам караульных и ловил обрывки фраз. Так он узнал, что его сыну и русскому офицеру удалось бежать. Желтый человек пытался поймать смельчаков, однако судьба встала на сторону отважных молодых людей, рискнувших бросить вызов опасностям горных троп и жестокости разбойников. Позже Мирт не раз старался убедить шейха, что беглецов изловили и лишили жизни, но старик только иронически усмехался: если бы Али-Реза и русский действительно погибли, Мирт непременно сделал бы все, чтобы со злорадным смешком подкатить их головы к ногам Мансур-Халима. Кончики пальцев заменяли слепцу глаза, так пусть он ощупает закостенелые черты дорогих ему людей! Даже если беглецы свалились в бездонную пропасть, Мирт все равно приказал бы достать их тела и отрубить головы. Но он не мог запретить своим людям болтать, а у слепых очень тонкий слух.

Впрочем, пожаловаться на дурное обращение шейх не мог. Его хорошо кормили, устраивали на отдых в отдельной просторной палатке, не связывали, во время долгих и опасных переходов по горам охраняли и берегли, как особу царской крови. Ни разу никто не поднял на него руку, и даже жестокий Мирт ограничивался лишь словесными угрозами, когда строптивый пленник вдруг начинал проявлять характер и отказывался ехать дальше или принимать пишу. Убедившись в бесплодности уговоров, шейха сажали в седло насильно и поддерживали с обеих сторон, а кормили, крепко держа за руки и осторожно разжимая челюсти. Правда, однажды, испробовав подобное, Мансур-Халим больше открыто не бунтовал, поняв и признав всю бессмысленность протеста старого слепца против грубой, животной силы.

Так дошли до моря. Не задерживаясь даже на час, Мирт кому-то перепоручил своих людей и вместе с пленником сел на корабль, где Шейха поместили в отдельную каюту. При слепце неотлучно находился один из трех выделенных капитаном матросов. То ли чтобы прислуживать, то ли следить, как бы старик не вздумал броситься в море. Это позабавило Мансур-Халима – при желании он мог в любую минуту покинуть этот мир и никто не сумел бы ему помешать, кроме Аллаха! Ему ли, хранившему в памяти бесчисленное множество секретов врачевания, не знать способов расстаться с жизнью? Но он решил не терять надежды: Али-Реза и русский на свободе! Не может быть, чтобы сын забыл о томящемся в неволе отце, а отважный воин из северной страны не горел желанием отомстить обидчику. Шейх был уверен – он еще обнимет сына и русского. И час, когда это свершится, уже отмечен Аллахом в Книге судеб. Но с каждым днем надежды слабели.

Иногда в каюту заходил Мирт. Мансур-Халим сразу чувствовал его присутствие: от предводителя разбойников исходил некий черный магнетизм, поэтому слепец настораживался, даже еще не слыша его шагов.

– Ты все упрямишься? – по-свойски спрашивал Мирт и, не дождавшись ответа, уходил. Но спустя некоторое время вновь возвращался и часами сидел напротив слепца, роняя редкие фразы. Чего он добивался этим? Или ему, привычному к седлу и пескам, просто нечего делать на корабле, идущем под, всеми парусами в открытом море?

Казалось, Мирт не знал, что такое преграды, и умел повелевать временем. Все штормы прошли мимо его корабля, ни разу не подвел ветер, хотя и при полном штиле можно было двигаться с помощью паровой машины, установленной в трюме. Когда корабль бросил якорь, слепца бережно перенесли в шлюпку и доставили на берег. Услышав арабскую речь, Мансур-Халим,заволновался: неужели он в Аравии? О Аллах! Разве думал шейх так ступить на священную землю? Не как паломник или уважаемый человек, а как пленник вольный лишь в своих мыслях.

Время для невеселых размышлений нашлось – старика посадили на верблюда, и караван отправился в пески. Как недавно люди Мирта неслись, подобно смерчу, по азиатской пустыне, так и здесь, не зная сна и отдыха, шли по барханам, почти не делая привалов: предводитель вольных всадников торопился к ему одному известной цели. Шейх все чаше задумывался: где наступит конец их странствиям и кто такой Мирт? Чего он хочет, старик уже знал, но какие ветры подняли азиатского песчаного волка и погнали его через горы и моря в неведомую даль? Скорее всего имя этому всесильному ветру, заставляющему плыть корабли, идти караваны и одних людей убивать и похищать других, – золото! Слепец горько усмехнулся: вот и он, на старости лет, стал товаром. Какая злая ирония судьбы!

Несколько суток утомительного путешествия через пустыню порядком измотали Мансур-Халима, и когда он вновь очутился на корабле, то даже вздохнул с облегчением: по крайней мере, не трястись на верблюде, глотая пыль и мечтая о глотке студеной чистой воды. Вскоре появился Мирт. Он зашел в каюту, как всегда, без стука и уселся напротив старика.

– Ты не изменил своего решения? – Желтый человек уперся взглядом в бесстрастное лицо шейха и подумал: жаль, что упрямец слеп! Многое можно понять по выражению глаз, а тут глядишь, как в черные дыры оружейных стволов. – Ты настолько усерден в своей вере, что как пророк Ибрахим, получивший из рук архангела Джабраила священный черный камень, пожертвовал сыном, – не дождавшись ответа, продолжил он. – Аллах отметил верность пророка, а вот кто отметит твою?

– Не богохульствуй, – тихо бросил шейх.

– Я уже испугался, – засмеялся Мирт. – Думал, ты онемел.

– Зачем ты пришел? Куда везешь меня? Неужели ты еще не понял, что все твои ухищрения бесполезны?

– Посмотрим, – пожал плечами Мирт. – Куда тебя везут, узнаешь сам. А вот зачем я пришел?.. Хочу поговорить о верованиях твоей секты.

– Я не сектант, – протестующе поднял руку Мансур-Халим.

– Да я уже это слышал, – усмехнулся предводитель вольных всадников. – Ты знаешь, что по пророчеству древних еврейских мудрецов, на равнине Армагеддона должна произойти решающая битва между силами зла и воинством добра. Не так ли?

Слепец кивнул в знак согласия: зачем отрицать очевидное? Об этом пророчестве знают иудеи, христиане и мусульмане. Десятки веков оно гуляет по земле и передается из поколения в поколение.

– Они не назвали сроков битвы, – вздохнул шейх, пытаясь угадать, куда клонит Мирт.

– Зато философы Индии предсказали время решающего сражения, – немедленно откликнулся тот. – Они считали, что война, затеянная полубожественными властителями в утеху тщеславию и властолюбию, погубила цвет народов и открыла новую эпоху накопления злобы и деспотизма: Калиюгу. Когда эта эпоха кончится, тогда и произойдет ужасная битва.

– Конец Калиюги они предрекали через двадцать три века после рождения Искандера Великого, прозванного на Востоке Зульникайнен – Двурогий.

– В Европе его называют Александром Македонским, – уточнил Мирт. – Он носил украшенный рогами боевой шлем. Может быть, оттуда и пошло, что дьявол рогат? Впрочем, сейчас речь о другом. Тебе не кажется, что время битвы и передачи великих знаний твоими единоверцами совпадают?

– Нет. – Мансур-Халим поджал губы. – Не приходи больше ко мне со своими глупыми предположениями. Конечно, я не в силах запретить тебе приходить сюда, но зато я могу молчать. Больше ты не услышишь от меня ни слова.

– Не зарекайся, – угрожающе предупредил разбойник и ушел.

В крайнем раздражении шейх принялся ходить по каюте, потом лег и хотел заснуть, но какая-то неясная мысль не давала покоя. Что-то в разговоре с Миртом насторожило и поразило старика, но что? Гнев – плохой советчик и помощник, а он позволил себе разгневаться и потерять среди хаоса слов те, которые заставили внутренне вздрогнуть. Приложив кончики пальцев к вискам, Мансур-Халим постарался успокоиться и начал восстанавливать в памяти разговор с Миртом слово за словом, будто нанизывая бисеринки на незримую нить. Ага, вот оно!

Разбойник из азиатской пустыни сказал: «В Европе его называют Александром Македонским». В Азии греческого царя Искандера так никто не называл. И вообще, для волка песков, живущего саблей, Мирт слишком хорошо образован, он знает такие вещи, которым не учат даже в медресе. Откуда?

Шейх пожалел, что он слеп и не может поглядеть на этого жестокого человека. И кто знает, когда теперь удастся заняться лечением глаз и удастся ли вообще – ведь с каждой минутой он все дальше и дальше от тех, кто мог ему помочь, вырвать из рук Мирта.

Море волновалось, сильно качало, однако корабль шел быстро, оставляя за кормой милю за милей. Старик не пытался гадать, где он сейчас: все равно любой человек – песчинка на лике Земли. Всегда должна оставаться надежда на лучшее, иначе просто не стоит жить. Он больше не разговаривал с Миртом, хотя тот заходил и пытался завязать беседу.

Спустя несколько дней бросили якорь. Напряженно прислушиваясь, Мансур-Халим ловил доносившиеся через открытый иллюминатор звуки: плеск волн, крики неугомонных чаек, скрип снастей и голоса матросов. Они беспечно болтали и весело смеялись, радуясь стоянке в порту. С берега доносился колокольный звон, и шейх забеспокоился – неужели они в Европе? Хотя на Североафриканском побережье тоже есть поселения франков, испанцев и не менее набожных, чем сыны Андалузии, уроженцев Апеннинского полуострова. Они строили храмы и звонили в колокола в честь своих богов, созывая верующих на молитвы. Так куда же пришел корабль?

– Генуя, – словно в ответ на его мысленный вопрос, сказал один из матросов…

Мирадор не любил зря терять время – по прибытии в Геную он снял номер в гостинице, быстренько привел себя в порядок и отправился в порт. Потолкавшись на причалах и поболтав с грузчиками и моряками, конторщиками арматоров и грязными оборванцами, он выяснит что корабль «Благословение» ждут со дня на день. Скорее всего он придет завтра или послезавтра.

После этого Мирадор отыскал антикварную лавку, спрятавшуюся в сумрачном узком переулке неподалеку от набережной. Толкнув обшарпанную дверь, он смело опустился по скрипучей лестнице и очутился в большой полуподвальной комнате со сводчатым потолком, разделенной надвое деревянным прилавком-витриной. На звон дверного колокольчика и скрип ступенек под ногами посетителя из подсобного помещения вышел пожилой антиквар с лисьей мордочкой, обрамленной пышными седыми бакенбардами. Он кутался в клетчатый старый плед и сосал потухшую трубку.

Небрежно кивнул ему, Мирадор начал разглядывать выставленные в витрине статуэтки, канделябры, гигантские раковины из южных морей, турецкие кинжалы и кремневые пистолеты.

– Что интересует синьора? – дребезжащим тенорком спросил хозяин. – Оружие, книги, церковная утварь?

– Где же вы ее берете? – Мирадор желчно усмехнулся. – Неужели грабите храмы?

– Как можно, синьор! – Антиквар плотнее закутался в плед. – У нас только утварь язычников или еретиков.

– Тем более! – Мирадор быстро протянул руку, схватил хозяина лавки за бакенбарды и рывком притянул к себе, заставив его лечь на прилавок.

– Ай, ай! – заверещал тот. – Что вы делаете?! Я позову полицию!

– Давно ли ты стал дружить с жандармами? – ухмыльнулся гость и сунул под нос антиквару листок бумаги с изображением рыбы.

Торговец испуганно вытаращил глаза и затих. Мирадор отпустил его, спрятал бумажку и извлек из кармана табакерку с двумя перламутровыми рыбами на крышке. Увидев ее, антиквар поклонился.

– Слушаю, синьор.

– Мне нужно несколько надежных парней. – попросил гость. – На день или два, чтобы сопроводим, одного человека. Куда – я укажу. Вот задаток.

Он бросил на прилавок кошелек. Хозяин лавки туг же схватил его и спрятал под пледом. Глаза его прищурились, превратившись в щелочки.

– Позвольте спросить, кого нужно сопровождать? Мужчину или женщину?

– Старика. Он прибудет на корабле и должен спокойно доехать до места назначения, – усмехнутся Мирадор. – Я не хочу, чтобы кто-то попытался помешать этому. Понятно? Но почему вдруг возник такой вопрос?

– Меня навестили люди старого Пепе, – шепотом сообщил антиквар. – Пропала племянница дона Лоренцо, а нам не с руки ссориться с ним. Поэтому я и спросил, синьор.

– Вот как? – Гость безмятежно улыбнулся, хотя ему хотелось треснуть кулаком по лисьей мордочке хозяина лавки: продаст, как последняя шлюха продаст, лишь только, запахнет паленым. Но делать теперь нечего, слово уже сказано и взять его обратно можно только вместе с жизнью старого лиса, устроившего нору в подвале.

Однако, пристукнув антиквара, неизбежно осложнишь отношения со многими тайными сообществами Северной Италии – всех их очень устраивает существующая уже множество лет явка неподалеку от генуэзского порта, и о том, кто расправился со сморчком в пледе, рано или поздно станет известно. Скорее даже рано, чем поздно: наверняка лавку негласно охраняют какие-нибудь оборванцы на улице или кто-то сидит в задней комнате. За антикваром может приглядывать и прислуга расположенной на углу траттории. И тогда все планы полетят к чертям! Местные бандиты хорошо организованы и в назидание любым чужакам постараются примерно наказать неблагодарного, обратившегося к ним якобы за помощью, но на самом деле подложившего свинью. Ссориться с итальянскими обществами чести нет резона.

Впрочем, нет худа без добра: хозяин лавки, сам того не зная, дал ценную информацию. Синьор Лоренцо вступил на тропу войны! Естественно, именно этого и следовало ожидать: не будет же он сидеть сложа руки, когда похитили его родную племянницу. Но синьор уже привлек силы старого Пепе, а тому не покажешь табакерку с перламутровыми рыбками и не прикажешь молчать, сунув под нос рисунок пучеглазого окуня. На Пепе это подействует, как красная гряпка на разъяренного быка!

Вот этого-то господин Роу не учел при всем своем хитроумии и расчетливости. Но кто знал, что Пепе до сей поры жив-здоров? Наоборот, говорили, что он давно умер, а его «семья» распалась. Ладно, сейчас хорошо бы узнать, не торчат ли люди Лоренцо в порту, однако спрашивать об этом опасно: Мирадор здесь чужой, а проклятые макаронники быстро найдут общий язык. И антиквар продаст гостя из-за моря, лишь только запахнет жареным.

– Интересная новость, – кивнул Мирадор. – И давно она исчезла?

– Не могу сказать точно. – Торговец поежился, словно внезапно потянуло ледяным сквозняком. – Но я не завидую тем, кто ее похитил.

– Да, наверное, им не поздоровится, – равнодушно согласился гость. – Впрочем, к нашему делу это не имеет ни малейшего отношения. Где и когда мне ждать ваших людей?

Антиквар объяснил и пожелал синьору удачи. На прощание Мирадор положил перед ним на прилавок золотой и ехидно усмехнулся:

– Поправьте бакенбарды.

Торговец осклабился, показав длинные желтые зубы, и зажал монету в тощем, костистом кулачке: мир был полностью восстановлен…

Вечером, в пригородной таверне, Мирадор встретился с молодцами, присланными антикваром. Старый лис направил к нему десяток крепких головорезов под началом некоего Альберто. Тот горячо заверил заморского гостя, что за деньги его ребята готовы зарезать даже английскую королеву.

– Пока не требуется, – усмехнулся Мирадор и приказал им завтра утром ждать в порту.

Однако «Благословение» не пришел. Мирадор недовольно нахмурил брови – сейчас еще есть запас времени и он опережает график старого Томаса Роу, однако «Благословение» может сильно опоздать и резерв начнет таять с каждой минутой. Вздохнув – стихии и ветрам не прикажешь, – он приказал бандитам завтра на рассвете вновь собраться в порту и отправился в гостиницу.

С первыми лучами солнца Мирадор поднялся, плотно позавтракал и пошел к причалам. «Благословения» еще не было, но бандиты уже заняли отведенные им места. Пришлось засесть в дешевой таверне и просиживать штаны, убивая время за стаканом кисловатого вина.

Наконец, медленно и величаво в бухту вошел «Благословение» под торговым французским флагом. Едва он бросил якорь и капитан отправился улаживать дела с властями, от набережной отвалила шлюпка, и через четверть часа Мирадор ступил на палубу корабля. Обменявшись несколькими словами с помощником капитана, он показал ему бумагу с рисунком рыбы и тот проводил его в каюту пассажира.

Войдя, Мирадор увидел крепкого мужчину с короткими рыжеватыми волосами, выгоревшей на солнце бородой и усами. Янтарные, как старый мед, глаза незнакомца холодно уставились в переносицу незваного гостя.

– Чем могу служить? – Хозяин каюты сдул невидимую пылинку с лацкана щегольского полуфрака. Говорил он на английском.

– Господин Роберт? – уточнил Мирадор.

– Да. С кем имею честь?

– Вам письмо от Адмирала.

Мирадор подал пакет. Роберт вскрыл., чуть прищурил глаза, наморщил высокий лоб и начал читать. Гость понял: хозяин каюты держит шифр для переписки в голове и сейчас пытается вникнуть в истинный смысл распоряжений начальства.

– Хорошо. – Роберт раскурил сигару, поднес спичку к письму и бросил горящий листок в пепельницу. – Признаться, я недоумевал, зачем идти в Геную, но теперь все разъяснилось. Когда вы намерены доставить своих людей на борт? Капитан долго здесь не задержится: возьмет воду, провиант, немного угля и мы возьмем курс на Гибралтар.

Он чуть заметно улыбнулся и посмотрел на гостя уже не так холодно, как прежде. Не дожидаясь приглашения. Мирадор присел напротив.

– К сожалению, обстоятельства несколько изменились: я не могу доставить нужных людей на ваш корабль.

– Тогда мы уходим без вас, – ровным голосом сообщил Роберт. – Я не могу ждать, пока обстоятельства вновь станут благоприятными.

– Напрасно торопитесь. – Мирадор выгатил из кармана еще один пакет и бросил его на стол. – Прочтите! Здесь последние распоряжения Адмирала. Вы поступаете в мое распоряжение и будете делать то, что я прикажу.

Роберт молча взял пакет, вскрыл и прочел письмо. Глаза его потемнели от гнева:

– Вы можете объяснить, что здесь произошло?

– Дорогу морем перекрыли, – вздохнул Мирадор. – Остается лишь путь по суше. У меня наготове карета и охрана. Вы с пленником сходите на берег и едете со мной. Потом вместе отправляемся через перевалы во Францию.

– Первый вариант плана мне нравился больше, – не стал скрывать Роберт. – Сейчас мы подвергаем опасности весь замысел. Кто перекрыл вам дорогу морем? Неужели нельзя договориться?

– Боюсь, нет! – Мирадор развел руками. – Итальянские общества чести сильнее короля и его министров.

– А-а. – Роберт криво усмехнулся. – Эти, как их?..

– Бандиты, – подтвердил гость.

– Если бы вы знали, как мне хочется наплевать на ваших бандитов и ваши трудности, – откровенно признался хозяин каюты. – Послать вас к дьяволу и приказать поднять паруса.

– Но приказ Адмирала! – Мирадор многозначительно поднял палец.

– А я пока еще не решил, подчиниться ему или нет! В любом случае, пленник принадлежит только мне!

– Естественно. – Гость согласно кивнул. – Просто речь идет о том, чтобы объединить наши усилия: у вас пленник, у меня пленница. Может быть, нам удастся все решить прямо на месте и необходимость тащить их за собой через несколько границ отпадет сама собой.

Роберт засунул палец за ворот белоснежной накрахмаленной сорочку и слегка оттянул его, словно ему стало душно. Его лицо на мгновение озарила презрительная гримаса, но тут же исчезла.

– Не знаю и не хочу знать, что вы пытаетесь решить, – заявил он. – Пленник мой, и я доставлю его по назначению.

– Значит, вы не хотите подчиниться приказу Адмирала?

– Вынужден подчиниться, но оставляю за собой право действовать по собственному усмотрению. Особенно, если у вас опять возникнут какие-нибудь осложнения.

– Я могу взглянуть на вашего пленника? – поинтересовался Мирадор.

– Мы отправляемся на берег сейчас? – уточнил Роберт. – Вот вы его и увидите, а он вас нет.

Последние слова повергли гостя в легкое недоумение, но он сохранил на лице бесстрастное выражение – умение владеть собой не раз выручало и не в таких ситуациях. Роберт встал и пригласил Мирадора следовать за собой. Пленник находился в соседней каюте. Мирадор приоткрыл ее дверь и увидел сидевшего на диване старика с длинной седой бородой. Он обернулся, но глаза его, казалось, были обращены куда-то за спину стоявших на пороге.

– Он слеп, – шепнул Роберт.

– Тем лучше, – так же тихо ответил Мирадор. – Накинем на него плащ с капюшоном, а из лодки засунем прямо в карету. Пока соберемся, наступят сумерки.

– У вас надежное убежище? – Роберт закрыл дверь каюты пленника. – Если да, то нечего ждать.

Он поднялся на мостик и переговорил с помощником капитана. Засвистела дудка боцмана, матросы начали готовить к спуску корзину, чтобы пересадить слепца с корабля на шлюпку. Вскоре на палубе появился и он сам, закутанный в черный плащ. Вынесли объемистые чемоданы Роберта, и через несколько минут все были в шлюпке. Гребцы навалились на весла, и темный, покрытый неровными потеками смолы борт «Благословения» стад удаляться.

Старый шейх сидел рядом с Робертом, который крепко держал его за руку, словно боялся, что слепец вдруг прыгнет за борт и, произнеся заклинание, превратится в рыбу: вильнет хвостом, уходя на глубину, и нет его. Мирадор устроился напротив. Скользя равнодушным взглядом по поверхности воды, он напряженно размышлял. Скорее всего поладить с Робертом будет непросто – он слишком привык к самостоятельности и независимости в решениях и действиях, чтобы позволить первому встречному-поперечному приказывать себе. Даже если такой встречный облечен полным доверием Адмирала. Стоит ли ломать копья, выясняя, кто важнее и главнее? Пожалуй, нет. Роберт хотя и скрипел зубами, но пошел навстречу. Теперь очередь Мирадора – сегодня ночью они будут в доме, где ждут Фиш, Рико, Титто и их прелестная пленница, а утром после непродолжительного отдыха вновь отправятся в путь. Нечего ждать! Пора уползать из Италии через перевалы, увозя драгоценную добычу.

Очень жаль, что нельзя погрузиться на корабль и уплыть, как было задумано с самого начала. Но кто знал, что объявятся люди старого Пепе? Хорошо еще, сморчок в антикварной лавке вовремя предупредил об этом: очень неприятно столкнуться нос к носу с подручными Лоренцо, особенно при посадке на корабль его племянницы. Теперь все надежды на проводников-контрабандистов: они проведут через горы мимо караулов солдат и соглядатаев Пепе. А в Швейцарии старый черт уже не страшен!

Шлюпка подошла к каменному причалу. Слепца со всеми предосторожностями переправили на сушу и повели к карете. Уже усаживая его в салон, Роберт быстро оглянулся и зло прошипел:

– Дьявольское отродье! Не может быть!

– В чем дело? – забеспокоился Мирадор. Неужели и здесь все сорвется по прихоти его величества случая?

Роберт притянул его к себе и показал на высокого поджарого загорелого человека в костюме английского покроя, наблюдавшего за ними из-за штабеля бочек.

– Он следит за нами, давно следит, – объяснил Роберт. – Пусть ваша охрана принесет нам его голову. И как можно быстрее!

– Голову? – Мирадор кое-что слышал о Роберте и о многом догадывался, но тем не менее был ошарашен.

– Да, голову! – раздраженно повторил Роберт. – Разве я неясно выразился? Меня уже не раз уверяли, что этот человек мертв, но я снова и снова видел его живым. Больше не хочу! Если вы не в состоянии сделать это, мне придется задержаться и разделаться с ним самому.

– Почему же, – протянул Мирадор. – Мы все решим. Эй!

Подскочил один из вертевшихся около коляски бандитов, нанятых для охраны через посредничество антиквара.

– Видишь мужчину за бочками? – Мирадор показал на штабель.

– Кого ваша милость имеет в виду? – вежливо осведомился бандит. Клиент хорошо платил, причем звонкой монетой, а вежливость не стоила ничего, зато могла принести некоторую дополнительную прибыль.

Мирадор обернулся – у штабеля с бочками стояли два человека примерно одинакового роста: один тот, что разозлил Роберта, и второй – в бархатной блузе, широкополой шляпе, с волосами до плеч и папкой под мышкой. Кого еще принесла нелегкая?

– Разумеется, не волосатого. – Мирадор открыл дверцу кареты и поставил ногу на ступеньку. – Через час принесите его голову, и я насыплю вам полные карманы золота!..

Сулейман оказался владельцем и капитаном тендера «Кайсум» – быстроходного судна с низкой осадкой, длинным, хищно вытянутым корпусом, единственной высокой мачтой, почти горизонтальным бушпритом, прямым форштевнем и косыми парусами, чем-то неуловимо напоминавшего щуку с непомерно большим верхним плавником. Едва он вместе с русским ступил на палубу, дочерна загорелые матросы налегли на кабестан, поднимая якорь, и распустили полотнища ветрил.

– Они обязательно зайдут в Палермо. – Сулейман сам встал у штурвала и вывел тендер в открытое море. – Там мы и узнаем, в какой порт направляется «Благословение».

– А если они не зайдут в Палермо? – Федора Андреевича терзали сомнения: уж больно скоротечно все решилось. К тому же загадочную веревку из крученой шерсти с вплетенными в нее бисеринками шейх Фасид оставил у себя. Стоит ли показывать капитану тендера загадочную деревянную табличку? – Тогда мы не узнаем, куда они направятся дальше.

– Э-э! – Сулейман шевельнул черными усами, что, наверное, означало улыбку. – Обязательно зайдут, и мы все узнаем. Не волнуйся, в этих морях нет судна быстроходнее моего! «Кайсум» летит по волнам, как птица по небу. Иди в каюту!

Кутергин спустился в капитанскую каюту и завалился на жесткий сундук. Тендер поймал в паруса свежий попутный ветер и действительно летел как птица, с шипением разрезая форштевнем пенистые волны. Но сумеет ли «Кайсум» догнать большой и тоже очень быстроходный трехмачтовый корабль, оснащенный еще и паровой машиной (о паровой машине Федор Андреевич узнал расспросив болтавшихся на причалах арабов). Страдая от скуки во время плавания, русский сбрил бороду и оставил лишь аккуратные усы, по моде кавалерийских офицеров. Под бородой кожа была светлее и пришлось сидеть на солнышке, подставляя ему щеки. А тендер шел, словно чайный клипер на призовых гонках. Команда работала слаженно и четко, как на военном корабле, рулевой твердо держал заданный курс, и через несколько дней, под вечер, они увидели огни Палермо. Сулейман попросил Федора Андреевича остаться на борту, а сам сошел на берег. Вернулся он часа через два и радостно сообщил:

– Они были здесь и ушли сегодня, после полудня!

– Куда направляется их корабль? – не вытерпел Кутергин.

– В Геную, – ответил Сулейман и приказал поднимать паруса. – В Неаполь они заходить не будут. Думаю, нам удастся добежать до Генуи раньше.

Последнее показалось Федору Андреевичу сомнительным, но он промолчал, не желая ссориться с самолюбивым потомком пиратов.

Тем не менее точно в указанный Сулейманом срок «Кайсум» стоял в генуэзском порту. «Благословение» еще не пришел, и русский заволновался: вдруг сведения о намерениях капитана корабля Мирта – просто пустая болтовня или, того хуже, преднамеренная ложь с целью сбить с толку возможных преследователей? Зачем Желтому человеку в Геную, зачем ему вообще в Европу? Или именно здесь его ждет тот, кто готов заплатить за пленение слепого шейха?

Благодаря низкой осадке, тендер встал прямо у набережной. На старинный город тихо опускались сумерки, зажигались фонари на улицах, на мачтах кораблей, над входом в таверны и кофейни. Где-то печально и красиво играла скрипка.

– Когда ты сойдешь на берег, я уже ничем не смогу тебе помочь. – Сулейман показал на город. – На старой площади у фонтана часто играет бродячий скрипач Карло. Его трудно с кем-либо перепутать: на плече старика всегда сидит белый попугай. Передай Карло привет от меня, и, может быть, он сможет поддержать тебя.

– Спасибо! – Кутергин крепко пожал моряку руку

– Э-э, – усмехнулся Сулейман. – Это так мало! Ложись пораньше спать. Когда придет «Благостовение» тебе будет не до отдыха.

– А он придет?

– Увидим.

Федор Андреевич поплелся в каюту, устроился на рундуке и попытался заснуть, но и голове все время вертелись разрозненные обрывки воспоминаний. То вдруг привиделось страшное лицо мертвого Нафтуллы, то горные кручи и бездонные пропасти, то сладко защемило сердце, когда, словно из тумана, выплыли чародейки из города храмов. Интересно, они так ласкали каждого гостя, на которого указывали им Великие Хранители, или все-таки у жриц любви были свои симпатии и антипатии?

Овдовев, Кутергин не чурался женщин, у него случались бурные романы, но все как-то потухало само собой, даже не оставив в душе горького пепла разрушенных иллюзий. Посещал он и дорогие публичные дома, но больше из любопытства, чем по зову плоти: Петербург и без того шедро предоставлял множество возможностей для интересного свободного мужчины. Постепенно образ покойной жены стал для Федора Андреевича подобен образу посетившего его ангела небесного, а боль утраты притупилась в каждодневных заботах. Он не оставлял мысли о новом браке, но не встречалась женщина или девушка, способная занять в его душе место, опустевшее после смерти супруги. Не раз ему устраивали смотрины, показывали разных невест, однако так ничего и не сложилось…

«Благословение» вошел в порт медленно и величаво. Кутергин настолько переволновался накануне, что даже не испытал никаких чувств, увидев долгожданный корабль. На нем ли Мирт и его пленник? Вдруг они высадились в Неаполе, вопреки заверениям Сулеймана, или не станут высаживаться в Генуе? Пойдет ли тендер дальше в таком случае? Ведь, возможно, придется плыть в Марсель или Испанию.

Облокотившись о фальшборт, русский смотрел, как на «Благословении» отдают якоря. Вот от него отвалила шлюпка с капитаном, отправившимся улаживать формальности с властями. И почти туг же от набережной к кораблю устремилась другая шлюпка: на ее корме сидел незнакомый господин в дорожном костюме.

Подошел Сулейман, молча встал рядом. Потом слегка толкнул Кутергина крепким плечом и показал на закрытую карету, запряженную сытыми гнедыми лошадьми: она стояла как раз там, откуда отвалила шлюпка, направившаяся к кораблю. Кучер дремал на козлах, зажав между коленей длинный кнут, а около экипажа вертелись несколько крепких мужчин. Медленно тянулось время ожидания, и Федор Андреевич подумал: что делать, если высадка состоится ночью? Но тут капитан тендера тихо рассмеялся:

– Я был прав! Смотри, они готовятся сойти на берег.

Русский впился взглядом в «Благословение», но кроме обычной суеты матросов на палубе ничего не заметил.

– Сейчас спустят корзину. – Сулейман комментировал происходящее на борту корабля. – Шлюпка стоит у другого борта, ее отсюда не видно.

Кутергин напрягся: конечно, он не моряк и не может разобраться в том, что для Сулеймана просто и понятно даже на значительном расстоянии, но если Сулейман прав, то сейчас им придется проститься и, возможно, навсегда. Свои вещи, уместившиеся в небольшом дорожном саквояже, Федор Андреевич давно собрал и держал при себе.

– Вон они, – свистящим шепотом сказал капитан тендера.

Русский и сам уже увидел появившуюся из-за корпуса корабля шлюпку: налегая на весла, гребцы быстро гнали ее к набережной. Кроме них, на скамьях сидели тот же господин, в дорожном костюме, и еще два человека, причем один был закутан в темный плащ.

– Трубу! – взмолился Федор Андреевич, и Сулейман сунул ему в ладонь сложенную подзорную трубу.

Быстро раздвинув ее, Кутергин навел сильную оптику на шлюпку и едва сдержал возглас удивления – рядом с закутанным в черный плащ человеком сидел… Мирт, но в щегольском европейском костюме! Дивны дела твои, Господи! Значит, в плаще Мансур-Халим?

– Я на берег. Прощай! – Русский отдал трубу, одной рукой неловко обнял Сулеймана, а другой подхватил стоявший у ног саквояж и быстро сбежал по шатким сходням.

– Удачи! – вослед ему пожелал капитан тендера.

Сначала Федором Андреевичем овладела шальная мысль немедленно напасть на выходивших из шлюпки и отбить старика. Все-таки на его стороне преимущество внезапности, но он отказался от авантюры: куда бежать со слепым старцем в незнакомом городе? Нет, лучше проследить за Миртом и его спутниками, выяснить, где они спрячут старика, а потом решать, как его освободить.

Спрятавшись за штабелем пустых бочек, Кутергин наблюдал, как шлюпка причалила к набережной и закутанного в плащ человека переправили на сушу, а потом повели к карете.

– Теодор?! Вот это встреча!

Федор Андреевич вздрогнул от неожиданности и обернулся – еще бы не вздрогнуть, когда тебя в генуэзском порту окликают на чистейшем русском языке!

– Теодор! Сколько лет! – Широко раскинув руки для объятий, к нему шел высокий патлатый человек в бархатной блузе и широкополой шляпе. В левой руке он держал большую папку.

«Кто это?» – лихорадочно пытался вспомнить Федор Андреевич. Ба, да это же художник, осенило Кутергина при взгляде на папку в руке бархатной блузы. Кажется, они встречались в опере и в некоторых салонах – дай Бог памяти, как его зовут? И принесла же нелегкая соотечественника в самый ненужный момент.

Художник облапил Федора Андреевича и смачно облобызал в обе щеки, обдав крепким ароматом перегара. Теперь стала ясна причина его бурной радости.

– Путешествуешь? – Живописец поглядел на саквояж в руке Кутергина. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Здесь Мекка! Брось все, пойдем в кофейню к Луиджи. Я покажу тебе такие типажи, что ты ахнешь! Ты только что с корабля? Не волнуйся, вино и стол везде довольно приличные и не слишком дороги. А солнце, а женщины, а старинные развалины!

«Раздольский», – наконец вспомнил фамилию художника Федор Андреевич, но имя и отчество живописна напрочь вышибло из головы. Да и знакомство-то у них весьма шапочное, но за границей русский русскому роднее кровного брата, особенно если один русский сильно во хмелю. Кажется, Раздольскнй состоит в связи с какой-то графиней или княгиней и та обещалась ему помочь с поездкой в Италию – эти сплетни Кутергин слышал перед отъездом из Петербурга. Значит, обещание выполнили? В сущности, живописец – безобидный и добрый малый, и в другое время капитан даже обрадовался бы, встретив его на чужбине, но не сейчас: те, за кем он следил, уже сели в карету,– и кучер начал разворачивать лошадей. Офицер надеялся еще успеть поймать извозчика и догнать карету. Но Раздольский вцепился в рукав:

– Теодор!

– Извини, мне сейчас недосуг. – Федор Андреевич вежливо, но твердо высвободился из цепких пальцев художника. – Встретимся вечером, у Луиджи. Прощай!

– Но…

Не слушая его. капитан юркнул за штабель пустых бочек, пробежал вдоль него и оказался в каком-то переулочке. И тут же увидел свободного извозчика. Прыгнув в коляску, он приказал:

– Поезжайте за каретой!

Благо, пригодились некоторые познания в итальянском, которые он получил, интересуясь оперным искусством. Однако возница сразу признал в нем иностранца.

– Синьор! Вы впервые в нашем прекрасном городе? Я буду вашим чичероне.

– Поезжайте за каретой! – настойчиво повторил капитан. Если сразу не остановить экспансивного южанина, желавшего заработать лишнюю монетку, след Мирта и слепого шейха будет навсегда потерян: карета уже развернулась и покатила прочь от набережной. И тут Федор Андреевич догадался, как заставить извозчика замолчать и стать послушным. – Дам золотой!

– О, синьор! Я понимаю, дело касается женщины! – Свистнул кнут, и запряженная в пролетку кобылка рванула с неожиданной резвостью.

Кутергин откинулся на потертую спинку сиденья и поставил саквояж на колени: пожалуй, не стоит разубеждать извозчика – пусть думает что хочет, лишь бы не упустил карету…

Оставшись один, Раздольский недоуменно пожал плечами: что это стряслось с таким обходительным и неизменно любезным Теодором? Отчего он не захотел пойти к Луиджи? Но, может быть, он все-таки придет в кофейню вечером?

Зажав папку под мышкой, художник достал из кармана брюк фляжку с виноградной водкой – вино тут удивительно дешево и прекрасно помогает переносить жару.

Неожиданно чужая рука сжала его запястье и заставила оторваться от фляги. Раздольский поперхнулся и сквозь набежавшие на глаза слезы увидел рядом двух крепких молодых людей, одетых с дешевой щеголеватостью завсегдатаев портовых кварталов.

– Извините, синьор, – не выпуская руки живописца, с холодной вежливостью поинтересовался первый. – С кем это вы беседовали?

– С приятелем, – сердито буркнул Раздольский и вырвал руку.

Он был рослым, сильным мужчиной и умел постоять за себя. Видимо, в намерения незнакомых итальянцев не входило обострение отношений, поэтому второй парень немного оттеснил товарища и миролюбиво сказал:

– Извините, синьор. Не могли бы вы назвать нам его имя?

– Теодор, обычно я называл его капитан Теодор. Но зачем он вам?

– Ваш друг моряк? – широко улыбнулся первый парень.

– По-моему, нет. Мы часто виделись в опере. – Пользуясь свободой рук, Раздольский вновь приложился к фляжке, лихорадочно соображая, чего хотят от него эти странные люди?

– В опере? – удивился второй. – Простите, нам показалось, что это наш давний знакомый, моряк.

– Вы ошиблись, – заверил их художник. – Да, мы встречались в итальянской опере, но это было в России, в Санкт-Петербурге. Позвольте пройти!

Озадаченные парни расступились, и Раздольский шмыгнул мимо них на набережную, полную прохожих. Через несколько секунд он затерялся в толпе. Шагая по улочкам, он подумал: стоит ли рассказывать Теодору об этом случае, если тот придет вечером в кофейню Луиджи?

Так ничего и по решив, живописец глотнул из заветной фляги и весело подмигнул разбитной торговке фруктами. Жизнь прекрасна, и она продолжалась…

Отрабатывая обещанный золотой, извозчик старался вовсю – он, как нитка за иголкой, следовал за каретой, но держался в некотором отдалении, что было не так просто на оживленных, залитых солнцем узких улицах. Видно, возница прекрасно знал город, и Кутергин спросил у него, где старая площадь с фонтаном. Извозчик махнул рукой куда-то влево и обернулся, чтобы объяснить подробнее, но в этот момент дорогу им преградила неожиданно выехавшая из-за угла запряженная осликом тележка, доверху заваленная пустыми корзинами, и лошадь извозчика опрокинула ее.

– Куда ты прешь?! – бешено заорал хозяин тележки, средних лет мужчина в распахнутой на груди синей рубахе, с повязанным на голове линялым красным платком. – Распахни глаза, дурень!

– Ты сам такой же осел, как твоя животина, – не остался в долгу извозчик. – Мог бы выглянуть, прежде чем выезжать на перекресток.

– Ты мне ответишь!

Хозяин тележки вцепился в извозчика, пытаясь стащить его с козел. Откуда ни возьмись выскочили еще два молодца, с обеих сторон вскочили на подножки коляски и схватили Федора Андреевича. Капитан рванулся – уличное происшествие принимало дурной оборот, но тут один из молодцов двинул его головой в лицо. Русский едва успел увернуться, и удар пришелся в плечо: лоб у итальянца оказался просто чугунным, и рука занемела от боли. Другой в это время выкручивал пальцы Кутергина, стараясь завладеть саквояжем. Изловчившись, Федор Андреевич врезал ему ногой в живот. Горячо интересовавшийся багажом молодец выпучил черные глаза и боком сполз с коляски. Его приятель навалился на Кутергина сверху, намереваясь зажать горло удушающим приемом, но капитан перебросил его через себя – вновь пригодились уроки борьбы, взятые у мирных горцев.

Офицер окинул быстрым взглядом перекресток, превратившийся в «поле боя»: извозчика все-таки стянули с козел и пинали ногами хозяин тележки и какой-то оборванец, а из-за угла выскочили еще трое парией. У одного из них в руках был нож. Федор Андреевич интуитивно закрыл грудь саквояжем и тут же почувствовал резкий толчок, как будто в него угодили камнем. Скосив глаза, он с ужасом увидел, что в саквояже, войдя по самую рукоять, торчал нож, умело брошенный с расстояния в десяток шагов. Клинок пропорол толстую кожу с такой легкостью, словно саквояж был картонный. Лишь счастливый случай спас капитана, иначе сталь пронзила бы его грудь, достав до сердца. И если Кутергин не хотел стать трупом, или, в лучшем случае, остаться калекой, нужно было немедленно отступать. Нападавших стало слишком много, а драться с ними пришлось бы одному русскому: извозчик уже не боец – он даже стонать перестал и лишь вздрагивал, когда его пинали грубыми башмаками.

Федор Андреевич спрыгнул с коляски, намереваясь пуститься наутек, но тут в его ногу вцепился молодец, пытавшийся было завладеть саквояжем, – он обхватил сапог капитана обеими руками и старался вывернуть стопу, чтобы повалить русского на мостовую. Офицер сильно лягнул его свободной ногой в лоб. Цеплявшиеся за сапог руки тут же разжались, и Кутергин сломя голову кинулся прочь от места побоища. Сейчас уже не до кареты, увозившей Мирта и слепого шейха. Самому бы остаться живым и невредимым, чтобы потом помочь Мансур-Халиму.

С балконов, прилепившихся под крышами, и из окон на драку смотрели любопытные. Сбившиеся в стайки вездесущие мальчишки из подворотен подбадривали бегущих гортанными выкриками, улюлюканьем и пронзительным свистом. Несколько дородных матрон открыли двери и встали на пороге, как часовые, охраняющие свои жилища, но никто не подумал позвать полицию или вмешаться.

Какой-то шустрый малый бросился наперерез русскому и успел схватить его за плечо. Капитан крутнулся волчком и сбил противника подсечкой, бросив его на камни мостовой. Сзади уже слышался громкий топот преследователей, и Федор Андреевич, не долго думая, свернул в первый попавшийся переулок, надеясь на быстроту ног и удачу, которой при расставании пожелал ему черноусый Сулейман.

Плохо, когда город совершенно незнаком. Кутергин не мог даже приблизительно ориентироваться в лабиринте улочек и переулков, маленьких площадей и предательских тупичков. Ах, если бы угадать, как застраивали Геную? Седая Москва, где капитан появился на свет испокон веку строилась кольцами вокруг Кремля, а между укреплениями-кольцами, соединяя их, пролегали кривые улочки и переулочки. Сановный Петербург – как каре солдат, застывших на параде: сплошные прямоугольники кварталов и пересекающиеся под прямым углом стрелы широких проспектов. Но его и строили позже, спустя шесть веков после матушки-Москвы. Варшава собирала свои улицы к центру, как лучи звезды, а что здесь, в Генуе? Куда бежать? Искать полицейского? В любом случае из полиции быстро не выбраться, даже при самом благоприятном отношении – полицейские всех стран мира одинаково подозрительны и недоверчивы…

Едва русский скрылся за углом, извозчик, как ни в чем не бывало, поднялся и начал отряхиваться, недовольно бурча:

– Вы разорвали мне куртку. Неужели нельзя было потише?

– Заткнись, – рявкнул хозяин тележки и развернул извозчика лицом к себе. – Что он говорил?

– Сейчас. – Возница наморщил лоб. – Хотя… Спрашивал, где старая площадь с фонтаном.

– Все?

– Да.

– Садись. – Хозяин тележки сорвал с головы платок и вытер им потный лоб. – Нехорошо получилось, ах, как нехорошо получилось. Надо было все закончить здесь.

– Ничего, нагоним, – заверил извозчик, взбираясь на козлы. Успевшие оклематься молодцы, которым досталось от русского, быстро оттащили осла и сели в коляску рядом с хозяином повозки.

– Так. – Хозяин тележки сунул скомканный платок в карман. – Сейчас едем по параллельной улице. Ты, Сантино, спрыгнешь и скажешь нашим парням, куда эта свинья может бежать, если, конечно, они его еще не догнали. А мы гоним на площадь и ждем его там. В любом случае выдавливайте его с улиц к фонтану. Поехали!..

Может быть, Генуя красива, даже прекрасна, но Кутергину она казалась жуткой и мрачной западней. Сколько он сможет как угорелый бегать по улицам, не зная, где спрятаться? Остановиться и разрядить и преследователей оба ствола пистолета? Наверняка это охладит их пыл, но тогда непременно познакомишься с местной полицией или жандармами. И все же если не останется иного выхода, он так и поступит. На бегу он выдернул из саквояжа нож – клинок не уступал по остроте хорошей бритве. Куда его, сунуть в карман? На глаза попалась куча строительного мусора около ремонтируемого здания, и капитан швырнул нож в горку опилок и обломков кирпича – ну его к дьяволу!

Преследователи не отставали, и Федор Андреевич забеспокоился: у него складывалось впечатление, что они настойчиво и целеустремленно гонят его в нужное им место. Если так, то стычка на перекрестке не случайный эпизод – видимо, с ним собирались покончить, но все сорвалось.

«Пока сорвалось, – мысленно поправил он себя. – Их много, они знают город и рано или поздно убьют меня».

Почему его должны убить совершенно незнакомые люди? Ответ лишь один – на набережной Мирт увидел Федора Андреевича и узнал его. Все остальное – уже производные, а главное решилось, когда непримиримые враги встретились глазами – пусть на секунду или даже долю секунды, но и того достаточно. Все оборачивалось хуже некуда, Кутергин уже чувствовал усталость, а затягивать агонию было не в его правилах. Он всегда предпочитал расчет, но иногда можно сыграть с Судьбой в орлянку и узнать: пан ты или пропал?

Русский свернул на малолюдную улицу. Следом, как магнитом, потянуло преследовавших его бандитов – их было трое и один из них умел метать нож. Поэтому именно его Федор Андреевич обрек на заклание первым: око за око! Он замедлил шаг, позволил погоне немного приблизиться, неожиданно остановился и выхватил пистолет. Бандиты даже не успели понять, что происходит, когда один за другим грохнули два выстрела. Метатель ножей словно споткнулся на бегу, ничком ткнулся в камни мостовой и застыл страшным бесформенным бугорком – пуля угодила ему точно в сердце. Вторая пуля пробила лоб его приятеля, а третий бандит с перекошенным от ужаса лицом начал медленно пятиться, не сводя глаз с русского, словно тот гипнотизировал его, как василиск. Федор Андреевич шевельнулся, бандит жутко вскрикнул и метнулся в подворотню. Одинокий прохожий, нечаянно угодивший в перестрелку, прижался к стене и замер, боясь пошевелиться. Поблизости раздались громкие, визгливые голоса женщин и детский плач, как будто выстрелы разбудили сонное царство. Кутергин поспешил к перекрестку и свернул на первую попавшуюся улочку – все равно он давно перестал ориентироваться и теперь не знал, в какой стороне море и куда показывал извозчик, объясняя, где старая площадь с фонтаном.

Капитан спрятал разряженный пистолет в саквояж и взял его так, чтобы разрезанный бок не бросался в глаза. Остановив пожилого тучного синьора, он вежливо поинтересовался, как пройти к старой площади с фонтаном. Одышливо отдуваясь, толстяк объяснил. Оказалось, она почти рядом и оставалось миновать несколько кварталов. Поблагодарив, Кутергин ускорил шаг.

Площадь открылась неожиданно – окруженная красивыми домами с увитыми диким виноградом балконами, расцвеченная яркими цветами на клумбах, с большим фонтаном посередине, она радовала глаз и привлекала праздную публику. Многолюдье только обрадовало капитана: в толпе легче затеряться. Он огляделся и почти сразу заметил стоявшего у фонаря старика со скрипкой. Длинные седые волосы, попугай на плече, широкополая шляпа у ног – наверное, это и есть Карло?

Несколько минут Кутергин стоял в сторонке и делал вид, что слушает скрипку. Не заметив ничего подозрительного, он подошел ближе, бросил в шляпу старика мелкую монетку и тихо спросил:

– Вы Карло?

Не переставая играть, скрипач утвердительно моргнул и вопросительно посмотрел на Кутергина, как бы предлагая ему высказаться до конца.

– Вам привет от Сулеймана. Мне нужна помощь, за мной гонятся.

Карло удивленно поднял брови и выдал в конце пьесы неожиданный пассаж. Раскланявшись в ответ на жидкие хлопки нескольких прохожих, он высыпал монеты из шляпы в карман и нахлобучил ее на голову. Почесав попугая кончиком смычка, старик хрипло спросил:

– Кто вы?

– Друг Сулеймана. Сегодня он высадил меня в порту со своего «Кайсума».

– Он еще здесь?

– Нет.

– Кто за вами гонится? – Старик убрал скрипку в футляр и обернулся к русскому.

Федор Андреевич вертел головой: ему показалось, что среди прохожих мелькнуло знакомое лицо. Да, так и есть! На другом конце площади он заметил коляску «своего» извозчика. Как ни в чем не бывало тот сидел на козлах, поигрывая кнутом, а в экипаже расположились хозяин тележки и два молодца. Только теперь корзинщик застегнул рубаху, а голову покрыл шляпой.

– За фонтаном стоит коляска. Это они, – шепнул капитан скрипачу. – Я подожду за углом. Не задерживайтесь, ради Бога!

Федор Андреевич бегом покинул площадь, свернул за угол и остановился. Следом появился Карло: одной рукой он держал футляр со скрипкой, а другой прижимал к груди попугая, пытавшегося схватить клювом пуговицу его старого сюртука.

– Идите за мной, – поравнявшись с капитаном, бросил скрипач и нырнул в узкую щель между домами.

Кутергин с трудом протиснулся за ним и очутился в длинном и сумрачном проходном дворе. Они миновали несколько подворотен-туннелей и вышли в переулок, потом через калитку проникли в густой сад при старом храме, а из него попали на узкую горбатую улочку со множеством лестниц, спускавшихся к морю. Дома на ней стояли тесно, на веревках сушилось белье, пахло рыбой, прокисшим вином и чесноком. Федор Андреевич ощутил голодные спазмы в желудке – с утра не было и маковой росинки во рту, а ведь уже начали ложиться лиловые предвечерние тени, обещая скорое наступление сумерек. Ладно, сейчас не до разносолов: как говорят в России – не до жиру, быть бы живу!

Старик прекрасно ориентировался в хаосе трущоб. Он спустился в полуподвал одного из домов, постучал в обшарпанную дверь и крикнул:

– Пьетро! Это я, Карло!

Послышались тяжелые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стоял рослый мужчина с коротко остриженными седыми волосами. Он молча пропустил гостей в свое жилище, не выказав никакого удивления при виде Кутергина.

– Моя жена. – Пьетро показал на такую же высокую, костистую женщину, возившуюся с горшками у очага и пригласил гостей к столу.

Появились глиняные кружки, кувшин с вином, краюха хлеба и похлебка из рыбы. Ухой или супом Федор Андреевич назвать это варево не мог: слишком много перца, помидоров и чеснока. Молча выпили и принялись за похлебку. Хозяин ел быстро и первым очистил миску. Положив ложку, он налил всем еще вина и выжидательно посмотрел на скрипача.

– За ним гонятся люди антиквара. – Карло показал на капитана. – Спрячь его до завтра. А там решим, как быть дальше.

– Здесь нельзя, – покачал головой Пьетро. – Слишком много глаз и ушей.

– Тогда отвези. – Скрипач заговорщически подмигнул и обернулся к Федору Андреевичу. – У вас есть деньги?

– Сколько нужно?

Пьетро показал три пальца. Кутергин достал шесть золотых и положил на стол. Хозяин разделил монеты поровну со скрипачом.

– Ждите. – Он поднялся и вышел.

Медленно потянулись минуты ожидания. Федора Андреевича удивило, что Карло не обмолвился с хозяйкой ни словом, и, словно догадавшись об этом, скрипач сообщил, что она глухая. После рыбной похлебки в желудке горел огонь, и Кутергин выпил несколько кружек кисловатого легкого вина, пытаясь залить им пожар перца и чеснока, но помогло мало. Старый скрипач гладил попугая и шептал ему ласковые слова. Птица косила на него желтоватым глазом и топорщила гребень. Капитану жутко хотелось курить, но он стеснялся спросить разрешения. Да и как спрашивать, если хозяйка глухая?

– Кто эти люди антиквара? – поинтересовался он у Карло.

– Бандиты, – лаконично объяснил тот.

Вскоре вернулся Пьетро и позвал их на улицу. Там стоял запряженный чалым мерином темный фургон, напоминавший полицейские кареты для арестантов.

– До завтра. – Скрипач похлопал капитана по плечу. – Пьетро отвезет вас за город, в больницу. Там вас никто не додумается искать. А утром все обсудим.

«В больницу так в больницу, – решил Кутергин забираясь в фургон. – Все лучше, чем на кладбище».

– Можете курить, – разрешил Пьетро и захлопнул дверцу. Федор Андреевич достал сигару и с удовольствием задымил, удобно устроившись на жестком сиденье.

Фургон тронулся. Капитан раскрыл саквояж и вытащил пистолет. Зарядил его и сунул в карман. Теперь стоило подумать: как отыскать следы Мирта и слепого Шейха? Задача не из самых простых и легких, но может быть, ему помогут старый скрипач или молчаливый Пьетро?

Дорога заняла больше часа. Наконец, фургон остановился. Щелкнул замок, дверца распахнулась, и повеяло свежестью ночи. В отдалении слышался мерный рокот волн.

– Приехали, синьор, – сообщил Пьетро.

Федор Андреевич спрыгнул на землю. В темноте угадывалась кипарисовая аллея, ведущая к большому двухэтажному зданию с флигелями. Море шумело за спиной, и сквозь черный ажур листвы серебрилась лунная дорожка на волнах. Все вокруг дышало покоем. Светящиеся окна, здания словно приглашали усталого путника обрести здесь мир и покой.

– Пойдемте, синьор. – Пьетро привязал вожжи к столбику ограды и направился к левому флигелю. Капитан последовал за ним…

Высадив из коляски Сантино, игравший роль корзиночника Альберто приказал извозчику гнать к старой площади с фонтаном. Он имел полное право приказывать, поскольку в тайном сообществе уголовников Генуи считался немалой шишкой – под его началом ходили больше двух десятков головорезов.

У запасливого возчика нашлась припрятанная на всякий случай шляпа, и Альберто имел ее. Когда коляска остановилась на краю площади, он привстал и начал разглядывать гуляющих, надеясь отыскать резвого молодца, сумевшего отбиться от его ребят в переулке. Жаль, что дело сорвалось! Всегда так бывает: если начинается неплохо, то потом идет наперекосяк, хотя и успели вовремя подставить чужаку своего извозчика.

Неожиданно появился Сантино: он тяжело дышал, к потному лбу прилипли мокрые волосы, лицо побледнело. Альберто раздраженно обернулся и кольнул его недобрым взглядом.

– Ты почему здесь?

– Он убил двоих ребят с причалов. – Сантино, жадно хватая ртом воздух, вытер ладонью мокрое лицо. – Остался один Адриано.

– Как убил? – зловещим шепотом спросил Альберто. Что за ересь плетет этот малый?

– Из пистолета, – выдохнул Сантино. – Адриано успел спрятаться в подворотне.

– Почему ты не остался с ним?

– Мы встретили Джанучи, и он просил передать вам… В общем, за русским идут Джанучи и Адриано.

– Погоди. – Альберто поглядел на подручного, как на человека, у которого внезапно помутился рассудок и тот не ведает, что болтает языком. – Ты о чем, приятель?

В его притворно ласковом тоне таилась такая же смертельная угроза, как в скрипучем треске гремучей змеи, готовой ужалить врага.

– Джанучи передал: этот парень – русский капитан!

Глаза Альберто полезли на лоб от удивления: вот это новость! Теперь многое понятно – ходили слухи, что у Гарибальди воевали русские волонтеры. Они сражались, как дьяволы, и презирали страх смерти. Не из них ли резвый молодец?

– Вон он! – сдавленным голосом сказал извозчик. Альберто оглянулся.

Русский разговаривал со старым шутом Карло, вечно таскавшим везде и всюду вшивого белого попугая. Уже не раз у Альберто возникало желание разбить скрипку старика ему об голову, а потом удавить музыканта на струне. Похоже, сегодня он наконец-то воплотит в жизнь маленькую мечту?

– Уходит, – заволновался Сантино.

– Он заметил меня, – зло процедил Альберто. – Ничего, Джанучи и Адриано его не упустят.

Но его подручные не успели: русский исчез. Карло убрал скрипку в футляр, зажал под мышкой попугая и тоже скрылся за углом.

– Дьявол! – Альберто в раздражении пристукнул кулаком по крылу коляски и обернулся к извозчику. – Трогай! Попробуем вытрясти душу из пиликалки. Знаешь, где он живет?

Извозчик кивнул и хлестнул лошаденку по крупу. Где обитал Карло, ему известно, но не поздно ли будет вытрясать душу из скрипача? Впрочем, пусть об этом болит голова у Альберто…

Проводив фургон Пьетро, довольный удачным днем Карло отправился к лавочнику, купил провизии на неделю вперед и, прижимая к груди объемистый сверток, поплелся домой. Он чувствовал себя усталым, но счастливым – в кармане позвякивали два золотых и целая горсть мелких монет. На эти деньги можно прожить два-три месяца и даже купите новую куртку и башмаки. Вечером он сварит мясную похлебку и выпьет стаканчик-другой винца. Конечно, неудобно ташить футляр со скрипкой, пакет с провизией и беспокойную птицу, однако почти в каждой бочке меда случается своя ложка дегтя.

Карло открыл дверь жилища, очень похожего на комнату Пьетро, осторожно спустился по трем щербатым ступенькам и хотел зажечь свечу, как вдруг почувствовал на своей шее чужие жесткие пальцы. Скрипача встряхнули, и знакомый, чуть хрипловатый голос шепнул на ухо:

– Не дергайся, пиликалка! – Под лопаткой кольнуло, и старик понял: одно неверное движение – и его проткнут стилетом.

С легким шипением разгорелась спичка, затеплился трепещущий огонек свечи, и Карло увидел сидевшего за столом Альберто – одного из главарей портовых головорезов.

– Садись. – Альберто ногой подвинул скрипачу колченогий табурет. – Надо поговорить.

Старика подтолкнули к столу. Попугай вырвался из его рук, с недовольным криком взлетел и тут же забился на балку под потолком, словно чувствуя опасность, грозившую и ему, и хозяину.

Карло обернулся. За его спиной стоял Джанучи, гораздый на дурные выходки и злые издевательства. Он вырвал у скрипача футляр с инструментом и бросил в угол. Услышав жалобный стон скрипки, старик вздрогнул.

– Что тут у тебя? – Другой бандит взял у него сверток и выташич бутыль вина. Альберто забрал ее, выдернул зубами пробку, глотнул и пустил по кругу.

– Садись. – Альберто набил табаком короткую трубку и прикурил от свечи. – Куда ты дел своего приятеля?

– Я не понимаю. – Карло попытался изобразить недоумение, но почувствовал, что лицо исказила гримаса страха.

– Ты разбогател? – Альберто переворошил вываленное на стол содержимое пакета и с ехидным смешком ткнул старика мундштуком трубки под ребра. – Послушай, я уважаю старость, но упрямство всегда выводит меня из себя. Ты помог уйти от нас чужому. Этот человек иностранец, а мы все итальянцы! И ты тоже, старый осел! Куда ты денешься из Генуи? Тебе жить с нами. Говори, куда ты его спрятал?

Карло сцепил пальцы и молчал, все еще надеясь, что бандиты отвяжутся. По знаку главаря Джанучи взял футляр, вытащил скрипку и, держа ее за гриф, подошел к старику.

– Хочешь, это полено разобьют о твою голову, – пригрозил Альберто. – А потом я удавлю тебя на струне. Ну?!

– Я не знаю, о чем ты говоришь… – начал скрипач, но страшный удар по голове заставил его замолчать и свалил с табурета. В лицо старика выплеснули остатки вина, и оно стекало ему за воротник, смешиваясь с кровью, сочившейся из порезов и царапин: Джанучи надел скрипку на шею Карло, пробив обе деки головой старика. Подскочил Альберто, ловко выдернул струну и петлей накинул ее на горло скрипача.

– Где он? Клянусь преисподней: ты скажешь или я удавлю тебя, проклятый шут! А потом примусь за твоего дружка Пьетро и его глухую бабу.

– Не надо, – простонал Карло, презирая себя за слабость. – Он в больнице Святого Себастьяна.

– Смотри, если солгал! Тогда тебе гореть в аду! – Альберто рассмеялся и резко затянул петлю…

Через несколько секунд все было кончено. Бандиты обшарили карманы скрипача, забрали деньги и ушли, оставив тело Карло в луже крови и вина, с разбитой скрипкой на шее. Сидевший на балке попугай настороженно косил глазом на людей внизу, но слетать побоялся. Уходя, один из бандитов задул свечу – пожар не входил в планы Альберто. Попугай притих в темноте: он еще не знал, что уже лишился старого, доброго хозяина…

Мирадора раздражали задержки – они так и не выехали из Генуи. Старик вдруг почувствовал себя плохо, и пришлось остановиться в гостинице: на этом настоял Роберт, не пожелавший подвергать риску жизнь пленника. Он постоянно подчеркивал, что слепец принадлежит ему и он должен заботиться о нем.

Договорились выехать утром. Конечно, если старик будет чувствовать себя нормально. Поздно вечером Мирадора вызвали из номера. Спустившись в вестибюль, он увидел Альберто.

– В чем дело? – поинтересовался Мирадор. – Вы принесли голову и хотите получить обещанные деньги?

– Нет, синьор. – Бандит немного замялся. – Вам придется подождать до утра.

– Вот как? – протянул Мирадор и сразу вспомнил, что Роберту много раз говорили о смерти незнакомца с набережной, но тот неизменно оказывался жив. – В чем дело?

– Ему удалось спрятаться в больнице Святого Себастьяна. Это в пригороде. Мои парни уже отправились туда. На этот раз он не уйдет.

– Не хотелось бы разочароваться в ваших людях, – холодно заметил Мирадор. – Кончайте с ним, Альберто, и приходите за наградой.

Не прошаясь, он повернулся и поднялся в номер. Роберт сидел у стола со стаканом вина в руке. В смежной комнате неподвижно лежал на кровати слепой старик, до подбородка укрытый черным плащом. Свободную правую руку Роберт спрятал под столом, и Мирадор понял, что в ней пистолет.

«Не доверяет, – подумал он, усаживаясь напротив. – Несколько странный господин: зачем ему непременно нужна голова того человека? Чтобы убедиться раз и навсегда, что он мертв?»

– Какие новости? – Роберт отставил стакан.

– С ним покончат утром, – сразу поняв, о чем речь, ответил Мирадор. – Жаль, что мы задержались. К рассвету уже были бы на месте, а во второй половине дня отправились бы дальше.

Роберт скептически скривил губы, то ли выражая сомнение, что утром принесут голову его врага, то ли что до рассвета они могли быть на месте.

– «Благословение» еще в порту, – тяжело роняя слова, сказал он. – Я не намерен рисковать пленником из-за нерасторопности местных бандитов.

– Все нормально, – как можно увереннее заявил Мирадор. – С ним разберутся, а у нас свои дела. Как только старик сможет ехать, мы не задержимся ни на минуту…