Ганнон проснулся от шума. Гремел барабан, раздавались воинственные крики. Площадь между хижинами была полна людей. Мужчины в плащах из леопардовых шкур, с короткими, но широкими копьями и с кусками какой-то толстой кожи вместо щитов направлялись к большому дереву. За людьми послушно, как собаки, брели маленькие лошадки. У дерева, которое, по-видимому, почиталось священным, на корточках сидел совсем голый человек. По металлической палочке в его нижней губе и кровоподтёкам на спине карфагеняне признали в нём того самого фарузия, которого лишь два дня назад у этого же дерева били палками. На его голове была небольшая шапочка из львиной шкуры, которую мог носить только вождь.

— Смотри, что он делает! — воскликнул эллин.

Вождь разгладил ладонью насыпанный у корней песок и указательным пальцем начертил какую-то фигуру.

— Клянусь Гераклом, это слон! — произнёс Мидаклит, подавшись вперёд, чтобы лучше разглядеть рисунок.

Вождь вскочил на ноги, словно подброшенный тетивой. Он то подходил к рисунку, то отступал от него. Он подпрыгивал, смешно перебирая пятками, бил себя в грудь. Кто-то из толпы протянул ему копьё, и он с размаху вонзил его в песок, в то самое место, где был рисунок. Раздался ликующий вопль.

Ганнон недоуменно пожал плечами.

— Ты что-нибудь понимаешь? — обратился он к Мидаклиту.

— Мне кажется, — сказал эллин, — они собираются охотиться на слонов. Они верят, что пляска вождя принесёт им удачу… Как бы мне хотелось увидеть эту охоту! — добавил он после недолгой паузы.

— Ты прав, это должно быть очень интересно. Пойду отыщу Бокха!

И вот карфагеняне шагают вместе с охотниками к тянущемуся на горизонте лесу. Узнав о желании чужеземцев увидеть охоту на слонов, вождь сначала заколебался, но когда Бокх поклялся, что его друзья не выдадут охотничьих секретов племени, согласился их взять.

Дорога шла между небольшими лощинами, поросшими кустарником. Изредка в одиночку возвышались узловатые деревья, похожие на яблони, но на них не было листьев. На голых ветвях виднелись небольшие розоватые цветки.

К полудню охотники вступили в густой лес. Земля под ногами стала мягче. Она была усеяна багровыми мясистыми ягодами и не менее яркими грибами. Чувствовалось, что неподалёку река или озеро.

Охотники, шедшие впереди, остановились. Заблестели острия поднятых вверх копий.

— Здесь! — сказал Бокх, садясь на корточки.

И тогда карфагеняне увидели глубоко вдавленные в землю следы. Мидаклит наклонился. Через центр следа прошло почти два локтя.

— Да, — промолвил эллин, выпрямляясь, — слон, оставивший этот след, настоящий великан. Он ростом в одиннадцать локтей.

— Как ты это узнал? — поинтересовался Ганнон.

— Очень просто! Помножил разрез следа на шесть. Я слышал, что так делают индийцы.

— Тебе, наверное, известно всё на свете, Мидаклит! — воскликнул Ганнон, с уважением глядя на учителя.

— Нет! Каждый раз я узнаю что-нибудь новое. Сегодня я увидел дерево, которое сначала цветёт, а потом покрывается листьями. Вчера узнал о мудром обычае выбора вождей. Часто я говорю себе: «Как ты мало видел, Мидаклит! Какой ты невежда, Мидаклит!»

— Смотри! Что они делают? — закричал Малх, показывая на туземцев.

Фарузии брали что-то горстями и натирали себе лицо и руки.

— Слоновий навоз, — пояснил Бокх. — Он приносит счастье в охоте на слонов.

Ганнон подошёл к огромной лепёшке:

— Я бы не сказал, что это дурно пахнет!

— Конечно! — согласился Мидаклит. — Ведь слоны кормятся листьями и ароматными травами.

По знаку вождя охотники побежали к краю леса. На большой поляне, спускающейся к озеру, виднелись брошенные жилища белых муравьёв. Бокх повёл к ним карфагенян.

Ждать пришлось довольно долго. В полдень, объяснил Бокх, слоны стоят у воды или в тени деревьев и покидают их лишь тогда, когда спадает жара.

Уже смеркалось, когда один из охотников подал с дерева знак.

— Цези! — раздался приглушённый шёпот Бокха.

Ганнон приподнялся на локтях. Издалека послышался шум, похожий на грохот перекатывающихся по трюму глиняных сосудов. Шум шёл со стороны чащи. И вот показался первый слон. Гигант шагал величавой, уверенной поступью. Иногда он глубоко втягивал воздух, выпрямлял хобот, и тогда можно было увидеть огромную пасть с отвислой нижней губой и два длинных бивня, казавшихся розовыми в свете вечернего солнца. Это был вожак. За вожаком шла слониха со слонёнком. Слонёнок был ростом с лошадь, но резвился, как щенок, тёрся о ноги матери, прыгал, смешно крутя своим коротким хвостом. Когда он попытался отбежать в сторону, слониха слегка шлёпнула его хоботом. Издав звук, напоминающий хрюканье, слонёнок послушно подбежал к матери и чинно зашагал с нею рядом. За слонихой шли гуськом ещё пять слонов.

Из лесу на конях выскочило двое охотников. Они неслись на вожака, издавая воинственные крики и потрясая копьями. Вожак остановился, коротко и тревожно прогудел. Остановились и другие слоны.

Один из охотников приблизился к животному. Карфагеняне поняли: он должен отвлечь его внимание. Казалось, слон вот-вот обрушит на смельчака свой хобот. Но другой охотник с удивительной ловкостью спешился, подскочил к слону и обеими руками вонзил в живот великана длинное копьё. Слон поднял кверху хобот, и из его пасти вырвался глубокий, яростный стон, перешедший в рёв. Казалось, этот звук издавало не животное, а отставший воин, застигнутый врасплох врагами. Прижав к губам свой рог, он трубит и зовёт на помощь. Вдруг раненое животное бросилось бежать. Древко копья задевало землю, кусты. Его остриё ещё глубже впивалось в рану.

В это время к бегущему слону приблизился первый охотник. Но конь его споткнулся, и всадник вместе с ним оказался на земле. С поразительной быстротой разъярённый слон схватил охотника хоботом за туловище и со страшной силой ударил о землю.

Крик ужаса вырвался из уст фарузиев.

Гигант, расправившись с охотником, стал топтать коня, но вдруг пошатнулся, повалился на колени и рухнул на бок. Хобот его колотил землю. Но, когда подбежали охотники, животное уже затихло. В его маленьких чёрных глазах, казалось, светился укор.

Взявшись за руки, фарузии плясали вокруг слоновьей туши. Потом по одному они подходили к ней и, наклонившись, целовали слона в лоб, чтобы испросить у его могущественного духа прощение.

Ганнон оглянулся. Он отыскал глазами останки охотника и его коня. Бокх перехватил взгляд Ганнона:

— У нас говорят: «Кто идёт с копьём на слона, не знает, умрёт он или слон».

Охотники внезапно замолкли и остановились как вкопанные. В тишине прозвучал голос вождя.

— Делят мясо! — пояснил Бокх. — Голова и правая задняя нога достанутся тому, кто нанёс слону первую рану. Остальное мясо поделят поровну.

— А бивни? — заинтересовался Ганнон.

Маврузий не успел ответить. Вождь взмахнул рукой, и охотники со сверкающими в руках ножами ринулись к туше. Каждый заранее облюбовал себе кусок.

Уже стемнело. Было решено заночевать здесь. Вскоре загорелись костры. В их свете блестели обнажённые смуглые спины охотников. Карфагеняне расположились у одного из костров. Ганнон задумчиво глядел на прыгающие языки пламени.

Послышались шаги. Бокх принёс кусок хобота. Переворачивая мясо над огнём, он что-то шептал и покачивал головой. «Благодарит богов за удачную охоту», — подумал Ганнон.

Жареный хобот оказался превосходным угощением. Даже Мидаклит, обычно равнодушный к еде, без конца хвалил блюдо, а Малх клялся, что слоновий хобот вкуснее тунца.

Завернувшись в плащи, карфагеняне легли прямо на землю. Сон быстро взял их в свои объятья. Они не слышали ни воя шакалов, привлечённых запахом крови и мяса, ни заунывного пения фарузиев, охранявших спящих и добычу.

Когда Ганнон проснулся, охотники уже накалывали на палки куски слоновьего мяса. К удивлению Ганнона, знавшего, что слоновая кость ценится наравне с золотом, никто не дотронулся до бивней. Они валялись на измятой и окровавленной траве. Карфагенян поразили их чудовищные размеры. Правый слоновий зуб имел в длину почти шесть локтей и был так тяжёл, что одному человеку поднять его было не под силу. Левый бивень был короче и легче. Конец его казался стёртым.

Фарузии даже не представляли, сколько изящных украшений и ценных вещей можно было вырезать из этих бивней. По словам Бокха, они делали из них подпорки для хижин, когда поблизости не было леса.

К полудню охотники возвратились в селение. Они несли на палках огромные куски мяса. Старики и женщины, выйдя из своих хижин, встретили победителей торжественным гимном.

— О чём они поют? — спросил Ганнон у Бокха.

— Воистину доблестен тот, кто вступает в борьбу со слонами. Ибо сильнее слона в мире нет никого. — переводил маврузий. — В памяти нашей всегда пребудут отважные люди. Песня о трусе молчит. Трус и при жизни мертвец.