АМАГА

Шатер с алым верхом, украшенный золотом и мехами, стоял на лужайке недалеко от реки. Был тихий летний вечер. И только кони, стреноженные, мирно паслись всюду. Отряд Амаги, утомленный беспримерным броском из Годейра в Неаполь, измученный битвой и, наконец, отступлением, спал мертвецким сном. Только часовые ходили вокруг лагеря. Сарматки оказались выносливее своих соплеменников. И в первую смену Амага назначила их. Сириск, не менее других утомленный переходом, спал на ковре. Он и Диаф пытались дождаться царицу, но так и заснули не раздеваясь.

Амага вошла в шатер. Следом вошли Мирина и Киркера. Все трое переглянулись. Чуть заметная улыбка коснулась уст Амаги. Царица жестом указала на Диафа. Девушки разбудили его, и вскоре в шатре остались только Амага и Сириск. Царица присела на колени напротив. И долго сидела так, глядя в лицо юноши. Наконец она взяла его за руку. Сириск открыл глаза.

— Прежде чем спать, не хочешь ли искупаться, друг мой? — сказала Амага.

Она сняла шлем, и золото ее львиной гривы рассыпалось по плечам, притушило блеск панциря. Сириск встал, и они не спеша вышли из шатра. Мирина и Киркера в полном вооружении стояли у входа. Едва заметный жест и телохранительницы удалились в соседний шатер. Только тихие воды реки и алый воздух заката, и глаза Амаги заполнили все вокруг. Сириск не мог оторвать глаз от царицы. А она вела его за руку, ни слова не говоря.

Песчаная отмель. Рядом лужайка, покрытая мелкой, зеленой травой. И широкая река медленно несет свои тихие воды.

— А что, Сириск, не видел ты, как купаются царицы? — тихо с улыбкой спросила Амага.

— Нет, — как завороженный ответил он.

— Смотри же, тебе можно! — Она усадила юношу на пригорок, а сама пошла к песчаной отмели.

Солнце уже почти зашло за горизонт, но его алый, все заполняющий свет разлился повсюду. Аромат летних трав и предвечерней свежести пьянил, и Сириск увидел то, чего не видел никто и никогда. Амага подняла обе руки вверх, точно приветствуя солнце. Щелкнули застежки. Золотой панцирь упал на песок. Она сняла меч, вынула из ножен, отпустила двумя пальцами рукоятку. Меч воткнулся в песок. Алый, короткий хитон точно вспыхнул и вместе с поясом у мал к ногам. И не стало гордой царицы. Богимя любви Афродита, слегка колыхнув полной, красивой грудью, беззащитная и прекрасная, позвала его к себе. И тут же растворилась в пурпурных брызгах. Она плыла, и Сириск не мог догнать ее, так сильны были ее движения. Точно сама наяда вселилась в эту женщину. Она оглядывалась, и улыбка и смех слетали с ее губ.

— Ты же дитя моря! Или не сможешь догнать?

И вдруг она снизила силу гребков. И он догнал ее, поплыл рядом. И рука его касалась то гибкой спины, то трепещущего бедра, то тяжелой и горячей груди женщины.

Но вот они коснулись ногами песка. На той стороне реки было пустынно. Они не спеша вышли на берег, поросший травой и летними цветами. Он хотел сказать что-то, но она приложила пальчик к губам.

— Не спугни Киприду, Сириск, — прошептала она. — Ты чувствуешь, как крылья ее обдувают нас ветром эфира? Не думай ни о чем…

Они лежали на ложе в шатре. Амага медленно наливала розовый элей в ладошку, и умащивала тело Сириска, как если бы он был прекрасным цветком.

— Я подумал, царица… Завтра мы будем в Годейре… И я не думаю, чтобы тайна наша…

Амага сдержанно засмеялась.

— Это смешно?

— Неужели ты думаешь, Сириск, я надеюсь пережить завтра? — непонятный, гибельный восторг осветил всю ее изнутри.

— И ты идешь на это?

— Вся моя жизнь, Сириск, с того дня, как я стала женой этого чудовища, не стоит и мгновения этой ночи, этого дня, этой реки, этого утра. И еще… Мидоссак все знает.

— Откуда он может знать?!

— Тут были люди Сострата, — тихо сказала царица.

— Понятно, — тихо откликнулся Сириск.

— Давай помолчим, — прошептала она. С нежностью Амага умыла лицо Сириска элеем и уже после этого сказала:

— Он и послал меня в Неаполь, чтобы я там погибла. Да и можно ли было с двумя сотнями воинов на что-то рассчитывать? Да еще после изнурительного ночного перехода верхом?

— И все же ты убила Агара…

— Это чудо и везение… и Агнесса.

— Ты знаешь, — лицо Сириска омрачилось, — Агар погиб, когда в душе его уже не было зла.

— За что и люблю тебя, душа моя! Ты в жизни такой, как я в душе. Значит, ты и Агара смог обратить в свою веру? И вот еще что, друг мой, тебе надо немедленно уходить. Прошу тебя! Я знаю все о тебе. Знаю о Гелике. Знаю от Агнессы. И я далека от мысли, чтобы что-то здесь изменить.

Она села рядом на ложе и устремила на юношу теплый взгляд.

— Что же ты предлагаешь мне? — тихо ответил он. — Бежать в ближайшие кусты и наблюдать, как тебя растерзают? Нет, царица, я пойду с тобой до конца. Я ведь не царь, а простой смертный.

Первые лучи солнца блеснули в оконце шатра. Лагерь просыпался.