Глава 18
ОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ!
Слух о том, что Натаниэль Фаренгейт возвращается к своему старинному ремеслу, почти мгновенно облетел все большие и малые Антильские острова, вызывая у кого-то страх, но по большей части восторг. Испанцы сразу поняли, что более-менее вольготная жизнь на морях для них, вероятно, заканчивается. Многие из прежних соратников капитана Фаренгейта обрадовались возможности вернуться под сень флага, вызывающего всеобщее уважение. К этому времени настоящее каперство, собственно говоря, выродилось на морях Мэйна, и даже самые отчаянные в прошлом корсары напоминали о своем существовании лишь отдельными мелкими вылазками, если уже не погибли или не были повешены.
Для того чтобы начать такое крупное предприятие, как поход на Санта-Каталану, двух припасенных Хантером судов было явно недостаточно. Поэтому, спустив их на воду и кое-как снарядив, капитан Фаренгейт совершил два рейда с целью захвата других кораблей. Оба рейда получились крайне впечатляющими с флотоводческой точки зрения, и только нежелание уклоняться от прямой сюжетной линии заставляет нас опустить их описание. Эти эпизоды продемонстрировали, что старому морскому волку ничуть не изменил его глазомер и что хватка его совсем не ослабла.
Разумеется, столь блистательное начало лишь усилило эффект от его возвращения. Многие сердца встрепенулись, многие забулдыги, побросав свои привычные таверны, свои рыбные лавки и кожевенные заведения, сбежав с торговых кораблей, направлялись на Ямайку, чтобы попытать счастья под началом вернувшейся знаменитости.
Через три месяца после ухода в отставку губернатора Фаренгейта район Карлайлской бухты да и весь Порт-Ройял превратились в настоящую столицу берегового братства. Никогда до этого столица острова не видела такого количества столь свирепо и живописно выглядящих людей. Конечно, это не могло не сказаться на обстановке в городе. Ибо джентльмены удачи в дни, свободные от несения вахты и исполнения других обязанностей по службе, вели образ жизни, далекий от монашеского. Все трактиры и таверны гремели от их пьянок. И чем меньше оставалось у них денег, тем более шумные затевали они кутежи. Поддерживать порядок в порту и самом городе становилось все труднее, несмотря на наличие большого гарнизона. Короче говоря, пиратское становище очень скоро стало большой обузой для новых властей Ямайки. Кроме того, и в политическом отношении это было тем же властям совершенно не нужно. Очень трудно будет убедить испанское правительство, что губернатор острова ничего не знал о подготовке эскадры, происходившей у него под носом, в трех кабельтовых от стоянки его собственного флота.
Мистер Фортескью, уже успевший вжиться в роль губернатора, тяготился этим соседством все больше, его раздражало очевидное двоевластие в Порт-Ройяле. Чувство благодарности, которое он испытывал в первое время к сэру Фаренгейту за то, что тот освободил ему свое место, испарилось почти мгновенно. Хорошо известно, что людям свойственно раздражаться при виде тех, кто их облагодетельствовал. Мистер Фортескью видел следы присутствия благодетеля на каждом шагу. Каждая пьяная выходка кого-нибудь из подчиненных капитана Фаренгейта воспринималась им как личное оскорбление. Он велел своим подчиненным вести себя пожестче с пиратской ордой. Свое растущее возмущение он изливал в беседах с лордом Ленгли, который тоже относился к создавшейся ситуации хотя и без восторга, но все же с большим пониманием.
— Вы по-прежнему будете утверждать, что он не позволяет себе слишком многого? — ядовито спрашивал мистер Фортескью у высокого лондонского гостя после доклада капитана порта, из которого следовало, что люди капитана Фаренгейта были прошлой ночью зачинщиками сразу трех драк и виновниками одного пожара.
— Вы знаете мой взгляд на этот вопрос, — отвечал лорд Ленгли, — но, я думаю, вам следует проявить терпение.
— Терпение? Но до каких пределов оно должно простираться?! Если пират приставит мне шпагу к горлу, я и тогда должен буду делать вид, что ничего не происходит? — брызжа слюной, вопрошал губернатор.
— Я думаю, вы сгущаете краски.
— Не думаю.
— Через две недели, по моим сведениям, они снимутся, и мы надолго освободимся от несколько обременительного соседства.
— Надеюсь, не только надолго, но и навсегда, — буркнул губернатор.
— Вы желаете ему поражения в этом походе? — удивился лорд Ленгли.
— Клянусь стигматами святой Терезы, еще немного — и я начну ему этого желать.
Вернулся капитан порта и извиняющимся тоном сообщил, что буквально полчаса назад в «Пьяной медузе» произошла драка и капитан Реомюр, этот здоровенный француз с нового корабля сэра Фаренгейта, опасно ранил сержанта портовой охраны.
— Что?! — взревел Фортескью. — Немедленно возьмите усиленный наряд и арестуйте этого негодяя. И доставьте его сюда.
— Осмелюсь доложить…
— И не осмеливайтесь. Выполняйте то, что вам велено!
Капитан порта, козырнув, ушел. Лорд Ленгли налил себе портвейна из квадратной бутылки, стоявшей на столе, и, тихо вздохнув, выпил.
— Я не думаю, что вы поступили правильно, сэр.
— А что прикажете делать на моем месте — лить сесть себе на голову?
— Можно было бы написать капитану Фаренгейту и пожаловаться на этого… Реомюра. Сэр Фаренгейт — человек справедливый, насколько я могу судить, и он бы наказал своего офицера, если бы выяснилось, что тот виноват.
— Если бы, если бы… — недовольно пробормотал Фортескью и тоже налил себе портвейна.
Через час его приказание было выполнено: капитан Реомюр был схвачен на месте преступления, где он спокойно попивал свой херес, считая, что ни в чем не виноват, и доставлен во дворец, где был помещен в специальное помещение с решетками. Там он буянил, клеймил последними словами и губернатора, и его прислужников.
А еще через два часа в кабинет, где находились губернатор и лорд Ленгли, вошел капитан Фаренгейт.
— Здравствуйте, мистер Фортескью, — широко и добродушно улыбаясь, сказал он.
— Здравствуйте, — буркнул губернатор, — чем могу служить?
— Исправлением несправедливости.
— Какой именно?
— Несколько часов назад в «Пьяной медузе» ваши люди арестовали одного из моих офицеров, капитана «Бретани» Реомюра. У меня такое впечатление, что он был арестован несправедливо.
— Вы знаете, у меня такого впечатления нет.
Капитан Фаренгейт прошелся по своему бывшему кабинету и сел в свое кресло, придвинутое почему-то к окну.
— Вы бездарно здесь все переставили, Фортескью. Изживаете дух бывшего хозяина? Но тогда правильнее было бы потратиться на новую мебель.
— Мне не очень понятен ваш тон, сэр.
— Да мне и самому он не очень понятен. Я не понимаю, почему я до сих пор не взял вас за шиворот и не выкинул отсюда.
— Что-о?
— Господа, господа, — залепетал лорд Ленгли.
— Вот что! — Капитан Фаренгейт решительно встал. — Я не собираюсь вести тут с вами продолжительные разговоры. Я пришел сюда забрать кое-что и кое-кого, и я сделаю это.
С этими словами он открыл один из книжных шкафов и достал оттуда несколько книг, а среди них те, что были найдены в доме Лавинии.
— За всеми подготовительными заботами я не успел изучить последние поступления. И еще вот это… — С этими словами капитан взял со стола подсвечники, изображавшие Артемиду и Актеона.
Лейтенант Уэсли сложил предметы в большой саквояж.
— Казна не имеет к этим вещам никакого отношения.
— Это все? — сухо спросил губернатор.
— Вы же знаете, что нет, — улыбнулся гость, — теперь я попросил бы вас отдать приказание об освобождении капитана Реомюра.
— Вы смеетесь надо мной!
— Вы вынуждаете меня к этому.
— Если вы думаете, что можете позволить себе… — Фортескью задыхался от ярости.
— Господа, господа, — все еще надеялся погасить конфликт лорд Ленгли.
— Этому пора положить конец. Эй, кто там, лейтенант!
В комнату вбежал дежурный офицер.
— Зря вы сюда впутываете лишних людей, потому что чем большее число их будет знать об этом разговоре, тем большее число будет смеяться над вами.
— Что-о!
Губернатор собирался что-то скомандовать, но не успел, потому что почувствовал холод стали у своего кадыка.
— Вы что-то хотели сказать? — вежливо спросил капитан Фаренгейт.
Уэсли вытащил из-за пояса пистолет и взвел курок. Губернатор промычал что-то нечленораздельное.
— Эх, господа… — разочарованно протянул лорд Ленгли.
Дежурный лейтенант наблюдал за происходящим скорее удивленно, чем растерянно.
— Извините нас, — обратился к нему капитан, — но мы не можем уйти отсюда без мистера Реомюра. Пойдите и приведите его сюда.
Лейтенант замешкался.
— Вам необходимо указание этого джентльмена? — спросил капитан.
Дежурный офицер кивнул. Бывший губернатор нажал острием шпаги на кадык губернатора действующего, в результате чего из горла мистера Фортескью вылетела хриплая трель, которую можно было истолковать как согласие на освобождение Реомюра.
Капитан Фаренгейт обернулся к лорду Ленгли и сказал:
— Я понимаю, что произвожу на вас не самое лучшее впечатление. Мне искренне жаль. Я относился к вам с симпатией, лорд Ленгли. Поверьте, что я бы никогда не пошел на подобные действия, не будучи уверенным, что мой человек не виноват в происшедшем. Люди мистера Фортескью ведут себя в последнее время так, будто им дано указание любой ценой выпихнуть нас из Порт-Ройяла.
Королевский инспектор промолчал.
— Насильно мил не будешь, и если от нас до такой степени хотят избавиться, мы пойдем навстречу этому желанию.
В кабинет ввели капитана Реомюра. Он потирал запястья рук, натертые веревкой, и ругался по-французски.
— Это, надеюсь, все? — спросил губернатор, понявший, что убивать его не собираются, и от этого несколько пришедший в себя.
— Нет, — сказал капитан Фаренгейт, — вы сейчас сядете за стол и напишете письмо коменданту порта майору Оксману, чтобы он пропустил мою эскадру мимо своих пушек беспрепятственно.
Прочитав записку и посыпав ее из бронзовой солонки, бывший губернатор сказал:
— Я уже отдал приказ, мои люди на судах, и хотя для полной подготовки мне нужно было бы еще дней десять, я избавлю Ямайку от нашего присутствия. В ответ на эту любезность с моей стороны я рассчитываю на ваше благоразумное поведение.
Губернатор молчал, косясь на дуло пистолета в руках Уэсли.
— Ну же!
— Я вам обещаю.
— Что вы мне обещаете? Беспрепятственный выход из Карлайлской бухты?
— Да.
— И правильно делаете, потому что, если случится хотя бы один пушечный выстрел с берега по моим судам, я прикажу вернуться, и тогда мне даже трудно представить, сколько крови прольется на Ямайке.
В дверях капитан Фаренгейт обернулся и поклонился, обмахнув ботфорты краем своего легендарного плаща.
Разумеется, слух о пиратской эскадре дошел и до Санта-Каталаны. Дон Мануэль сразу понял, против кого собирается выступить эта сила. Стало быть, старому пиратскому адмиралу стало известно, где находится его дочь. Ну что ж, тем лучше, решил молодой алькальд. Не придется всю жизнь трястись в ожидании возмездия — встреча в открытом бою все поставит на свои места.
Но рассчитывал дон Мануэль не только на свою удаль; он немедленно направил письмо в метрополию с требованием подкреплений, а сам занялся ремонтом крепостных стен. Набрал две роты ополченцев из местных лавочников, и по выходным дням четверо капралов обучали их армейской премудрости. Были отремонтированы все мушкеты, которые удалось отыскать в арсеналах. Для хранения денег и ценностей были устроены новые тайники на тот случай, если город все же падет. Впрочем, дон Мануэль был уверен, что этого никогда не произойдет.
Элен почувствовала, что в атмосфере дворца что-то изменилось, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Она обратилась с вопросами к Аранте, но та только пожимала плечами, хотя ей было известно, что брат дни и ночи проводит на укреплениях и в арсеналах. Он с первого дня вступления в должность показал себя человеком серьезным, для которого в деле обороны вверенной ему крепости нет пустяков. Так что здесь ничего подозрительного вроде бы и не было. Оставалось лишь гадать. И еще: Сабина стала так же назойлива, как и в первые дни. Может быть, дон Мануэль ждет побега? Но как тут бежать и куда? Элен лишь вздыхала, глядя через забранное металлической сеткой окно на апельсиновую рощу.
Девушки сходились с каждым днем все теснее и теснее. Дон Мануэль об этом знал, и его это раздражало, но поделать тут он ничего не мог — не арестовывать же и сестру! Аранта начала проявлять характер, и, чтобы окончательно не очернить свой образ в глазах сестры, алькальд предпочел смотреть на дружбу двух девушек сквозь пальцы. На все вопросы сестры, почему он держит Элен здесь взаперти, он отвечал только:
— Я люблю ее и хочу на ней жениться.
Аранте трудно было возражать, тем более что в мечтах ей все время рисовалась идиллическая картина: Элен изменяет свое отношение к Мануэлю и они венчаются в соборе напротив дворца. Дон Франсиско и сэр Фаренгейт благословляют их брак. И начинается замечательная жизнь в ореоле всеобщей взаимной любви и тихого счастья.
Дон Франсиско изредка выходил к столу и при этом всегда ласково общался со своей английской гостьей; девушка ему нравилась — в ней за ослепительно красивой внешностью чувствовался сильный, незаурядный характер. И потом, ему пришлось по душе, что она привязалась к Аранте, которая так и не сумела сойтись ни с кем из девушек здешних родовитых семейств из-за своей прямодушной простоты.
Своему деловитому сыну он заявил, что его поведение в отношении Элен стоит за гранью любых моральных норм и испанских представлений о благородстве, что в своем доме он не позволит совершиться насилию, по крайней мере до тех пор, пока он жив.
— Я люблю ее и хочу на ней жениться, — ответил дон Мануэль, выслушав отца, полулежавшего в этот момент на подушках, и встал, чтобы уйти из его опочивальни.
Во дворце алькальда создалась ситуация, из которой не видно было выхода. Чтобы вскрыть эту болезненную опухоль, или Элен должна была сдаться и выйти замуж за дона Мануэля, как считал дон Мануэль, или должен был умереть дон Франсиско, что развязало бы руки его сыну.
Лавиния около месяца провела на Тринидаде, и, несмотря на то что остров находился в стороне от магистральных морских путей, до нее тоже дошло известие о том, что сэр Фаренгейт вернулся к своей пиратской карьере. В первую минуту это не на шутку встревожило юную плантаторшу — она была убеждена, что он сделал это для того, чтобы свести счеты с нею. И она имела основания так думать. Если бы капитан Фаренгейт знал, что Энтони находится на «Агасфере», он, не задумываясь, бросился бы на поиски этого корабля. Но дело в том, что он не был в этом убежден, и, когда ему пришлось выбирать между «Агасфером» и Санта-Каталаной, он выбрал последнюю.
Однажды тихим вечером из Асперна — так называлась бухта, на рейде которой стоял «Агасфер», — прибыл судебный пристав, некто мистер Майкельсон, пожилой человек с бритыми брылами и продажными глазами. Он просил позволения поговорить с мисс Биверсток.
Поколебавшись, Троглио доложил о нем. Этот судейский рассказал поразительные вещи. Оказывается, стараниями нового губернатора Ямайки мистера Фортескыо (услышав его фамилию, Лавиния сардонически рассмеялась) против мисс Лавинии Биверсток затеяно некое дело, причем ей вменяется в вину чуть ли не государственная измена. Налет на Бриджфорд объявлялся организованным ею путем сговора с испанским авантюристом доном Диего де Амонтильядо.
— Это болезненный бред! — заявила Лавиния.
Мистер Майкельсон согласился с этой оценкой, но сказал, что бумагам дан официальный ход. А следствие, затеянное столь высокопоставленным чиновником, не может так просто уйти в песок.
— Тем более что губернатор, кажется, лично заинтересован в его исходе, — добавил судейский.
— Я хорошо знакома с губернатором Ямайки, я имею в виду сэра Фаренгейта. Он бы никогда не опустился до столь идиотских домыслов.
— Да, я тоже слышал, что сэр Фаренгейт порядочный человек.
— Хотя и мой злейший враг. А это ничтожество… — Она даже не нашла слов, чтобы определить свое отношение к личности мистера Фортескью.
Майкельсон дипломатично промолчал.
— Мне все понятно, — сказала Лавиния. — Он всегда ненавидел отца и, соответственно, меня. И пролез в губернаторы затем, чтобы наложить руку на наши богатства.
Майкельсон кивнул, показывая, что он тоже так считает.
— Но напрасно этот негодяй думает, что ему так просто удастся расправиться с Биверстоками. Даже его более мудрый предшественник понимал сложность этой задачи.
— Правильно, миледи, даже в случае установления вашей вины отчуждение имущества примет формы многолетнего процесса. Да и то — отчуждение большей частью произойдет в казну, а не в карман мистера Фортескью.
— Тем более что вины никакой нет. Чтобы я сговорилась с испанцами?! — Она так ударила веером по краю стола, что одна из пластинок лопнула.
— Но тем не менее, — вкрадчиво продолжал мистер Майкельсон, — некие бумаги уже лежат в канцелярии нашего прокурора.
— И?
— И завтра он захочет встретиться с вами.
— Я не поеду.
— Правильно, потому что в письме может содержаться приказ о вашем аресте.
Лавиния поиграла дребезжащим сломанным веером и отбросила его.
— Разумнее всего нам немедленно отплыть, — осторожно вставил Троглио.
— Н-да, — кивнула Лавиния, — до которого часа работает ваш банк?
Гость с берега расплылся в улыбке.
— Я, собственно, по этому делу и приехал.
— Ну-ну?
— Банк уже закрылся, появляться же завтра в городе, как я уже упоминал, вам не следует.
— Как же я сниму деньги? — сузив глаза по своему обыкновению и внимательно рассматривая толстяка, спросила Лавиния.
— Я помогу вам.
— Каким образом?
— Вы сейчас дадите мне вексельное письмо на сто тысяч песо, а я сегодня ночью доставлю вам шестьдесят тысяч на борт «Агасфера».
Это было одновременно и наглое предложение, и выгодное. Троглио промолчал, стараясь предугадать, какой будет реакция его вспыльчивой хозяйки. Вообще-то наглых предложений она не любила. Но на этот раз проявила гибкость.
— Ваша услужливость, мистер Майкельсон, будет мне стоить недешево.
Судейский низко поклонился.
— Но, насколько я могу судить, другого выхода нет.
Майкельсон поклонился еще ниже.
— Троглио, принеси вексельную бумагу.
Гость же достал из кармана своего камзола сложенный вдвое лист.
— Зачем терять время?
— Вы ехали сюда, будучи уверенным, что я приму ваше предложение?
— Я ехал сюда, будучи уверен в том, что вы умный человек, мисс.
— А если никакого письма в прокуратуре нет и вы меня надули? — спросила Лавиния, беря в руки перо. — Или вы, допустим, взяв сейчас это обязательство, исчезнете и я не получу вообще никаких денег?
— Неужели вы думаете, что я посмел бы шутить с Лавинией Биверсток, — сказал он очень серьезным голосом, и красавице это понравилось.
Майкельсон не обманул, и, приняв на борт ящики с деньгами, «Агасфер» отплыл.
Капитан Фокс и Троглио зашли к своей хозяйке, чтобы узнать, куда прокладывать курс.
— На Санта-Каталану.
— Что?! — воскликнули оба. — Может быть, лучше прямо в ад? — добавил капитан.
— Судя по последним событиям, выиграть мы можем, только находясь у самого жерла вулкана. Но никто ведь не заставляет нас прыгать туда.
Удовлетворившись этим несколько аллегорическим ответом, капитан и управляющий отправились выполнять каждый свои обязанности.
