ХЕЛЕНА
Незаметно пролетела ночь. Весь день Сириск писал, и мальчик нетерпеливо поглядывал на него. Но Сириск не отвлекался. Хотелось закончить мысль, хотелось успеть. Теперь он не знал, кому же, кроме Евфрона, судьба даст прочитать эту работу. И будет ли он жив… Но какая-то непонятная уверенность говорила, что да, он будет жить. И сделает то, что должен сделать.
«…И многие, не знавшие скифов, считали их дикими, страшными и кровожадными. Но война показала — они такие же, как и мы. У них такие же голубые, серые и карие глаза. Так же, как у нас, греков, светлые или темные волосы. Они также мужественно воевали в этой войне. И еще… я узнал от одного юного скифа, сына царя, что воюют они за право свободной торговли с греками. Они сами хотят торговать своим хлебом. Без нашей „помощи“. И они считают, что мы их так грабим. Их цель — захватить наш город, дабы торговать самим. На мои же слова о том, что же мешает им построить свой, скифский город-порт, мальчик не знал, что ответить. Врожденная честь и жажда правды у этого скифа оказались сильнее. Это говорит о том, что вместо войны греки могли бы договориться со скифами. Царь Агар пролил первую кровь. Жаль, что херсонеситы не поняли, за что воюют скифы. Не предложили через послов мир. Ведь побережье Тавриды столь велико, что места хватило бы всем».
Ночь прошла в ожидании. Как не старались, но ни Сириск, ни Скилур заснуть не смогли. Утром они услышали знакомый голос Хрисанфа. Это была смена караула. День прошел в томительном ожидании. Приближался вечер…
— Скорее бы, — Скилур в нетерпении метался по пещере.
— Сядь, успокойся, — тихо сказал Сириск. — Стража может заподозрить.
И тут они услышали грохот колесницы. Но было что-то новое в звуке колес. Неожиданно дверь со скрежетом отворилась, и вошел Сострат.
— Ну, — сказал он властно, — написал?
— Еще не все… я должен закончить, — ответил Сириск.
Скилур не выдержал напряжения и тяжело вздохнул.
— Это еще что? — Сострат подошел к мальчику.
Он внимательно долгим взглядом смерил Скилура.
— Если еще пару дней не будет послов Агара, мы сбросим тебя со скалы. — Сострат мрачно улыбнулся. — Так что не вздыхай, волчонок! Твои муки вскоре могут закончиться.
Глаза Сириска встретились с глазами Скилура. «Молчи…» — сказали глаза.
«Молчу», — ответили глаза мальчика.
— То же касается и тебя, Сириск! — Сострат перевел взгляд на грека. — Если завтра к утру не будет признания, то на скалу пойдете вместе.
И Сострат стремительно, как всегда, вышел из темницы. Дверь закрылась, и Сириск заметил, что Хрисанф нетерпеливо топчется вокруг Сострата.
— Не слишком ли ты заботлив, Хрисанф? — Сострат долгим испытывающим взглядом посмотрел на стражника.
— Слава Евфрону! — выкрикнул в ответ Хрисанф;
— Слава! — ответил Сострат. И его колесница с грохотом исчезла за поворотом дороги, среди кипарисов и миндальных деревьев.
…Невыносимо долго тянется время. Вот и розовые отблески зари на своде темницы померкли. Стало темно, а с темнотой пришел и холод.
— Не приедут, — прошептал наконец Скилур. — Видно Сострат испугал их.
— Не торопись. — Сириск сидел в углу и, казалось, был так же спокоен, как этот воздух — темный, беззвучный, непроницаемый.
Колесница подъехала тихо.
— Папия! — по голосу было слышно, что Хрисанф ждал гетеру с нетерпением.
— Тихо, Хрисанф. — Голос Папии был глуховат, ее было еле слышно. — Хорошие дела делаются в тишине, не правда ли, Хрисанф?
— О да! А вина ты захватила?
— И вина, и жареную курочку. Ты мой спаситель! Если бы не твоя помощь с колесом, я бы опоздала к Сострату. А это, сам знаешь, очень опасно.
— О плохом ни слова, Папия. Он был тут, змей подколодный!
— Тихо, Хрисанф! — голос гетеры стал еще тише. — Ты знаешь, по городу всюду забирают людей, одно лишнее слово и…
— Знаю, знаю, чаровница ты моя сладкая! — голос Хрисанфа стал еле слышен.
Изредка раздавался сдержанный смех Папии и голос Хрисанфа. И тут Сириск услышал шорох. Это была Хелена.
— Скорее! — Она просунула сквозь решетку нож. Сириск не без труда перерезал особым узлом завязанную веревку. Тяжелый засов они открыли вместе. Сириск порывисто обнял Хелену. Скилур нетерпеливо теребил его за плечо.
— Ну же, ну же, скорее!
— Хелена… ты, — Сириск повторял эти слова, а она целовала ему руки и, вся дрожа, прижималась изо всех сил.
— Они же убьют вас, Хелена. — Сириск посмотрел ей прямо в глаза.
Девушка прижала ладонь к его губам.
— Что-нибудь придумаем, — шепнула она. — Бегите вниз, там лодка. Когда переплывете бухту, увидите маслину. У дерева привязаны кони. Там ждет вас Диаф. Беги, Сириск!
— Хелена… Хелена… — только и вымолвил он.
Они кинулись в темноту, и Сириск услышал: «Не забывай».
…Сильный ветер поднял волну. Лодка была небольшая. Волны били ее о камни, и все же беглецы смогли отплыть от берега. В кромешной темноте, среди волн, они гребли изо всех сил. И сердца их стучали одно и то же: «Спасены, спасены, спасены…».
Ветер все усиливался. И волна кидала их все выше, а когда лодка проваливалась в бездну, не было видно ни берега, ни горизонта — только черные, холодные волны… Они гребли, выбиваясь из сил. И порой казалось, что гребут они в открытое море. Небо затянуло тучами, и огоньки Херсонеса появлялись все реже. Наконец они совсем исчезли в штормовом мареве.
— Я не могу больше! — Скилур отпустил весло, упал на дно лодки.
Сириск тоже перестал грести и только направлял лодку против волны.
— Послушай, Скилур, — он не стал кричать на юношу, это было бесполезно. — Этот ветер, что дует с юга — африк.
— Так что же? — мальчик совсем выбился из сил и, тяжело дыша, лежал на дне лодки.
— Африк может унести нас в открытое море. И тогда мы погибнем, — терпеливо объяснял Сириск. — Волна усиливается. Вспомни, ты же сам говорил мне, что ты воин. А разве воин не сражается до конца? Но африк может и спасти нас — главное не проскочить мыс. Мы должны просто грести к берегу, а ветер донесет нас. Ну же, воин, бери весло! Сейчас это твой меч. А волны — твои враги.
Скилур встал, взял весло, и они снова начали грести изо всех сил.
— И раз! И раз! И раз!.. — шептал Сириск.
И лодка пошла. Ветер все усиливался. В какой-то момент тучи на горизонте просветлели. И Сириск понял, где они. Именно это светлая полоска на горизонте и спасла их.
— Скилур, посмотри, видишь этот огонек? Если доплывем туда — мы спасены. Ну же, воин, поднажми!
Мальчик, не говоря ни слова, греб и греб, и огонек на горизонте становился все ближе. Когда лодку ударило о камни, они оба засмеялись. И треск ее не напугал, а только обрадовал их. Еще немного, и огромная волна бросила лодку на широкий, песчаный берег. Беглецов захлестнуло волной, и, не сговариваясь, они прыгнули в пучину.
Но это было еще не спасение. Обратным ходом волна захватила их и потянула назад, оглушая грохотом воды, шуршанием морской гальки, воем ветра и шумом прибоя.
Сириск, выросший среди этих волн, легко всплыл на гребень и, улучив момент, изо всех сил подгребая новой волне, вытолкнул себя на берег.
Но Скилур — он едва мог плавать. И Сириск не сразу понял это. А когда понял, было уже поздно — мальчика отнесло, и он уже барахтался вне зоны прибоя.
— Скилур! — крикнул Сириск что было силы. Но в ответ услышал лишь шум волн и увидел едва заметную в темноте голову юноши. Она то исчезала, то вновь появлялась над волной. И его все дальше и дальше тянуло в море и относило в сторону. Туда, где ревел шторм. И море, точно горная река, несло юношу вдоль берега.
Не раздумывая, Сириск сбросил остатки одежды и ринулся прямо в волну. Его ударило, перевернуло, но разгон, взятый им по песку, сделал свое. Он пронырнул первую волну и уже плыл, плыл туда, где мелькала голова Скилура. Где отягощенный скифской одеждой, мальчик тонул, влекомый морской пучиной. Неопытный, с каждой новой волной, он глотал воду, и казалось, что ничто уже не может его спасти.
Вот когда пригодились Сириску уроки, что давал ему отец, заставляя плавать каждое утро на клере. Он, точно рыба, довольно быстро доплыл до Скилура, подхватил его сзади за волосы и, не обращая внимания на крики мальчика, быстро потянул его к берегу. И не отпускал его до тех пор, пока оба не упали на песок. И не было сил ни целовать эту землю, ни вымолвить слова.
Долго они так лежали. Наконец, Сириск услышал топот. Приглушенный топот копыт. Всадник появился из-за косогора. Он их еще не видел и следовал вдоль морского прибоя. Сириск поднялся на ноги.
— О, боги! — услышали они издалека.
Вскоре всадник был уже рядом.
— О, богиня Дева! О, Посейдон! И ты, Зевс-громовержец! Благодарю вас!
Это был Диаф. Он соскочил с коня, и кинулся в объятия Сириска.
— Диаф! — Сириск смотрел на него, и не было слов, чтобы высказать все, что рвалось наружу. — Как ты смог?! Где взял лошадь? Как ты ускользнул из города?
— О, господин! Я уже потерял надежду… Идемте к костру.
И тут Диаф увидел мальчика. Скилур встал и подошел ближе.
— Это Скилур, сын Агара. — Сириск не успел закончить фразу. Диаф рухнул на колени и склонил голову.
— О, великий Папай! О, богиня Аппи! Благодарю вас за спасение нашего царевича.
Он подполз на коленях к Скилуру.
— Встань! — Скилур гордо поднял голову. — Ты скиф? Как попал ты в Херсонес?
— Это мой раб, — сказал Сириск. — Но и мой друг.
Диаф встал на ноги и обратился к Сириску.
— Я все знаю, господин, — Диаф кивнул в сторону мальчика, — Были послы от царя Агара. Они обещали огромный выкуп за царевича.
— Откуда ты столько знаешь? — спросил Сириск.
— Евфрон использовал меня как толмача. И я думаю, что нам надо скорее уносить отсюда ноги. Думаю, Евфрон уже спохватился.
Они подошли к старой маслине. Еще пара коней была привязана к дереву. Несмотря на то, что было холодно, и с моря дул промозглый ветер, Сириск велел затушить костер. Вскоре три всадника уже растворились в кромешной тьме ночи. Чуть позже взошла луна. И это было очень кстати: тропа шла через лес, и ветви деревьев сильно затрудняли движение. Когда последние огоньки Херсонеса исчезли за густой стеной леса, всадники перешли на шаг. Скилур, окрыленный свободой, вырвался чуть вперед. Диаф подъехал к Сириску и, кивнув в сторону мальчика, сказал:
— Нам надо его беречь, господин. На этом коне едут пять талантов серебра. Таков выкуп, обещанный Агаром за своего сына.
— Он дороже стоит, — сказал Сириск серьезно. — Он умен и честен, и он — будущий царь Скифии…
— Ты все мечтаешь о мире со скифами?
Диаф сказал это спокойно, но Сириск заметил едва скрытую усмешку.
— Это не смешно, Диаф. Или тебе не жаль скифской и греческой крови?
— Эх, господин, что может зависеть от нас, простых смертных?
— Я не господин тебе, Диаф, — тихо сказал Сириск. — И ты это прекрасно знаешь. И ты не можешь не понимать, что именно сейчас от нас многое зависит. Скилур еще мальчик. Но именно в эти годы складывается душа человека. По мне он будет судить о всех греках. По тебе он будет судить о многих скифах. А ведь он будущий царь, не забывай об этом. Как знать, может быть, именно нам суждено остановить этот бесконечный поток крови, горя и слез…
— Неужели ты всерьез думаешь, хозяин, что три человека — Сириск, Диаф и Скилур — могут что-то изменить?! А остальные? Все только и бредят о подвигах, о войне. Нам не изменить людей…
Мальчик ехал впереди и, казалось, не слышал их беседы. Он замедлил ход коня и вскоре очутился рядом.
— Даже один человек может сделать многое, — сказал он неожиданно. — Разве ты, Диаф, не подвиг совершил, спасая нас? Я этого никогда не забуду.
Оба мужчины от неожиданности замолчали. Столь трезвая мысль в устах этого юноши, почти мальчика, поразила обоих.
Дальше все ехали молча. Тропа шла через густой лес, и, казалось, опасность подстерегала за каждым кустом. Кони тихо ржали и жались друг к другу.
— Где же ты взял деньги на лошадей? — только сейчас Сириску пришел в голову этот вопрос.
— Хелена и Папия купили этих скакунов. — Диаф похлопал ладонью по шее своего гнедого. — Гераклид купил все остальное. Труднее всего было достать оружие. В городе каждый меч и каждая стрела на учете.
— Вы так рисковали…
— Когда твой отец дал мне деньги, и мы купили все, что нужно, я спросил Гераклида: «А что же будет с тобой, когда все откроется?», и он ответил: «Я уже не молод, Диаф. Если ты спасешь моего единственного сына, то чего же мне еще бояться?»
Снова наступило молчание.
— А что люди? — спросил неожиданно Сириск. — Никто не ропщет?
— А что они могут, хозяин? — откликнулся Диаф. — У Евфрона фаланга, вся молодежь за него. Евфрон — победитель скифов. Каждый, кто пикнет — рискует головой. От страха разбежались все по усадьбам и клерам. Все дрожат и думают только об одном: «Лишь бы меня не тронули».
— Вот оно! — Сириск с тоской оглянулся в сторону Херсонеса. — Вот пророчество Тимона. Он писал мне об этом.
— Раненый Евфрон втройне опасен, — сказал Диаф. — Думаю, он постарается выбить из Тимона как можно больше имен.
— Как, Тимон жив?! — Сириск не смог скрыть радости.
— Жив. И, говорят, не назвал ни одного имени. Но долго ли он так протянет? Я сам видел его. На нем нет живого места!
Всадники спустились к оврагу, заросшему мелким лесом и кустарником. Ветер налетал злыми порывами. И наконец небо разразилось дождем. Ехать стало очень трудно. Шкуры, что служили им седлами, размокли. Холод и ветер становились невыносимыми.
— Тут поблизости есть клер и усадьба. — Диаф подъехал к Сириску ближе. Он с опаской поглядывал на мальчика. Измученный морем, дождем и холодом, Скилур явно выбился из сил.
— А ты знаешь, чья она? — Сириск тоже промок до нитки, голос его охрип.
— Нет, господин, не знаю. Но ты же посол, тебя любой узнает и приютит.
— Именно, Диаф, узнают! Это клер Сострата.
— Они могут и не знать, что случилось три дня назад, тут такая глушь…
— Что ж, рискнем.
Всадники поднялись из оврага на равнину.
Усадьба Героида, отца Сострата, как ласточкино гнездо, примостилась в излучине реки. Сад и виноградники раскинулись повсюду. Большой дом со сторожевой башней возвышался на холме. Речка текла полукольцом вокруг дома. И сейчас, разлившаяся от дождя, она с шумом несла свои воды в сторону моря.
Уже у дома беглецы заметили человека. Он спешно что-то рыл мотыгой у реки. Подбежали еще четверо человек в черных овчинных плащах, накинутых на плечи. И люди стали работать еще быстрее. Они пытались отвести поток, который уже начал заливать первые ступеньки входа в дом. Увлеченные работой, из-за дождя и темноты, люди в плащах все еще не видели путников. И только собачий лай заставил их обернуться. Они тут же бросились за каменную ограду. Несколько огромных собак окружили всадников. Лошади сбились в кучу. Собаки, захлебываясь рычанием и лаем, насели со всех сторон. Сириск увидел пять стрел, направленных на них. Еще мгновение — и кричать было бы поздно.
— Я Сириск, сын Гераклида! — громко выкрикнул он в сторону каменной ограды.
— Тогда слезайте с коней! — услышали в ответ грубый голос.
Беглецы спешились.
— Сириск, иди сюда. Остальные пусть останутся, — скомандовал все тот же голос.
Сириск пошел к стене, что было не просто. Псы норовили схватить его, хотя хозяин что-то крикнул, и они умерили свой лай.
— А! И верно, это Сириск, — услышал грек тот же голос. — Ты, верно, меня не знаешь, я управляющий Сострата. А вот я помню тебя: ты был послом к Амаге, верно?
«Слава богам, он еще ничего не знает!» — мысль эта успокоила.
— Как тебя зовут, хозяин? — Сириск протянул руку.
— Нур, — был ответ. — Заходи к нам, гостем будешь.
Все пятеро отпустили луки. Сириск кивнул им в ответ на приветствие.
— Это мои сыновья… Они помогают мне управляться с этими свиньями, — Нур кивнул в сторону рабов.
Грязные и оборванные, они закидывали глиной и камнями то место, где пробилась вода. Вскоре их работа была закончена, и мутные потоки потекли по канаве в сторону сада и огородов.
— Ты хороший хозяин, Нур. — Сириск кивнул в сторону каналов.
— Это твои слуги? — управляющий указал на Диафа и Скилура.
— Это мои друзья. Мы идем к скифам как послы.
— О! О чем с ними еще можно говорить? Их добивать надо, пока не поздно! Пока они не очухались. Я знаю только один язык, который они понимают. — Нур указал на меч на своем поясе и засмеялся. А сыновья его громко загалдели в знак согласия.
— Это точно, — высказался за всех старший брат.
Нур снял плащ, накинул его на плечи Сириску, и они вдвоем пошли к усадьбе. Сириск кивком позвал за собой своих спутников.
