42
И снова купе № 8

До отхода поезда оставалось еще минут двадцать. Носильщики умело управлялись с нагруженными доверху тележками с чемоданами, саквояжами и сумками отъезжающих. Их громкие «посторонись!» были слышны в разных концах перрона. Пассажиры суетливо посматривали по сторонам, боясь потерять багаж или сесть не в тот вагон. Торговцы снедью навязчиво предлагали купить в дорогу жареного цыпленка, сушеной астраханской воблы и гигантских вареных раков. Мальчишки – разносчики газет выкрикивали самые хлесткие сенсационные новости, шныряя между людьми.

В здании вокзала, рядом с раскидистой пальмой в кадке, за столиком у окна сидел человек. Пустая кофейная чашка говорила о том, что посетитель в безукоризненном черном сюртуке, атласном темно-синем галстуке, с выбивающимся накрахмаленным белым воротником сорочки находится в зале для пассажиров первого класса как минимум четверть часа. Отсутствие на его лице модных в России усов с клиновидной бородкой или хотя бы бакенбардов придавало незнакомцу вид европейца. Казалось, он всецело увлечен чтением последнего номера «Русских ведомостей» и до всего остального ему нет никакого дела. Но неожиданно он поднялся, взял трость и, оставив на столе медную монету, вышел на перрон.

У синего вагона первого класса стоял офицер с небольшим кожаным чемоданом. Он ждал своей очереди. Проходящий мимо человек неожиданно обернулся:

– Господин штабс-ротмистр! Далеко ли собрались!

– Здравия желаю, Клим Пантелеевич! Вот вознамерился навестить родителей. А то ведь совсем позабыл, как мои старики выглядят. А вы кого-то провожаете? – Подавая проводнику левой, перебинтованной рукой серую картонку билета, Васильчиков поднял чемоданчик и уже занес ногу на железную ступеньку.

– Скажу вам по секрету, Бронислав Арнольдович, я здесь по очень важному делу, связанному с тем преступлением, в котором вас некогда подозревали. Убийца как раз в этом поезде, и его надобно обезвредить, – заговорщицки прошептал Ардашев.

– Не нужен ли вам помощник? – поднимаясь в тамбур, поинтересовался драгунский офицер.

– Не откажусь, Бронислав Арнольдович. Но сначала давайте занесем этот багаж в купе. Какое ваше?

– Восьмое.

– А вот как раз и оно. – Ардашев прошел внутрь и тяжело плюхнулся на место.

Васильчиков поставил чемодан и браво отрапортовал:

– Готов немедленно приступить к поимке злодея!

– Да, да. Сейчас пойдем. Только вот передохну немного, – устало проговорил адвокат. – Да и вы… присядьте-ка на минуту. – Офицер сел напротив. – Надо же, Бронислав Арнольдович, какое совпадение, а? – изумленно пробормотал присяжный поверенный.

– О чем вы, Клим Пантелеевич?

– Ну, купе – восьмое. И французы тоже ехали в восьмом… Помните эту трагедию? Их вначале кто-то отравил… Это потом уже залетели налетчики и открыли стрельбу.

– Да, конечно. Фаворский мне подробно рассказывал об этом чудовищном злодеянии.

– А как же вы собрались мне помогать, а сами вон с больной рукой ходите? Опасная рана или так? – участливо побеспокоился Ардашев.

– Да нет, пустяковый ожог. Ничего серьезного, – смущенно махнул больной рукой офицер.

– Скажите, Бронислав Арнольдович, а родители-то ваши, случаем, не в Варшаве живут? – покручивая в руке трость, с невинным видом спросил присяжный поверенный.

– Ну да, в Варшаве, а что?

– Да нет, я так… просто хотел уточнить, – растерянно пробормотал Ардашев. – Ну да ладно. Пора. Вот, возьмите, – Ардашев протянул Васильчикову запечатанный конверт.

– Что это?

– Там написано имя преступника, которого я с вашей помощью должен буду сейчас арестовать. Там же указан вагон и номер его купе. Знаете ли, дело это опасное, всякое может случиться, поэтому лучше уж заранее представлять, с кем придется иметь дело.

Офицер нервным движением надорвал край конверта и вытащил сложенный вдвое лист бумаги. Развернув его, он прочитал: «Вагон первого класса. Купе № 8. Бронислав Арнольдович Васильчиков». Штабс-ротмистр на мгновенье замер, а потом зашелся в надрывном, неестественном хохоте. Успокоившись, он попытался резко встать, но опешил – прямо в лоб ему смотрело вороненое дуло браунинга.

– Сядьте, Васильчиков, сядьте! И попрошу без глупостей! Я-то ведь привык вначале стрелять, а потом уже предупреждать. Так что ведите себя прилежно, – не убирая оружие, спокойным тоном предупредил присяжный поверенный. Открыв дверь, адвокат окликнул проводника. Увидев офицера под прицелом пистолета, служащий слегка растерялся.

– А пригласи-ка сюда, любезный, вон тех господ, – показывая в окно на двух покуривающих и лениво развалившихся на скамейке носильщиков, распорядился Ардашев. В одном из них легко угадывался маленький и толстый Каширин. Вагоновожатый тотчас же бросился выполнять приказание.

– Честно говоря, Клим Пантелеевич, я не ожидал, что все так произойдет. И как это вы догадались? – опуская руку под скатерть, наигранно удивился Васильчиков.

– Руки на стол! – резко скомандовал Ардашев, красноречиво сопроводив слова поднятым на уровень глаз противника пистолетом. Васильчиков подчинился.

– Не беспокойтесь, Клим Пантелеевич, вам не придется стрелять. Я умею достойно проигрывать.

– Одного понять не могу. Ради чего вы столько людей загубили? Да и зачем вам все это?

– Скучно, знаете ли, жить без риска. А ведь любой риск требует вознаграждения. Вот я и придумал себе некий денежно-брильянтовый приз. Согласитесь, деньги – есть степень свободы и независимости от идиотов, а таковых, как вы знаете, в русской армии хоть отбавляй. А люди? Да нет, мне их совсем не жалко. Ведь каждый из них готов из черной зависти спалить усадьбу ближнего или поднять на вилы более трудолюбивого соседа только лишь за то, что он богаче, – глядя в окно, рассуждал Васильчиков.

– Удобная теория для душегубства. Казненный на днях фанатик-эсер, наверное, тоже прикрывался каким-нибудь учением… По-моему, эти революционеры молятся на некоего прусского коммуниста-утописта Маркса, прославлявшего так называемую диктатуру пролетариата, или, если хотите, узурпацию власти узким кругом лиц. Ну а вы, со своим циничным эгоизмом, тоже не особенно далеко от них ушли. Боюсь, штабс-ротмистр, и вас ждет все та же петля, что и Евсеева.

– Лучше уж быть повешенным, чем закончить жизнь никому не нужным, больным стариком в какой-нибудь нищей богадельне. А впрочем, Клим Пантелеевич, доказать мою вину вам будет совсем не просто. Да и улик, насколько я понимаю, у вас нет, – отпустил ядовитую усмешку офицер.

– Здесь позволю себе с вами согласиться. И в самом деле, у меня лично улик маловато, потому как главные доказательства находятся на вас самих. Вот взять хотя бы обожженную соляной кислотой вашу левую руку или высыпавшиеся из пузырька кусочки разноцветного обработанного стекла – прекрасно выполненная господином Дорштом имитация драгоценных камней, которые, как вам кажется, надежно спрятаны в тайнике. Чем не доказательства?

– Так, значит, понимая, что дни провизора сочтены, вы заранее оставили эти стекляшки в его квартире? Выходит, на живца ловили? – Васильчиков начал медленно привставать, и от негодования на скулах у него заходили ходуном желваки, а правый глаз стал бить нервный тик.

– Полноте стоять, господин офицер. Вы бы сели… Я сказал сесть, Васильчиков! – спокойным, но твердым голосом приказал Ардашев и для большей убедительности снова приставил ко лбу противника дуло пистолета. Офицер подчинился. – Я долго уговаривал Савелова вернуть драгоценности и предупреждал его об опасности… Да все напрасно, он меня не послушал. А что касается настоящих алмазов, то аптекарь все-таки вас обманул… Не досмотрели вы как следует его комнату, – говорил Ардашев, опуская браунинг.

– А где же они были? – сиплым голосом спросил штабс-ротмистр.

– В детском калейдоскопе. – Бывший поручик молча смотрел в окно. Клим Пантелеевич продолжал: – Скажите, Бронислав Арнольдович, а для чего было устраивать это изуверское харакири несчастному провизору? Или у вас уже жиганский форс появился? А может, вы вырабатывали свой фирменный садисткий почерк? Русский Джек-потрошитель?

– Он не верил, что я смогу его убить, и просто насмехался надо мной. Кто бы мог подумать, что в этом тщедушном человечке набралось столько безрассудной отваги?! Вот я и не выдержал.

– Ну да, конечно! Жих, стало быть, вас не раздражал, и за это вы его не очень больно придушили и отправили на тот свет. А что до французов – то они вообще были очень милые люди, и поэтому им, по сравнению с другими, невероятным образом повезло: их отравили сладким шоколадом, с ядовитой начинкой из тисового дерева. Вот уж знал бы господин Новак – главный городской садовник, что, сажая в Воронцовском саду тисовую аллею, он заранее обрекает отца и сына Делавинь на смерть. Но если откровенно посмотреть правде в глаза, то вы, Васильчиков, – самый заурядный уголовник! И не надо строить из себя этакого борца с несправедливо устроенным миром! Не надо! Да, согласен, вы храбрый и далеко не глупый человек, но, к сожалению, это, как говорят юристы, есть полный и исчерпывающий перечень всех ваших достоинств.

По коридору раздались спешные шаги, и в дверь просунулась голова одного из «носильщиков». Первым начал говорить адвокат:

– Насколько я понимаю, Антон Филаретович, вы следили за мной, но почему-то посчитали для себя необязательным проследовать за объектом наблюдения до конца… Ну да ладно, чего уж там… Как вы помните, второго дня я обещал, что передам в руки полиции злоумышленника, совершившего все четыре убийства. Вот, соблаговолите принять под белые рученьки – штабс-ротмистр драгунского полка Бронислав Арнольдович Васильчиков. – Потрясенный Каширин оцепенел, не сумев вымолвить ни слова. Тем временем присяжный поверенный продолжал: – Этот человек представляет серьезную угрозу, и потому, господа полицейские, при его конвоировании проявляйте особую бдительность и осторожность. – Убрав под сюртук пистолет, Ардашев направился на выход.

Придя в себя, Каширин сомкнул на запястьях штабс-ротмистра малые ручные цепочки и достал служебный «смит энд вессон».

– Давай! П-шел, п-шел! – рявкнул на офицера сыщик, ткнув его в спину дулом пистолета. Васильчиков остановился и окинул полицейского таким пристально-холодным взглядом, каким обычно смотрит удав на несчастного кролика. Каширин втянул голову в плечи и, взведя от страха курок, направил револьвер на задержанного. Не обращая внимания на угрозу, штабс-ротмистр развернулся и сам пошел на выход. – Стоять! Я сказал, стоять! – истерично завопил полицейский, несясь по коридору за арестованным. Позади с чемоданом молча следовал второй филер.

Раздался удар колокола станционного смотрителя, и перрон стал пустеть. Лоточники неторопливо складывали товар в баулы и перебирались на новое место. Свободные носильщики стайкой курили у ограды, подсчитывая заработок. Накачав себя паром, поезд стал медленно разгоняться и, набрав скорость, скрылся из виду, оставив бесконечно прямую параллель стальных рельсов да незатейливую поперечность шпал.