ПОСОЛЬСТВО

— Наконец-то, Крит! — Мама Аристо кинулась к сыну и обняла его порывисто и жадно, но Крит мягко отстранил ее.

— Мама, я уже взрослый…

Не в первый раз вот так, по-детски, Крит отталкивал мать, и Сириск с осуждением молча покачал головой.

— Здравствуй, брат! — Крит подошел, и они обнялись.

— Не часто же тебя увидишь дома! — Сириск сказал это с явным осуждением.

— Ты же знаешь, брат, я теперь эномотарх, какой ни на есть, а все же начальник. И забот хватает, не только с ополченцами.

— Что будет с пленными? Ты их охраняешь?

— Я, — был ответ. — Охраняем их по сменам.

— Кто будет судить?

— Ты меня спрашиваешь? Простого воина? Ты — посол Херсонеса в стан Амаги!

— Не дури, Крит, — Сириск посуровел, — что будет с ними? Ты не хуже меня знаешь, что было бы со мной, откажись я…

— Да, уж, — Крит нахмурился. — Думаю, им несдобровать. В мирное время, может быть, и отпустили, а теперь…

— И ты согласен с Евфроном?

— Абсолютно! — Крит смело, уже не как младший брат, посмотрел в глаза Сириска. — Когда плод готовят в дело, его чистят, брат. А очистки выбрасывают! Так же мы выбросим и их!

— Ты что, не понимаешь, что демократия вернется и тогда… — Сириск уже с жалостью устремил взор на брата, — тебе несдобровать, а уж Евфрон…

— Не вернется, брат, ее нет уже нигде. Посмотри вокруг: Пантикапей, Феодосия, Гераклея — кругом тираны и цари. Я уже не говорю о варварах. Они вообще природой созданы для тирании, унижения и рабства. Значит, такова воля богов! И знаешь, брат, не мне, простому смертному воину, объяснять это послу Евфрона. Если бы Евфрон…

— Евфрон! Неужели мы, родные братья, не можем даже дома поговорить открыто, Крит! Ты же мой младший брат и должен меня во всем слушать.

— Прикажешь мне бросить ополчение и заняться тираноубийством? На радость скифам?

Они замолчали.

— Ну, хватит, сыны! — Гераклид подошел, надеясь разрядить обстановку. — Аристо! Кария! Килико! Кормите воинов!

Но и за трапезой разговор не клеился, напряжение не проходило. Женщины молчали, видя, как все натянуто, точно струна.

— А ты, отец, лучше побудь дома… пока… — Крит сурово взглянул на отца. — А еще лучше, отправляйся с Сириском на судне, завтра… возможно в городе будут суды над врагами народа. Тогда несдобровать и тебе. Ведь ты в Совете голосовал против Евфрона…

— Так что же, мы уже рабы все стали? — Гераклид вспыхнул, как бывало.

— Рабы, не рабы, отец, а жизнь твоя в опасности. Спасайся. Я не хотел говорить вам… да и не могу… но другого выхода не вижу.

Крит встал, поблагодарил за еду.

— Спасибо, мама. — Он с тоской осмотрел всех. Казалось, он что-то знает, но не может сказать. Уже у двери Сириск обнял брата.

— Не знаю, свидимся ли?

— Не знаю. — Крит что-то явно не договаривал. Он изменился, не было уже той лихости, что отличала его в последнее время. И недавняя напускная жесткость сменилась смятением. И тут Сириск обратил внимание — он стал огромным, вырос буквально на глазах за этот год, а глаза остались все те же, детские. И панцирь был уже явно мал: он был застегнут уже на последние дырочки, и стеснял движения. И шея и грудь были сверху обнажены. И тут Сириск вспомнил видение.

— Послушай, брат, возьми мой панцирь… послу он ни к чему, а тебе пригодится.

— Ну что ты… — Крит был явно растроган. — Это подарок Агасикла и Евфрона. Его знает весь город. А подарки не дарят, как ты знаешь! Спасибо. И будь осторожен на судне и там, у Амаги. И бойся писаря…

Они обнялись, и Крит вышел — он пошел, почти побежал по улочке, и Сириск смотрел ему вслед так, будто уже никогда не увидит его живым. Но ничего невозможно было изменить. Мать, поняв все без слов, бросилась на грудь сыну, и он долго еще утешал ее. И Гераклид, отец, все ходил вокруг, бессильно опустив руки.

А город кипел весь из конца в конец. В порту стучали топоры и звенели пилы. Это строили два новых военных корабля. Тут же шел ремонт «Парфения». «Калос» и еще три триеры уже были готовы и мирно покачивались в гавани.

В крепости творилось что-то невероятное: часть стены, что примыкала вплотную к морю и уходила на несколько локтей в воду, спешно разрушалась. Здесь же, используя камни от разобранной части стены, сооружались непонятные строения, нечто вроде второй стены, но почему-то внутри города, а не снаружи.

Но и снаружи тоже спешно строилась еще одна стена. Все работали с большим усердием — и мастера, и рабы, и метеки. Все знали — скифы идут. И если не устоит город — всем конец.

Сириск вошел в здание булевтерия. Чтобы попасть к Евфрону, надо было миновать двух воинов в полном вооружении. Точно мумии, они несли в себе такую угрозу, что Сириск невольно остановился перед ними и передал через служителя весть о своем приходе.

Ждал он недолго — его ввели к Евфрону. За огромным столом, заваленным свитками, сидел Евфрон. Он встал, пошел навстречу.

— Отправляйся немедленно, Сириск. — Это был приказ, и тон был соответствующий. — Бумаг никаких я тебе не даю. Людей тоже — только гребцы на корабле и пять человек охраны. Каждый воин на счету. На словах передашь — Евфрон, сын Агасикла, правитель Херсонеса, шлет благодарность и любовь Амаге, царице сарматов, и выражает почтение Мидоссаку, царю и мужу ее. И просит оказать помощь в борьбе против скифов, которые чинят всякие беды херсонеситам и сеют зло и неправды на таврической земле. Евфрон обещает Амаге помощь в любом деле, а также отправит ей три торговых судна пшеницы в качестве дара не позднее двух недель после ответа Амаги. Это все. Судно готово. Припасы и подарки Амаге уже на «Парфении». Да помогут тебе боги, Сириск!

Евфрон привлек к себе Сириска, обнял.

— Ну все! Прощай!

— До встречи, Евфрон. — Сириск задержался…

— Что?

— Объясни, зачем ты разбираешь стены у моря? Они же пройдут по воде, далее — по песчаному пляжу и выйдут прямо в порт, к нам в тыл.

— Эх, Сириск, и чему тебя только учил Еврилох! Ты уже все забыл! Впрочем, я не буду раскрывать тебе свой замысел — увидишь, если вернешься. А если попадешь в плен к скифам — лучше тебе не знать. Ну, в путь, мне некогда.

— Евфрон, пожалей пленных. — Сириск даже отпрянул, увидев, как сверкнули глаза Евфрона от этих слов.

— Иди… — Это было сказано так, что Сириск, ни слова не говоря, вышел из булевтерия. Весь путь домой, а затем к судну стояли перед ним эти ледяные, все прожигающие глаза Евфрона.

На «Парфении» его уже с нетерпением ждали. Сириск и Диаф взошли по сходням на судно, и сразу же кибернет дал команду к отплытию. Гребцы, сначала слегка, а затем все сильнее, налегли на весла. Четыре воина охраны были Сириску не знакомы — видимо, это были гераклейцы.

— Здравствуй, Сириск.

Эти слова заставили его обернуться. Из каюты кибернета вышел заспанный Сострат.

— Сострат?! — Сириск явно огорчился… и не смог скрыть этого.

Сириск промолчал. Кибернет указал Сириску и Диафу (Диаф был одет как господин) их места внутри судна.

Вскоре парус был поднят. Он надулся с легким хлопком. Корабль, слегка накренившись, пошел на северо-восток, туда, откуда борей вскоре принесет холодные ветры. Но сегодня ветер был попутный. Сириск бросил прощальный взор на город. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы отметить, как окрепли стены. Все проломы были тщательно заделаны, зубцы и башни укреплены. А в гавани, прямо напротив разобранного отрезка стены, в море, в ста шагах от берега появилось странное сооружение, напоминавшее одиноко торчащую башню с большим столбом в центре.

— Что это, господин? — Диаф удивился не менее Сириска.

— Не знаю, Диаф. — Сириск, не отрываясь, следил, как рабочие подвозили на лодках толстый канат и пытались зафиксировать его на площадке у столба. Но от волн он срывался и падал в море. Его заводили вновь и вновь. Что было дальше, они уже не увидели: корабль зашел за мыс, и город скрылся из виду.