XIX
– Почему это он тоже туда полетел? – заворчал Феликс, запуская двигатель катера. – Еще перехватит наш груз. Вон у него робокоптеры какие хваткие. Надо было меня в охрану отрядить.
– Фил, хватит чушь нести, – поморщился Андрей. – Все под контролем, не беспокойся.
Феликс буркнул еще что-то и направил катер к берегу. Молчаливость не была свойством его натуры, и он, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
– Комнин! Да помню я, как мы этого Комнина прищучили!
И стал рассказывать о победе норманнского короля Сицилии Вильгельма Злого в битве при Бриндизи. Но одних слов Феликсу было недостаточно, и он вызвал из киктопа карту этого сражения, когда королевские войско и флот в конце мая 1156 года подходили к городу, цитадель которого осаждала армия, состоявшая из отрядов мятежных баронов Южной Италии, норманнов, как и Вильгельм, сторонников Папы Римского, и византийцев.
– Если бы мы их блокировали, никто бы не ушел, а так и наемники, и бароны убрались подобру-поздорову, – говорил Феликс. – А на оставшихся мы нажали, как следует, у главных ворот – все и разбежались. Только триста пехотинцев отошли к кораблям, но потом все равно сдались. Дрянной императоришка!
– А когда это ты там был? – спросил Андрей. – Я не помню, чтобы у нас туда были экспедиции…
Феликс смутился и нехотя признался, что до приватизации часто подрабатывал на стороне – и на европейцев, и на американцев, и на израильтян.
– Нельзя же было! – удивился Андрей.
– На это закрывали глаза, – ответил за Феликса Олег. – Негласный договор. Мол, вы, проводники, в общем-то безмозглые идиоты, поэтому мы будем платить вам смешные деньги. А чтобы вы не разбежались, дадим вам подхалтурить.
– Ага, – кивнул Феликс. – Я в Палермо-то, у Вильгельма, как оказался? Наш Центр отправлял экспедицию в Ватикан документировать факты морального разложения в окружении Папы. Я ее сопровождал. Моральное разложение документировать – занятие безопасное. Нанял местную охрану, оставил своего помощника за старшего, а сам поехал на Сицилию – там работала команда из Сорбонны – зарабатывать.
– О как! – покачал головой Андрей. – А я еще думал, почему у вас все экспедиции в четыре раза дольше работали, чем у европейцев. А какой разврат ваше старичье найти хотело при дворе Адриана IV? Перепутали с кем-то, что ли?
На эти вопросы ни Олег, ни Феликс отвечать не стали. Первый – чтобы не давать Андрею возможность лишний раз потоптаться на старых порядках в ЦПХ, а второй – потому что в итоге Центр заставил его почувствовать себя редкостным дураком. Бухгалтерия уговорила Феликса задекларировать все полученные от французов деньги не как частный заработок, а как экспедиционные доходы, и в итоге он должен был заплатить налог в три раза больший, а на счет получил не франки, а рубли. Вспоминать ту историю Феликсу совсем не хотелось.
Молчанием воспользовался Норман:
– Феликс, пехотинцы, которые, как ты говоришь, отошли к кораблям, были в конических шлемах и с деревянными расписными щитами? Вооружение – пики длиной до трех метров и мечи около метра? Панцирь ламеллярный? – спросил он.
– Ламеллярный панцирь или нет, – ответил Феликс, – не скажу, но хороший. Да и вообще, действовали они очень слаженно. Мы за копья так прорубиться и не смогли. То есть я бы мог, но зачем мне это было.
– Тогда это были скутаты, – заключил Норман. – Византийцев под Бриндизи было не больше двух тысяч. Если бы вся армия была имперской, то твоего Вильгельма просто разорвали бы. И кстати, хорошо, что он дал наемникам и баронам уйти. Если бы всех окружили, им так или иначе пришлось сражаться, и исход битвы мог быть совсем другим. Я думаю, это Майо присоветовал – Вильгельм бы не додумался.
Феликс промолчал, и Норман овладел всеобщим вниманием: Мануил Комнин был его любимым персонажем. Это был император с противоречивым наследием: горячо мечтал о восстановлении былого могущества Византии, добился впечатляющих успехов в Южной Италии, на Балканах и Ближнем Востоке, но не соизмерил широты своих замыслов с архаичными государственными и общественными институтами империи. Мануил, очарованный западноевропейскими порядками и обычаями, остановился только на их внешней оболочке и не способен был понять индивидуалистическую подоснову, порождающую инициативу во всех слоях общества. Его славили за многочисленные победы, уважали за умение стойко превозмогать неудачи, но не любили в Константинополе: он слишком часто упрекал поданных, что они напрасно цепляются за традиции и устарелые представления.
Пока добрались до пристани, Норман успел подробно рассказать, как Мануил приструнил крестоносцев, вел сложные политические игры с германскими императорами и римскими папами. А как только он приступил к отношениям Византии с галицким князем Ярославом Осмомыслом, сначала противником, а потом союзником, его перебил Андрей:
– Оценили!
– Сколько?! – Квира уже держалась за поручни и поставила ногу на первую ступеньку трапа, чтобы перебраться на пристань, но теперь замерла в таком положении.
Андрей молчал. Он встал с кресла на корме катера, перешел на нос, зажмурился и потянулся так, будто раздвигал стиснувшие его стены.
– Не тяни! Говори давай! – потребовала Квира, но Андрей держал паузу. Эта театральность стала невыносимой, и Феликс выхватил у него киктоп. Только у Феликса мышцы были настолько быстры, чтобы выхватить что-то у Андрея.
– Почти семьсот триллионов! – объявил он, посмотрев на экран. – Мы разбогатели?!
Физиономия у него была счастливо-ошарашенная, и все, глядя на него, засмеялись. Андрей, отсмеявшись, вернул киктоп, сделал проекцию, видную для всех.
«Российская Академия наук, – значилось в шапке пришедшего документа. – Национальный центр российской истории». Далее на двух абзацах следовал старомодный стиль официального документа типа «в ответ на ваше обращение» и прочие канцелярские вежливости, затем сжато излагалась суть:
«Оценка экономической ценности актива на дату идентификации (реконструкция по образцам) в нынешнем масштабе цен: 686,21 трлн руб.
Определяемая стоимость сохранных вещей: 880—950 млн руб. (учтено 70% представленного; на основании сопоставимых каталожных цен).
Возможная стоимость сохранных вещей: 1,81—2,15 млрд руб. (учтено 100% представленного; вне каталожного сопоставления – оценки доктора Маркова)».
– Ну и чего вы ржете, – указал на проекцию Феликс. – Я же говорю: почти семьсот триллионов.
– Фил, – положил ему руку на плечо Олег. – Семьсот триллионов – это оценка того, что значила казна князя Андрея для тогдашней страны и государства в нынешних ценах. Много значила. Это примерно половина валового внутреннего продукта в последние годы перед монгольским нашествием. Норм, я правильно помню, что ВВП в 1235 году замеряли?
Норман кивнул. Феликс потребовал, чтобы ему перевели эту сумму в древнерусские гривны и в денарии по курсу, сложившемся в Польше и Венгрии. Андрей и Олег развели руками, но у Нормана появилась идея, как это можно сделать быстро. Он уселся на скамейке у ограды причала, залез в архив Сорбонны и взялся за какие-то выкладки.
В тишине Квира, облокотившись на плечи Нормана, следила, как его пальцы бегают по виртуальной клавиатуре киктопа. Шурик понял, как делаются расчеты, пристроился рядом и стал помогать, вытаскивая из баз данных по военной истории информацию о ценах, по каким вербовали солдат польские князья и Бела IV. Феликс в ожидании информации расхаживал вдоль причальной стенки.
Андрей с безмятежным видом устроился на носовой площадке катера и наблюдал за Олегом. Тот, как ни странно, нервничал: то садился на скамейку у кассового терминала лодочной станции, то вставал, то нервно жевал сорванный лист дикого винограда, которым было оплетено ограждение причала, с остервенением отплевывался, очищая горечь с языка о рукав.
– Все! – вдруг провозгласил Норман, и Феликс опять продемонстрировал, что именно он самый быстрый проводник Центра прикладной хрономенталистики. Олег лишь успел, встав со скамейки, сделать несколько шагов, а Феликс уже протиснулся между Норманом и Шуриком и загомонил:
– Я же говорил! Я же говорил, что не надо останавливаться у Переславля! Надо было идти к Смоленску и нанимать войска в Польше, да и везде, где получится. С такими деньгами можно было выставить пятьдесят тысяч обученных солдат. Орде конец бы и пришел!
Норман охнул и стал спорить. После вторжения монголов невозможно рекрутировать столько войск в Восточной Европе, говорил он, местные монархи стали бы чинить препятствия, не желая обескровливать собственные силы.
– Объявили бы Крестовый поход, – настаивал Феликс.
– На это имеет право только Папа Римский, – напомнил Норман. – Потребовались бы переговоры, времени ушло бы много. Вспомни, сколько понадобилось Даниилу Галицкому, пока его не провозгласили королем.
– В Германию бы отправили вербовщиков, – продолжал гнуть свое Феликс.
Норман доказывал, что долгие сборы поглотили бы большую часть средств, собрать армию удалось бы только года через три, Александр Невский уже уверенно уселся бы во Владимире, и освободительный поход превратился бы в страшную междоусобную войну.
– Ты хочешь сказать, что триста лет рабства были неизбежны при любом раскладе?! – горячился Феликс.
Пока Норман обдумывал точный ответ, Андрей коротко бросил:
– Неизбежно все, что было. И будет.
Это «и будет» было произнесено с еще одной особой интонацией, свойственной Андрею. Она обещала скорые и радикальные перемены.
– Я светлейшего хочу спросить, – продолжил Андрей. – Ты, князь Голицын, на что свои богатства потратил бы, спасением молодой княгини честно заработанные?
Все обернулись к Олегу.
Феликс смотрел на него ободряюще: давай, дружище, отбрей его, покажи, что не напрасно мы рисковали, отправляясь во Владимир, что красивым был бы конец этой истории, не утопи князь казну. Норман, наклонившись к Шурику, предложил пари: Олег сейчас скажет, что основал бы университет в Новгороде и привлек лучших преподавателей из Болоньи, Парижа и Модены. Шурик ему ответил, что поставил бы один против ста: Олег начал бы мощную, настоящую колонизацию Русского Севера.
И только Квира почувствовала, что это не просто так задан вопрос – не об истории в сослагательном наклонении речь идет.
Олег, глядя прямо в глаза Андрею, объявил:
– Свою часть казны я забираю!
Квира впервые поняла, что такое ватные ноги, привалилась, чтобы не упасть, к ограждению пристани. Это конец, поссорятся, решила она. Теперь не будет знаменитых «бдений», когда Андрей и Олег, просиживая сутками в директорском кабинете ЦПХ, на ее глазах планировали экспедиции, которые помогали Центру поддерживать репутацию в профессиональном сообществе. А ведь именно там их, казалось, легкомысленный спор о своекорыстном русском дворянстве, которое не выдвинуло никого вроде Лайоша Баттьяни и не освободило крестьян без выкупа помещичьей земли, вырос в идею создания энциклопедии мировых аграрных реформ, за которую ЦПХ получил в 2238 году Геродотовскую премию.
– Что-то случилось? – шепнул Норман на ухо Квире. – Я ничего не понимаю… Ты побледнела.
Она не успела ответить, да и не слышно было бы – над пристанью на небольшой высоте, пронзительно вереща, пролетел ангиграт с надписью на борту «Рейтер». Все обернулись на звук: с запада летело еще несколько таких же аппаратов.
Андрей не стал дожидаться прессу. Прыгая через две ступеньки, он взлетел по лестнице с причала на берег, прыгнул в мобиль, развернул его, расстреливая придорожные кусты щебнем из-под колес, и понесся по дороге на Кашин. Феликс и Олегом сделали то же самое, а Шурик и Норман вопросительно смотрели на Квиру: нам не надо ли убираться? Но она чуть покачала головой.
Втроем они стояли на причале. Впрочем, журналисты их не побеспокоили. Рейтеровский антиграт со всей эскадрильей бросились вдогонку за мобилями. Стало тихо.
– Так что случилось-то? – спросил Норман.
– Не поняла я, – ответила Квира. – Из нашей прибыли Олегу причиталось пятнадцать процентов. Не знаю, о какой он половине говорил. Может, они с Андреем о чем-то потом договорились, я не в курсе.
Они посидели еще минут пятнадцать. Потом Квира встала.
– Поедемте все-таки. Очень хочется выпить.
Шурик покачал головой:
– Поезжайте. Я пройдусь.
Они пожали друг другу руки, мобиль Квиры укатил, а Шурик, дождавшись, пока у пристани уляжется пыль, перешел гравийную площадку и зашагал по пешеходной дорожке, проложенной вдоль шоссе.
Пока он проходил охранную зону озера, засаженную соснами, прогулка была очень приятной: прохладно, чистый воздух, вокруг тебя скачут любопытные белки. Однако потом дорога оголилась под солнцем и потянулась по насыпи между бесконечными полями. Справа за сетчатым забором росла кукуруза, слева за таким же ограждением – пшеница.
Шурик, весь мокрый от пота, шагал тем не менее бодро. На десятом километре он, правда, пожалел, что не поехал с Квирой и Норманом, а после дорожного указателя с отметкой «15» стал оглядываться в надежде на попутный мобиль.
Но шоссе было пустынным. Лишь раз ему попался трактор, буксирующий дождевальную установку. На поднятую руку трактор не реагировал. Андроид, управлявший им, видимо не был научен подвозить попутчиков.
Шурик уже подумывал, не включить ли ему киктоп и не вызвать ли воздушное такси, сколько бы это ни стоило, как прямо перед ним на насыпь с разгона въехал другой трактор. Въехал и остановился. Дверца кабины открылась, и показалась лицо паренька лет четырнадцати, а потом выглянула и девушка, чуть постарше.
Парню, судя по всему, хотелось узнать, произвел ли он впечатление своим трюком.
– Извините, если напугал, – пробасил он. – Я вас поздно заметил, не мог остановиться.
– Ничего, – откликнулся Шурик.
Парнишка кивнул, спустился с насыпи, закрыл ворота ограждения, за которыми начиналась проселочная дорога между двумя кукурузными делянками, и вернулся к трактору. Залезая в кабину, спросил:
– Может подбросить? Сейчас вечереть будет, волки вдоль дороги шарахаться начнут.
– Спасибо, – обрадовался Шурик.
Они устроились на сиденье в прохладной кабине трактора, и машина покатила по шоссе на север. Паренек оказался словоохотливым, и Шурик узнал, что его отец владеет тут тридцатью тысячами гектаров земли, элеватором и большой свинофермой, а он с братьями и подругами приехал на лето.
– Поужинать тут можно где-нибудь? – спросил Шурик.
– Да, в Блудьях есть бар, – откликнулся сын фермера. Девушка усмехнулась.
Местечко, куда отвезли Шурика, верно, называлось чуть иначе – Блуди, а бар – «Блудный сын». Он занимал половину цокольного этажа в здании безымянной гостиницы, и в тот момент, когда Шурик вошел внутрь, скорее всего, ее постояльцы и сидели за стойкой и в зале. Местные вряд ли бы с интересом рассматривали интерьер, вернее, чучела волков, которые были расставлены вдоль стен и выглядывали из-под каждого столика.
Шурик проглядел меню и в честь завершения своей первой экспедиции заказал зайчатину с пивом. В ожидании еды он собрался достать киктоп и ознакомиться с новостями, но обернулся на шум – по лестнице, ведущей с улицы, в зал буквально скатились трое мужчин, судя по одеже, дорожные рабочие. Они обменялись рукопожатиями с хозяином, что-то ему объяснили, и через мгновение на экране, висящем над барной стойкой, появилась симпатичная девушка в джинсах, майке и бейсболке с гербом города Кашина и надписью «Пресса».
«Появление десятка антигратов над лесами и полями нашего, обычно тихого уголка Среднерусской области, всполошило полицию, – рассказывала корреспондентка. – Но вызвано оно было не тем, что уровень мирового океана опять поднимается, и не появлением саранчи из-за лесного заслона. И все же стражи порядка не напрасно заинтересовались ситуацией. Полицейский наряд, по тревоге поднятый в воздух, обнаружил два мобиля, которые на предельной скорости неслись по трассе Калязин – Лихославль в сторону Си-Ти Тверь-Санкт-Петербург и создавали опасность для других участников движения. Полицейским пришлось применить спецсредства, мобили были заблокированы у въезда на дамбу рядом с городом Рамешки. Водителями оказались доктор социологии Андрей Сазонов, директор Центра прикладной хрономенталистики, расположенного в Великом Новгороде, и сотрудник этого же учреждения Олег Голицын. С Голицыным в мобиле находился его коллега Феликс Чирадзе. Что касается антигратов, в них находились журналисты, которые получили информацию о том, что в Оршинском озере обнаружен крупнейший в российской истории клад. И после того как господа Сазонов и Голицын были оштрафованы, полиция приняла решение дать им, а также господину Чирадзе, возможность пообщаться с прессой, чтобы исключить повторение дорожных инцидентов».
Шурик не удержался и громко хохотнул. Люди за соседними столиками, кто удивленно, кто настороженно, на него оглянулись. Корреспондентку из Кашина между тем на экране сменили досадливо поджавший губы Андрей, покачивающийся вперед-назад Олег и бесхитростно улыбающийся Феликс, окруженные журналистами. Поодаль стояли двое полицейских. Шурик снова засмеялся. И теперь его многие поддержали – картинка выглядела весьма комично.
«В настоящий момент господа Сазонов, Голицын и Чирадзе отвечают на вопросы прессы, – продолжил голос за кадром. – Они рассказали, что на дне Оршинского озера обнаружены ценности, которые были собраны в 50-х годах XIII века с северо-восточных русских княжеств, включая Тверское, в качестве подношения царю, но отправлены ему не были…»
После «царя» Шурик понял, что точности от местного телеканала он не дождется. Андрей или Олег произнесли это слово, но не в привычном значении «монарх средневекового русского государства». Там, откуда они только что вернулись, так называли ордынского хана. Журналистка, видимо, этого не знала.
Подозвав официантку, Шурик спросил, можно ли перенаправить его заказ в гостиничный номер.
– Конечно, если есть свободные номера.
– А может не быть?
– Да, – кивнула она головой. – На Оршинском впервые будет проходить этап какого-то мирового чемпионата по рыбалке. Основные мероприятия тут, по соседству, в Горицах, но народ и у нас селится.
Шурик сходил к портье, и в мансарде нашелся свободный номер. Освободить его нужно было рано утром, но Шурика это не беспокоило. Зато там был древний стационарный компьютер и, значит, можно было почитать новости на удобном экране.
«А как, интересно, все сложилось, если бы я в отеле в Гетеборге сразу проверил, где киктоп? – думал Шурик, расхаживая по номеру. – Нормана не было бы, и скорее всего, мы осторожно прошли бы следом за княжеским войском. За княгиней бы похода не было…»
В дверь постучали. Это был коридорный. На подносе он держал блюдо с запеченной зайчатиной под горкой дымящейся моркови.
– Лучше б мне пиво сначала… – проворчал Шурик.
– Момент, – откликнулся коридорный. Пиво – пятилитровый бочонок – он принес в специальном рюкзаке, висевшем у него за спиной
– Ну и порции тут у вас! – сразу повеселел Шурик, расплачиваясь.
– Да, нестоличные. Нормальные, – в тон ему ответил коридорный, пожелал приятного аппетита и закрыл за собой дверь.
Зайчатина показалась Шурику очень похожей на то, что они ели рядом с базой на следующий день после переброски. И пиво тоже. «Ну, за неизменность прошлого, – провозгласил он сам для себя тост. – Даже если Сазонов и Голицыным и поссорятся. Что, впрочем, может быть, и не плохо», – добавил он, включая компьютер.
Если верить медийному агрегатору, в новостях не было ничего особенного. Во время принудительной пресс-конференции Андрей и Олег рассказали только о том, что поиски казны великого князя Владимирского увенчались успехом, все найденное находится в Национальном центре российской истории. Названы были имена участников экспедиции, то есть Нормана и его, Шурика, а также Квиры.
«Умных вопросов что-то нет, – продолжал разговаривать сам с собой Шурик. – Не отправляют на антигратах гоняться за добычей понимающих в истории журналистов. Но у Маши Джойс в институте уже человек тридцать знают о нашем улове, а значит, скоро почитаем что-нибудь поинтереснее». Он дал агрегатору подсказки, как лучше искать нужную ему информацию, и теперь основательно взялся за еду и пиво.
Следующая порция вестей пришла не по линии научной журналистики. На экране появился таблоид «Наблюдатель» с надписью «Прямая трансляция». Судя по картинке, несколько дронов с видеокамерами ночной фиксации, перемещаясь на манер аппаратов спецназа, окружали мобиль, стоящий на опушке березовой рощи.
«Дорогие зрители, – заговорил голос за кадром. – Наша съемочная группа только что нашла еще двух участников погружения на дно Оршинского озера. Это Норман Кирлин и Квира Эради. Кирлин является научным сотрудником Национального центра российской истории, а Эради работает в Центре прикладной хрономенталистики. Эта организация занимается перемещением людей в прошлое. Дорогие зрители, история, свидетелями которой вы стали благодаря нашему телеканалу, обещает быть еще более занимательной».
Один из дронов аккуратно заглянул в окна мобиля, но там никого не было. За машиной зрителям «Наблюдателя» тоже досталось только одеяло, расстеленное на траве. Как бы ни совершенен дрон, он все-таки гудит, и Норман, по-видимому, услышал его раньше, чем они с Квирой попали в объектив камеры.
На других дронах включились прожектора, но тоже поздно – мобиль сорвался с места, не дожидаясь, когда двери опустятся на место.
Сначала мобиль далеко оторвался от погони, но дроны, которым темнота и узкое шоссе не были преградой, настигали. «Пассажиры питают пустые надежды…» – комментировал сотрудник «Наблюдателя», но закончить фразу не успел. Последним изображением, которое поймала камера дрона, был вид стоящего возле откинутой дверцы Нормана. В руках у него был спортивный лук со спущенной тетивой.
Через секунду картинка с экрана пропала – стрела Нормана или сбила дрон, или вдребезги разнесла его камеру. Другие ждала та же судьба. В эфире послышалась ругань комментатора. Прямая трансляция прервалась.
Шурик зааплодировал с кружкой в руке, расплескал пиво, встал, чтобы взять в туалете полотенца, но на экране появилась новая информация, и он снова опустился на стул. Агрегатор обратил его внимание на агентство «Рейтер»: на первой позиции стоял заголовок «Успешный опыт трансвременного кладоискательства и перемены в российском Центре прикладной хрономенталистики». За эту эксклюзивность Шурик выложил аж тридцать центов.
«Сегодня, 21 сентября 2246 года, поиск клада, известного как «казна великого князя Владимирского Андрея Ярославича», закончился феноменальным успехом. Как сообщили агентству «Рейтер» в Национальном центре российской истории (НЦРИ), куда на экспертизу были направлены поднятые со дна Оршинского озера ценности, общая стоимость найденного составляет не менее $700 млн. Этой суммой оценены золотые и серебряные монеты, слитки, украшения и другие предметы из благородных металлов. Кроме того, обнаружено значительное количество артефактов и экофактов высокой степени сохранности, которые могут вызвать большой интерес у исследовательских центров и музеев.
Экспедиция, которую организовал Центр прикладной хрономенталистики, единственная в России организация, владеющая технологией трансвременных перебросок, проведена в крайне сжатые сроки. Торговый дом «Херршерр», с помощью которого Организация объединенных сообществ реализует права на исторические ценности, считающиеся утраченными, продал патент на казну князя Андрея 24 апреля, и таким образом, поиски продолжались всего пять месяцев. Эффективность объясняется ЦПХ принципиально новым подходом, применяемым в практике кладоискательства: сотрудники отправились в 1252 год. Это год, когда великий князь Владимирский отказался платить дань Золотой Орде, недолговечному монгольскому государственному образованию, и точно установили место нахождения ценностей, брошенных после сражения у Переславля-Залесского. После этого им оставалось только отправиться на это место и извлечь клад.
Поиск мог бы, вероятно, более интенсивным. Однако экспедиция Центра прикладной хрономенталистики одновременно проводила исследования в интересах НЦРИ, который, по словам директора Марии Джойс, выделил на эту экспедицию $70 млн и получил возможность отправить своего сотрудника Нормана Кирлина для наблюдения за действиями великого князя Андрея и золотоордынского полководца Неврюя, посланного на Русь для утверждения пошатнувшейся политической власти Чингизидов над княжествами Рюриковичей.
Далее, участники экспедиции «несколько отвлеклись», как выразился директор и владелец 20-процентного пакета акций ЦПХ Андрей Сазонов. Он не стал говорить, что имеет в виду. Руководитель экспедиции Олег Голицын также отказался от комментариев. Узнать подробности из других источников «Рейтеру» пока не удалось.
В НЦРИ не было известно, что экспедиция ЦПХ преследует несколько целей, но претензий у института нет. Джойс сказала «Рейтер», что довольна полученными результатами. «Сверх обещанного по контракту мы получили мемограммы всех участников экспедиции. Это бесценный материал, он будет досконально изучен, но уже сейчас можно делать вывод, что великий князь Андрей Ярославич пытался восстановить независимость средневекового русского государства, в отличие от своего старшего брата Александра Невского, сотрудничавшего с Ордой», – сказала она. Кроме того, по словам Джойс, комплексный характер экспедиции позволил сэкономить и провести на три года раньше запланированного полевое изучение вопроса об историческом выборе древнерусского государства в период монгольской экспансии. «Мы заплатили существенно меньше, чем если бы заказали такую экспедицию только для своих целей. Сроки соблюдены», – пояснила директор. Кирлин, с которым «Рейтер» удалось побеседовать, также доволен. По его словам, он получил богатейший материал не только в области политической истории Руси XIII века, но и для оценки состояния материальной культуры и социологические данные.
Обнаруженные ценности ЦПХ выставит на аукционах в течение года. «Мы не будем работать с казной князя Андрея самостоятельно. Работа Центра – это ремесло, позволяющее историкам делать свое дело. У нас в штате нет специалистов академического уровня, что бы ни говорили мои предшественники», – пояснил Сазонов, который руководит ЦПХ с момента его приватизации в 2240 году.
Дефицита покупателей наверняка не будет. Корреспондент «Рейтер» побеседовал с представителями нескольких исследовательских центров, крупнейших музеев и агентов частных коллекционеров. По их словам, они уже отправили запросы в НЦРИ и с разрешения ЦПХ начали получать информацию о найденных ценностях. «Это феноменальные находки, – сказал один из собеседников агентства. – До сих пор по русской истории того периода в научный оборот не вводилось ничего подобного».
Деньги, которые можно выручить за продажу клада, причитаются именно ЦПХ, так как формальный участник аукциона – компания «Изыскания. АДК и партнеры», учредителем которой являлся Александр Крутюнов, – в июне была присоединена к Центру, сам Крутюнов стал сотрудником, сообщил Сазонов. При этом, по его словам, согласно новой конституции Центра, которая была принята после приватизации, прибыль должна быть поделена пропорционально между ЦПХ как организацией и людьми, которые участвовали в проекте.
И тут следивших за историей с казной князя Андрея ожидает большой сюрприз, точнее значительные юридические последствия для индустрии трансвременных перебросок и кладоискательства. Сазонов сказал «Рейтер», что изначально его доля в прибыли должна была составлять 30%, Голицыну, его напарнику Феликсу Чирадзе, эпиго Квире Эради и Крутюнову причиталось по 15%, а остальное – другим сотрудникам центра, которые выполняли вспомогательные функции. Однако в итоге все будет иначе. В 1252 году князь Андрей при свидетелях дважды высказал свою волю относительно данного имущества: половина казны причитается Голицыну в обмен на определенные услуги. Впервые это обещание прозвучало, когда поверенный принял это поручение, а затем – когда было исполнено. В результате, по словам Сазонова, Голицын имеет право на получение около $180 млн.
По конституции ЦПХ бенефициар имеет право на получение своей доли в денежной форме или в обмен на акционерный опцион. Голицын, по его словам, воспользуется вторым вариантом, компенсировав предварительно, также с помощью опционов, всем участникам проекта, кроме Сазонова, разницу в прибыли до и после вычета княжеского пожалования. В этом случае его доля в капитале Центра, по данным «Рейтер», вырастает с 2 до 33%; доля Сазонова уменьшается до 13%; доля фонда «Настоящая история», в том числе привлеченных частных инвесторов, в основном наследников пятой и шестой волны российской эмиграции, – до 20%. В итоге Сазонов и «Настоящая история» потеряют контрольный пакет акций и большинство в совете директоров ЦПХ.
Юристы, с которыми корреспонденту «Рейтер» удалось побеседовать до публикации этого материала, уверены, что Сазонову в судебном порядке удалось бы добиться изначального распределения прибыли. «Голицын мог бы, конечно, ссылаться на так называемое „право, которое всегда с тобой“, но российские суды его еще не применяли, в отличие от стран, где трансвременные путешествия стали вполне обыденным явлением», – сказал партнер юрфирмы «Пожарский и партнеры» Всеволод Гагарин.
Сазонов, однако, исключает возможность судебного процесса. «Я знаю господина Голицына много лет, и совершенно уверен, что он ни за что бы не совершил бесчестный поступок. Честный, хотя и невыгодный мне, поступок я оспаривать не буду, если даже юристы уверены в победе на 146%», – заявил директор ЦПХ. По его словам, не будет претензий и со стороны Центра. «Мы обсудили ситуацию с партнерами по „Настоящей истории“ и пришли к заключению, что раз Голицын не забирает княжеское пожалование из Центра, то действует в интересах организации. Вхождение Голицына в совет директоров можно только приветствовать», – сказал Сазонов.
Чирадзе также не подает иск. По его словам, он давно хотел стать акционером ЦПХ, но и никогда не купил бы его бумаги на открытом рынке. «Честно вам скажу: поменять деньги на виртуальную собственность – слишком непонятная для меня вещь, – заявил он. – Если благодаря Олегу акции появятся – я доволен».
Еще одна участница проекта, чьи интересы суды могли бы счесть «существенно нарушенными» в результате действий Голицына, – Квира Эради – определенно высказываться о возможном разбирательстве не стала. «Мне сделали предложение, и я выхожу замуж. Пока меня больше ничего не интересует», – сказала она и оборвала контакт через киптоп. Повторно поговорить с ней не удалось, как не вышло связаться с Крутюновым. Впрочем, его и Эради совокупная доля в прибыли не может повлиять на новый расклад сил, так что их действия в будущем принципиального значения не имеют».
– Да, дела… – произнес Шурик, дочитав статью до конца. – Но почему они со мной связаться не могли?
Он похлопал себя по карманам – киктопа не было. Шурик чертыхнулся, потом рассмеялся и пошел к двери.
notes
