Глава 5
Граф д’Аржиньи объявил слугам, что отправляется в длительное путешествие, и приказал привести в порядок его походную амуницию и приготовить лошадей и провизию.
Спустя два дня из замка Аржиньи выехали два всадника. Шарль восседал на отменном скакуне и был облачен в облегченный вариант боевой экипировки. Он не любил вошедшие в моду солереты[26], поэтому отдал предпочтение мягким ботфортам. Оставил также в арсенальной комнате замка металлическую юбку, предохраняющую бедра от ударов меча, рассудив, что война с Англией, слава Богу, уже закончилась, на земле Иберии, по слухам, тоже все спокойно, а от возможного нападения разбойников вполне защитят кольчуга, бригантина,[27] металлические наручи, барбют,[28] верный «Каролинг», арбалет и пара кинжалов.
От взгляда графа не ускользнуло, что Валери Сконци по-прежнему отлично держится в седле, словно со дня их последней встречи не минуло целых пятнадцать лет.
Всадники направились к югу Франции: дорога в Иберию лежала через Лангедок, проходила мимо замка Бланшефор, а далее ― через Пиренеи. Спустившись с отрогов перевала, они оказались в Арагонском королевстве, которым правил в ту пору Фернандо Арагонский.
Беспрепятственно достигнув Сарагосы, столицы королевства, путешественники остановились в таверне «Кабальеро». Хозяин питейного заведения, мужчина средних лет, с виду казался человеком немногословным, однако, обратив внимание, сколь долго и оживленно он беседует со Сконци, Шарль пришел к выводу, что внешность бывает обманчивой. «Наверняка является одним из осведомителей Ордена иезуитов, а таверна ― всего лишь удобное прикрытие», ― догадался он.
По окончании разговора с престарелым иезуитом хозяин таверны подобострастно поклонился, после чего разместил гостей в самой лучшей комнате заведения.
После длительной и изнурительной дороги Шарль, наконец, прекрасно выспался: сновидения его на сей раз не беспокоили.
Пробудившийся вслед за ним Сконци, прямо с утра объявил:
– Отправляемся в Таррагону.[29]
Шарль не удержался от сарказма:
– Вам за истекшую ночь удалось напасть на след коварной графини?
– Возможно, – уклончиво ответил Сконци, не обращая внимания на его колкость.
Весь день путешественники скакали вдоль реки Эбро, неподалеку от устья которой и располагался город Таррагона. Поздно вечером они достигли селения Каспе, прилепившегося, словно ласточкино гнездо, к горам, возвышающимся над рекой. Неутомимая Эбро, чье течение в этом месте заметно ускорялось, щедро омывала их неприступные подножия своими прозрачными водами.
На подъезде к селению всадникам открылась живописная картина: один из водопадов гулко низвергал потоки воды со своих уступов, образуя внизу небольшое озерцо, вода из которого, совершая немыслимые зигзаги меж огромных валунов, тоже устремлялась в Эбро. Не сговариваясь, путники решили заночевать в Каспе.
– Прекрасное место! – с чувством произнес граф. Он спешился, с удовольствием испил холодной воды и освежил ею лицо, после чего лукаво добавил: – Если здешние крестьянки столь же хороши, как природа, я, пожалуй, не отказался бы от их любовных ласк.
– Вы неисправимы, граф! Мы преодолели более десяти лье, а вы совсем не испытываете усталости? Или, на худой конец, голода?
– Ничуть. Хотите верьте, хотите нет, но я себя действительно прекрасно чувствую! Более того, полон сил и, прошу прощения, желаний. Я только сейчас понял, чего мне не хватало все последние годы, проведенные около семейного очага.
– Чего же?
– Авантюр, приключений, тайн!
Сконци, понимающе улыбнувшись, тоже спешился.
– Пожалуй, тропинка, ведущая к селению, слишком крута: иначе как на муле или осле ее не одолеть. Так что предлагаю поберечь ноги наших лошадей.
Ведя скакунов под уздцы, иезуит и граф неспешно поднялись в селение. Около ближайшего крестьянского дома, сложенного из местного камня, играли ребятишки. Завидев незнакомых сеньоров, они тотчас исчезли.
– Чем могу служить благородным идальго? – раздался вдруг откуда-то из-за спины вопрос, прозвучавший на отчетливом арагонском диалекте.
Друзья оглянулись: перед ними стоял мужчина, одетый в длинную домотканую рубаху и такие же штаны.
Шарль прекрасно понял смысл вопроса: он неплохо владел испанским, на котором предпочитали общаться во Франции дворяне ― выходцы Арагонского и Наваррского королевств и герцогства Леон.
– Нам нужен ночлег и сытный ужин, ― ответил граф по-испански.
Крестьянин низко поклонился:
– К сожалению, мой дом для вас слишком беден и тесен. Могу предложить лишь сеновал, а на ужин ― овечий сыр, молоко да пресные лепешки.
Шарль взглянул на Сконци, тот утвердительно кивнул.
– Отлично, нас это вполне устроит.
Иезуит извлек из поясного кошеля медную монетку и протянул арагонцу. Тот с поклоном принял ее.
Сеновал оказался достаточно просторным, чем приятно удивил временных постояльцев. Шарль отстегнул меч, скинул амуницию и надоевшие ботфорты и с удовольствием растянулся на сухой душистой траве. Поблизости блеяли козы и овцы, но ни их голоса, ни доносящиеся из-за перегородки исходящие от животных запахи ничуть не мешали: ему подобные ночевки были не впервой. Шарль закрыл глаза и окунулся в череду воспоминаний о боевой молодости…
– Ужин для благородных сеньоров, – услышал он сквозь полудрему женский голос: жена крестьянина принесла еды.
Спутники сытно подкрепились и, накрывшись плащами, быстро заснули. Уже проваливаясь в царство Морфея, Шарль лениво пожалел, что ему так и не довелось предаться любовным утехам с какой-нибудь молоденькой крестьянкой.
* * *
На следующее утро Сконци и д’Аржиньи продолжили свой путь. Иезуит всю дорогу был немногословен, явно над чем-то усердно размышляя. Граф ему не докучал: он находил утешение в созерцании арагонских пейзажей. На берегах многочисленных озер, образованных каскадами водопадов, паслись пестрые стада коз, овец и коров; не обремененные домашними заботами крестьянские дети весело и шумно плескались в воде; загорелые рыбаки сосредоточенно удили рыбу.
К концу дня, когда солнце уже клонилось к закату, всадники достигли странного, одиноко стоящего посреди живописных просторов дома.
Каменное строение с множественными пристройками из прутьев, обмазанных для крепости глиной, на первый взгляд казалось необитаемым. Присмотревшись же, Шарль заметил во дворе двух мужчин в длинных домотканых одеждах, похожих на монашеские рясы, а чуть поодаль ― деревянный крест, обозначавший, видимо, место для каждодневных молитв.
Всадники приблизились и спешились.
– Приветствуем вас, братья! – обратился к мужчинам Шарль. – Да поможет вам Господь в земных трудах ваших!
Монахи почтительно поклонились:
– Благодарим на добром слове, путник.
Шарлю показалось, что монахи несколько напряжены.
– Мы просим вашего дозволения, братья, остаться у вас на ночлег, – сказал Сконци, доставая из кошеля очередную монету.
Братья-монахи стушевались.
– Отдадите ее брату Хорхио, – сказал, наконец, один из них. – Следуйте за мной.
Граф и иезуит вошли внутрь монастыря и тотчас почувствовали приятную прохладу. Посреди единственного помещения (не считая хозяйственных пристроек) располагался очаг, огонь в котором едва теплился. Котелок, висевший на цепи, прикрепленной к потолочной балке, был пуст. Дым огибал его и разбегался тонкими струйками в разные стороны.
Подле очага на колченогом табурете сидел старец с длинной бородой, также облаченный в домотканую рясу.
– Путники… – сказал он, не оглядываясь. – Двое… Прибыли верхом… И куда следуете ― в Тартосу, Ампосту или Сарагосу?[30]
Шарль и Сконци переглянулись.
– В Тартосу, – уверенно ответил Сконци.
– Я слышу в твоем голосе ложь… Ты – иезуит, не так ли?
Сконци удивленно вскинул брови:
– Почему вы так решили, святой отец?
– Иезуитов, доминиканцев и инквизиторов я чувствую за сто шагов. От них исходит запах крови невинных жертв.
Сконци растерялся. Пожалуй, впервые в жизни.
– А брат Хорхио ― это вы, святой отец? – придав голосу максимум почтения и любезности, поинтересовался Шарль.
– Я… Вот уже десять лет. С тех пор, как покинул, Божьей милостью, мирскую суету…
– Нельзя ли нам получить у вас кров на одну ночь, отец Хорхио? – спросил граф.
– Можно, наемник. Оставайтесь, – бесстрастно ответил старец.
Шарля пронзила дрожь: «Откуда ему известно о моем прошлом?»
Брат Хорхио повернулся, наконец, к странникам и воззрился на них неподвижными, широко раскрытыми глазами. Монах был слеп.
Графа д’Аржиньи охватило оцепенение.
– В молодости, святой отец, я действительно служил наемником в Бургундии. Но как вы об этом догадались?
– Я слеп, а у слепых людей, как известно, обострены другие органы чувств…
– В том числе умение читать прошлое? – не удержался Сконци от сарказма.
Старец усмехнулся:
– Просто я знаю, что ты обманул меня, иезуит: ваш путь лежит не в Тартосу. Впрочем, это не имеет значения, ― добавил он ровным тоном. – Ночью будет сильная гроза, так что вам и впрямь лучше остаться. Братья позаботятся о ваших лошадях.
– Спасибо, святой отец, – поклонился Шарль.
Иезуит промолчал.
Брат Хорхио пригласил гостей к вечерней трапезе, но та была столь бедна и скудна, что Шарль, с молчаливого согласия Сконци, извлек из седельной сумки провизию, закупленную по дороге у крестьян одного из селений. При виде щедрых ломтей соленого овечьего сыра монахи перекрестились и поблагодарили Всевышнего за нежданно ниспосланные дары.
После ужина гости расположились на свежей соломе в отведенном им углу и вскоре погрузились в сон.
Графу приснился брат Хорхио. Старец сидел на своем привычном месте возле очага и, незряче уставившись на Шарля, глубокомысленно изрекал:
– Ты найдешь то, что ищешь. Только, боюсь, тебя постигнет сильное разочарование…
…Утром Шарль и Сконци проснулись почти одновременно. Брат Хорхио сидел у очага, словно и не уходил.
Иезуит положил на монастырский стол медную монетку.
– Плата за ночлег? – глухо спросил старец.
– Да, брат Хорхио. Не откажите ― примите в знак благодарности за приют…
– На сей раз в твоем голосе нет лжи, иезуит… Благослови вас Господь!.. Нелегкими будут ваши поиски, ― вздохнул старец вслед покидающим стены монастыря путникам.