XI
12.25… Ордынцы стоят за рекой. Небольшие группы всадников приближаются к воде. Входят в воду и возвращаются на берег.
– За Трубежем, – Феликс дернул Шурика за ногу. – Не забывай привязываться к топонимам. А то тебя потом замучаешься интерпретировать…
А потом подумал: «Броды ищут… Найдут быстро. Речушка маленькая».
12.32… В боевом порядке русского войска занимает место конница. Между засекой и переславским городовым полком стали дружина юрьев-польского князя, местные бояре и, судя по флагу, тверской отряд. Их немного, в общем не более четырехсот. В центре размещаются две дружины – собственный двор князя, пока еще без него самого, и… Не могу определить… Отряд под черным стягом с белым крестом. Общая численность…
– Там Олег командует, – вставил Феликс. – Будем просто называть его «черный полк». Ясно?
Шурик кивнул и снова начал фиксировать происходящее:
Численность черного полка вместе с двором князя Андрея Ярославича – до семисот всадников. Старая владимирская дружина заняла позицию на правом фланге русского войска – между владимирским городовым полком и лесом на южной кромке поля. Это еще пятьсот воинов ровным счетом. Вдоль строя с севера, со стороны засеки, движется конная группа. Великокняжеский стяг. Везут связанного. Пленник…
Это был тот монгол, которого накануне ночью взяли на ростовской дороге. Теперь Сребра держал его на веревке привязанным задом наперед к седлу. Князь Андрей решил повеселить свое войско, нагнать боевого духу и оказался прав.
Русское войско свистит. Группа всадников с пленником проехала до правого фланга, развернулись. Пленника спешили. Двинулись обратно. Теперь он бежит на веревке. Войско кричит. Из строя выскакивают ратники, пугают ордынца копьями и рогатинами. У засеки его снова сажают на коня. Конь скачет в сторону реки. Идет вброд. Плывет. Ордынцы выпустили из-за реки стрелы… Из-за Трубежа…
Стрельба была напрасной, просто от ярости. Русское войско расположилось в отдалении от воды, и стрелы с правого берега реки до его строя долететь не могли. Олег сам накануне вместе с несколькими владимирскими дружинниками мерил место для полков: он ездил по берегу, где теперь стояли ордынцы, стрелял, а помощники гоняли по полю человек двадцать переславских мужиков, которые отсчитывали от места падения стрелы еще двадцать шагов и ставили шесты с разноцветными лентами. Вехи определили линию, по которой теперь выстроилось русское войско. Только князь Ярослав с основной частью дружины отправился к своей Твери, куда тоже подступил монгольский отряд, оставив около Переславля около сотни конников с воеводой Ратмиром и слепым знаменосцем.
12.50 … Ордынцы разметили броды. Два перехода в полутора километрах друг от друга. Один – напротив засеки, в километре примерно от места впадения Мурмаша в Трубеж, второй – выше по течению, чуть севернее устья Кипса, другого притока Трубежа. По северному броду начинает переходить реку отряд из четырехсот пятидесяти – пятисот всадников…
Над полем и окрестными лесами разнесся шум переправы: фырканье лошадей, плеск воды. Вот он сильнее и сильнее – все больше монгольских воинов входит в реку, а вот и стихать стал, значит, первые ордынцы уже выбрались на левый берег. Вдруг шум переправы перебили совсем другие звуки: дробный топот копыт и раскатистый крик множества человеческих голосов, кричащих по-русски: ях-ха!
Феликс, отвлекшийся, чтобы зафиксировать позицию великого князя и его телохранителей за владимирским городовым полком, посмотрел на северный брод как раз в тот момент, когда тяжеловооруженных дружинников юрьев-польского князя отделяло от сгрудившихся на берегу монголов шагов сто, не больше. Он успел разглядеть перекошенные от ужаса смуглые лица, а потом… Потом этих лиц просто не стало. Тех ордынцев, кого не проткнули копья первой волны атакующих, дорубили мечи второй. И вот на берегу видны только сбитые с ног, с трудом поднимающиеся кони, в реке отчаянно барахтаются, уходя на «свой» берег, несколько уцелевших монголов. А русские дружинники разворачивались и уходят галопом обратно к строю главных сил войска – ликующему, яростно орущему, бросающему вверх шлемы. Вслед князю Болеславу и его воинам летят стрелы, но запоздало – не догоняют.
Идею такой атаки подал накануне князь Андрей, когда ему еще нравилась мысль ждать Неврюя здесь, у Переславля, на прикрытой позиции. Командиры полков несколько раз потом прорепетировали ее с группами своих воинов и теперь точно знали, когда конным дружинникам нужно бросаться вперед, чтобы ударить по только-только выходящим из воды ордынцам. При этом каждый из конных полков разделили на две части: пока одни атаковала, другие уходили в тыл боевой линии, меняли коней и снова строились на исходной позиции. Это позволяло всегда идти в атаку на передохнувших лошадях и действовать с максимальной быстротой.
За час уничтожить монгольские отряды, переправляющиеся через реку, удалось в общей сложности девять раз: пять у северного брода и четыре – у южного. Потери ордынцев составили до пяти тысяч человек по большей части убитыми, а войско князя Андрея лишилось нескольких десятков воинов. Однако то ли сам Неврюй, то ли кто из его помощников сообразил, что нужно менять тактику, и к реке из его ставки – от стоявших в отдалении шатров – прилетел гонец с новыми командами. После этого на берегу Трубежа, посередине между двумя бродами, стали монгольские лучники. С этой позиции они могли обстреливать русских дружинников, когда они неслись атаковать очередной ордынский отряд, пытающийся выбраться из воды.
14.28 …Еще одно монгольское подразделение переходит реку. До семисот человек. По северному броду. Тверской отряд снимается с места, всадники набирают скорость. Попали под обстрел. Около десятка убитых и раненых. Разворачиваются. Уходят в тыл. Меняют коней, как и два конных полка в центре. Вместо тверичей по монголам у северного брода бьет юрьев-польская дружина. Ордынцы сброшены в реку.
На южном броде – новая попытка переправы. Максимальные с начала сражения силы. От тысячи двухсот до полутора тысяч всадников. Против них начинает атаку черный полк. Они ускоряются! Проскочили!!
Первый раз у Шурика среди монотонно проговариваемых слов мелькнула какая-то эмоция.
Не попали под стрелы! Удар копьями. Много ордынцев на земле, но части удалось удержаться у самого выхода из воды. В первый раз! Началась рубка. Вижу Олега!
Олег командовал конным отрядом из добровольцев вроде Урдина, бояр, отъехавших на запад из-за капитулянтской политики Ярослава Всеволодовича, и их людей, немногочисленных наемников, а также молодых владимирских отроков. Сейчас он впервые с начала битвы принял участие в атаке и нацелился на знатного ордынца – темника в золоченом, скорее всего трофейном, китайском, шлеме. Лошадь монгольского командира стояла у кромки воды, а сам он размахивал саблей и гортанно покрикивал на выбиравшихся на берег всадников. «Быстрее! Быстрее! Вперед! Вперед! Давай место! Место давай!» – сложился у Олега в голове приблизительный, конечно, но внятный перевод.
Он слегка прикоснулся ногами к бокам Сполоха, и конь рванулся вперед.
Раз! Отбросить щитом короткое копье монгола, нацеленное ему, Олегу Голицыну, старшему проводнику из Центра прикладной хрономенталистики, в грудь. Прикрыться одновременно еще от двух ордынцев, ринувшихся ему навстречу. Два! Пнуть ногами, чтобы не мешали. Три! Пригнуться, уворачиваясь от летящего навстречу клинка. Четыре! Рассвирепеть наконец-то, почувствовать работу нейромашинки в левом плече – генератора рефлексов безопасности. Пять! Отбить палицу, метящую в голову ему, волынскому боярину Олегу Владимировичу, посланнику князя Даниила Галицкого. Шесть! Проткнуть хозяина этой булавы – точно под мышкой, в щель между двумя металлическими пластинами, пока он поднимает руку для нового замаха. Семь! Передохнуть пару секунд, обернуться назад: не далеко ли ты, боярин оторвался?
Нет, не далеко. Сзади, буквально в двух шагах, два воина Урдина в похожем как две капли воды снаряжении – тяжелых германских доспехах и шлемах русского образца. Один – молчаливый немец – накануне поразил Олега хитроумным приспособлением, крепившимся к коленям. С его помощью он мог управлять конем без рук, а потому с неимоверной легкостью орудовал тяжелым длинным мечом. Второй был псковитянин с рыжей бородой. Он отличался вспыльчивостью и был большим мастером сквернословить.
Немца звали Генрих Шраден, а псковятинина – Бурса Твердиславич. Шраден взял Бурсу в плен в неудачном для псковского отряда воеводы Гаврилы Гориславича бою под Изборском в 1240 году, но тот сбежал, а в 1242-м случилось то же самое с немцем в Ледовом побоище. С тех пор они стали большими друзьями и вместе участвовали в больших и малых войнах, в стычках на небольшой территории между Балтийским морем и Мазурским поозерьем – на территории орденских, польских, новгородских и литовских владений.
Немец встретился глазами с Олегом, изобразил некое подобие улыбки и рубанул неаккуратно оказавшегося рядом ордынца. Левая рука ордынца вместе с нижней частью щита упала к копытам монгольского коня, а осколки верхней бумерангом полетели за спиной Шрадена. Ордынец успел удивленно посмотреть на это и умер. Двое его соплеменников, которым показалось, что страшный меч немца может дотянуться и до них, ломанулись, развернувшись, в сторону реки.
В целом ситуация ухудшалась. Олег не мог не признать, что темник в золоченом шлеме действовал удачнее всех своих предшественников, пытавшихся переправиться через Трубеж. Монголам удалось остаться на берегу, лишить русских воинов преимуществ удара на скорости и, пользуясь подавляющим превосходством в численности, постепенно оттеснять их. Плацдарм расширялся, все больше ордынцев закреплялось на берегу.
Несколько сотен коней, отчаянно хрипя, толкались в страшной тесноте. Всадники старались найти способ, чтобы в этой ситуации половчее отправить ближайшего врага к прадедушкам или к царю небесному – в зависимости от пожеланий. Плюнуть в глаза здесь было таким же действенным оружием, как и клинок: соперник мог потерять хладнокровие и подставиться. Тут уже было не до копий, секир и палиц, даже короткие мечи стали неудобны, в ход пошли засапожные ножи. Олег разглядел, как двое ордынцев разделались с Арграмом Ритщерем, одним из телохранителей жены князя Андрея, приехавших с ней с Волыни (говорили, что все четверо – сыновья ее отца, князя Даниила Галицкого, родившиеся в пору его венгерских скитаний). Раненый конь занес Ритщеря в гущу ордынцев, один из врагов схватил его сзади за локти, а второй несколько раз ткнул чем-то острым в живот. Несколько ударов добротная венгерская кольчуга выдержала, но затем острие все-таки нашло слабое кольцо, венгр обмяк и бессильно соскользнул вниз.
«Сейчас бы сотню ветеранов из пехоты с короткими копьями», – подумал Олег и рассердился на себя, что не продумал до конца возможные тактические ходы, не спрятал пехоту в лесу на южной границе поля. Затем крикнул Бурсе:
– Скачи к полкам, возьми сотню владимирцев. Тех, что в хороших кольчугах, с копьями и рогатинами, и веди их сюда!
Бурса дотронулся двумя пальцами до височной пластины шлема – очень понравился, видимо, жест Олега, которым тот неизменно прощался с князем Андреем, развернул коня и поскакал, оглядываясь поминутно: не готовится ли кто пустить следом стрелу. Шраден повернулся ему вслед, но это было лишь секундное движение – на него наскочили два ордынца, и ему пришлось рубить им головы. Олег внезапно тоже оказался в окружении нескольких врагов и теперь крутился волчком, уклоняясь от сабель. «Отойти? – подумал он, когда монгольский клинок в очередной раз пролетел рядом с ухом. – Или рано еще? Во! Урдин трубит „внимание“. Придумал что-то. Мощный дед!»
15.12… Три сигнала фанфар. Часть воинов черного полка поворачивает. Уходят с берега на рысях. Разворачиваются в поле. Скачут к северному броду. Нет, еще один разворот. Идут вдоль реки. Проскочили, под стрелы не попадают. Выстраиваются в клин. Ух! Красиво!..
– Молодец, Саша! – похвалил его Феликс. – Хорошо получаться у тебя стало. Вживаешься! Эмоция – это хорошо. И деталей больше! Детали очень нужны.
Монголы увидели опасность флангового удара в основание их плацдарма. Пытаются перестроиться. Несколько стрел – но так, наугад, без команды, с испуга, скорее. Нашим осталось шагов сорок. Тридцать. Перешли на галоп. Я, наверное, гравюру бы сделал. У них даже кони синхронно двигаются. Ага, врубились! Врубились!!! Феликс, ты когда-нибудь видел, как человека на копье поднимают?! Ордынцев много, сбитых на землю вместе с лошадьми. Всадники из задних рядов оттеснены обратно в реку, многие не выдержали удара и теперь уходят в сторону леса, в нашу сторону, Фил. Их преследуют. А какой старик там командовал! Не старик – памятник!
Олег на мгновение увидел Урдина, когда слева от него монголы вдруг шарахнулись в разные стороны с воплями, уместными на скотобойне. Еще через секунду их уже не было, как и старика: пространство заполнили русские дружинники, все пригнулись к седлу и деловито ворошили мечами у земли.
А у Олега тело опять – на автомате. Первый удар – со всей мощи – по нижней части щита монгола, уже, наверное, не считающего делом своей жизни расширять улус Джучи до большой воды, где каждый день утопает небесный свет. Да, щит ты не удержал. Да, ты умрешь именно здесь.
А теперь Шрадену помочь. Задушить – тоже способ, но куда он меч-то дел?
Олег впервые с начала боя вспомнил об оруженосце Василии, которого ему отрядил князь Андрей. Оказался отличным оруженосцем: шаг в шаг за тобой. Ты показал ему открытую ладонь – секунда, и вот уже в ней оружие. Спасибо, Василий. На, херр Генрих, тебе секиру. Да, непривычная штука, но подожди, подберем что-нибудь более подходящее. Ты, кстати, мой немецкий друг, не сможешь оценить игры слов, но именно подберем. Найди, Василий, ему подходящий меч. Вон там несколько наших лежат. Да и секирой у тебя, херр Генрих, тоже очень даже ничего получается. Не устал еще? Нет, вижу, не устал.
Шраден дотянулся секирой до ордынца, потом недоуменно повертел головной по сторонам – больше рядом никого не было. После атаки Урдина ордынцы перестали прессинговать, вырывая из русского строя, который Олег изо всех сил пытался сохранить, воинов по одному, а потом наваливаясь на них втроем или вчетвером. Прекратили и попытки вырваться на простор, чтобы потом ударить с тыла. Но все-таки монголов было слишком много. Место тех, кого погнал к лесу Урдин, заняли новые, дожидавшиеся в воде своей очереди вступить в бой.
«Отойти?» – опять подумал Олег, а следом в голове всплыла фраза из какого-то древнего тактического наставления: «Нужно всегда пользоваться возможностью выйти из боевого соприкосновения с противником, осуществить перегруппировку и повторить атаку, пользуясь преимуществом удара организованными силами по силам, утрачивающим организацию». Он нашел глазами своего оруженосца, тот как раз протягивал Шрадену два меча на выбор, и коротко протрубил. Василий оглянулся, увидел движение Олега и тоже начал протискиваться из первых рядов сражающихся в тыловую зону.
Своего знаменосца Олег увидел там, где тот и должен был быть – в двухстах шагах от берега. Место ему было обозначено еще до первой сшибки, Олег сам воткнул там запасное копье в землю. Рядом, спешившись, стояли два трубача и десяток дружинников из числа самых молодых, которых Олег отрядил к знаменосцу в непосредственное охранение.
Олег подскакал к ним и первым делом потянулся к седельным сумкам знаменосца. Там была припасены бурдючки с пивом, еще с Владимира – последние. Достал и начал глотать жадно. Все вокруг смотрели на него – с почтением, но и опасливо. С почтением, потому что боярин грамотный, от тестя к великому князю прислан, распоряжается его именем и умно, вон засеку какую устроили, да и встали на поле ладно, ничего проклятые пока сделать не могут.
А опасливо оттого, что какой-то он не свой все-таки. Нет в наших краях таких фляг, из которой он пьет. Отличный кожан, конечно, но не без чертовой помощи, видно, у них в Галиче такие делают. Еще и митрополит Кирилл великого князя Андрея венчал с галичанкой, но рождественский игумен Силантий говорит, что христопродавцы они там все на Волыни. Игумен, правда, тоже не без бревна в глазу – баскаков в прошлом году как дорогих гостей принимал, но митрополитов главный советчик, владыка, в приезд свой всегда у него ночует.
Олег убрал на место опустевший бурдючок и оглядел окруживших его дружинников. Мальчишки. Половине, наверное, еще и пятнадцати нет. Кому-то и не будет… Поймал взгляд одного из горнистов и показал ему три пальца. У того взгляд стал растерянным, и Олег вспомнил, что он неграмотен. Пришлось достать свой рог и негромко протрубить три раза. Тогда трубач понял, что от него требуется, и над полем трижды пронеслась великолепная, чуть дрожащая фа-мажорная волна.
На мгновение Олегу показалось, что никто из бьющихся на берегу дружинников и не думает выполнять команду. Двухдневные попытки рассказать, показать и, главное, убедить – совершенно напрасны. Так и останутся в арсенале этой армии только три вариации поведения в бою: атаковать, стоять насмерть и бежать со всех ног. Эти сорокалетние ворчуны-эмигранты, покинувшие родные места после прихода Орды, его переворчали, и все будет так, как им привычно, а не так, как нужно.
Но нет! Один разворачивается, другой, третий. Ага, их уже десяток, два, а вот и три. Навстречу Олегу движутся с полсотни всадников. Еще бы, конечно, темп выровнять, и была бы римская конница.
Олег взял стяг у знаменосца и заставил Сполоха сделать несколько шагов вперед: обозначил место для построения. Те, кого он отозвал с берега, останавливались рядом, снова разворачивались лицом к реке, выстраивались в линию. Кое-кто по-прежнему бубнил в бороду, но были и посматривающие одобрительно, с пониманием. Прав ты боярин, нового удара на копьях на скаку столпившиеся у воды ордынцы не вынесут.
– Архангелом Гавриилом божусь, трудно им будет удержаться! – это Василий голос подал.
Олег кивнул и подумал: «Да, только чуть-чуть поднажать, и эпизод – в нашу пользу. Битву, конечно, не выиграть, не пишут в летописях про проигранные сражения, что они победой закончились. Но людей спасем немало – и то результат. Вполне себе ничего результат. Да что там! Хороший результат это будет!»
15.55… У северного брода затишье. Подготовившийся к переправе новый монгольский отряд численностью около семисот всадников в воду так и не вошел. Стоит на правом берегу.
На южной переправе у выхода из воды осталось около трехсот монголов, а те две сотни, которые были оттеснены к лесу, почти полностью уничтожены подошедшими пехотинцами.
Воевода черного полка отвел часть своих сил от берега и, по-видимому, готовит новую атаку. Строй в два ряда. Меняют копья.
Олег посмотрел по сторонам: все ли построились. Да, готовы. Смотрят. Ждут. Даже старые ворчуны.
– Боярин… Боярин!
Олег обернулся на голос Василия. Тот держал в руке запасное копье, но не как обычно – вертикально, а чуть наклонив острие в сторону, направо от себя. И головой туда же показывал: прижал шлем к наплечнику и смотрел с максимально допустимой для оруженосца хитрецой.
А! Он же мне на мальцов показывает. Собрались. Глядят.
Мальцы смотрели на Олега во все глаза. «А мы?! – было написано у них на лицах. – Мы-то как же? На надо нас, Олег Владимирович, здесь оставлять. Мы, великий боярин волынский, тоже биться хотим».
Олег махнул им рукой: давайте, мол! Расскажете потом проклятому рождественскому игумену, советчику митрополита, что нет никакой божьей силы за ордынцами, что им можно задать трепку, и, уж наверняка, не будет вас в войсках Тудана, которые Андрей, любимый сын Александра Невского, выпросит в Орде для войны против родного брата Дмитрия.
16.12… Ударный отряд черного полка пустил коней…
Олег не стал дожидаться, пока молодые дружинники сядут в седло и станут в строй. В последний момент мелькнула мысль: пусть опоздают к основной сшибке, может, все целы тогда останутся. «Очень важно выйти из первого серьезного боя без ранения. Плюс три звезды сразу к боевому духу, – он разрешил Сполоху пойти вперед. – А мне нужны четыре звезды ожесточения. А то я расслабленный какой-то стал!»
С Олега опять слетело состояние, которое возникло в момент, когда он оказался в гуще схватки. Не волынский боярин вел дружинников на врага, а хрономенталист Олег Голицын, и цель у него была не победить, а остаться живым и вынести из боя впечатления, которые впитывал его мозг. Кони шли коротким галопом, копья у дружинников опущены вниз, до монголов не более пятидесяти шагов, и продырявить какую-нибудь кожаную кирасу ему совсем не хотелось.
Он попробовал вспомнить какую-нибудь страшную картинку из пережитого. Но ни расстрелы красными гражданского населения в Крыму после эвакуации армии Врангеля, ни резня вьетнамцев-католиков в Хюэ, устроенная коммунистами-вьетконговцами, ни гора иссушенных голодом трупов около печей в Дахау ничего не изменили. И вот уже всего десяток шагов остается – четыре удара копыт Сполоха, но копье по-прежнему хочется отвести в сторону, сказаться раненым, припасть к шее коня и дать ему вынести себя на опушку, подальше от всего этого ужаса.
И вдруг – вот оно! – вспомнилось лицо женщины из Деревни, которая, отрезав косу, пыталась спасти себя и своего почти уже родившегося ребенка от убийц из степи. И его тельце в крови, поднятое на острие копья. И сразу что-то лопнуло внутри, что-то тренированное, вроде сердечного желудочка, обычно крепко держащее в себе чувство под названием ярость. Ярость эта, одновременно обжигающая и леденящая, мгновенно растеклась по телу. Зубы стиснулись, и пот на лбу сразу высох и на ладонях, и рука заныла в ожидании момента, когда надо будет бросить копье и взяться за меч.
«Ай-я!» – закричал Олег. «Ай-я!!!» – подхватили рядом. Он перехватил ставшее почти невесомым копье, выставив его подальше, и поплотнее прикрылся щитом. А через секунду оно уже оказалось ровно посередине груди не сподобившегося отвернуть в сторону монгола.
Атака удалась. Олег, оглянувшись наспех, увидел, что рядом с ним почти все, с кем он ее начинал, а про половину остававшихся на берегу ордынцев точно уже можно забыть. Впереди, где-то рядом с бунчуком монгольского командира, часто и сочно застучали бубны.
