Глава 8
ЧТО ЗАДУМАЛ УПРАВЛЯЮЩИЙ

На следующий день после отплытия Энтони на «Мидлсбро» у дома Стернсов, что стоял в самом конце улицы Картроуд, остановилась карета мисс Лавинии Биверсток. Она прибыла, чтобы навестить раненного на ее празднике Джошуа. Ни сам мистер Стерне, ни тем более его супруга миссис Стерне не любили богатую и гордую сироту, но отказать ей в приеме было бы немыслимо. У них ни на секунду не возникало мысли о том, что смуглая леди могла бы увлечься их сыном, который, даже по их собственному мнению, звезд с неба не хватал и пороху изобрести не грозил. Поэтому в этом визите помимо некоторых лестных моментов — все же Лавиния Биверсток далеко не во все дома отдавала визиты — были и какие-то смутно тревожащие.

После нескольких общепринятых в таких случаях любезностей миссис Стерне проводила гостью в комнату сына. Она тяжело вздохнула, когда Лавиния попросила оставить их с Джошуа наедине. Но и этому сопротивляться было бы нелепо, и пришлось скрепя сердце подчиниться.

Рана юноши была неопасной, и визит красавицы его очень вдохновил.

— Я ни о чем не жалею, мисс Лавиния, ни о чем! — с жаром заявил он.

— Что вы имеете в виду, Джошуа, дорогой?

— Я ранен, да… — Он попытался выпрямиться на кровати. — Но дело в том, что я не мог поступить иначе. Я испортил вам праздник, мисс.

— Пустое, — улыбнулась красавица.

— Но честь! Честь, согласитесь, дороже!

— Разумеется, только зря вы так разволновались.

— Но согласитесь, что этот испанец нагло приставал к мисс Элен, она не хотела с ним танцевать, да, по-моему, и видеть его было ей неприятно.

Лавиния перестала улыбаться.

— И все же вы напрасно так волнуетесь, Джошуа, напрасно, уверяю вас.

Юноша откинулся на подушках, сжимая маленькие худые кулаки. Лавиния достала из складок платья небольшой пузырек и, оглянувшись, вылила его содержимое в чашку, стоявшую на столике рядом с постелью больного. Он продолжал что-то возмущенно бормотать, закатив глаза.

Еще раз оглянувшись, Лавиния протянула ему чашку.

— Вот, выпейте, вам надо успокоиться.

Джошуа смерил протягиваемую ему посудину взглядом, какое-то неудовольствие выразилось на его лице, но, находясь под влиянием магнетического взгляда гостьи, отказаться он не посмел.

— Ну вот и прекрасно. Теперь вам надо заснуть.

— Но вы не сердитесь на меня, мисс? — потянулся он к ней с подушек.

— Нисколько. Я даже благодарна вам за тот рыцарский поступок, который вы решили совершить именно в моем доме.

Встретившись в гостиной с миссис Стерне, она сказала ей:

— Джошуа чувствует себя неплохо, но на вашем месте я бы все-таки вызвала врача. Кто тут у вас живет поблизости?

— Мистер Эберроуз.

— Вот и отлично, он хороший врач. У него лечился мой отец.

Миссис Стерне сначала и не подумала следовать совету этой странной посетительницы. Но потом к ней в душу закралось сомнение, правильно ли она поступает. Что такое увидела в лице Джошуа Лавиния? Лучше лишний раз побеспокоить старика Эберроуза, чем потом рвать на себе волосы, если с сыном случится что-нибудь ужасное.

Послали за доктором. Он осмотрел Джошуа, никакого ухудшения, конечно, не обнаружил, но на всякий случай дал молодому Стернсу хлебнуть своего личного, всему городу известного бальзама.

Надо ли говорить, что ночью сыну банкира стало хуже, к утру у него начался жар, а к вечеру следующего дня он скончался от остановки сердца.

— Вы довольны вашим новым гардеробом? — спросил «людоед» за завтраком свою невольную гостью.

— Да, в присланном вами сундуке есть очень хорошие вещи, но я ничего не смогла себе подобрать.

— Почему же? — В этот раз для разделывания куска мяса бывший испанский гранд применил более цивилизованные приспособления, чем пара кинжалов,

— Если я что-нибудь надену, я почувствую себя соучастницей ограбления, в результате которого они были добыты.

Дон Диего насупился, лицо его налилось темной венозной кровью. Но он сдержался, лишь машинально поправил свои усы.

— Знаете, мисс, что я придумал?

— Любопытно будет послушать.

— Общение с вами доставляет мне слишком много неприятных моментов. Расстрелять или повесить я вас не могу из жадности.

— Мне нравится, когда человек знает, что говорит!

— …так вот, отныне каждый раз, когда вам заблагорассудится меня оскорбить, я не стану бессмысленно возмущаться и уродовать свою мебель. Я буду просто доставать лист бумаги, на котором я написал мои предложения вашему батюшке, и к уже намеченным ста тысячам выкупа буду добавлять еще по тысяче песо.

— Вот как?!

— Именно, так что чем вольнее будет ваш язычок, тем тоньше будет становиться кошелек вашего папаши.

Элен пожала плечами и презрительно фыркнула.

— И молите Бога, мисс, чтобы ваши родственники оказались достаточно состоятельны. За все то, что вы имели дерзость наговорить мне за последние дни, у девицы без гроша за душой уже раз пять язык бы вообще вырвали.

Дон Диего отхлебнул вина.

— По этой же причине я не буду спешить с отсылкой эпистолы вашему отцу. Вы будете у меня находиться до тех пор, пока не научитесь себя вести, а обучение у столь тонкого знатока манер, как я, стоит баснословно дорого.

Изложив свои соображения, дон Диего удовлетворенно захохотал, очень довольный тем, как он все здорово придумал.

Чем дольше думала Элен над словами дона Диего, тем сильнее начинала злиться. Этот негодяй, судя по всему, сочинил беспроигрышный план. Она никак не могла придумать, каким образом ей удастся этот план расстроить.

— Хорошо, дон Диего, я поняла, что мне придется задержаться у вас на неопределенно длинный срок, поэтому я хотела бы попросить вас об одном одолжении.

— Просите, я к вашим услугам. — Придя в благодушное состояние, дон Диего отправил в рот огромный кусок жирной дичи и залил его приличной дозой мадеры.

— Избавьте меня от необходимости питаться за одним столом с такой отвратительной скотиной, как вы!

И дичь, и мадера, разумеется, тут же выпали из пасти дона Диего обратно, в основном на камлотовый камзол гранда, ничуть не добавив ему (ни камзолу, ни гранду) привлекательности.

— Што, што одна…

— Что, что?

— Сто одна тысяча песо!

— Замечательно, дон Диего, но я требую, чтобы моей служанке позволено было покупать на пристани что-нибудь для нашего с ней стола. Деньги, необходимые на это, вы тоже можете поставить в общий счет. И даже с процентами, что согреет ваше ростовщическое сердце.

— Сто две тысячи, — сказал уже несколько успокоившийся дон Диего.

Вечером того же дня, когда Джошуа Стерн метался в жару, лакей сообщил Лавинии Биверсток, что в прихожей дожидается и просит аудиенции управляющий ее бриджфордским домом мистер Троглио. Это было слишком против правил, заведенных в имении Биверстоков. Управляющим надлежало сидеть и ждать, когда их вызовут с докладом, хотя бы ждать пришлось десять лет. Троглио, разумеется, не мог не знать об этом. Значит, поступок этого лысого упыря продиктован какими-то экстраординарными причинами, решила Лавиния, и велела просить.

Мистер Троглио в знак почтения низко наклонил свою яйцеобразную голову.

— Итак? — нетерпеливо спросила Лавиния, успокаивая на коленях роскошную мексиканскую кошку. — Что вы собираетесь мне сообщить?

— Утром в Бриджфорд прискакал человек из губернаторской канцелярии и велел мне сегодня явиться во дворец для беседы с сэром Фаренгейтом.

Лавиния резко сжала кошачье ухо, животное обиженно мяукнуло. Мисс Биверсток в этот момент проклинала себя за непредусмотрительность. Как она могла упустить из виду, что этот хитрый старик захочет допросить ее слуг?

— Вы уже были там?

— Я только направляюсь туда.

— Зачем же вы явились ко мне и тем самым задерживаете его высокопревосходительство?

Троглио посмотрел по сторонам и приблизился на один шаг к своей хозяйке.

— Дело в том, что я догадываюсь, о чем пойдет речь во время этой… беседы.

— О чем?

— О том, с кем и каким образом его дочь, мисс Элен, покинула ваш дом той ночью.

Лавиния, продолжая поглаживать кошку, с интересом рассматривала своего управляющего. Он, по всей видимости, был не так прост, как казался или хотел казаться,

— И каким же образом и с кем мисс Элен оставила мой дом в Бриджфорде?

Яйцеголовый развел руками.

— Я ведь ничего не видел, я запирал в это время кладовые.

— Ты это и скажешь сэру Фаренгейту?

Троглио помолчал, словно внутренне на что-то решаясь. Потом заговорил:

— Мне кажется, миледи, я нижайше прошу прощения за то, что пускаюсь в рассуждения на эту тему, так вот мне кажется, что вам желательно, чтобы я сказал на допросе у губернатора нечто другое.

Лавиния не спешила отвечать на это рассуждение. Можно ли доверять этому лысому генуэзскому хитрецу? Он служил у Биверстоков уже целых пять лет, зарекомендовал себя исполнительным работником и весьма сдержанным человеком. Никогда он не набивался ни к покойному плантатору, ни к его дочери с предложениями своих особых, чрезвычайных услуг. А в колониальном быту такие ситуации волей-неволей возникали. Может быть, он ждал своего часа все эти годы? И что руководит его верноподданническим порывом сейчас? Что такое случилось, если этот скрытный и осторожный негодяй (отчего-то Лавиния была уверена, что он негодяй) готов лжесвидетельствовать перед самим губернатором?

— Еще раз прошу прощения, миледи. Мне понятны ваши сомнения, но происходят они, поверьте, всего лишь от незнания вами некоторых обстоятельств. Я сообщу их вам, и сомнения отпадут.

Лавиния сделала ему знак приблизиться. Выхода, кажется, нет, придется вступать в альянс с этим… она не сумела подобрать нужное слово.

— Говорите, что вы хотите получить за то, что вы сегодня скажете губернатору Ямайки, будто его дочь бежала с испанским графом по собственной воле?

Троглио улыбнулся как человек, предвкушающий, какой эффект произведут слова, которые он собирается произнести.

— Я думаю, миледи, вас значительно больше занимает не то, как я скажу, а то, с кем на самом деле сбежала мисс Элен.

Лавиния замерла.

— И ты…

— Я действительно догадываюсь — с кем и куда.

Черноокая красавица была поражена и не скрывала этого. Она не сразу собралась с силами, а когда собралась, то заговорила медленно, как бы в некоторой неуверенности:

— Не хотите ли вы сказать, что можно пойти, прямо сейчас пойти и просто вот так забрать ее?

— Не прямо сейчас и не просто так, — улыбнулся Троглио. И эффект был такой, будто улыбнулась посмертная маска.

— Договаривайте до конца.

— Извольте, миледи. Я делаю вам вот какое предложение. Я даю сегодня такие показания его высокопревосходительству, что с вас будут окончательно сняты всяческие подозрения, взамен вы назначаете меня посредником в деле выкупа вашей самой близкой и любимой подруги.

— Выкупа?

— Разумеется. Она сейчас находится в руках такого человека, который просто так ее не отдаст. Я думаю, он сейчас как раз взвешивает, сколько ему имеет смысл потребовать с сэра Фаренгейта за возвращение его дочери.

— И каков ваш план?

— Мой план основан на том, что, сколь бы сильна ни была отцовская любовь, настоящая ненависть все равно сильнее и вы выложите больше, чем губернатор, за… за право решить судьбу Элен Фаренгейт.

Лавиния, сузив глаза, рассматривала этого человека. Он был настолько же опасен, насколько мог оказаться полезен. Конечно, он играет какую-то свою игру, и ей не нужно пока делать вид, что она его раскусила.

— А вы умны, мистер Троглио, — сказала она, — даже очень умны.

Генуэзец поклонился и задержался в поклоне, может быть, стараясь скрыть выражение лица. Не покраснел ли? Мужчины больше подвержены действию самой грубой лести, чем женщины — действию самых тонких комплиментов.

— Но вы не рассчитали всех вариантов, вы не учли одну возможность. Я сейчас позову услуг, они свяжут вас и вы под пыткой выложите мне имя этого благородного джентльмена, который собирается продавать мне мою бывшую рабыню.

— Вы не сделаете этого, миледи, — сказал Троглио, но голос его звучал неуверенно.

— Почему это?

— Это вам не выгодно.

— Напротив. Торговля без посредников всегда выгоднее. На какие комиссионные вы рассчитывали в результате своего великодушного посредничества? Сколько я должна буду переплатить сверх запрошенной суммы?!

Генуэзец был смертельно бледен, когда посмел снова посмотреть в лицо мисс Биверсток. Он лучше, чем кто-либо, знал, что эта юная красотка способна на многое и намек на возможность пыток отнюдь не был пустым намеком.

— Вы не сделаете этого еще и потому, что сегодня меня ждет губернатор.

— И вы специально заехали ко мне пораньше, чтобы меня шантажировать, да?

— Я против таких суровых выражений, миледи. Как я мог думать о каком-то шантаже по отношению вам? Просто небольшая страховка. Кроме того, я подумал, что моя госпожа оценит тот момент, что вам так или иначе придется искать человека для этой щекотливой миссии. Я имею в виду выкуп Элен. Не лучше ли иметь на этом месте уже известного человека, и, кроме того, человека кровно заинтересованного. Что вам эти пять — семь тысяч лишних, тем более что я получу их отчасти с него, а не с вас?

— С кого? — быстро спросила Лавиния.

Троглио вежливо улыбнулся.

— Вы очень умны, миледи. Возвращаю вам ваш комплимент, и вы поймали бы меня сейчас, когда бы…

— Когда бы что?

— Когда бы я не был настороже. — Троглио опять счел нужным поклониться, хотя делать это ему было нелегко — он весь взмок, и при этом его бил легкий озноб. Он догадывался, что разговор с этой юной красоткой не будет легкой прогулкой, но не думал, что он до такой степени будет напоминать вытягивание жил. Он действительно чуть не проговорился, от кого получил сведения о местопребывании мисс Элен. Он был на волосок от гибели в этот момент. Но, кажется, сейчас мисс Биверсток склоняется к заключению сделки.

Лавиния сидела в задумчивости, купая пальцы в теплой шерсти своей красавицы кошки. Управляющий решил привести напоследок еще один аргумент в свою пользу и в пользу заключения между ними договора.

— Извините, миледи, я понимаю все ваши опасения, но рассудите сами, вам нечего бояться каких-то ложных шагов с моей стороны. После того как я дам сегодня ложные показания губернатору, вы будете держать меня в руках.

Лавиния рассмеялась.

— А вы потупели к концу беседы, Троглио. Во-первых, я и так держу вас в своих руках, а во-вторых, чтобы навредить вам тем способом, о котором вы говорите, мне пришлось бы выдать себя.

Управляющий потупился, то ли действительно устыдившись, то ли разыгрывая это.

— Ладно, — сказала юная плантаторша, — я принимаю ваше предложение, несмотря на его невероятную подлость. Пусть местопребывание Элен останется вашей тайной, но если…

Троглио сделал энергичный успокаивающий жест.

— Что вы, миледи, я не могу даже попытаться вас обмануть, я лучше, чем кто-нибудь другой, знаю, как вы богаты…

Лавиния удивленно посмотрела на него, Троглио смущенно помолчал, но все же закончил фразу:

— …и безжалостны.

— Идите, — сухо сказала Лавиния, хотя в глубине души была очень польщена последними словами этого странного типа, своего союзника в весьма щекотливом деле.

Когда уже стихли его шаги в коридоре, она еще некоторое время сидела в прежней позе и размышляла о только что заключенной сделке. И она представлялась ей все более и более выгодной. В самом деле, какое имеет значение, сколько прикарманит этот генуэзский упырь, если взамен он обязуется доставить сюда белокурую подругу?