23
У истоков операции
Губернатор молча скользил угрюмым взглядом по сосредоточенным лицам чиновников, сидящих за длинным столом из полированного дуба. Он выдерживал паузу, чтобы затем, как обычно, едва слышимым голосом начать совещание. Подчиненным, чтобы расслышать тихую речь генерала, приходилось вытягивать шеи, и это в душе всегда смешило его, потому что в эти минуты они напоминали ему гусей.
Вот и сейчас, ожидая разноса, присутствующие уставились в крышку стола, боясь поднять глаза. Только Фаворский, казалось, ни на что не обращал внимания и с невозмутимым видом рассматривал серебряные крышки хрустальных чернильниц на письменном приборе и, даже встретившись взглядом с хозяином кабинета, не смутился. Это спокойствие раздражало, и Рейнбот, забыв о заготовленной театральности, начал резко и сразу на негодующей ноте:
– Господа, уже несколько последних месяцев нашу губернию сотрясают громкие и неслыханные по дерзости преступления. Ограбления почтовых карет, нападение на поезд и убийство двух французов, а потом и уважаемого в городе коммерсанта, задушенного чуть ли не под моими окнами, а теперь еще и ужасная смерть этого заезжего артиста! Дошло до того, что сам министр внутренних дел телефонирует мне и справляется о том, какие меры принимаются нами по раскрытию этих, я бы сказал, чрезвычайных происшествий! Ничего себе – дожили! Я прошу вас сообщить о состоянии дел по выявлению лиц, учинивших все названные злодеяния. Итак, Ипполит Константинович, вам слово.
– Ваше превосходительство, силами полиции раскрыто не только убийство Соломона Моисеевича Жиха, но и господ Делавинь, следовавших кавказским скорым поездом в Ставрополь. В настоящее время мы усиленно работаем над расследованием дел по учиненным смертоубийствам актера Абрашкина, двух фельдъегерей (Тучкова, Трофимова) и кучера Можайкина. В рукаве Трофимова найдена черная жемчужина, вероятно от женских бус. Его жена ничего объяснить по этому поводу не смогла. До сих пор неясно, почему никто из сопровождающих почту так и не успел воспользоваться оружием… По этому делу пока имеется один подозреваемый… Это находящийся в розыске беглый каторжник Рамазан Тавлоев. В скорости мы надеемся выйти на его след.
– Потрудитесь доложить подробнее, – начальственным голосом, с тенью заметного раздражения потребовал Рейнбот. Тугой, излишне накрахмаленный белый воротничок форменной сорочки неприятно натирал шею, отчего губернатор во время разговора то и дело вытягивал вперед подбородок, одновременно слегка наклоняя голову влево. Пустяковое, на первый взгляд, неудобство стесняло, он нервничал и от того злился.
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Итак, с полным основанием мы можем считать, что все четыре убийства – Жиха, отца и сына Делавинь, а также артиста Абрашкина – звенья одной цепи. Как следует из письма, оставленного господином Жихом у нотариуса за несколько часов до смерти, именно он и заказал крупную партию драгоценных камней у французской фирмы «Бушерон», а Делавинь следовали в Ставрополь для совершения с ним этой сделки. Но актер, зная об этом, вместе со своим сообщником совершил нападение на поезд, переодевшись в национальную одежду горцев. Завладев драгоценностями и рекомендательным письмом, он представился французом и продал камни Соломону Моисеевичу, который только на следующий день из газет узнал о происшествии в московском поезде. Позднее, отправившись в театр, во время спектакля он опознал в артисте лжефранзуза и в антракте потребовал вернуть деньги в обмен на драгоценности. Встреча должна была состояться на Николаевском проспекте в семь вечера, где потерпевший впоследствии и был удавлен струной от пианино, вероятно, самим Абрашкиным. А всего через день артиста прикончил его же сообщник. Таким образом, получается, что нам осталось разыскать убийцу актера, а находящегося под стражей поручика Васильчикова – выпустить на свободу, – выдохнул полицмейстер в ожидании реакции губернатора.
– Что скажете, господин Фаворский? Получается, что на этот раз сыскная полиция вас обскакала? – Генерал пристально смотрел на поручика.
– Ваше превосходительство, я, конечно, рад, что обозначился некоторый просвет в расследовании преступления на бульваре, однако же касательно нападения на поезд… здесь не все так просто… Разрешите я передам слово господину следователю?
Губернатор согласно кивнул, и Фельденкрейц, неловко привставая, принялся судорожно листать свой блокнот, но, найдя нужную страницу, тотчас же успокоился и стал докладывать:
– Как следует из заключения врача, проводившего вместе со мной первичный осмотр трупов, смерть отца и сына Делавинь наступила приблизительно часа за три до вооруженного нападения так называемых «горцев». Предполагаю, что эти два господина к моменту нападения были уже отравлены сильнодействующим ядом, смешанным с большой дозой снотворного. На это указывает целый ряд признаков: обильное слюноотделение на подушке, запавший в гортань посиневший язык у каждого из покойных, расширенные зрачки и успевшие проявиться трупные пятна на теле. Это же подтверждено и результатом вскрытия. Яд – алкалоид токсин.
– Выходит, что налетчики и не подозревали о том, что французы уже были мертвы? – прервал следователя Рейнбот.
– Именно так, господин генерал. Палили из маузеров и почем зря.
– А раз так, то смею предположить, что тот, кто их отравил, никак не связан с этой бандой, – предположил губернатор.
– Так точно, ваше превосходительство.
– Более того, получается, что сам преступник, скорее всего, находился в поезде до его прибытия в Ставрополь и благополучно сошел на перрон, – продолжал рассуждать губернатор.
– К сожалению, по всей вероятности, так оно и было, поскольку мы считали, что грабители скрылись сразу после нападения, и я не видел необходимости проверять и обыскивать пассажиров, – опустив глаза, оправдывался Фаворский.
– Что скажете, господин полицмейстер?
– Ваше превосходительство, осмелюсь заметить, что начальник жандармского отделения, равно как и судебный следователь, посчитали для себя не обязательным информировать полицейское управление о заключении врача…
– Господа, я не намерен выслушивать ваши взаимные и бесконечные упреки. Учитывая, что все присутствующие здесь включены в состав созданной мною комиссии, любое соперничество между двумя ведомствами выглядит, мягко говоря, довольно глупо. А посему приказываю незамедлительно извещать друг друга обо всех известных фактах. И еще… А что это за горящий демон носился вчера по городу, пугая прохожих?
– Разрешите, ваше превосходительство? – с позволения полицмейстера приготовился объясниться Поляничко.
– Слушаю.
– Вчера двое грабителей ворвались в дом вдовы Жих и устроили там стрельбу, но, видимо, случайно разбили фотогеновую лампу и сами же по неосторожности загорелись. По крайней мере, именно так объясняет Клара Сергеевна.
– Прямо чертовщина какая-то. А вы что скажете, господин Фаворский?
– Ваше превосходительство, я имею сведения, что там не обошлось без своего рода ангела-хранителя, который с недавних пор оберегает вдову.
– И кто же он?
– Присяжный поверенный окружного суда, отставной коллежский советник и бывший начальник Азиатского департамента министерства иностранных дел России, находившийся в личном подчинении у принца Ольденбургского, – Клим Пантелеевич Ардашев, – проявил осведомленность ротмистр.
– Ого! Вот это птичка к нам залетела! И давно он здесь обосновался?
– С весны, ваше превосходительство. Ставрополь – место его рождения.
– Выходит, на родину потянуло? А что это он с этой вдовой стал возиться?
– Разрешите, ваше превосходительство, – оживился полицмейстер и, получив утвердительный кивок генерала, продолжил: – Жих, как следует из предсмертного письма, был у Ардашева незадолго до того рокового дня на проспекте и попросил его, в случае наступления каких-либо непредвиденных обстоятельств, защитить жену, а если с ним что-то произойдет, то найти его убийц. Вот господин присяжный поверенный и проводит собственное расследование.
– Так это адвокат вам передал письмо? – догадался Рейнбот.
– Он, ваше превосходительство, – отрапортовал Фен-Раевский.
– Я думаю, что само провидение послало к нам этого господина из ведомства принца. Я слышал об их подготовке. Насколько я знаю, они до самой смерти числятся в действующем резерве своего ведомства. А потому, господин Фаворский, попрошу вас поделиться с этим адвокатом имеющейся информацией, естественно в разумных пределах, и, если он согласится, попросите его помочь в поиске соучастника убийства Жиха. А то, не ровен час, вы с полицмейстером из-за неуместного соперничества подведете меня под монастырь. Завтра мне снова докладывать Петру Аркадьевичу о наших «успехах»… А ситуация, смотрю, полностью так и не прояснилась. Ладно. А теперь, господа, мне бы хотелось знать, какие вы конкретно собираетесь предпринять меры по поимке шайки, совершающей нападения на казенные кареты? – обратился к чиновникам генерал.
– Если позволите? – проявил инициативу ротмистр и, получив согласие, начал излагать план: – Считаю необходимым новое проведение операции, но в целях соблюдения секретности в ней должны принять участие только те, кто находится в этом кабинете и, возможно, еще один человек, я имею в виду себя, представителя сыскного отделения (например, господина Каширина) и, возможно, кого-то из офицеров драгунского полка. Кстати, этот арестованный поручик участвовал в японской кампании, их часть стояла рядом с нашей. Он один из немногих среди драгун удостоенный знака императорского приза «За стрельбу из револьвера» и храбр, говорят, безмерно. Думаю, стоит переговорить с полковым начальством по поводу его участия в планируемом мероприятии.
– И не забудьте извиниться перед ним, господа полицейские. Однако же, я думаю, и ему тоже следовало вести себя поосмотрительнее и больше уделять времени службе, а не сердечным делам. Слава богу, вовремя разобрались, – напутствовал губернатор. – Продолжайте, ротмистр.
– Считаю, что теперь надобно загрузить в экипаж мешки с подлинными банкнотами, а не старые газеты, как это было прежде. Учитывая провал прошлой операции, я предполагаю, что среди почтовых служащих, вероятно, имеется информатор, связанный с грабителями. Исходя из этих соображений нам следует соблюсти естественность событий, не вызывая у него подозрения. Фельдъегеря выедут из Ставрополя, кучера я предупрежу заранее, и у села Михайловского мы поменяемся каретами и перегрузим деньги. В целях соблюдения секретности все сопровождающие почту лица, включая возницу, останутся в доме станового пристава ожидать нашего возвращения. Ну, а мы отправимся на поимку банды. Место сбора – двор полицейского управления. Время выдвижения – восемь утра.
– Только втроем? – ненароком вырвалось у Каширина.
– Да. Считаю, что налетчиков скорее всего двое, от силы – трое. Толпой набиваться в экипаж не имеет смысла – будет тесно, душно, да и дорога слишком длинная. Господин Каширин за кучера, и мы с Васильчиковым внутри. Лучше возьмем по паре револьверов и драгунские винтовки. Главное, господа, освободите поручика поскорее, – обратился к полицейским Фаворский.
– Когда планируете провести мероприятие? – уже подобревшим, почти отеческим тоном спросил губернатор.
– Дней через пять-семь, ваше превосходительство.
– Постойте, господа, надо ведь дать какое-то название этой операции. Какие будут предложения?
В кабинете воцарилось недолгое молчание, нарушенное жандармским начальником:
– А что, если – «Меч Немезиды»?
– На том и остановимся! Был бы помоложе – отправился бы с вами. Вас, ротмистр, назначаю старшим, и действуйте сообразно обстановке. Ну да с богом! Все свободны, господа.
Чиновники и офицеры торопливо освобождали кабинет и один за другим скрывались за высокой двухстворчатой дверью, и только Каширин осторожно задвинул на место стул и, с трудом передвигая ватными, точно парализованными ногами, дошел до середины комнаты и, вдруг обернувшись, пролепетал осипшим от страха голосом:
– Ваше превосходительство, простите великодушно… но мне никак невозможно… у меня жена и дети… болеют часто…
Губернатор, не отрывая голову от изучения бумаг, сухо произнес:
– Ступайте, господин полицейский, и выполняйте свой долг.
– Да, да, конечно. Это я так…
Маленький человек вышел, старательно затворил за собой дверь с обратной стороны, перекрестился и, тяжело вздохнув, стал спускаться к выходу по серым ступенькам большой мраморной лестницы.
