Герман сидел в харчевне «Рыжий лис», наслаждаясь здешним ячменным пивом. Он пребывал в прекрасном настроении. Ещё бы – на ярмарке в Мюльхаузене он продал двух быков, причём отличных, и цену за них получил соответствующую. Что и говорить, есть за что выпить.

Основную часть денег он спрятал в мешочек и повесил его на шею, под рубахой, подальше от чужих глаз. Несколько монет оставил в напоясном кошеле, до дома путь предстоял неблизкий, пришлось остановиться в корчме.

Время в корчме за кружкой пива и жареными колбасками пролетело незаметно. Многие возвращались домой с той же ярмарки, что и Герман. Дела обстояли у всех по-разному – кто-то был доволен, а кто-то – нет. По виду Германа сразу можно было сказать: торговля прошла удачно. Человек пьёт хорошее пиво, отлично закусывает, стало быть, денежки есть.

Герман допил последнюю кружку пива, расплатился и встал из-за стола, немного пошатываясь. День близился к вечеру, надо было торопиться домой, с такой ношей на шее лучше не припоздняться.

Герман вышел из душной корчмы. Погода стояла прекрасная, его обдало приятным ветерком, немного согнав пивной хмель. От корчмы отъезжала повозка, как раз в нужном Герману направлении. Любезный торговец предложил подвезти, заодно и дорогу скоротать – вместе веселее и безопасней. Герман не обратил внимания на то, что его попутчик-торговец был скорее похож на бывшего стражника или солдата в доме – уж больно подтянутый, глаза бегают, руки ловкие. Торговцы так быстро ничего не делают, они по натуре своей люди обстоятельные, привыкшие считать деньги и заключать сделки. Стало быть, торопливость и проворность в руках им ни к чему.

Герман сел в повозку. Он представил себе жену, высохшую и ворчливую, вечно всем недовольную – домой сразу расхотелось, но дети… Куда уж от них деваться?.. У Германа их было трое…

Торговец завёл разговор:

– Да, как молодой фрайграф получил власть, сразу спокойно стало на дорогах. Ни одного разбойника теперь не встретишь, даже если специально будешь искать. Поговаривают, что и сам он промышлял по молодости лет. А теперь вот – фрайшефен. Судит он строго, пощады от него не жди. А может, так и лучше, что сам промышлял. Знает, как с этим народом бороться. Вон зимой объявилась банда разбойников, грабили торговых людей, а несговорчивых, яростно защищавших своё добро, убивали. Прятались они в Волчьей лощине, что у Ведьминого болота. Место тихое, надёжное, ни один нормальный человек не пойдёт туда по доброй воле. И что же: фрайшефен послал своих людей, и вскоре головы разбойников выставили всем на обозрение на близлежащем перекрёстке в назидание тем, кто желал бы сорвать денег.

Герман, молча, внимал речам торговца.

– Тебе куда, добрый человек? Я еду прямо, мне ещё мили две.

Герман огляделся. Вот она – кленовая роща, за ней – родное селение Фирфайх. Он слез с повозки, поблагодарил торговца и пошёл прямиком через рощицу.

Конечно, можно было дать обходной крюк по полю, по открытой местности, но не хотелось тратить время, тем более что при новом фрайшефене с разбойниками покончено.

Солнце клонилось к закату. Смеркалось…

Герман почувствовал: за ним кто-то идёт. Он оглянулся: прямо на него в отблесках заходящего солнца двигался зверь, подобный волку, но на двух лапах, как человек.

«Вервольф…» – мелькнуло в голове у Германа. Это было последним, о чём он успел подумать. Зверь накинулся на него и впился в горло.

Весть о том, что между Брауншвайгом и Мюльхаузеном бродит вервольф, моментально облетела всю округу. Дошла новость и до Эрика. Он как фрайшефен был обязан разобраться, да и случай необычный. Никогда в этих местах вервольфы на людей не нападали, если вообще водились.

Эрик собрал фем из шефенов близлежащего Гёслара, заседавших ещё с его отцом, и приказал привезти тело Германа в Брюгенвальд. Доставил его сам староста Фирфайха, недалеко от дома которого и произошло нападение. Фрайшефен решил осмотреть тело Германа лично. Эрик подошёл к телеге и приоткрыл край рогожи, скрывавшей растерзанный труп. Его обдало запахом разложения; не подавая вида, превозмогая отвращение, он всё же продолжил осмотр.

– Господин фрайграф, вот смотрите – грудь вся разворочена, горло перегрызено. Вот следы ногтей. Рядом с телом нашли следы крупного волка, они прервались за речкой, переходя в человеческие. Нет сомнения, что это вервольф, – отчитывался староста перед Эриком.

– Говоришь ты, староста, толково… Так-то оно так… Вроде, всё сходится… А вервольфы не всегда нападают в полнолуние?

Староста не знал, что ответить: получается, когда хотят, тогда и нападают. Поверья утверждают, что в полную луну, но в данном случае луна только родилась на небе, и ночью висел лишь молодой месяц.

Эрик подумал: «Этот мюльхаузенский вервольф довольно странный, нападает не в полную луну. А может, это вовсе не вервольф?» И продолжил осмотр. Он заметил, что растерзанный Герман что-то крепко сжимал в руке. Эрик разжал пальцы – это был клок волчьей шерсти.

– Староста, что ты знаешь об убитом? – задал вопрос один из шефенов, помощников Эрика.

– Герман был справным хозяином. Оброк и десятину платил всегда в полном объёме. Жена его… Да, вот как бывает… – протянул староста. – Детей осталось трое… Да и жена несчастного сказывала, якобы возвращался он с ярмарки, что в Мюльхаузене. Двух быков ездил продавать.

– Если он ехал с ярмарки, значит, быков продал. Стало быть, должны быть деньги, – продолжил шефен.

– Да, господин шефен, должны быть. Но их нет, – староста испугался: вдруг его обвинят в том, что он завладел деньгами покойного?

– Осмотрите внимательно ещё раз, – приказал фрайшефен.

Осмотр не дал ничего.

– Возникает вопрос, зачем вервольфу деньги? Или ты, староста, их прибрал к рукам? – предположил фрайшефен.

От таких слов староста побледнел и упал на колени перед фемом.

– Не губите меня, достопочтенные шефены! Клянусь Богом, не брал я денег! Не было при нём ничего! Верой и правдой служу – вот уже двадцать лет как староста! Разве мог я на такое пойти, чтобы у вдовы деньги украсть!

Фем посовещался и фрайшефен вынес решение:

– Объявляю решение фема: «Староста денег Германа не брал и может быть свободен. На Германа действительно напал вервольф». Приказываю быть бдительными, ночью и вечером ходить по несколько человек, если вынуждают обстоятельства, и по возможности с оружием. Хватать всех подозрительных и доставлять в Брюгенвальд. Староста Фирфайха должен довести решение фема до селян.

Эрик поднялся из-за дубового стола. Все поняли: фем закончен, решение принято, можно расходиться до следующего заседания.

Эрику надоело терзать себя догадками в деле с мюльхаузенским вервольфом, и он решил отправиться на охоту, тем более что в последнее время в округе развелось много волков, которые резали домашнюю скотину и даже нападали на людей. Он приказал Хагену приготовить лошадь, собак и егерей. Егеря первыми отправились в лес и, трубя в рог, спугнули небольшую стаю из трёх молодых хищников.

Егеря и загонщики ждали фрайграфа, обложив волков в ложбине, и окружив со всех сторон флажками, а для верности и маалосскими догами в железных доспехах. Фон Брюгенвальд появился как нельзя вовремя. Он взял арбалет, вставил стрелу, прицелился, метко сразив цель. Молодой волк упал, истекая кровью. Эрик почувствовал странное возбуждение, словно он убил человека, а не зверя.

Затем он перезарядил арбалет стрелой и прицелился в молодую волчицу. Волчица, будто понимая, что стрела предназначена именно для неё, заметалась по ложбине и вопреки здравому смыслу рванула прямо через флажки. В этот момент Эрик прицелился и выстрелил, стрела перебила лапу, волчица взвилась от боли, испустив леденящий душу вой, и хромая убежала прочь. За ней рванул один из догов, но вскоре вернулся, поскуливая, лёг на землю и примолк. Загонщики были крайне удивлены поведением собаки.

Третьего волка подстрелил Хаген. Эрик спешился, нашёл волчью лапу в траве, красной от крови, и положил в охотничью сумку как трофей. Хаген протрубил отбой, и вся компания отправилась обратно в замок.

Смеркалось… Эрик и Хаген добрались до Брюгенвальда. Настроение было приподнятым, охотничий азарт ещё не прошёл.

Настало время ужина. Слуга методично подавал на стол и менял блюда. Умиротворённый Эрик пил вино. Неожиданно он вспомнил про жену:

– А где же сиятельная графиня, почему не вышла к столу?

– Госпожа не покидала своих покоев с утра, – ответил слуга.

«Странно… На Анну это не похоже. Неужели она в объятиях любовника рассчитывала, что я ещё на охоте?» – подумал фрайграф и решил убедиться в своей правоте. Он встал, решительно направившись в спальню жены; приоткрыл дверь – в помещении было темно, окна, завешанные плотной драпировкой, не пропускали свет, с кровати послышались стоны.

«Точно, с любовником… Попались!» – злорадствовал фрайграф. Он снял горящий факел со стены и огляделся – коридор был пуст, а затем вошёл в спальню. На огромной кровати под шёлковым одеялом лежала графиня. Эрик приблизился крадучись и резко сорвал с неё одеяло…

То, что увидел фрайграф, привело его сначала в замешательство, затем он ощутил леденящий душу страх…

Обессиленная графиня в полуобморочном состоянии лежала на ложе, пыталась зажать левую руку ночной сорочкой, набухшей от крови. Она тихо стонала и истекала кровью. Первая мысль, которая пришла в голову Эрику: Анну зарезали. Тогда почему никто ничего не видел и не слышал?..

Фрайграф осмотрел рану, перепачкавшись кровью. Он обнаружил, что у графини отрублена левая кисть руки. Анна не реагировала на присутствие мужа, медленно умирая от потери крови.

Страшная догадка осенила Эрика, он выбежал из спальни за охотничьей сумкой. По пути в гостиную, где она была оставлена, фрайграф наткнулся на Хагена.

– Что с вами, сиятельный господин? Вам плохо, вы поранились? – спросил Хаген, посмотрев на окровавленные руки хозяина.

– Да, Хаген, плохо и даже очень! Немедленно найди мою охотничью сумку! Мне нужна твоя помощь!

Хаген взял сумку, и они быстро, почти бегом, направились обратно, в спальню Анны. Когда Эрик откинул одеяло, Хаген пришёл в ужас…

– Господин фрайграф, достаньте волчью лапу из сумки, – сказал он.

Фрайграф развязал кожаную шнуровку и распахнул сумку. Вместо волчьей лапы в ней лежала окровавленная женская рука с золотым перстнем, который он подарил жене в день свадьбы.

Эрик показал содержимое Хагену, тот, не растерявшись и не смутившись отвратительного зрелища, взял кисть руки и приставил к окровавленному запястью Анны. Действительно, сомнений не было – рука её. Мужчины безмолвно стояли над умиравшей графиней.

Эрик понимал: если прислуга узнает о случившемся, по округе пойдут разговоры о том, что графиня – тот самый мюльхаузеновский вервольф. А фрайграф, узнав её страшную тайну, отрубил ей руку, оставив истекать кровью. Эрик решил незаметно под покровом ночи вынести Анну из замка и похоронить. Хаген обернул её шёлковым одеялом, на котором предательски краснели кровяные пятна.

Было далеко за полночь, когда в замке все заснули. Хаген снял часовых с ворот под тем предлогом, что ожидает любовницу, почтенную даму, и незачем рутьерам её видеть. Эрик и Хаген вынесли ещё живую Анну за пределы замка, выкопали неглубокую могилу и похоронили её.

Вернувшись обратно, Эрик снял шёлковое бельё с кровати жены, бросил в камин и развёл огонь. Его мучило необъяснимое чувство страха. Затем навалились бессилие и усталость, хотелось лечь и заснуть. Эрик уединился в своих покоях, он почти сразу же погрузился в тяжёлый сон.