Часть 4
ГРЕХИ ПРОШЛОГО

Хиллер не помнил своей матери, да и облик отца, облачённого в серые одежды, оставался в памяти размытым и смутным. Он с трудом вспоминал детство: безрадостное, лишённое игр, в постоянных молитвах, постах и послушании – ведь в стенах монастыря Цестерианцев положено вести себя чинно, в соответствии с уставом монашеского ордена.

Единственное яркое воспоминание о детстве, когда Хиллеру едва исполнилось три года, было путешествие с матерью по реке в большой город. Маленький Хиллер впервые покинул стены замка, и всё ему было внове – ведь он не видел ничего, кроме прачечной матери и кухни. Проплывающие мимо селения, лодки, пасущиеся на берегу животные – всё вызывало в малыше живой интерес.

Хиллер стоял на коленях перед распятием в своей маленькой келье. Он снова пытался вспомнить образ матери, но безуспешно: мать находилась далеко, голос её казался шёпотом. Неожиданно Хиллер встрепенулся – память сыграла с ним злую шутку, подарив неожиданное видение, то единственное, что его мозг мог извлечь из своих потаённых тайников. Это были руки матери – тёплые и большие. Она гладила ими Хиллера по голове. Что мать говорила при этом, Хиллер не вспомнил, как ни старался, но ему показалось, что она называет его совершенно другим именем.

Он опять начал молиться об упокоении души своей матери и отца. Хиллер знал, что его родитель был незаурядной личностью и пользовался покровительством и доверием самого епископа Ломбардии. Пять лет назад, когда юноше исполнилось тринадцать и его впервые причастили как взрослого мужчину, настоятель Бранд открыл мальчику правду его рождения.

Хиллер узнал, что его отец был борцом с ведьмами, еретиками и нечистой силой, наводнившими Ломбардию, Бургундию и германские курфюрства. И тогда ещё, будучи мальчиком, он поклялся стать таким же, как его отец – борцом с силами тьмы.

Но у настоятеля Бранда были другие планы на подрастающего Хиллера. Почти сразу же по прибытии его в монастырь проницательный настоятель заметил, что мальчик обладает редкими способностями. Он отнёс их на счёт отца, ведь тот после смерти особенно почитался в Ломбардийском королевстве.

Мальчик обладал даром внушения, в чём не раз убеждался настоятель Бранд. Хиллер, в силу своего нежного возраста, не подозревал о своих редчайших способностях. Впервые они открылись ему в пятнадцать лет при весьма печальных обстоятельствах. Он случайно застал двух братьев за непростительным грехом в стенах монастыря – они предавались плотским утехам. Юный Хиллер, возмущённый и оскорблённый их поведением, в праведном гневе произнёс пламенную речь, в которой призвал недостойных братьев покаяться и во всём признаться настоятелю Бранду. Когда же братья-прелюбодеи подчинились юному монаху и буквально ворвались в покои настоятеля, упав тому в ноги и поведав о своём тяжком грехе, отец Бранд понял, кто силой своего слова заставил их раскаяться. Юноша был удивлён открывшимися способностями, о которых он и не подозревал.

Настоятель Бранд выслушал прелюбодеев и велел им носить власяницы в течение трёх лет, выполнять самые тяжёлые работы в монастыре и никогда не сидеть за одним столом с другими братьями за трапезой. Монахи смиренно выслушали приговор настоятеля и беспрекословно подчинились.

Настоятель Бранд понял: настал момент, когда Хиллер должен быть посвящён в тайну ордена. Он призвал юношу в свою келью.

– Сын мой! – начал настоятель издалека. – Я всегда ценил тебя за праведное поведение. Все эти годы, пока ты находился в монастыре, я с радостью осознавал – наш орден обрёл верного и поистине преданного человека, обладающего уникальными способностями. Готов ли ты, сын мой, использовать свои способности на благо ордена?

– Да, настоятель, – Хиллер поклонился.

– Хорошо! Я ожидал услышать от тебя именно такой ответ. Так вот, все знают, что орден цестерианцев несёт слово Божье, призывая чтить Бога нашего Иисуса Христа, вести праведный аскетичный образ жизни, подавлять соблазны, дабы не попасть под влияние плотской греховности. Но, увы, проповеди прихожанам в нашем монастыре да в других обителях не дают должного результата. Мир охватила похоть, желание плотских утех, стремления к богатству. Люди забыли Бога в погоне за земными удовольствиями. И никто не задумывается, что мы здесь, на земле, всего лишь странники, а истинная наша жизнь на Небесах. Так вот, сын мой, буду краток! Ты как человек, наделённый способностями внушения, несомненно, полученные от своего незабвенного отца, должен сослужить службу нашему ордену: вернуть заблудшие души людей в лоно святой церкви. Ни для кого не секрет – всё более множатся еретические учения. Инквизиция и доминиканцы уже не справляются с армией еретиков, предавая их святому аутодафе. Да, очистительный огонь – это прекрасно! Но еретиков становится всё больше с каждым днём, а аутодафе – бессильным! Мы не можем предать огню всё человечество! И что тогда? Так вот, чтобы этого не случилось, наш орден готовит проповедников и направляет и в те места, где наиболее сильны еретические учения. По моим сведениям, ересь вальденсов охватила почти всю Тюрингию. Я намереваюсь отправить тебя в Мюльхаузен или Гёслар. Твоя подготовка займёт три года.

Настоятель Бранд умолк, внимательно глядя на юного Хиллера. Когда настоятель закончил свою речь, юноша с жаром заверил:

– Настоятель, я сделаю всё, что в моих силах. Клянусь верно служить ордену! И вернуть в лоно святой церкви как можно больше заблудших душ.

И вот три года прошли, словно один день. Хиллер готовился принять сан настоятеля храма Святой Каталины в Мюльхаузене. Последний раз он стоял на коленях перед распятием в своей келье, молясь о душах матери, отца и всего человечества.

Настоятель Хиллер Боргофорте прибыл в Мюльхаузен холодным ноябрьским утром. Погода стояла хмурая, моросил назойливый дождь, ветер пронизывал его скромные одеяния насквозь.

Он и его помощник, клирик Арнандо, спешились около ратуши. Стражники, стоявшие около её ворот, с недоумением взглянули на странных монахов – в Мюльхаузене уже забыли, как выглядели «братья».

– Моё почтение, – произнёс Хиллер. – Я – Хиллер Боргофорте, новый настоятель церкви Святой Каталины, только что прибыл в город со своим помощником. Окажите мне услугу, почтенные горожане, проводите к месту моего назначения. Я совсем не знаю Мюльхаузен и боюсь заблудиться.

Стражники переглянулись. Один из них нехотя позвал:

– Миллер, иди сюда.

Появился щуплый мальчишка, по всей видимости, прислуживавший в ратуше на посылках.

– Отведи настоятеля, – он небрежно кивнул в сторону Хиллера и Арнандо, – в церковь.

Миллер застегнул стеганую куртку и поглубже натянул вязаную шапку на уши.

– Идёмте, господа, – вымолвил он писклявым девчачьим голоском.

Пройдя центральную торговую площадь, где располагалась ратуша магистратуры города, миновав ещё несколько узких переулочков, компания добралась до церкви.

То, что предстало перед взором новоиспечённого настоятеля, повергло его впечатлительную натуру в смятение: ворота церкви были заколочены, деревянная ограда почти развалилась, от побелки на стенах здания ничего не осталось.

Но это лишь внешняя сторона вопроса. Мальчишка мгновенно ретировался и скрылся в обратном направлении, из этого настоятель сделал печальный вывод – вальденсы всюду, и ему придётся нелегко. Что ж, он был готов к суровым испытаниям.

Хиллер с помощью клирика отодрал доски от ворот, обеспечив проход во внутренний двор церкви, заросший травой и полынью. Местами сухостой доставал цестерианцам до пояса. Они с трудом пробрались через двор к церковной двери. Хиллер внимательно её осмотрел в надежде найти замок. Но неожиданно понял, что дверь не заперта. Настоятель легонько толкнул её, старые ржавые петли заскрипели, издав истошный звук, дверь приоткрылась. Далее молодым священнослужителям пришлось несколько поднатужиться, чтобы распахнуть её настежь и войти. Дверь разбухла от сырости и вовсе не хотела слушаться нового хозяина.

Внутри церкви Святой Каталины царила разруха и запустение: стены облезли, от алтаря осталось лишь мраморное возвышение, кафедра для проповедей покосилась на один бок, готовая окончательно упасть в любой момент. Распятие Христа было снято с алтаря и брошено на пол с потрескавшейся плиткой.

– Господи, прости их, ибо они не ведали, что творили, – с чувством произнёс Хиллер и поднял распятие, когда-то вылитое из меди, а ныне позеленевшее и выщербленное. Хиллер прижал распятие к груди:

– Клянусь, стоя здесь рядом с алтарём церкви Святой Каталины, что вскоре он превратится в храм! А все мюльхаузенские вальденсы в верных католиков!

Клирик перекрестился:

– Истину говорите, настоятель, так и будет!

Святую Каталину начали восстанавливать собственными силами – помощи ждать было неоткуда. Отец Бранд дал Хиллеру небольшие подъёмные и в напутствие сказал:

– Сын мой, служи Господу верно и самозабвенно, ибо на Небесах воздастся по делам твоим. Эти скромные серебряные скудо помогут тебе и Арнандо на первое время. Но помни: твоя опора – прихожане, именно они должны своими щедрыми пожертвованиями даровать жизнь приходу. Не будет прихожан – не будет прихода. Стало быть, ты не справишься с поставленной задачей. А она весьма сложна!

Засучив рукава, с помощью ржавого серпа и мотыги из подсобного помещения церкви, настоятель и клирик избавились от многолетнего сухостоя во дворе. Затем они начисто вымели хлам и мусор всё теми же пучками сухостоя, превращёнными в подобие мётел.

Хиллер и Арнандо отправились на рыночную площадь, чтобы купить самое необходимое для жизни. Горожане встретили их недоверчиво и подозрительно.

– Монахи, вы откуда к нам пожаловали? – бесцеремонно спросил торговец домашней утварью, к лавке которого они подошли.

– Издалека, – уклончиво ответил Хиллер. – Я – настоятель церкви Святой Каталины, Хиллер Боргофорте. А это – мой клирик.

Торговец ухмыльнулся:

– Настоятель… Ну-ну…

– Почему вы так недоверчивы к нам? – спросил Арнандо.

– Да потому, что некогда нас уже посетили двое монахов. А затем на окраине города запылал костёр, в котором сгорели невинные люди! Так-то вот! – торговец явно распалился.

Хиллер прекрасно понимал, о каких монахах говорит торговец.

– Мы не доминиканцы, сударь, – Хиллер старался говорить как можно спокойнее и доброжелательнее. – Мы из ордена цестерианцев и не одобряем аутодафе.

– Что ж, и то хорошо, – кивнул торговец. – Вы хотели приобрести что-то для повседневного быта? – уточнил он.

– О да! – подтвердил настоятель.

– Тогда прошу вас, выбирайте. У меня есть всё необходимое.

Покупок получилось слишком много. Торговец расчувствовался от проявленной щедрости покупателей и выделил им тележку, дабы доставить новый скарб до церкви.

Время шло, серебряные скудо настоятеля постепенно таяли. Но в церковь никто из горожан не заходил, даже несмотря на то, что её восстановленные ворота были распахнуты настежь. Вальденсы предпочитали обходить её стороной.

Настоятель пребывал в отчаянье, ему было стыдно от собственного бессилия. Тогда он решился отправиться к бургомистру и, проявив всё своё обаяние и дар убеждения, просить помощи.

В один из холодных зимних дней полуголодный настоятель Хиллер направился к дому бургомистра. Достигнув ворот, он обратился к стоявшему стражнику:

– Могу ли я видеть господина бургомистра?

– Он в ратуше, на собрании магистрата.

Настоятель кивнул в знак благодарности:

– Сохрани тебя Господь! – и отправился на центральную площадь Мюльхаузена.

Хиллер подошёл к ратуше в тот момент, когда почтенные отцы города уже покинули её и стояли пёстрой толпой, с жаром обсуждая между собой насущные проблемы.

У настоятеля «засосало под ложечкой», но делать нечего, просьба о помощи – единственный выход. Он без труда определил в толпе бургомистра – самого важного, самого толстого и разодетого по последней моде Тюрингии в тёмно-зелёный бархатный плащ, подбитый лисьим мехом, пышный берет из такого же материала и высокие сапоги.

– Господин бургомистр! – обратился настоятель к важному чиновнику, не узнавая собственного голоса.

Тот резко повернулся, удивлённо воззрившись на Хиллера.

– Монах?! – воскликнул почтенный отец города, холодея от воспоминаний, связанных с событиями многолетней давности.

– Я – новый настоятель церкви Святой Каталины. Вот мои бумаги, – Хиллер с поклоном протянул их.

Бургомистр развернул их, проявляя явный интерес, члены магистратуры также окружили своего патрона, пытаясь заглянуть в документы.

– Так, вы из ордена цестерианцев! – бургомистр был явно удовлетворён этим открытием. – Что ж, приступайте к своим обязанностям, настоятель, – миролюбиво заявил бургомистр и протянул Хиллеру документы. – Одно могу сказать: придётся вам нелегко! Уж поверьте!

– Господь не искал лёгких путей, что и нам завещал делать, – смиренно ответил Хиллер.

Отцы Мюльхаузена несколько растерялись – молодой неопытный настоятель, а такой почтительный.

– По вопросу «нелёгких путей» я и хотел побеспокоить вас, господин бургомистр, – Хиллер поклонился.

Бургомистр окончательно опешил и ответил на поклон кивком головы, утопая подбородком в пышном лисьем меховом воротнике.

– Что я могу для вас сделать?

Хиллер, понимая, что в городе вальденсов просить многое нельзя и опасно, также смиренно вымолвил:

– Оказать помощь, хотя бы самую малую, в восстановлении церкви. Она, увы, в плачевном состоянии. Когда я вошёл в неё, то первое, что обнаружил, это брошенное и осквернённое распятие на полу. Да и всё в подобном виде: и алтарь, и кафедра, и мои покои, и подсобные помещения, чаша для крещения отсутствует вовсе.

– Да, возможно… – неопределённо протянул бургомистр, вспоминая, как горожане громили церковь Святой Каталины после отъезда отца Конрада и Иоанна. Вместо устрашения и уничтожения ереси у инквизиторов получилось обратное – всепоглощающая ненависть к католической вере, повлёкшая за собой разграбление церкви и усиление учения вальденсов. Сам же бургомистр был католиком и часто молился дома перед распятием, но религиозные взгляды хранил при себе – слишком много среди членов магистратуры вальденсов, и он не хотел осложнений.

– Пришлите мне список того, что требуется для церкви. Я же подумаю, как вам помочь, – подытожил бургомистр.

Через несколько дней, когда Хиллер и его помощник окончательно замёрзли и оголодали в своих покоях, если их таковыми вообще можно назвать, появился посыльный. Он окинул взглядом убогое жилище настоятеля и произнёс:

– Господин Хиллер, велено вам передать! – и протянул кожаный мешочек, из которого со звоном выпало несколько монет и письмо.

Хиллер тут же развернул пергамент:

– Благослови тебя Господь, господин бургомистр, – прошептал Хиллер.

Вскоре начались работы по восстановлению Святой Каталины. Любопытные горожане, привыкшие, что церковь много лет бездействовала, постепенно начали проявлять интерес, заглядывая на раздававшийся скрежет пил, удары молотков и тяжёлого долота, отёсывавшего камни.

Всякий раз, когда горожанин или горожанка появлялись в церковных воротах, настоятель подходил и пытался завязать задушевную беседу и, как правило, ему это удавалось. Итогом бесед с жителями Мюльхаузена стали многочисленные корзины со снедью, появлявшиеся по утрам около входа в церковь. Хиллер ликовал: он подобрал ключики к сердцам горожан, нащупал ту струну, на которой можно играть с выгодой как для себя, так и для дела, ради которого он сюда прибыл.

С первыми лучами весны Святая Каталина обрела второе рождение: ворота, изгородь, двор, стены, пол – всё было ухожено, приведено в порядок и восстановлено. Внутри церкви появилась кафедра для проповедей, перед которой стояли длинные скамьи из свежевыструганных досок. Но главное – алтарь, он обрёл подобающий вид, что приводило настоятеля в неописуемый восторг.

Бургомистр лично позаботился об алтаре. Он заказал в мастерских Бёблингема новое отлитое из серебра распятие, многочисленные подсвечники, небольшие статуи Девы Марии и Святой Каталины, давшей своё имя церкви. Безусловно, всё это обошлось ему недёшево, но бургомистр прекрасно знал, что делает: его целью было заручиться поддержкой церкви. Затем же стать не просто бургомистром Мюльхаузена, а главой союза свободных городов Тюрингии, таких, как торговый Гёслар, Ротенбург и Франкенхаузен.

Летом в церкви Святой Каталины появились первые прихожане. К середине лета их стало гораздо больше, а в августе церковь посещала вся прилегающая округа. Настоятель Хиллер был красноречив на проповедях, умело выдавливая слезу умиления из своих новообретённых прихожан. Прихожане же, обретая душевный покой и веру в вечный рай, охотно исповедовались молодому настоятелю и делали пожертвования, сначала скромные, но затем всё более щедрые.

Наконец у Хиллера появилось время, и он, оставив храм на попечение Арнандо, отправился в селение Фирфайх.