Теперь я видел грязных проходимцев вблизи.

Впечатление от этого не сгладилось, я был уничтожен.

С берега мне казалось, что на палубе толпятся арабы и негры, но оказалось, они только так выглядят. Угольная пыль въелась в их кожу. Это ведь только на русских большевистских кораблях палубные рабочие уравнены правами с капитаном. Здесь этого никогда не было. Да и к чему может привести такое равенство? В один прекрасный день грязный палубный рабочий может решить, что он такой же интеллигентный человек, как и капитан. А доказать такое непросто. Среди палубных рабочих всегда соблюдается четкая иерархия. Существуют палубные работники первой категории, второй, третьей, даже четвертой. Но воры и грабители, которых я увидел на палубе «Йорики», тянули на крайнюю пятую категорию. Не знаю, какая раса в наши дни считается самой цивилизованной, мнения по этому вопросу постоянно меняются, но люди, встретившие меня, относились к расе, представителям которой нельзя доверить даже раскалывание грецких орехов. Видимо, «Йорика» не могла себе позволить рабочих четвертой и третьей категории. Я уж не говорю о первой и второй, на «Йорике» были только два палубных рабочих пятой категории и три – шестой. Представителей последней я не могу описать. И сравнить их не с кем. Уникальные существа. Их лидер так и сказал мне:

– Привет! Я фторой инжинир, а это наш машиништ, – он как-то странно шипел, каждое его слово я вынужден был переводить на английский отдельно. Видимо, он уведомлял меня, что он якобы второй инженер, то есть мой прямой начальник. А его приятель, такой же грязный и грубый, якобы есть машинист. То есть унтер-офицер.

– А я, – поддержал я шутку, – генеральный директор компании.

Если эти двое хотели меня одурачить, то им это не удалось. Я плавал поваренком при камбузе уже тогда, когда они о море еще не слышали. Я ждал улыбок, ждал дружного смеха, но тот, который назвался вторым инженером, сплюнул и сказал:

– Идите в кубрик и жаймите койку.

Он сказал это так, будто правда был моим начальником.

Глянув на каторжников, я отправился на бак. В койках лежало несколько человек. Они без всякого интереса посмотрели на меня. Вероятно, перед ними не раз появлялись и исчезали разные люди. Позже я узнал, что в любом порту, в котором появлялась «Йорика», всегда сидели на берегу придурки, принимавшие «Йорику» за предвестницу чуда. Они прямо молили ее: «О приди, старая добрая „Йорика”! Где ты?» И она появлялась. И все равно на ней постоянно недоставало двух-трех человек. Подозреваю, что «Йорика» никогда не плавала с полным экипажем. Говорили, что шкипер ее не раз украдкой поднимался к виселицам, и если узнавал, что кто-то в петле еще жив, сразу записывал несчастного в экипаж. Конечно, такая сплетня нехорошо пахнет, но родилась она не на пустом месте.

Я нашел пустую койку.

Один из тех, что лежал рядом, сплюнул: «Нижняя койка тоже свободна».

На нижней койке, как и на верхней, не было ни матраса, ни простыней. Ничего на ней не было.

Только изъеденные древоточцами доски. Но даже на них экономили так, что можно было принять койку… ну не знаю, за что… может, за лавку… Лежа на койке можно было коснуться рукой соседа. Кораблестроители прекрасно понимали, кто будет спать в таких кубриках, поэтому экономили на каждом сантиметре пространства. Они прекрасно знали, что из поставленных здесь коек некоторые будут пустовать из-за того, что часть людей находится на вахте. Они не задумывались о том, что иногда все мы можем оказаться в кубрике. Тогда нам приходилось одеваться и раздеваться в одно время. Не так-то легко работать руками, ногами, головами в пространстве, где все притиснуты друг к другу. Когда мы пытались одеться, происходило нечто невообразимое. Все путалось, все смешивалось до такой степени, что кому-то, наконец, приходилось командовать: «Стоп»! Без этой команды ничего не получалось. Без нее ты мог попасть правой ногой в левую штанину соседа. Бывало, что штаны в такой суете не выдерживали и лопались. Правая нога Бертрана попадала в штанину Мартина, а левая рука Хенрика оказывалась в рукаве Бертрана, поэтому команда «Стоп» была жизненно необходима.