Книга: Возвращение капитана мародеров
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

Граф не стал медлить с отъездом. Уже на следующее утро он приказал слугам собрать в дорогу необходимые вещи и приготовить карету. До замка Аржиньи было примерно два дня пути.
На прощание Шарль благодарно обнял сына. В ответ тот солидно, по-мужски, еще раз приободрил отца:
– Я справлюсь со всеми делами, отец, не сомневайтесь! В былые времена юноши моего возраста уже сражались на войне, а мне придется всего лишь управляться с замком и сервами да ухаживать за младшей сестрой.
Шарль внимательно посмотрел на сына и впервые заметил, сколь сильно тот возмужал за последние дни. Даже меж бровей у него залегла уже складка, присущая лишь людям, на долю которых выпадает слишком много раздумий или тяжких душевных страданий.
– Позаботься о Констанции, Франсуа. И… пиши мне как можно чаще, сын… – горло сдавили спазмы.
– Обещаю подробно писать обо всем, что будет происходить у нас в Дешане, и отправлять гонца в Аржиньи два раза в месяц.
Усаживаясь в карету, Шарль подумал, что оставляет в замке Дешан свое сердце…
Форейтор закрыл дверцу, богато украшенную инкрустацией, и, расположившись рядом с кучером, скомандовал:
– Трогай!
Шарль смотрел в окно на удаляющиеся стены замка и горько сожалел, что не удалось проститься с Констанцией: дочь так и не вышла из своей комнаты…
Когда Дешан превратился в зыбкую точку на горизонте, а карету окружили бескрайние пожелтевшие поля, Шарль сделал глубокий вдох: приятный запах скошенных трав и хлебов невольно отвлек от горестных дум. Карета плавно покачивалась на дорогих и добротных итальянских рессорах, и, поддавшись последствиям бессонной ночи, граф незаметно задремал.
…Ему приснилась Жанна ― молодая, сильная, в рыцарских доспехах. За ее спиной виднелся Труа. Тот самый, где французы разоружили когда-то бриганд Шарля, выступавшего тогда на стороне короля Бургундии[7], и где сам он, не задумываясь, бросил свой верный «Каролинг» к ногам прекрасной Девы.
Далее вихрем промелькнула сцена пленения Жанны под Компьеном… На смену ей явилось лицо Валери Сконци ― хитрого и изворотливого иезуита[8], имевшего шпионов по всей Франции и Бургундии… Это ведь именно Сконци признался однажды Шарлю: «Дева Жанна отнюдь не крестьянка, она – принцесса крови, сводная сестра дофина Карла VII».
Картинка опять сменилась: из затуманенного сознания поочередно всплывали события давно минувших дней… Вот Шарль навещает Жанну в темнице. Он знает теперь о ее истинном происхождении, и, волею судьбы, именно ему приказано охранять французскую «ведьму».
И снова ― Сконци. Под видом торговца вином он привез девушку, как две капли воды похожую на Жанну д’Арк де Дешан, дабы совершить подмену. Именно этой невинной крестьянке предстоит взойти на костер вместо Жанны…
В беспокойном сновидении графа запылал костер. Обритая наголо девушка, облаченная в постыдный колпак, разрисованный чертями и другой нечистью, задыхается от дыма. Вот уже огонь ползет по ее ногам… Превозмогая неистовую боль, несчастная кричит: «Крест! Крест! Дайте крест!»
Инквизиторы безмолвствуют. Они явно наслаждаются разыгравшимся действом. Вдруг от толпы зевак отделился какой-то рыцарь и протянул «ведьме» свой меч[9], повернув его клинком к себе…
Шарль очнулся и торопливо перекрестился.
– Господи! Я же не присутствовал на аутодафе! Что это ― муки совести? Расплата за невинно загубленную душу той молодой крестьянки? – граф снова перекрестился. – Что же делать, как жить с этим дальше? Может, уйти в монастырь?
На какое-то время подобная перспектива всерьез завладела мыслями графа: «Да, да, именно так! Уйти в монастырь! Молиться денно и нощно о душе той крестьянки, душе жены и душах всех тех, кого я погубил, будучи наемником… Вымаливать себе прощение…»
Шарль попытался припомнить все военные компании, в которых участвовал по молодости, но быстро сбился со счета. В памяти всплыли выжженные дотла деревни, разграбленные дома, обезображенные трупы солдат и крестьян, изнасилованные женщины и девушки…
– О, Господи, как я грешен! И муки мои душевные – твоя кара за содеянные мною преступления… Прости меня, Господи! Каюсь…
* * •
Настигшую в пути ночь Шарль решил провести на постоялом дворе, расположенном в десяти лье[10] от Клермона: он останавливался здесь и прежде.
В харчевне прислуживала излишне полная женщина, не потерявшая, однако, былой привлекательности. С большим трудом и далеко не сразу Шарль признал в ней прежнюю прелестницу, с которой провел некогда несколько страстных ночей.
«Как быстро летит время! ― думал он, машинально разглядывая непомерно расплывшуюся фигуру женщины. ― А ведь когда-то она казалась мне прехорошенькой…»
Поймав себя на мысли, что бесстыдно рассматривает призывно вздымающуюся над корсажем пышную грудь хозяйки, Шарль отвел глаза. Женщина же, не обращая никакого внимания на вожделенные взгляды мужчин, коих в трактир набилось уже немало, невозмутимо продолжала заниматься своим делом.
Несмотря на последние жизненные перипетии, у графа появился аппетит (сказалась, видимо, дальняя дорога), и он сытно поужинал. Подкрепив трапезу изрядным количеством вина, он уединился в отведенной ему комнате и на удивление быстро заснул. Словно провалился в темную бездну.
…Шарлю казалось, что он превратился в неведомую птицу и уже давно летит куда-то. Только вокруг почему-то нет ни неба, ни земли ― сплошная чернота.
Неожиданно далеко впереди забрезжил свет, и Шарль захотел устремиться к нему, но… Увы, он замер на одном месте. Шарль начал изо всех сил размахивать руками-крыльями, вновь и вновь повторяя попытки оттолкнуться от пустоты, но… все было тщетно. А достичь таинственного света непременно хотелось: ему почему-то казалось, что именно это светлое пятно даст ответы на все терзавшие душу вопросы!
Шарль попытался крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь ― изо рта-клюва не вырвалось ни звука. Он обессилено сложил крылья…
Неожиданно налетел сильный вихрь. Он подхватил Шарля и стремительно понес вперед ― к таинственному свету! Счастливый Шарль снова принялся размахивать крыльями, стараясь еще более ускорить движение. Светящееся пятно неуклонно приближалось, росло, увеличивалось в размерах… Наконец вихрь бережно опустил Шарля на твердую поверхность.
Пятно оказалось бескрайним светлым пространством.
«Где я? Это дорога в Рай или в Ад? Я что, умер?» – забились в голове тревожные мысли.
– Ты жив, мой мальчик! – раздался рядом скрипучий старческий голос.
Шарль оглянулся: перед ним стояла Итрида. Ведьма, которая сорок пять лет назад помогла ему появиться на свет и которая лишь одна знала тайну его рождения.
– Итрида?! – удивленно воскликнул Шарль.
– Неужели я так сильно изменилась со дня нашей последней встречи? Когда, кстати, это было? А-а, припоминаю! Мой дух тогда вызывала та девчонка, Ангелика, которую потом схватили инквизиторы…
Шарль сник:
– Да, ее схватили… И, к сожалению, я тому виной. Ангелика доверилась мне, а я… я ее предал. Но тогда я искренне считал, что делаю это во имя Господа!
– Или во имя вознаграждения, а? Замок Аржиньи – весьма лакомый кусочек, не так ли?
– Так, Итрида, все так… ― вздохнул Шарль. И добавил: ― В последнее время я много думал о своей жизни…
– И о Жанне… Я знаю, мой мальчик.
Шарль встрепенулся:
– Ты знаешь о смерти Жанны? Впрочем, зачем я спрашиваю? Конечно, знаешь… – Его вдруг охватил непонятный страх: – Итрида, а Жанна тоже здесь?
– Нет, Шарль, ей здесь не место…
– А Ангелика? Могу я с ней встретиться?
– Зачем? – удивилась Итрида.
– Дабы вымолить себе прощение…
– Это у ведьмы-то?
– Пусть… Ты ведь тоже ведьма, но благодаря тебе моя семья обрела наследника, а я – жизнь. И я по сей день тебе за то признателен.
Итрида улыбнулась:
– Боюсь, я разочарую тебя, мой мальчик. Ангелики здесь тоже нет, но по другой причине. Это ведь мир мертвых, а час Ангелики еще не пробил…
У Шарля перехватило дыхание:
– Неужели… ей удалось сбежать от инквизиторов?
– Ей помогли это сделать, ― скупо ответила Итрида.
Шарль облегченно вздохнул:
– Ты сняла камень с моей души, Итрида! Я рад, что Ангелика жива.
Итрида снова улыбнулась:
– А я всегда рада услужить тебе, Шарль. И, пользуясь случаем, хочу предупредить: тебя ждут серьезные испытания. Не избегай их! И еще. Будь снисходителен к двум незаурядным женщинам, которых встретишь на своем жизненном пути! Только тогда ты обретешь покой… Прощай, мой мальчик!..
…Шарль проснулся. Несмотря на прохладную ночь, в комнате было жарко и душно. На столе догорала свеча. В ушах все еще стоял голос Итриды.
Граф рывком сел на кровати.
– Итрида… Просто так она никогда не приходит… Надо будет запомнить ее слова, ― прошептал он.
* * •
Замок Аржиньи встретил своего хозяина сугробами пыли, гирляндами паутины и даже проступившей кое-где на каменной кладке плесенью: видимо, в холодное время года комнаты плохо протапливались. Шарля изрядно удручил вид его bonum avitum[11], но, увы, выговаривать было некому: управляющий умер почти два года назад, а его обязанности временно исполнял мажордом, который попросту не успевал справляться со всем хозяйством.
Приезд хозяина стал для мажордома и прислуги полной неожиданностью. Конечно, графа с дороги тотчас накормили, но блюдами простыми и непритязательными ― тем, чем питались сами. Шарль не побрезговал пищей сервов[12]: с удовольствием съел все, что подала ему горничная.
Из последовавшего за трапезой отчета мажордома граф понял, что в нынешнем упадке Аржиньи виноват сам. Мажордом и впрямь давно уже присылал ему в Дешан письмо, в коем просил назначить нового управляющего, а он все медлил… Вот мажордом и вынужден был взять на себя еще и обязанности управляющего. Но в первую очередь он уделял внимание виноградникам, шампару и цензу[13], а на поддержание замка в должном порядке у него уже просто не хватало времени.
Внимательно выслушав трудолюбивого работника, Шарль вынес вердикт:
– Все последние годы я получал шампар сполна и исправно. В том, что замок пришел в запустение, твоей вины нет. Думаю, дело это поправимое, так что управляющим поместья Аржиньи назначаю тебя.
Мажордом замялся:
– Простите, ваше сиятельство, но справлюсь ли? Грамоте я неважно обучен, да и нетерпелив бываю…
– Но ведь справлялся почти два года!
– А что было делать? Вы бы меня головы лишили, кабы я виноградники загубил! Зато нынче урожай хороший сняли, вино отменное получим…
– Вот и прекрасно. На место мажордома я кого-нибудь подыщу, а ты продолжай заниматься виноградниками и приступай к обязанностям управляющего. Жалованье я тебе увеличу.
В знак признательности новоиспеченный управляющий низко поклонился:
– Премного благодарен, ваше сиятельство! ― И не удержался, полюбопытствовал: ― А сиятельная госпожа прибудет позже?
При упоминании о Жанне Шарль побледнел и резко выпрямился.
– Графиня д’Аржиньи скончалась родами несколько дней назад! – выкрикнул он, едва сдерживая бешенство. – Ступай прочь! И сообщи эту прискорбную новость всем, чтобы мне не задавали больше подобных вопросов!
Управляющий, пятясь, удалился. Покинув кабинет графа, он истово перекрестился и с чувством произнес:
– Да вознесется ее душа в Рай! Добрая была госпожа…
* * •
Несколько дней подряд граф активно занимался возвращением замку былого уюта: приказал протопить все жилые помещения, соскоблить со стен плесень, вычистить гобелены, шпалеры и бархатную драпировку, надраить до блеска канделябры и подсвечники, смазать дверные петли, подогнать разбухшие от сырости двери… Словом, новому мажордому досталось с лихвой. Прежний же, ныне управляющий, лишь беззлобно подтрунивал над своим преемником.
Когда замок приобрел прежние ухоженность и величие, Шарль загрустил, не зная, чем еще занять себя, но вскоре переключился на охоту. Теперь он ежедневно поднимался ни свет, ни заря и в сопровождении егерей и выжлятников[14] выезжал в обширные лесные угодья своего поместья.
Без добычи граф никогда не возвращался. Слуги в шутку поговаривали, что хозяин, наверно, успел перебить уже всю дичь в округе: мясом теперь кормили и сервов, и собак, и нищих. Однако Шарль с маниакальной настойчивостью продолжал каждое утро отправляться в лес, а под вечер его помощники непременно волокли в замок очередную тушу кабана, оленя, лани или волка.
После охоты граф, как правило, испытывал возбуждение и усталость одновременно. Он сытно ужинал добытым накануне жареным мясом, а потом выпивал столько вина, что замертво падал прямо за столом. Слуги переносили господина в спальню, раздевали, укладывали и укутывали, словно младенца. Горничные в такие моменты бесстыдно заглядывались на хозяина, втайне мечтая разделить с ним ложе. Ибо граф, несмотря на свои сорок пять лет и появившуюся после смерти Жанны седину, оставался в отличной физической форме и по-прежнему был невероятно красив.
В один из весенних вечеров Шарль вернулся с охоты с очередной ланью и уселся трапезничать вместе со своими бессменными спутниками. В последнее время это стало привычным делом, поскольку Шарль все труднее переносил одиночество. Егеря и выжлятники, люди грубоватые и светским премудростям не обученные, нравились графу своей искренностью, прямотой и откровенными шуточками, отпускаемыми в адрес вмиг заливающихся краской хорошеньких горничных.
– А не устроить ли нам парфорсную охоту? – обратился вдруг граф к сотрапезникам.
– Сия охота весьма опасна, господин граф, – заметил самый опытный из егерей, служивший прежде барону Валь де Круа, соседу графа. – Ведь она проводится без применения оружия, с одной лишь сворой гончих да несколькими бордосскими или маалосскими догами, обряженными в доспехи. Зверя, загнанного собаками, придется заколоть первому же подоспевшему охотнику. Ваш сосед, барон Валь де Круа, не далее как в прошлом году тоже решил испытать судьбу и стать таким «королем охоты»…
– И что же? – поинтересовался изрядно уже захмелевший граф.
– Не рассчитал свои силы, и вепрь повредил ему ногу. Теперь барон не то что охотиться ― передвигается с трудом!
– Бедный Валь де Круа… Но я почему-то уверен, что мы добудем того вепря, чьи огромные следы видели несколько дней назад в лесу. Audentes fortuna juvat![15•
Разгоряченные вином егеря и выжлятники бурно поддержали графа.
– Я потом изготовлю для вас, господин, отличное чучело из этого вепря, и вы поставите его в главном зале замка на зависть всем соседям-баронам! – пообещал один из них.
– Еще вина! – громко крикнул Шарль.
Как из-под земли, появились кравчий с огромным серебряным блюдом свежеприготовленного мяса и виночерпий с бог весть каким по счету кувшином вина.
Осушив пару чаш отменного напитка с собственных виноградников, Шарль неожиданно почувствовал прилив плотского желания и мысленно порадовался: этого не случалось с ним вот уже почти полгода. Он тотчас принялся перебирать в памяти всех замковых горничных и служанок, способных доставить ему удовольствие… Признаться, граф знал толк в простушках.
* * •
А вот парфорсная охота так и не состоялась. Ночью зарядил затяжной весенний дождь, который, казалось, никогда не прекратится. Дороги вокруг замка превратились в чавкающую распутицу, и Шарль рассудил трезво: даже если он затеет охоту, лошади непременно увязнут в грязи, и вряд ли поиски кабана увенчаются успехом. К тому же непогода грозила всевозможными простудными заболеваниями, а умирать графу уже не хотелось. Он теперь вкушал все прелести жизни, проводя ночи в пылких объятиях юных горничных и служанок.
Сезон непогоды затянулся. В один из пасмурных мартовских дней в Аржиньи прибыл, промокнув под моросящим назойливым дождем до нитки, гонец с письмом от Франсуа. Распорядившись, чтобы о гонце позаботились, граф немедленно уединился в библиотеке. Вопреки обещаниям, вестями из Дешана сын баловал pater familias[16] нечасто.

 

«Дорогой отец!
Простите, что снова долго не писал Вам. Жизнь в Дешане – слава Всевышнему! – идет своим чередом. Из-за непрекращающихся дождей сервов начала косить лихорадка. Сия болезнь, увы, не пощадила и обитателей замка: умерли слуга Жак, кухарка, прачка и стражник.
Я строго-настрого приказал Констанции не покидать своих покоев, разрешив общаться только с кормилицей. К сожалению, Ваша дочь и моя сестра остается по-прежнему чрезвычайно замкнутой: даже в редкие солнечные дни она не стремится выходить к людям. В последнее время лихорадка пошла на убыль, и вчера я осмелился навестить сестру. В разговоре Констанция выразила твердое намерение уйти в монастырь босоногих кармелиток, что в двух лье от Клермона, и постричься в монахини, дабы молиться о спасении наших душ.
Право, отец, я не нашел, что ей ответить. Насколько мне известно, девушка из знатной семьи может покинуть мирскую жизнь и посвятить себя служению Господу лишь с согласия родителей или опекунов, если таковые имеются. В данном случае, принимая во внимание Ваше длительное отсутствие, опекуном Констанции фактически являюсь я. И посему нахожусь в крайне затруднительном положении. Признаться, мне приятнее было бы видеть сестру замужем за сыном одного из наших почтенных соседей…
Я пытался объяснить Констанции, что отрешаться от земных радостей в столь юном возрасте ― весьма опрометчивый поступок, но она мне ответила довольно дерзко: «Я никогда не выйду замуж, чтобы не иметь детей! Ибо не хочу повторить судьбу моей любимой матушки».
Умоляю, отец, посоветуйте, как мне поступить в этой ситуации?!
Любящий Вас сын Франсуа».

 

Письмо сына чрезвычайно расстроило Шарля. Его охватило непередаваемое чувство вины перед детьми, и первой мыслью было снова забыться в вине. Он взял в руки бокал спасительного хмельного напитка, но… тотчас отставил обратно.
– Все, хватит пить! ― решительно объявил он сам себе. ― Дочь собирается в монастырь?! Как же сильно повлияла на бедняжку смерть Жанны!.. Но я никогда не желал видеть Констанцию монахиней! С ее красотой она могла бы блистать в высшем свете!
Собравшись с мыслями, граф currente calamo[17] написал ответ:

 

«Франсуа! Очень рад был получить от тебя очередную весточку! Жаль, что пишешь не так часто, как хотелось бы…
Ты просишь совета относительно Констанции. Я долго думал и пришел к выводу: не стоит отговаривать ее уйти от столь ненавистной ей мирской жизни! Я лично напишу аббатисе монастыря босоногих кармелиток и попрошу о содействии. Она умная женщина и, не сомневаюсь, поймет меня правильно.
Ты же постарайся убедить Констанцию не торопиться с пострижением: пусть на первых порах просто поживет в монастырских стенах, осмотрится… Вдруг через два-три года она захочет вернуться к светской жизни? Таковых примеров мне известно множество… Хотя вполне возможно, что нынешнее решение Констанции – digitus dei est hie.[18•
Любящий вас отец».

 

Не успел Шарль поставить последнюю точку, как невольно нахлынули воспоминания. Мысленному взору предстала золотоволосая голубоглазая Маргарита Дюфур ― обольстительница, подарившая ему свою любовь и несказанное наслаждение почти двадцать лет назад. А ведь она тоже воспитывалась в монастыре…
Шарль перечитал письмо.
– Право, и сам не знаю, правильно ли поступаю, ― вздохнул он. ― Запретный плод, как известно, сладок… Маргарита, вырвавшись на свободу, спешила, помнится, сполна вкусить все прелести жизни… Интересно, где она теперь? Жива ли?..
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3