Старые счеты

Моя жизнь в Тулузском замке протекала спокойно и мирно – по сравнению со школьными годами уж точно! При дворе Раймона Пятого было полно музыкантов и трубадуров, то и дело устраивались рыцарские и поэтические турниры, охоты и конные прогулки, часто двор со всей помпой – каретами, слугами и музыкантами – отправлялся куда-нибудь в живописные места. Иногда знать пускалась в буйные пиршества или все неслись на турниры и празднества в окрестные замки или города.

Я даже сумел отпроситься на пару месяцев для того, чтобы познакомиться, наконец, со своей семьей.

Мои благородные родители были еще живы, но, о горе, вступили в секту еретиков катар! Оставив старшему сыну, моему брату, замок и половину земель, они жили теперь среди «добрых людей», которые, благодаря этой полоумной парочке – моим родителям, оторвали от семейного пирога несколько нехилых деревень.

Община произвела на меня удручающее впечатление. Моя мать вышла мне навстречу, одетая в черную хламиду. Распущенные волосы доходили ей до колен. В этом нелепом виде она была похожа на престарелую русалку. Отец был безбородым и тоже длинноволосым, его голову венчала тиара. Так же как и матушка, он был одет во все черное. В первый и последний раз я видел человека, обрекшего меня на верную гибель.

Какое-то время мы молчали.

– Я ваш седьмой сын, – наконец выдавил я.

– Ты сын божий, впрочем, так же как и мы, – с поистине королевским достоинством ответствовал отец.

– Я тот самый ребенок, которого вы приказали утопить в колодце! – Гнев выжигал слезы, руки тряслись. Я смотрел в безмятежное лицо моего погубителя-отца, испытывая жгучее желание рубануть по нему мечом.

– Ни я, ни кто другой не может обречь другого человека на смерть. Все мы в руках Господа, – загнусил отец.

– И Господь любит тебя! – вторила ему мать. Взявшись за руки, они пропели короткую молитву, переглядываясь и улыбаясь, словно молодожены.

– Отчего вы носите черные одежды? – непонятно зачем спросил я. Гнева уже не было. В душе воцарилась пустота.

– Это траур по нашей жизни, по тому аду, который каждый из нас встречает на этой земле. По тому, что ожидает этот пропащий край и всю землю, – серьезно ответил отец. – Это траур по тебе, мой мальчик, по человеку, забывшему, кто он такой и откуда. По человеку, который и не человек вовсе, а небесный ангел, который...

Я развернулся и вышел вон. Отец еще долго бежал за моим конем, путаясь в своих черных одеждах.

– Мир не таков, каким его привык видеть ты! Совсем не таков, – кричал он. – Мы все жили когда-то в Раю, но потом нечистый заманил нас на землю и лишил памяти. Вспомни, сын мой, райские кущи, вспомни свой настоящий дом и своего настоящего отца, которого ты утратил. В Евангелии сказано: Бог есть Любовь. Открой свое сердце любви...

– Прочь! – Я пришпорил коня и не оглядывался, пока не умчался из этого проклятого места.

Своего брата я нашел в нашем фамильном замке. Представляясь ему, я сжимал рукоятку меча. За поясом я припрятал несколько легких, но беспощадно разящих ножей.

Пьер был старше меня на два года, его волосы были так же черны, как и мои. Кроме того, он был всего на полголовы ниже меня, и почти так же, как я, широк в плечах. Если бы ни мои слова и письмо, написанное Мишелем де Савером, ему было бы достаточно подойти вместе со мной к металлическому зеркалу, висящему тут же в зале, и убедиться в несомненном нашем с ним сходстве.

– Мне все равно, кто ты – законный сын моих родителей или ублюдок, которого родила моя мать, спутавшись с сокольничим или лучником. Если отец велел убить тебя – на то был повод. Но даже если ты и законный сын моих родителей и подлинный Лордат, ты не получишь ничего. Замок почти разорен, за последнее время милостью наших родителей мы лишились доброй половины своих земель. Кроме того, я старший сын, и даже если тебя и признают по суду, ты все равно не можешь рассчитывать ни на что из того, что по закону имею я. Иди и найди себе службу или женись на богатой вдовушке. По праву нынешнего главы рода я готов благословить тебя на любое из этих славных дел. Но это – все.

Мысленно я поклялся отомстить заносчивому братцу. И как это часто бывает, подходящий случай не заставил себя долго ждать. Заливая свою обиду в деревенском трактире, я вызнал, что Пьер помолвлен с дочерью богатого барона, которую он видел лишь раз, когда им обоим было лет по десять. Свадьба должна была состояться через три месяца, как раз после сбора налогов.

Я решил опередить братца и нанес визит его нареченной. Шестнадцатилетняя баронесса была белотела и светловолоса. Ее голубые, поистине небесные глаза излучали дивный свет, а звуки голоса заставляли забыть все печали. Я представился ей именем брата, сказав, что специально приехал к ней раньше срока, для того чтобы убедиться в ее добрых ко мне чувствах и расположить к любви.

– Я не хотел бы, чтобы наш союз был лишь торговой сделкой. Я мечтаю видеть в своей жене не просто женщину, которая подарит мне сыновей и с которой я продолжу род баронов Лордат. Я хочу найти в ней неземную любовь, любовь до гроба, любовь, побеждающую смерть.

В школе господина де Савера мы обучались не только владению оружием, но и трубадурскому искусству. Кроме того, мне было восемнадцать лет, я был очень высоким и стройным, у меня были черные шелковистые волосы ниже плеч, я был одет в ладно скроенное платье, которое приобрел на деньги хозяина. Словом, я быстро добился взаимности. Мы встречались с ней в ночной тиши великолепного сада, где в беседках предавались любовным утехам.

Ко дню, когда должен был прибыть мой ненавистный братик, она призналась мне, что беременна.

Зная от своих слуг, что Пьер со свитой остановился в дне пути от Лурда, где находился замок прекрасной Амалии, я отлучился от нее и, напав на брата, скрестил с ним мечи. Тяжело раненного Пьера я бросил в канаву и затем вернулся в баронский замок, где сразил свою даму неожиданным признанием.

– Да, я не Пьер Лордат. Я Анри Лордат – его младший брат. Я убил твоего жениха, потому что я люблю тебя.

Услышав это, прекрасная Амалия сначала залилась слезами, а потом велела мне доподлинно объяснить, где я бросил тело Пьера, и, собрав слуг и надев теплую накидку, отправилась на поиски. Мне пришлось ехать с ней, чтобы показывать дорогу. За все это время мы не проронили ни единого слова.

Найдя брата, я понял, что он, к моему удивлению, еще жив. Амалия велела своему лекарю осмотреть Пьера, после чего, когда его уложили в карету, она подошла ко мне и тихо, но властно велела убираться прочь.

– Я полюбила вас, сеньор, чистой любовью. Теперь же моего ребенка отдадут на воспитание чужим людям, а я сама от позора должна буду закрыться в монастыре, где и проведу оставшиеся мне годы. Молите Бога, чтобы ваш брат выжил и чтобы душу вашу не испоганила печать Каина. Я тоже буду молиться за вас. Прощайте.

Потерянный и убитый, я вдруг понял, что люблю эту женщину. Я просил ее бежать вместе со мной в Тулузу, где добрейший граф Раймон, без сомнения, благословит наш союз. Но она осталась непреклонной. Пьера положили в карету, и вскоре процессия скрылась за поворотом дороги.

Я снова остался один.

Потом, через пару лет, я узнал, что Пьер не отказался от спасшей его Амалии и моей дочери. К слову, после нанесенного мною ранения он уже не мог иметь собственных детей. Таким образом, моя девочка сделалась законной наследницей Лордатов. Ценой, которую я заплатил за это, было данное мною честное слово не искать встреч ни с Амалией, ни с дочерью, и до самой смерти Пьера и его жены не открывать девочке правды.