Только я и кочегар называли Станислава по имени или по фамилии. Все остальные, даже офицеры и инженеры, звали его Поляк. Станислав Лавски – никто не хотел этого помнить, имя не имело значения. Чаще всего матросов так и называют: эй, испанец! эй, русский! эй, голландец! Все нации отреклись от нас, но называют нас, как правило, по национальным признакам. Каждый, кто поступает на какой-то корабль, обязан отметиться у консула той державы, под чьим флагом корабль плавает. Консул утверждает и регистрирует назначение. Он проверяет документы моряка и, если они ему не нравятся, отказывается их регистрировать. «Йорика», впрочем, никогда не получала матросов таким образом. У кого документы были в порядке, тот за версту обходил «Йорику». Она могла скомпрометировать даже убийцу. А если человек плавал на «Йорике», то потом ему приходилось год или два служить на каких-то незаметных грязных корытах, чтобы вновь получить надежду на приличное судно. Но даже тогда шкипер недоверчиво щурился: «Вы плавали на „Йорике”? Как это вас угораздило на нее попасть?» – Матрос оправдывался: «Не мог найти другого судна». – «Ну не знаю, – недоверчиво качал головой шкипер. – Вы плавали на „Йорике”. Я не хочу иметь дел с полицией. Не люблю, когда в моем экипаже оказывается беглец, которого разыскивают в Лондоне или Буэнос-Айресе». – «Но, шкипер… Поверьте… Я честный человек». – «Ну да, я верю, – кивал шкипер. – Но вы с „Йорики”. Чувствуете разницу? Верю… И – с „Йорики”… Не могу же я требовать от вас полицейского свидетельства о благонадежности. Лучше возьмите вот два шиллинга и отдохните. А потом попробуйте поискать другой корабль, их здесь много. У пирса сейчас стоит итальянец. На нем порядки не такие строгие».

Шкипер «Йорики» не мог появиться у консула ни с одним человеком из своей команды, даже со старшими офицерами. Думаю, он и сам не часто показывался у консула. А если показывался, то вполне мог нарваться на предупреждение: «Я должен сперва посоветоваться с полицией». Понятно, что при таких условиях все визиты к консулу теряли смысл. «Йорика» поднимала пары и удирала как можно дальше.

Люди попадали на «Йорику» только по необходимости. Чаще всего прямо на ходу, как случилось со мной. Они прыгали на нее, когда уже был поднят синий флаг и лоцман стоял на мостике. Никакой консул не мог остановить корабль, если он уже двигался. Еще меньше хотели этого власти порта. Пусть убирается! Редко кто, попав на борт «Йорики», называл свое настоящее имя или национальность. Кому до этого дело? Обычно на вопрос офицера или инженера: «Как тебя звать?» новенький отвечал: «Я датчанин». Этим он давал ответ сразу на два вопроса, и никто больше к нему не приставал. Датчанин, и все. Зачем знать что-то сверх этого? Считалось, что человек не лжет. А вот если начать задавать вопросы, он точно собьется и начнет лгать.

Однажды Станислав рассказал мне свою историю.

По-настоящему звали его Станиславом Козловским, и родом он был из Польши. Родился в Познани, тогда еще немецкой, и до четырнадцати лет ходил в школу. Морские и индейские романы забили ему голову так, что однажды он сбежал из дома в Америку, добрался до Штетина, где тайком забрался на датскую рыболовную посудину, на которой доплыл до острова Фюн. Там рыбаки и нашли его – замерзшего, умирающего с голоду. Он сказал, что он из Данцига, и назвал имя книготорговца, у которого на родительские деньги покупал все эти книжонки, забившие ему голову. Пожаловался, что он сирота и жил в детском доме, а там его нещадно колотили и всяко измывались над ним. Однажды он якобы не выдержал и бросился в воду, чтобы умереть, но судьба вынесла его на датское судно, так он и оказался на острове Фюн. Если вы вернете меня в Германию, заплакал он, я наложу на себя руки или снова прыгну в море.

Рыбацких жен растрогала судьба маленького немца, они приняли его к себе. Газет на острове никто не читал, никто не знал о поисках мальчика, таинственно исчезнувшего из дома. У рыбаков острова Фюн Станислав научился работать. Это был нелегкий труд, но все равно это нравилось ему больше, чем скучные шатания по улицам Познани. А когда он вспоминал о том, что родители собирались отдать его в обучение к портному, то даже тяжелый труд становился в радость. В семнадцать лет он, наконец, оставил добрых рыбаков и отправился в Гамбург, откуда хотел уйти в дальнее плаванье. Но подходящего судна не нашел и несколько месяцев плавал на паруснике. Даже получил на свое имя регистрационную карту и книжку моряка. Солидные настоящие документы. С ними он легко попал на немецкий корабль, а потом плавал на хорошем голландце. Когда началась известная мировая свистопляска вокруг золотого тельца, Станислав на своем голландце находился в Черном море. В проливе Босфор турки сняли с судна Станислава и еще одного моряка с немецкими документами. Какое-то время им пришлось служить на турецком флоте. Затем в Константинополь пришли два германских военных корабля, сумевшие сбежать от англичан, и Станислав сумел попасть на один из этих кораблей. Он служил на нем, а потом на каком-то датчанине. К сожалению, датчанин подвергся досмотру германской подводной лодки, и Станислава опять сняли с борта и отправили в Киль служить великой Германии. В Киле он встретил старого товарища, с которым когда-то плавал. Это помогло Станиславу записаться артиллеристом в германский флот. Он даже участвовал в битве при Скагене, есть такой мыс в Дании. Это там две сражающиеся армады – немецкая и английская – в равной степени стали победителями, потому что англичане потопили часть немецких кораблей, а немцы сделали то же самое с англичанами. Датская рыбацкая лодка выловила тонущего Станислава из моря и высадила в прибрежном селе. Поскольку он знал, как надо держаться с датскими рыбаками, к тому же случайно встретил брата той женщины, которая когда-то держала у себя немецкого мальчишку, эти рыбаки не отдали его властям, а устроили – как датчанина – на хороший корабль, приписанный к Эсбьергу. Теперь Станислав старательно скрывал, что он немец и сумел пройти все проверки английских и немецких подводников.

Наконец правительства примирились, устроили огромный и роскошный примирительный банкет, а маленькие люди всех стран начали работать еще больше, чтобы выплатить различные контрибуции и неисчислимые военные долги. Тем, кто победил, разрешалось размахивать веселыми флагами, а тем, кто проиграл, кричать утешительно: «Ничего! В другой раз нам повезет больше!» Могила Неизвестного солдата, марши, пожертвования. Как-то незаметно наступило время, когда коробка спичек в Германии стала стоить пятьдесят два биллиона марок, а подделка мелких кредиток обходиться дороже вагона спичек. Датская компания отправила свое судно в Гамбург для ремонта в сухом доке, и Станислав, наконец, попал в родную страну.