ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

После поединка Третьена из Реймса и сакса Гаса, вызвавшего бурю эмоций обоих концов ристалища, герольд еще раз поименно перечислил всех рыцарей, поддерживающих свои стороны. И сообщил, что меле начнется полевым турниром, когда двадцать рыцарей в красных шарфах в одноразовой схватке будут биться на копьях с двадцатью рыцарями в синих шарфах. При этом герольд выполнил приказание короля, не назвав национальность той или иной стороны, чтобы не подчеркивать это лишний раз. И без герольда находится много желающих заострить национальный вопрос.

Берфруа зашевелились. Люди махали кому-то руками, подзывали. Между скамьями бегали какие-то люди, что-то собирали, о чем-то договаривались со зрителями.

— Что там происходит? — Карл, долго и с непониманием наблюдавший за движением зрителей, взмахнул перчаткой, словно опять комаров отгонял.

— Обычное дело, Ваше Величество, — пояснил Кнесслер. — Наши саксы — народ азартный. Они, по примеру римлян, делают ставки. Спорят, сколько рыцарей и с какой стороны выйдет победителем из полевого турнира.

— Ах, так? — воскликнул со смехом король, обычно предпочитающий точный расчет азарту, но сейчас либо поддавшийся настроению толпы или же решивший сыграть на этом. — Оливье, друг мой! Я хочу держать с тобой пари, что полевой турнир закончится вничью. На ристалище останется равное количество рыцарей с каждой стороны. Ставлю свою любимую деревеньку вместе с недоустроенным парком и приписанными смердами против абиссинских перьев с твоего шлема, что дело так и будет обстоять!

— Нет, Ваше Величество, — возразил граф. — Мне не хочется, чтобы вы думали, будто я излишне дорожу своими перьями, потому что привязанность к вещам мешает жить любому человеку, но я также не могу спорить на таких заведомо неприемлемых условиях. Думаю, что после схватки останется пятнадцать франков и только пять или восемь их противников. Это вполне реальный расклад сил, исходя из моего знания рыцарей вашей армии. И могу так же предсказать дальнейшее. Полевой турнир сразу даст стороне с красными шарфами преимущество, потому что значительно усилит их ударную мощь и ослабит возможности защиты противника. Что может в итоге сказаться на окончательном результате, и даже ускорит принятие решения об объявлении победителя.

С задних радов ложи раздался саркастический смешок. Король обернулся.

— Господин граф, к сожалению, не видит разницы между справедливой схваткой равных составов и битвой, в которой принимают участие различные по численности армии, — подал голос князь Бравлин, до глубин души оскорбленный прогнозом Оливье. — Мои витязи не однажды схватывались в поединках перед сражением с вашими рыцарями, не всегда они побеждали, но я не замечал существенного преимущества франков.

— Господа, — резко сказал Карл, — я предлагаю только делать ставки, а не пререкаться друг с другом и не упражняться в ясновидении тогда, когда вопрос разрешится сам собой через непродолжительное время. Ставки! Ставки! Граф, я настаиваю на своих условиях.

— Я согласен, Ваше Величество… — слегка умерил свой патриотизм Оливье, сообразив, что король играет, вызывая к себе симпатию славян и саксов.

Тем временем на ристалище герольды развели рыцарей по противоположным сторонам. Каждой паре участников была отведена воображаемая полоса, по которой противники должны были двигаться навстречу друг другу, не мешая столкновению соседних пар. Таким образом, бойцы, распустив по ветру свои вымпелы, заняли всю ширину ристалища от барьера до барьера.

Зрители на берфруа тем временем улюлюкали, кричали и свистели во всю силу легких, так, что в королевской ложе приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга. Возбуждение берфруа передалось и простым участникам меле, которые ожидали, когда им дадут возможность показать себя. Более того, общее настроение чувствовали даже лошади, то одна, то другая злобно ржали, обнажая зубы, и били копытами, готовые мчаться вперед со всей природной стремительностью и нести всадника, возможно, прямо к смерти, потому что все рыцари были вооружены боевым оружием и не настроены разойтись миром, как бы того желал король.

Главный герольд, остановившись в середине ристалища, повернулся к королевской ложе и поднял руку, показывая готовность противников и одновременно спрашивая разрешения открыть турнир. Граф Оливье, сам горя желанием побыстрее начать, нетерпеливо взмахнул жезлом. И тут же повторил его движение герольд в ристалище. Берфруа, только что шумные и клокочущие страстями, внезапно замерли так, что уже не слышно было дыхания сидящего рядом. Даже Карл, и все гости королевской ложи приподнялись со своих мест, ожидая результатов прекрасного в своей зрелищности и в то же время трагического по последствиям противостояния рыцарей.

А сами всадники, гремя кольчугами и панцирями, подбадривая криками себя и коней, стремительно набирали скорость. Столкновение произошло прямо напротив Карла, и в первый момент невозможно было разобрать, кто вылетел из седла, кто ранен или убит, кто остался победителем… Травянистая площадка ристалища, казалось, не должна была пылить, и тем не менее словно некий туман окутал самый центр.

И только спустя минуту король сел на свое место.

— Оливье, когда ты соизволишь вручить мне мои абиссинские перья? — спросил он с насмешкой, хотя по лицу видно было, что король равным результатом схватки остался недоволен. В глубине души, скрывая чувства по политическим мотивам, Карл надеялся, как и граф Оливье, на уверенную победу своих рыцарей, которых всегда любил и лелеял.

— Что я вам говорил, Ваше Величество… — спокойно сел на свое место и Бравлин. — Наши витязи не отличаются ни уступчивостью характера, ни мастерством во владении оружием. Воинское ремесло они впитывают с молоком матери и схваток за свою жизнь переживают гораздо больше, чем ваши рыцари, потому что на наши земли покушаются со всех сторон и гораздо чаще, чем на ваши.

Это прозвучало откровенным упреком в адрес франков, однако Карл сделал вид, что не расслышал. Князю не ответил и никто другой, все смотрели на ристалище, отыскивая среди оставшихся знакомых и стараясь не смотреть не тех, кто выбыл из турнира. Из каждой партии в седле усидело по пятнадцать рыцарей.

Только спустя несколько мгновений берфруа разразились продолжительным гулом. Ничейный результат схватки рыцарей в полевом турнире делал завязку всего меле еще более интригующей. Турнирные стражники в ярких одеждах, отличающих их и защищающих от участников, выносили с поля раненых и убитых. Трое рыцарей сами сумели встать на ноги и, понуря голову, отправились в ресе, как было предписано им условиями турнира.

Граф Оливье на правах маршала подал знак главному герольду, приглашая его под парапет ложи, занавешенный цветастым ковром.

— Сколько убитых? — спросил он.

— Только один. Герцог Трафальбрасс попал ему в лицо.

Оливье откинулся на скамью и неодобрительно посмотрел на бочкообразного всадника, который выехал на схватку в простых, но крепких доспехах, как у самого обыкновенного заштатного воина-нормана, а вовсе не как у вельможи, принадлежащего к королевской семье. Даже традиционный рогатый шлем Сигурда не имел пера, словно его владелец умышленно подчеркивал разницу между викингом и франкским рыцарем, зато рога его были раскрашены до половины красной краской, имитирующей стекающую кровь.

— И здесь Сигурд! — воскликнул король. — Ничего, ничего! И на него найдется управа, когда дойдет дело до схваток с цветом нашей армии… Хотя я чувствую, что он успеет попортить нам немало нервов, прежде чем все встанет на свои места.

Турнирные стражники едва успели закончить свою работу, как рыцари выстроились перед своими отрядами, составляя авангард и ударную силу, которая должна тараном проломить ряды воинов и смешать их. Тактика и у синих шарфов, и у красных была одинакова. Герольд опять поднял руку и повторил свой недавний вопросительный жест.

Граф Оливье, вздохнув, словно не сразу решившись, все же дал команду…

Полки стремительно двинулись с места. Первыми опять с громким лязгом металла о металл встретились рыцари, опередив пешее войско. Это делалось специально, чтобы рыцари не имели возможности снова разогнать коней и атаковать основную группу на скорости, что привело бы к обязательным смертельным потерям. Сами ратники, с той же целью — не позволить рыцарям взять разгон, преодолевали расстояние до противника бегом, и потому возможности рассмотреть, кто был выбит из седла и сколько рыцарей в каждой из сторон осталось, попросту не было. Карлу, однако, показалось, что на этот раз его бойцы потерпели поражение, потому что синие шарфы своим центром, в котором выделялись герцог Трафальбрасс и мощный князь Ратибор, сразу проломили сомкнутые щиты пехотинцев и сумели разорвать строгий строй, тогда как рыцари с красными шарфами быстро увязли в первых же рядах, составленных из тяжеловооруженных славян Бравлина.

Невозможно было одновременно уследить за разными участками ристалища. Столько ударов наносилось со всех сторон. Хрипели и задиристо ржали разгоряченные боевые кони, злобно били копытами и толкали корпусом людей и других лошадей. Стонали, кричали и рычали обезумевшие в пылу боя люди. Металл бился о металл с громким лязгом. Высекались искры, поднималась непроглядная пыль. Однако все в королевской ложе, в том числе и князь вагров, и саксонские эделинги, отметили, что франки-ратники прошли хорошую выучку под руководством монсеньора Бернара, который в этот раз отказался от законного места рядом с королем, предпочитая находиться с воинами-участниками и наставляя их. Несколько первых рядов проломленного каре умышленно разомкнулись, пропуская атакующих вперед, в самую гущу схватки, где конники были бы со всех сторон окружены превосходящими по численности пехотинцами. За спиной атакующих щиты должны были бы сомкнуться снова и не пропустить подмогу к окруженным. Такой ловкий ход мог бы сразу предопределить дальнейшее развитие боя. Но раздался зычный голос Трафальбрасса, и рыцари с синими шарфами именно в нужный момент жестко натянули поводья, оставив строй франков разорванным, а себе сохранив прикрытие со спины. В разорванный строй сразу же прорвались ожесточенные и отважные саксы, вооруженные легче франков или вагров, и потому более быстрые в передвижении, и наносящие великое множество ударов острыми фрамеями, мечами и скрамасаксами.

Ратники с красными шарфами справедливо полагались на свою организованность, способную смять беспорядочно атакующего противника и оттеснить его. Но замысел не удался в первую очередь благодаря усилиям Трафальбрасса и других рыцарей с синими шарфами, вошедших в ударный центр атаки, еще раз подтвердив, что ударная сила рыцарей может и исход сражения порой решить. Там, в центре, завязалась ожесточенная сеча. Уже были брошены многие копья, бесполезные в тесноте и сутолоке общей свалки. В ход пошли мечи, палицы, боевые молоты и шипованные кистени. По флангам же ситуация складывалась совершенно противоположная. Там франки щитами и копьями теснили саксов и славян, собирая их в неуправляемую кучу, где только несколько человек могли драться, а остальные вынуждены были дожидаться своей очереди. В первые минуты организованность дала ощутимое преимущество красным шарфам именно на флангах, но расчет Бернара не оправдался только потому, что сейчас в ристалище оказалось равное количество воинов и франкам не хватало ширины обхвата. Они пытались оттеснить синих от флангов к центру, однако Сигурд вовремя вспомнил, что он не просто один из рыцарей меле, а еще и командует своим отрядом. Герцог обернулся и сразу же, как истинный полководец оценив ситуацию правильно, развернул коня, предоставив своим соратникам глубже проламывать ряды щитоносцев, а сам в два скачка оказался на фланге и дал громкую команду. Синие среагировали немедленно, растянув свой строй еще более широко, чем это могли сделать красные: последние вынуждены были держать щиты прижатыми друг к другу, иначе терялся сам принцип и целесообразность каре. Сигурд же, отвесив здесь с десяток полновесных ударов, через какое-то мгновение оказался уже на противоположном фланге, повторив команду. Таким образом, его управление не только выровняло положение, но и дало возможность синим атаковать сбоку и нанести в первые же минуты такой атаки существенный урон красным.

— А Сигурд, при всей подлости характера, прекрасный полководец, — со свойственной ему справедливостью сказал Карл. — И не отметить это было бы большим грехом.

— Остается только сожалеть, Ваше Величество, — отве-тил Аббио, — что боги совершили ошибку при распределении талантов.

— Говоря по большому счету, — вступил в разговор и Алкуин, который следил за турниром не слишком внимательно, потому что не был сторонником кровавых зрелищ вообще и для собственного развлечения желающий пофилософствовать, — чем больший негодяй этот Сигурд, тем больше ему должно быть дано талантов. На эту тему мы недавно беседовали с вами, и я рассматриваю личность датского герцога лишь, как один из возможных вариантов проявления Божественной воли при формировании человека. Очевидно, промысел Божий предполагает некое использование Сигурдом именно этих, о которых вы говорите, индивидуальных качеств натуры. И если эти качества используются не по назначению, Бог лишает человека возможности жить. Сигурду при его злобе дан талант полководца. Если бы он им не воспользовался, а стал бы придворным танцором при своем кузене Готфриде, провидение наслало бы на герцога какую-нибудь болезнь, отнимающую у человека ноги или нечто подобное. А Сигурд с блеском использует то, что у него есть, следовательно и дальше будет выполнять эту миссию, неся зло в наказание за чьи-то прегрешения. Но мы ведь не знаем, о чем думает Бог, когда посылает полки одного правителя на захват территорий другого. Добро и зло с разных сторон выглядит по-разному. И не бывает абсолютного зла или абсолютного добра.

— Таким образом, — засмеялся Оливье, — господин аббат пытается уверить нас, что Сигурд является орудием Господа Бога и делает правое дело, совершая очередную подлость, точно так же, как вчера брат Феофан совершал благое дело, испытывая на прочность дубинки саксов собственным лбом. Должен заметить, что талант Феофана заботит меня гораздо меньше таланта Сигурда. Хотя я был бы рад, обладай Сигурд и другим талантом досточтимого брата и выкатись сегодня на меле абсолютно пьяным. Он все предыдущие дни непробудно пьянствовал, однако это не помешало ему сегодня выйти в ристалище…

— В какой-то мере, несмотря на всю абсурдность этого утверждения, вы правы. Но нам следует подумать и о том, что самому Сигурду не дано знать, когда иссякнет запас его Божественной энергии. В один прекрасный момент вдруг появится человек, который его превзойдет. А Феофан однажды может встретить такую дубинку, которая просто расколет его лоб. И это тоже будет волей Божьей… Дело в том, что каждый человек должен выполнить поставленную перед ним Промыслом задачу. Когда он ее выполнит, он станет отработанным материалом и перестанет быть нужным. Вот тогда и закатится его звезда, как она закатилась бы, не желай он волю Промысла выполнять. Так случается всегда…

— Воля Божья во всем, с этим я согласен полностью, — сказал Оливье, не поворачиваясь, потому что его захватило зрелище. — Вот только знать бы, как ею пользоваться в своих интересах… Я имею в виду интересы нашего короля и королевства…

— Только одним способом — выполняя эту волю и не зарывая в землю свои таланты…

— Ох, и тяжело же приходится нашим! — прервал Оливье беседу на высокие темы. — Им необходимо развернуться и опять составить каре. — Что же они медлят… — Граф в возбуждении даже постучал кулаком по перилам парапета.

— Милый мой, — невозмутимо напомнил король, — ты — маршал нынешнего турнира, и потому должен быть беспристрастным. У меня в душе тоже, возможно, клокочут страсти. Но этого никто не видит. Советую и тебе держать себя соответствующим образом.

— Простите, Ваше Величество, — склонил голову горячий граф.

Красным шарфам в самом деле приходилось нелегко. Синие рассеялись полукольцом с острым шипом посредине, а прорванная в центре линия не позволяла красным перестроить ряды так, чтобы оказаться защищенными со всех сторон. Более того, прорыв все углублялся, и в него, как в горлышко бутылки, втекали все новые и новые участники сражения. Создалась реальная угроза, что синие шарфы разрежут на две части строй франков — герцог Трафальбрасс вернулся в центр сам и усиленно размахивал мечом, нанося сокрушительные удары во все стороны. Так же решительно расчищал дорогу идущим за ним ратникам и князь Ратибор. Такой мощный тандем уже грозил красным неприятностями.

Но опять сказался воинский опыт франков и их способность к дисциплинированному поведению в самых сложных ситуациях, то есть сработало то, что называют выучкой. Когда противники излишне увлеклись прорывом, вдруг прозвучала громкая команда, и часть щитоносцев, оставив на время фланги открытыми, ринулась в быструю атаку с двух сторон, стремясь соединиться в центре. При всей ярости дерущихся саксов и славян, франкам атака удалась. И моментально к центру стали стягиваться остальные, образуя новое каре. Более того, внутри этого каре оказались запертыми и изолированными от своих четверо рыцарей синих во главе с Сигурдом и Ратибором и десяток простых ратников. Им всем пришлось бы туго, не успей герцог вовремя среагировать. Но он отдал команду как раз тогда, когда строй каре грозил сомкнуться полностью. И моментально началась атака на авангардную сторону франков, имеющую численный перевес, однако испытывающую трудности при бое на две стороны. И опять эта атака разорвала передовую линию. Но на сей раз франки не повторили первой ошибки, и сразу за упавшими под ударами воинами их места, выставив вперед сомкнутые щиты, заняли другие.

Тем временем много работы досталось турнирным стражникам. Они сновали по ристалищу парами, выносили окровавленных или оглушенных ударами бойцов в ресе, расположенные по противоположным углам площадки. Интенсивность боевых действий была такова, что вскоре в ресе собралось только чуть меньше половины всех участников, остальные же продолжали турнир с прежним усердием. Но теперь, когда отчаянная первоначальная схватка завершилась повторным построением каре, накал страстей слегка улегся. По крайней мере среди обладателей красных шарфов. Их сомкнутый ряд, выдерживая неорганизованные наскоки и удары противника, начал медленно двигаться вне-, ред, оттесняя синих к противоположному барьеру. У саксов, которых в отряде синих было большинство, отсутствовало умение вести такой спланированный бой. Пытались своими щитами сдержать франков славяне-вагры, но их оказалось слишком мало, и задержка длилась всего несколько минут, и обернулась тем, что славян просто окружили, лишив возможности составить с саксами единый строй.

Сам Сигурд, Ратибор и один из рыцарей Бравлина усиленно прореживали ряды франков, но с противоположного фланга семеро оставшихся в седлах рыцарей с красными шарфами делали то же самое среди саксов. И все же преимущество красных постепенно стало проявляться более явно. У большинства саксов доспехи оказались слишком легкими, чтобы выдерживать тяжелые удары длинных мечей. И с каждой минутой это преимущество возрастало.

Трафальбрасс волчьим нюхом почувствовал приближение конца. Он на минуту вышел из схватки, осмотрел ристалище и понял, что главная угроза — на противоположном фланге. Франкские рыцари просто сминали сакские ряды и, таким образом, грозились разорвать общую группу на две, что было бы уже само по себе равнозначно скорому поражению, потому что у пеших франков уже образовалось численное преимущество. И воспользоваться им, чтобы окружить малые группы, было не сложно.

— Туда! — дико рявкнул Сигурд и мечом показал направление.

И оставшаяся троица рыцарей синей стороны проломилась сквозь ряды пеших франков к семерке красных. Франкские рыцари не ожидали этого и, атакованные сбоку, вынуждены были отступить от общей схватки на чистое пространство, сразу же потеряв одного из своих товарищей. И все же их осталось шестеро против троих.

Сигурд устроил со своим первым соперником отчаянную рубку, в которой никто не хотел отступить даже для совершения выгодного маневра. И даже лошади бойцов пытались бить передними копытами друг друга. На помощь франку подоспел второй рыцарь, и этим вынудил дана защищаться. Противник рыцаря-вагра оказался чрезвычайно вертким и непредсказуемым в схватке. После обмена несколькими ударами он сумел спрятаться за круп коня так, что вагр сам чуть не вылетел из седла от инерции вложенной в меч силы, и тогда франк нанес ему, выпрямляющемуся с опозданием, удар по шлему. Теперь у аварца Ратибора оказалось четыре соперника, но один из них, уронив расколотый щит, с трудом защищался только мечом. Аварца выручал конь, почти постоянно поднятый на дыбы. Сам же Ратибор использовал преимущество роста и длину своего меча и наносил удары с дистанции, доставая противников и не давая им достать себя, и сразу менял позицию, нанося удар с другой стороны второму. Быстрота, с которой он это делал, заставила короля смотреть на схватку, не отрываясь.

— Оливье… Оливье… — шептал Карл. — Только один рыцарь в мире умел так биться, только один… Посмотри, что он вытворяет. Наши рыцари просто не успевают за его мечом. Ни один из четверых не успевает.

— Боюсь, Ваше Величество, расстроить вас, и лишить последней надежды, — Оливье тоже смотрел туда же с не меньшим вниманием, — но я видел Хроутланда во многих сражениях. Даже он не умел так драться… Смотрите, он между делом успевает и нашим пехотинцам по паре ударов отвешивать. Что у него за меч? Он же просто рассекает мечи простых пехотинцев, Ваше Величество! Смотрите!

— Это «харлуг»… — сказал Бравлин. — Славянский булат…

А Салах ад-Харум молча постучал рукой по рукоятке своего булатного меча, подтверждая правоту слов князя вагров, но взгляда от схватки не оторвал.

Аварец в самом деле так виртуозно управлял конем, что не давал противной стороне составить строй. И при этом несколько раз выручал пеших воинов с синими шарфами, в критическую минуту оказываясь рядом и нанося удары пешим франкам. Меч аварца разбивал щит и ломал или разрубал меч пехотинца, если тот щит уже бросил. И ни один доспех не мог выдержать удара этого меча.

— После удара Сигурда, я видел, воины встают, — сказал князь Бравлин, — после удара Ратибора их выносят. На один удар Сигурда приходится два удара Ратибора. Если искать самого полезного воина в полку синих, я назвал бы именно его, а отнюдь не герцога.

— Не могу не согласиться с таким мнением, — сказал король, не отрывая горящего взгляда от ристалища. — Он великолепен!

Тем временем Сигурд умудрился нетрадиционным прямым ударом меча проломить забрало и выбить из седла одного из своих соперников, однако второй, более легкий и от природы и более быстрый, сильно теснил его, не давая развернуть коня, чтобы занять удобную позицию. Оба рыцаря оказались опять в самой гуще дерущихся, и это мешало им маневрировать. И в конце концов пешие воины просто отделили рыцарей друг от друга, таким образом, оба переключились на простых ратников, методично нанося удар за ударом во все стороны.

А Ратибор продолжал схватку, заставляя за счет быстроты и резкости ударов отступать четверых противников. Умело маневрируя, он не позволял им окружить себя со всех сторон, к чему франки стремились. Но однажды это им все же удалось, и аварцу пришлось бы туго, но внезапно, оказавшийся за спиной рыцарь-франк, вместо нанесения удара, в самом начале атаки выронил меч и стал медленно падать, хотя и старался удержаться за луку седла.

— Что с ним случилось? — спросил король, не обладающий особой остротой зрения.

— Там, в стороне, — пальцем показал Бравлин, — стоит славянский пращник, друг и спаситель нашего эделинга

Аббио. Он уже дважды попадал камнем рыцарю в шлем_ Вот… Попал и в третий… — добавил князь, заметив, что франка качнуло в противоположную сторону, и он совсем вывалился из седла.

Ратибор, как его все называли, оставшись теперь только против трех воинов, воодушевился и мощным круговым движением своего гораздо более длинного, чем у противников, меча словно пространство вокруг себя очистил. После этого его сильный конь сделал большой скачок, и меч рыцаря с такой силой обрушился на прикрывший голову щит франка, что тот раскололся в щепки, а самому воину достался, хотя и смягченный, удар по плечу. Его товарищи, уже привыкшие к тому, что аварец наносит удары попеременно всем, ждали, что он атакует их, а Ратибор снова ударил первого, теперь просто разрубив панцирь и свалив противника наземь. Не дав себе даже секундной передышки, он так же стремительно двинул коня на двух оставшихся рыцарей. Но среди саксов произошло движение, и между рыцарями прошла человеческая река. Франки все же разрезали строй саксов сразу на три группы. Это, стало понятно всем, явственно обозначилось начало полного конца. А скоро два отчаянно дравшихся рыцаря синих и с ними около двадцати бойцов в синих шарфах были попросту прижаты к барьеру со всех сторон. У франков на конях осталось три рыцаря, но более сорока пеших воинов.

Король, наблюдая схватку очень внимательно, как показалось Оливье, больше беспокоился не за своих соотечественников, а за аварца. И когда конечный итог уже не вызывал сомнений, Карл сказал:

— Что же ты думаешь, маршал, пора прекращать бой! К чему лишние жертвы…

Граф Оливье махнул жезлом, давая отмашку внимательному главному герольду. Главный герольд в свою очередь сказал что-то своему помощнику, и тот протрубил в рог сигнал окончания схватки.

Победитель определился…