ГЕФЕСТИДЫ

Прошло семь лет с того страшного дождливого дня. Мало что произошло за эти годы — царица Годейра, казалось, ушла от власти, больших походов Фермоскира не устраивала, мелкие набеги не оставляли следов в жизни города.

Вначале наездницы думали, что предстоят перемены, но Атосса, согнув царицу, не сломала ее. Говорили о казни Фериды. Ее предали верховному суду, а там выяснилось, что вина слепой педотрибы невелика. Фериду сослали на побережье. Вместе с Феридой ушла на побережье и Чокея. Царица понимала, что Атосса не простит ей того утра, когда рабыня вмешалась в дела Священной.

Атосса могла бы помешать этому. Что стоило уничтожить рабыню, пусть и царской крови. Но Чокею никто не тронул. Священная хорошо знала, что сторонница царицы, особенно если около нее рядом будет Ферида, даром время проводить не будет. Она будет сплачивать вокруг себя рабов, и придет время, когда эту сплоченную массу можно будет использовать в своих планах.

А цель перед собой Атосса поставила огромную. И первой помощницей в достижении этой цели она наметила Гелону.

Все прошлые годы Гелона считала себя счастливой. У нее все было: ум, слава, богатство и дар ясновидящей. Она верила в этот дар, да и как не поверить, если многие ее сны сбывались, в сновидениях к ней приходили боги и богини и она говорила с ними и не так уж часто в угоду храму искажала советы бессмертных. Чаще боги советовали ясновидящей то, что было нужно или выгодно Атоссе и ей, Гелоне.

Гелона считала себя счастливее Атоссы. Священная, обуреваемая жаждой власти, многого лишала себя. Она, например, жила во дворе храма, ее скромные покои были рядом с сокровищницей. — Такие же покои были и у Гелоны, но, кроме них, в городе у ясновидящей был другой дом, а скорее сказать, дворец, ничуть не беднее дворца царицы.

Гелона знала: Священная очень одинока. Ее сестра Антогора в счет не шла — уж очень они разные по уму, склонностям и деяниям. Детей у Атоссы нет, и только с Гелоной, с единственной единомышленницей и подругой, она может отводить свою душу.

А Гелона, напротив, была полна любовью к дочери Беате и постоянно гордилась ею. Правда, Беата — приемная дочь, но в Фермоскире это ничего не значит. Удочеренная еще из паннория, Беата не помнит погибшую мать, она привязалась к Гелоне, как к родной. Об этом давно все забыли. Беата не пошла по пути матери, не стала храмовой — она вступила в войско царицы. Быстро добыла боевую славу, стала сотенной. Ее уважали подруги за честность, за сердечность и за ум. Она подружилась с Лотой, а через нее — и с царицей. А Лота была очень разборчива в друзьях. Все это наполняло Гелону гордостью и счастьем.

И вдруг, после одного дождливого утра на агоре семь лет назад, все это кончилось. В тихий и уютный мир дома Гелоны пришло молчание. Беата стала редко бывать дома, все время старалась проводить на конюшне. А если и приходила, то больше молчала. Гелона хотела оправдаться перед нею —оправданий не находилось. Ясновидящая знала — время великий лекарь, все пройдет, все забудется. Но ошиблась.

Беата не только молчала. Как только по приказу Совета выслали Фериду, она сразу пожелала удочерить Мелету. Беата перешла в опустевший дом Лоты и совсем перестала бывать у матери.

Прошел год, другой, третий...

Не было между ним и ссор, упреков, но Гелона поняла—они стали чужими.

Атосса не понимала этого.

Беата удочерила Мелету? Это же хорошо! Она воспитает из дочери преступницы настоящую амазонку.

Ушла в дом Лоты? Прекрасно! Теперь у Гелоны будет два дома.

Не бывает у матери? Чудесно! Теперь у нее своя семья, пусть становится самостоятельной, наступит время, и мы ей дадим власть.

И вот это время, видимо, наступило. В один из вечеров Атосса пришла в дом Гелоны. Такое бывало редко. Обычно Священная звала подругу к себе.

Служанки принесли пифос с вином, фрукты и виноград, и когда Атосса и Гелона остались одни, началась беседа.

— Что ты думаешь о Годейре? —спросила Священная.

— О царице? — Гелона отпила несколько глотков вина. — А что о ней думать? Ты сейчас правишь Фермоскирой. Все прошедшие семь лет Годейра не посягла на власть, которую ты у нее отняла. Она не вмешивается в дела своих воительниц, редко подает свой голос на Советах Шести и никогда не возражает тебе. Куда девались ее строптивость, упрямство? После того утра на агоре она раз и навсегда поняла, что ей не устоять. Она больше не поднимется...

— И это говорит ясновидящая, — заметила Атосса, разглядывая роспись на килике. — В то, что ты сказала сейчас, верят все. Все, но не я. Годейра затаилась. Она выжидает.

— Чего?

— Ты что, забыла? В этом году ее дочери исполнится пятнадцать лет! — Атосса выпила всего один килик вина, но сразу захмелела и говорила громко. — Ты понимаешь, Кадмея скоро станет совершеннолетней! Скажи мне, как у нас заведено в таких случаях?

— В день совершеннолетия простая амазонка получает собственного коня, оружие и шлем, а дочери царицы, полемархи и кодомархи получают под свою руку сотню молодых амазонок.

— Вот то?то и оно! И вместе с сотней она получает право наследовать трон Фермоскиры. Ты не забывай, что вместе с Кадмеей станет совершеннолетней и Мелета. Ее любят в гимнасии, ее, как и Кадмею, обожают...

— Я горжусь ею. Она моя названная внучка.

— И мне бы тоже следовало... Но у нас до сих пор нет полемархи. Исхена только так, временно.

— И ты хочешь сказать, Священная...

— Хочу сказать: пора Беату делать полемархой, и тогда...

— Тогда Мелета получит сотню так же, как и Кадмея?

— Да. И тогда мы сможем противопоставить сотне Кадмеи сотню Мелеты. А Беата станет управлять воительницами царицы. Кстати, они совсем отвыкли от порядка, того и гляди...

— Но ты уверена, Священная, что Беата и Мелета будут на нашей стороне? А если Беата примкнет к царице?

— Я этого и хочу! — Атосса ущипнула виноградную гроздь, бросила ягоду в рот. — Пора вспомнить слова великой наездницы и готовить Агнессу на трон Фермоскиры.

— Но она молода! Сможет, ли...

— Если около нее буду я, ты и Беата. И я говорю — пора готовить, а не менять нынче же. Она еще подрастет...

Гелона понимала: Атосса готовит Годейре и Кадмее гибель. Священная в своих расчетах ошибается в одном — она верит, что Беата, Агнесса и, может быть, Мелета будут единодушны с нею и безропотно выполнят любую ее волю. Гелона понимала также, что если Беата и Мелета пойдут против Атоссы, она не дрогнет и уничтожит их. И это испугало Гелону. Выпив вина, она сказала:

— Я всегда была рядом с тобой, Атосса. Я всегда понимала, чего ты хочешь. Сейчас мне это не понятно. Пусть она будет отстаивать свои права царицы. Разве тебе мало власти, которую имеет верховная жрица храма? Ты наполовину богиня, ты—Священная. Зачем тебе то, что принадлежит по праву Годейре? Разве она хочет вреда Фермоскире? Последние годы царица усердно занималась делами басилейи и не мешала тебе. Если на трон сядет ее дочь Кадмея, может, она будет еще умнее и послушнее. Зачем же прочить на престол Фермоскиры подростка, совсем юную...

— Погоди, Гелона, — Атосса поставила килик на стол, выпрямилась. — Не ты ли от имени всеблагой Ипполиты вещала на агоре о богорожденности Агнессы? Не ты ли?..

— Ты знаешь, этот грех на моей душе. Никогда великая богиня не говорила мне о богоданности девчонки. И тебе хорошо известно, почему я это делала. Я думала, ты готовишь Агнессу на смену себе, но зачем ее делать царицей? Ответь мне.

— Да, я отвечу. В иное время я, может быть, не сказала бы тебе этого, но сегодня скажу. Для того, чтобы ты поняла все и до конца. Я хочу власти. Единой и неделимой. Я чувствую в себе силы свершить великое, но для этого мне нужна вся власть! Вся!

— Что же великое суждено тебе свершить?

— Я начну издалека. Слушай. В давние седые времена, когда миром правили женщины, эти скоты мужчины пресмыкались перед нами. Я не знаю, как это случилось, видно, было на то желание богов, — мужья возвысились над женами и пошел на земле разлад, войны, распри и грехи. Но остались жены непокорные, они создали свои государства, они основали свои города. Города Эфес, Смирна, Кумы, Милет и все эгейское побережье застроили городами жены–воительницы, и за это их до сих пор почитают хиттиты, эллинские левко–сирии. Они, эти жены, поклонялись богине Ма, города были богаты и сильны, а слава о них гремела по всему свету. И, может быть, наша прародительница царица Ипполита подняла меч против мужей Лемноса по примеру тех жен. Ведь не зря же у нас поднимают перед сотнями лабрис — знак власти и силы. Это они, воительницы богини Ма, вооружались обоюдоострой секирой с пучком фаций на древке и передали этот символ нам. Изначалие говорит, что после того, как наши предки перешли на Кавказ, хиттские амазонки присоединились к ним, приняли веру в богиню Ипполиту и усилили Фермоскиру. Теперь, как ты сама понимаешь, нет в этих местах басилейи сильнее, чем Фермоскира, нет и богаче ее. До сих пор мы, подобно нашей священной реке Фермодонту, текли все вперед и вперед, расширяясь. Мы богатели, крепли, постигали военное ремесло. Но сейчас остановились. Мы не только не расширяем свои земли — мы ленимся ходить в походы, мы пресытились богатством. За последние семь лет мы сделали три или четыре набега, и скоро нас не будут бояться не только соседние города, но и мелкие селения. Останови течение Фермодонта, и река превратится в болото. Так и мы — запах гниения чувствую я над Фермоскирой. Уже поднялась Ферида со своими песенками о нежной любви, уже царица и ее подруги стали поднимать руки на заветы великой богини. Бывало ли такое раньше? Как Фермодонт течет к морю, все убыстряя бег своих вод, так и мы должны идти вперед. И Годейра мне — как гиря на ногах.

— Как далеко вперед мы должны идти?

— Сначала весь Кавказ! Он должен быть подвластен Фермоскире, он должен быть под рукой амазонок. Построить много новых городов, изгнать мужчин из старых— вот первая задача Фермоскиры. И сил, и денег у нас хватит. Потом — весь мир! И снова, как в седые времена, землею правят жены! До этих дней я доживу едва ли, но богоданная Агнесса станет править миром. Я научу ее. И чтобы мне успеть сделать благое дело, я должна начать раньше. И ты мне помоги, Гелона. Через месяц Гефестиды — праздник совершеннолетия. Агнесса должна стать эфебкой.

— Но ей же нет пятнадцати?

— Ростом и умом она сравнялась...

— Это верно. Никто средь гимнасиек не скачет на коне ловчее, никто меткостью в стрельбе не равен ей.

— Поможешь?

— Помогу. Все то, что ты сегодня мне сказал а, разгорячило мой ум, кровь кипит.

— Пусть боги будут к нам милостивы.

Раньше все в Фермоскире думали, что Атосса не любит празднества.

Но нынче Священная изменила себе — подготовка к торжеству началась за неделю. По городу пошли слухи, что на праздничную площадь храмовые служители выкатят двадцать бочек вина, а богатые наездницы выставят обильные угощения. Будут заколоты и возложены на жертвенный огонь сто пятьдесят быков — случай небывалый.

Горожане не удивились этому — нынче год особый.

Нынче расстается с гимнасием и станет совершеннолетней дочь царицы Кадмея. И уж совсем готовилось небывалое — сказали, что на праздник пустят метеков — бывших рабынь, что они будут участвовать в состязаниях и самых сильных и ловких, если они пожелают, будут переводить в число гоплиток.

Праздник совершеннолетия будет длиться не два дня, как раньше, а три. Первый день будут проходить испытания выпускниц гимнасиев, на второй»день начнутся торжества посвящения их в эфебки, и третий день — гуляние.

Все радовались, предвкушая великолепные зрелища, угощения, веселые игры. И только Годейра ходила угрюмая и встревоженная. Какие?то тревожные предчувствия давили ей грудь.

Наконец долгожданный день настал.

С утра над городом пробрызнул легкий дождик, прибил пыль на агоре, в воздухе запахло свежестью. Зеленела умытая трава на палестре гимнасия. Трибуны заполнились амазонками, гоплитками, ученицами обоих гимнасиев и воспитанницами паннория.

Выпускницы, а их нынче около ста шестидесяти, ходят по траве палестры, в волнении. Они, как всегда, босы и почти обнаженны. Только оранжевые набедренные повязки ярко выделяются на их загорелых телах.

Но вот за оградой послышался дробный стук копыт. Выпускницы встрепенулись и без команды выстроились в два ряда. В первом — выпускницы гимнасия наездниц, во втором — гоплитки. Над трибунами прокатился гул, запели торжественно трубы. На палестру рысью въехала группа всадниц. Царица резко осадила коня, спрыгнула на землю, бросила поводья. За ней спешились остальные. Трубы умолкли, воспитанницы выбросили руки вперед в знак приветствия, повернулись кругом и застыли перед креслами. Царица и все члены Священного Совета сели. Над палестрой опустилась тишина ожидания.

Антогора склонилась к царице и сказала так, чтобы слышали все члены Совета:

— Сегодня ко мне обратилась Агнесса. Она просила допустить ее к испытаниям наравне со старшими. Ты вольна на испытаниях, и я бы хотела...

— Об этом не стоит и говорить, —перебила ее царица. — Агнесса еще молода. И накажи ее за то, что лезет туда, куда ее не просят. Если мы будем им потакать, то скоро козлятницы станут проситься в эфебки. Кто ей позволил...

— Это я ей посоветовала, — спокойно сказала Атосса.

— Для чего?

— Ты царица и должна знать об успехах дочери храма. Расскажи ей, Лаэрта, если она сама не знает об этом.

— Ей больше нечего делать в гимнасии, — сказала Лаэрта. — Ее надо выпускать.

— Ты, царица, должна гордиться такой воспитанницей.

— Но она не может стать эфебкой, — сопротивлялась царица. — Для всех закон един — пятнадцать лет.

— Но мы до сих пор не знаем, кем она рождена, — заметила Гелона. — Я по–прежнему склонна думать, что она не простая смертная. И подвластна ли она человеческим законам? Взгляните! Как она сложена. Она выше многих пятнадцатилетних не только ростом, но и умом. Она знает и умеет больше, чем другие.

— Зачем нам спорить, — сказала Атосса. — Пусть боги решат, достойна ли она звания эфебки. Если она выдержит испытания — это и будет знаком свыше, что девочка не просторожденная.

— Пусть попробует. Если она сделает все лучше, чем другие — значит, воля богов на это. Нам ли смертным спорить?

Антогора махнула рукой стоящей в стороне Агнессе, и та присоединилась к будущим эфебкам.

Испытания начались.

Педотрибы выкатили на площадку шесть мишеней, изображающих мужчин, поставили в ряд. Перед мишенями за двести шагов встали с луками Кадмея, Мелета, Агнесса и еще трое гимнасиек.

Годейра нахмурилась, она поняла, что Атосса, Антогора и Лаэрта в заговоре, они специально поставили Кадмею рядом с Агнессой, чтобы унизить дочь царицы. «Ну, девочка, не подведи», — подумала она, и тут же засвистели шесть стрел.

Вздох облегчения вырвался из груди царицы. Кадмея послала стрелу в грудь мишени. Стрела Агнессы вонзилась в глаз, и это вызвало восхищение всех. Мелета так же хорошо поразила мишень.

Потом пришла очередь аконтистки. В метании копья тоже не было равных Агнессе. Правда, копье Кадмеи упало рядом с копьем Агнессы, но все видели, что богорожденная выполнила бросок грациознее и копье ее летело ровнее. И гром рукоплесканий раздался в ее честь.

Когда началось метание дисков, царица в волнении схватила руку сидящей с ней рядом полемархи. Исхена поняла ее и сказала тихо:

— Не волнуйся, Великая. Победы Агнессы не умаляют доблесть твоей дочери. Ведь ей помогают боги, а Кадмея лучшая среди смертных.

Дискоболки получили пятионтальные диски. Здесь победительницей, вышла Мелета, за ней шла Кадмея, Агнессе досталось третье место. И все же палестра рукоплескала ей. Все знали, что двенадцатилетней положено метать двухонтальный диск.

Начались состязания по токсотике. На палестру вытянули деревянных, обитых кожей коней. Кони поставлены на полудужья, они похожи на кресла–качалки. Будущие эфебки, взяв лук и стрелы, садятся на них, токсоты раскачивают снаряды. Испытуемая должна поразить мишень, качаясь на коне. Здесь снова отличилась Агнесса, а Кадмея из трех данных ей стрел в мишень послала всего одну. Атосса глянула на царицу и торжествующе улыбнулась. Лицо Годейры залила краска стыда и обиды. Она знала, что ее дочь упражнения на коне не любила.

Последнее соревнование — борьба. Девочки разделились на две группы.

Драка долго шла с переменным успехом — девочки, подбадриваемые криками с трибун, боролись яростно. Все они были в крови, в царапинах и синяках. Грязные, с всклокоченными волосами, сражались они по двое, по четверо, иногда сбивались в большую кучу, и трудно было понять, кто кого бьет. Правила не запрещали крики, но среди амазонок считалось особой доблестью драться молча, не обращая внимания на раны, удары и падения.

Наконец одна половина пересилила другую, оттеснила ее к берегу и побросала ослабленных в воду. Под крики одобрения с трибун поскакали в реку и победительницы. Кадмея, Агнесса и Мелета были в одной группе — они добились победы. Борьба закончилась плаванием в Священной реке.

Лавровый венок первой получила Агнесса. Теперь в богорожденности ее не сомневался никто, даже сама Годейра. И это наполняло ее тревожными предчувствиями.

Когда выпускницы гимнасия покинули палестру, поле представили для состязания метеков. Годейра, сославшись на головную боль, смотреть на метеков не стала. Ей хотелось утешить Кадмею.

Мелета и Кадмея были уже дома. У обеих на головах лавровые венки. Кадмея возбуждена, весела, она без умолку рассказывает о перипетиях драки. Обиды на Агнессу нет, скорее, она восхищена ею и готова преклоняться перед ее достоинствами. Мелета, наоборот, угрюма и молчалива. С тех пор, как погибла ее мать, она тяжело переживает ее потерю.

Царица не стала мешать разговорам девочек, она присела в саду на каменную скамью недалеко от них и, скрытая густыми виноградными ветками, стала прислушиваться к веселой болтовне своей дочери.

Скоро подружки убежали в дом, и Годейра осталась одна. Теперь она часто приходила на эту скамью, чтобы поразмыслить над событиями ее жизни. Все семь лет после памятной агоры Годейра ждала этого дня. Атосса хорошо знала царицу. Она действительно не смирилась. Она ждала, она готовилась в борьбе за свою власть. При этом царица понимала, что борьба будет трудной — теперь она достаточно знала хитрость и коварство Атоссы. Она и не думала, что Священная отступит, теперь их война пойдет не на жизнь, а на смерть.

«Что дали мне эти семь лет перемирия? —-думала царица. — Самым важным приобретением для меня стала, конечно, Беата». Хотя дочь Гелоны и избегала царицу, хотя их встречи были только случайны и мимолетны, однако Годейра знала все, что думает и что делает Беата. С тех пор, как она удочерила Мелету, каждое слово, сказанное в доме Беаты, известно царице. Беата не только не запрещала бывать своей приемной дочери у Кадмеи, но и поощряла их дружбу. Годейра знала, что Беата внушает Мелете мысль о невиновности Лоты. А в том, что Лота не виновна, она была уверена, так как видела ее смерть. Мелета уже знала, что Беату заставили солгать на агоре, и через девочку об этом узнала царица. Мало того, Беата готовила приемную дочь к тому, чтобы та, когда придет время, сделала все для восстановления честного имени Лоты. Значит, Беата не изменила дружбе и все время дает царице понять, что она в случае беды на ее стороне. И еще знает царица: уже несколько раз Беата тайно привозила из ссылки Фериду, чтобы та встретилась с внучкой. Несмотря на опасность этой затеи, царицу радовали посещения слепой своего дома.

Семь лет на месте полемархи Священный Совет держит Исхену, не утверждая ее в законном звании. Ясно, что копье полемархи берегут для Беаты. Если Беата станет полемархой и если она будет на стороне царицы, пусть и тайно, это значит, что в каких?то делах можно будет рассчитывать на ее мать Гелону. А это очень много. Завтра Кадмея примет сотню молодых амазонок. Царица верила, что вскорости эта сотня будет верной ей до конца. Если Беата станет полемархой, то дадут сотню и Мелете, а в том, что Мелета любит ее, Годейра не сомневалась. Да, она теперь ясно понимала, что время перемирия прошло не напрасно и пришла пора действовать.

Кого может противопоставить ей Атосса?

Конечно, богоданную Агнессу. То, что случилось сегодня, не было для царицы неожиданностью. Но девочке так мало лет, что царица пока не будет считать ее серьезной противницей. Может быть, она, как и раньше, ошибается и недооценивает Атоссу? Поживем — увидим.

Следующий день праздника выдался таким же ясным и теплым. Снова со всех сторон в город начали стекаться люди. Шли вольноотпущенные и вели с собой рабынь, тех что понадежнее и не заняты на неотложных работах. Атосса, разрешив рабыням эту вольность, надеялась убить двух зайцев. Пусть рабыни скрасят этим ярким праздником свое невыносимо тяжкое житье и пусть увидят, как сильна Фермоскира. Это, может быть, отобьет у них охоту бунтовать, и они забудут о побегах. И еще одну тайную мысль вынашивала Атосса. В решительной войне за покорение Кавказа она думала поставить под копье и рабынь.

На площади около храма стали собираться люди. Первыми пришли метеки и рабыни. Их оказалось много, гораздо больше, чем ожидали. Вольноотпущенные жили в городе мало, вся жизнь их проходила около стад, табунов и в пригородных поместьях. И многие пришли оттуда, зная, что такое вряд ли повторится когда?нибудь еще. Они бедны и ничего, кроме цветов, венков и гирлянд роз, принести не могли. Метеки ярким цветущим поясом обрамили агору, тесно прижавшись по краю площади. Выходить на середину они побоялись.

За метеками на площади появились гоплитки. Они выходили колоннами под командой своих сотенных и вставали подковой впереди вольноотпущенных. На гоплитках блестящие бронзовые шлемы, тяжелые панцири и латы, у поясов длинные мечи.

Вскоре со стороны главной улицы, идущей от речной пристани к агоре, раздались звуки флейты. Это царица Годейра вела наездниц. Под ней гнедой крутогривый жеребец для торжественных выездов. Попона обтянута цветной кожей и обита по краям золотыми пластинками. Сама царица в сверкающем на солнце серебряном шлеме, увенчанном султаном из павлиньих перьев. На плечах коричневый гиматий — плащ с оранжевыми каемками по краям. На поясе короткий меч.

За царицей идут конные отряды амазонок в бронзовых шлемах с перьями, с копьями, короткими мечами. Дробно и звонко стучат копыта по мостовой. За отрядами царицы, которые заняли половину площади справа, на агору выступили храмовые амазонки. Их отличить можно по масти лошадей — в войске царицы подбирались кони светлых мастей, у храмовых—темная масть: Их вывела кодомарха Антогора и расставила на левой части агоры.

И наконец под торжественные звуки флейт Атосса вывела к подножью храма сто шестьдесят юных амазонок. Они шли по четыре в ряд, в коротких белых хитонах, босиком, с венками цветов на голове. Стройные, сильные, загоревшие под южным солнцем. Лица серьезны и торжественны, и только блеск глаз выдавал их радость, ожидание предстоящей церемонии.

У храма Атосса сошла с коня, поднялась по широкой лестнице на возвышение под портиком. Там ждала ее Гелона с жрицами. Набросив на плечи священный пеплос и возложив на голову венец верховной жрицы, Атосса снова спустилась к подножью. Девушки к этому времени выстроились в один ряд, а за каждой из них стояла амазонка, держа в поводу коня под седлом.

— Юные дочери Фермоскиры! — голос Атоссы торжественен и звонок. — В этот благословенный час вы у алтаря великой воительницы. Я вижу вас увенчанных цветами, в белых хитонах. Это знаки вашей юности, и сегодня вы одели их в последний раз. Сейчас. вы снимете их, великая и щедрая Фермоскира подарит вам шлемы, сандалии и боевые хитоны. Родина вручит вам оружие и коня под седлом. Вы примете присягу, и отныне война будет вашим ремеслом. Отныне вы станете полноправными гражданками Фермоскиры. Пусть всегда сопутствует вам боевое счастье, и да не коснется ваших сердец тень страха и жалости к врагу. Я поздравляю вас, эфебки Фермоскиры!

И девушки, все как одна, выкинули руку вперед и крикнули: «Хайре, Священная!». Над площадью взметнулся гул одобрительных голосов, когда амазонки подошли к эфебкам, сняли с них венки и надели на головы блестящие бронзовые шлемы. Затем подбежали младшие воспитанницы гимнасия, поставили перед каждой по паре новых сандалий и помогли укрепить на икрах ног сыромятные ремешки.

Гудела площадь, играли флейты, из храма неслись звуки священного гимна Фермоскиры, исполняемого жрицами. Амазонки, передав поводья коней гимнасийкам, снова подошли к эфебкам. Началось переодевание. Расстегнуты пряжки, и белые хитоны упали на землю. Наброшены на плечи боевые, пурпурного цвета, хитоны, опоясаны бедра эфебок ремнями, на которых повешены короткие мечи, выданы копья.

Эфебки вынули мечи из ножен, каждая встала на одно колено. Атосса поднимает руку, смолкли жрицы, над площадью воцарилась тишина.

— Я, дочь Фермоскиры, клянусь, — произносит Атосса первые слава присяги, и эфебки повторяют:

— Клянусь!

— Что не наложу позора на это священное оружие и никогда не покину свою подругу в битве, где бы я ни стояла. Клянусь!

— Клянусь! — повторяют эфебки.

— Я буду сражаться за моих богов и за мой очаг и оставлю после себя мою родину не умаленной, но более могущественной и сильной. Клянусь!

— Клянусь!

— Я вместе со всеми буду разумно повиноваться всем правящим и разумно подчиняться законам, как ныне действующим, так и тем, которые будут действовать в будущем. Я не допущу нарушения их и буду сражаться за них и одна, и со всеми. Клянусь!

— Клянусь!

— Я буду чтить заветы великой воительницы и поклоняться святыням моей родины. Да будут свидетелями моей клятвы боги Арей, Афродита, великая Ипполита и границы моей Фермоскиры, пшеничные и ячменные поля, виноградники, оливки и фиги. Да будут!

— Да будут!

Закончена клятва, эфебки поднялись с колен, поцеловали мечи. Сейчас начнется заключительная часть посвящения в эфебки.

Под портиком храма уже горят огни. На специальных алтарях нагреваются бронзовые колпаки. Их искусные жрицы положат на правый сосок груди и прижгут его.

Так заведено с времен Ипполиты. Правый сосок не должен развиваться, иначе он будет мешать амазонке при стрельбе из лука. Эфебки не боятся прижигания, они приучены переносить боль, и каждая знает, что в этот момент позорно не только вскрикнуть, но и вздрогнуть.

Снова заиграли флейты, и четыре эфебки поднялись под портик, к алтарям. Жрицы привычно одной рукой обнажали девичий упругий сосок, другой доставали щипцами раскаленный колпачок и прикладывали на мгновение к груди. Потом смазывали ожог оливковым маслом с примесью особых снадобий, и с этого момента девушка становилась зфебкой. Ей оставалось принести жертву на главный алтарь богини, сесть на коня и встать в строй рядом со взрослыми амазонками того отряда, который ей указан.

Агнесса я Кадмея подошли к алтарю вместе. Увидев в руках жрицы раскаленный колпачок, Кадмея в страхе закрыла глаза. Это заметила Агнесса и презрительно улыбнулась. Когда колпачок коснулся груди Кадмеи, ужасная боль пронзила все тело, и девушка охнула. Улыбка не слетела с губ Агнессы и тогда, когда под раскаленной бронзой раздался легкий треск ее поджаренной кожи. Стоявшая недалеко Атосса одобрительно кивнула головой.

Когда обряд прижигания был окончен и все эфебки сели на коней, Атосса еще раз поздравила их и пожелала всему городу весело провести день совершеннолетия. На агору выкатили бочки с вином, вывели стадо быков.

Началось принесение жертв.

Жарко полыхают костры на жертвенных алтарях. К каждому из них подводят быка жрицы в белых одеждах. Они посыпают головы быков мукой, валят на землю, затем ловко перерезают им горло. Подставлены сосуды под раны, хлещущие кровью. И когда сосуды наполняются, жрицы поднимают их над головой и, глядя на солнце, льют на костры. Туши быков затем разделяют на крупные куски и обкладывают ими алтари. Мясо трещит, лопается, топится жир, обливая раскаленные угли. Черный удушливый дым расстилается над агорой — это означает, что боги приняли жертвы и теперь можно начинать гуляние.

Сейчас вся агора загудит звуками веселого пира.