За неделю почти ничего в жизни Маноны и остальных ведьм клана Черноклювых не изменилось. Они по-прежнему каждый день оттачивали навыки полета на драконах и каким-то чудом уклонялись от потасовок с ведьмами других кланов, встречаясь с ними в общем зале за завтраком и обедом. Наследница Желтоногих использовала малейшую возможность позлить Манону, однако Манона обращала на нее не больше внимания, чем на комара, звенящего под ухом.

Все изменилось в тот день, когда наследницам и ведьмам их шабашей предстояло выбирать себе драконов.

Все в том же загоне для упражнений, расположенном в нижней части Северного Клыка, собрались сорок две ведьмы: три шабаша и три предводительницы. На правой площадке, кроме верховных ведьм, не было никого. На левой теснились зрители. Внизу бегали и суетились смертные погонщики, готовясь к церемонии. Принцип отбора был достаточно прост. Драконов будут по одному выводить в загон, где крылатые твари покажут свои бойцовские качества, расправляясь с приманками из числа слабых и больных сородичей. Как и все ведьмы, участвующие в отборе, Манона каждый день пробиралась к клеткам и любовалась могучими зверями. Она по-прежнему хотела заполучить Татуса.

Впрочем, «хотела» – слово из языка смертных. Татус уже был ее драконом. В случае чего, она была готова выпустить кишки любой ведьме, посмевшей заявить на него права. Зная, что может дойти до стычки, Манона утром наточила свои железные ногти. Все ведьмы отряда Тринадцати сделали то же самое.

Однако сама процедура отбора должна была проходить вполне благопристойно. Если какой-то дракон приглянется двум и более ведьмам, они бросят жребий, результаты которого и определят владелицу. Что касалось Татуса, Манона заранее знала, кто попытается оспорить ее выбор. Искара и Петара, наследницы Желтоногих и Синекровных. Она не раз видела, с какой жадностью обе поглядывали на величественного зверя. Если бы Маноне позволили действовать по-своему, она бы вместо вытаскивания прутиков решила спор в поединке. Она даже посмела предложить это бабушке, но та отказалась, заявив, что поединков здесь и так хватает. К тому же это могло подать дурной пример остальным. Споры решит жребий.

Пререкаться с бабушкой Манона не посмела, но разговор испортил ей настроение. Сейчас она стояла у края площадки и смотрела на соседнюю гору. Раздражение Маноны только возросло, когда тяжелая железная решетка поползла вверх. Дракона-приманку привели раньше и приковали к заляпанной кровью стене. Это было увечное, покрытое шрамами животное, размерами своими вдвое меньше самцов. Оно лежало на полу, подобрав крылья. Манона заметила, что ядовитые шипы приманки срезаны, дабы, пытаясь защититься, этот не покалечил бесценных боевых драконов.

Когда решетка ворот застыла под потолком, дракон-приманка опустил голову. В загон на цепях вывели первого боевого дракона. У всех погонщиков были бледные лица. Оставив драконов наедине, смертные поспешили ретироваться и опустить решетку. Только оказавшись по другую сторону, они облегченно вздохнули.

Манона затаила дыхание. Это был не Татус, а один из самцов среднего размера.

На него претендовали три ведьмы, однако Кресседа, глава Синекровных, подняла руку:

– Вы вначале посмотрите, каков он в бою.

Кто-то из погонщиков резко свистнул. Дракон бросился на приманку.

Поединка как такового не было. Все произошло так быстро и с такой откровенной жестокостью, что даже Манона оторопела. Прикованный к стене, дракон-приманка даже не пытался сопротивляться. В считаные секунды боевой дракон зажал его шею в своих мощных острых зубах. Достаточно подать сигнал, и эти зубы перекусят шею слабого сородича.

Погонщик подал сигнал, но совсем другой, низкий и протяжный. Боевой дракон отступил. Новый свист, и дракон послушно сел на задние лапы. Еще две ведьмы захотели его получить. Итого пять претенденток. Кресседа кивком подозвала их и протянула сомкнутый кулак, из которого торчали палочки.

Дракон достался ведьме клана Синекровных. Та радостно улыбалась соперницам, затем улыбнулась своему дракону, которого уводили из загона. Дракон-приманка, зализывая окровавленный бок, уполз в тень и стал ждать новой схватки.

Погонщики вывели второго дракона, потом третьего, четвертого… Все они быстро и свирепо атаковали приманку и находили себе всадниц. Манона и не ждала скорого появления Татуса. Она подозревала, что верховные ведьмы задумали дополнительное испытание, желая проверить, хватит ли наследницам выдержки дождаться лучших драконов, и заодно узнать, у кого этой выдержки больше. Манона одним глазом поглядывала на драконов, а другим следила за соперницами. Те делали то же самое.

Когда вывели первую крупную самку, Петара вдруг вышла вперед и подняла руку. Самка по размерам почти не уступала Татусу. Бросившись на приманку, дракониха вырвала у него клок мяса из бока и не сразу подчинилась приказам погонщиков. Дикая, непредсказуемая, смертельно опасная. Великолепный боевой зверь.

Выбор наследницы Синекровных не оспорил никто. Мать Петары лишь слегка кивнула, словно предводительницы заранее знали, кого выберет Петара.

Астерина выбрала себе свирепую самку-разведчицу с жесткими умными глазами. Двоюродная сестра Маноны сама была превосходной разведчицей. Накануне отбора в отряде Тринадцати произошел обстоятельный разговор, затянувшийся далеко за полночь. Было решено, что и в новых условиях Астерина займется разведкой.

У драконихи была голубоватая шкура. Заявив о своем выборе, Астерина окинула взглядом собравшихся. В ее сверкающих глазах читалась такая жестокость, что никто не осмелился соперничать с нею.

Манона ждала, когда выведут очередного дракона. Неожиданно ее ноздри уловили запах мирры и розмарина. Обернувшись, она увидела наследницу Синекровных. Бдительная Астерина предостерегающе рыкнула.

– Ожидаешь Татуса? – промурлыкала Петара.

Сама она тоже поглядывала на железную решетку в подземелье, где содержались драконы.

– А если и так, то что? – в своей привычной манере ответила Манона.

– Уж пусть лучше он достанется тебе, чем Искаре.

Безмятежное лицо Петары было непроницаемым.

– Я тоже так думаю, – пробормотала Манона.

Ее слова можно было истолковать как угодно, но их разговор с Петарой – это уже что-то.

Если бы они переругивались, это не вызвало бы особого интереса у других ведьм. Но спокойный негромкий разговор всех насторожил. В особенности Искару, которая подошла к Маноне с другой стороны.

– Плетете интриги? Не рано ли?

Синекровная посмотрела на Искару, как на глупого ребенка, вмешивающегося в разговор взрослых.

– Я думаю, что Татус прекрасно подошел бы для Маноны.

«Предостережение», – подумала Манона. Интересно, что́ предводительница Синекровных порассказала Петаре о ней? Какой замысел скрывается за всем этим?

Губы Искары скривились в полуулыбке.

– Посмотрим, как решит Трехликая богиня.

Манона, быть может, и ответила бы наследнице Желтоногих, но в это время из подземелья появился Татус.

Как всегда, стоило ей только его увидеть, все внутри замерло от восхищения его размерами и свирепостью. Погонщики проворно убрались за решетку. Чувствовалось, Татус не прочь закусить кем-нибудь из них. Манону предупреждали: в воздух этот дракон поднимался меньше остальных. Почти никто не отваживался на него садиться. Успешные полеты можно пересчитать по пальцам. Словом, его, как норовистого коня, сначала нужно объездить, и тогда цены́ ему не будет.

Поведением Татус сильно отличался от других. Не дожидаясь сигнала погонщика, он бросился на приманку и ударил хвостом. К удивлению Маноны, уставший, израненный зверь словно предчувствовал атаку и сумел пригнуться. Хвост Татуса ударил по камню.

На дракона-приманку посыпались каменные осколки, и он поспешил отползти. Разъяренный Татус ударил второй раз, потом третий.

Ограниченный цепью, дракон-приманка не мог по-настоящему защищаться. Погонщик свистел не переставая, однако для Татуса не существовало власти смертных. Он делал что хотел. Изящество его необузданности завораживало.

Дракон-приманка заскулил. Манона могла поклясться, что наследница Синекровных вздрогнула. Сама она впервые слышала, как драконы кричат от боли. Когда Татус присел на задние лапы, Манона увидела, куда именно он ударил приманку. Удар пришелся чуть выше покалеченного бока.

Казалось, Татус знал, куда побольнее ударить противника. Смертные утверждали, что драконы отличаются смышленостью. Весь вопрос: насколько они смышлены? И насколько своевольны? Погонщик снова засвистел и даже несколько раз щелкнул хлыстом. Татус продолжал расхаживать перед приманкой, выбирая место для нового удара. В этом не было никакой стратегии. Он хотел помучить обреченного дракона и насладиться этим.

Манону охватила приятная, возбуждающая дрожь. Летать на таком чуде, как Татус, вместе с ним в клочья разрывая врагов…

– Если ты так жаждешь его заполучить, – прошептала Искара, – иди-ка прямо к нему!

Манона только сейчас увидела, что наследница Желтоногих стоит в каком-нибудь шаге от нее. Ни она сама, ни ее ведьмы и глазом моргнуть не успели – Татус заворожил всех, – как железные ногти Искары впились ей в спину.

Крик Астерины эхом звучал в ушах Маноны, но она уже падала с высоты сорока футов прямо в загон. На пути оказался небольшой хлипкий уступ. Манона попыталась за него ухватиться, но лишь ударилась боком. Этот удар замедлил падение и спас ей жизнь, однако Манону ждал каменный щербатый пол загона.

Она упала, вывихнув лодыжку. Наверху раздались крики. Манона не подняла головы, а если бы подняла, то увидела бы Астерину, которая бросилась на Искару, собираясь вцепиться наследнице Желтоногих в горло. Она бы увидела, как ее бабушка махнула рукой, запретив кому-либо прыгать в загон.

Но Манона не поднимала головы. Она смотрела на Татуса.

Татус повернулся к ней.

Дракон стоял между Маноной и опущенными воротами, по другую сторону которых суетились смертные. Похоже, они решали, стоит ли рисковать своей шкурой и пытаться спасти ведьму или дождаться, пока дракон отправит ее себе в пасть.

Татус размахивал хвостом. Его темные глаза впились в Манону. Она выхватила свой верный Рассекатель Ветра. Но что ее меч для такой громадины, как Татус? Ножичек, и не более того. Манона понимала: ей надо пробраться к воротам.

Она впервые посмотрела на дракона без былого восторга. Оценивающе, как привыкла смотреть на противников. Татус присел на задние лапы, собираясь атаковать. Он тоже знал, где железная решетка и почему Маноне так нужно оказаться по другую сторону. Он считал Манону не противницей, а добычей.

Не всадницей, не хозяйкой. Его добычей.

Ведьмы умолкли. Смертные – тоже.

Манона взмахнула мечом. Последняя попытка остановить Татуса… Он бросился на нее.

Не желая оказаться в его пасти, Манона перекувырнулась, мигом вскочила на ноги и понеслась к воротам. Вывихнутая лодыжка мешала бежать. Манона прихрамывала, но не позволяла себе даже вскрикнуть от боли. Татус развернулся и с быстротой горного потока кинулся к ней. Манона была уже у самых ворот, когда он взмахнул хвостом.

Ведьма сумела увернуться от ядовитых шипов, но хвост дракона все-таки ударил по ней и сбил с ног. Она выронила Рассекатель Ветра. Бросок Татуса отшвырнул Манону к противоположной стене. Ей удалось прикрыть голову, отделавшись царапинами на лице. Зато ее ребра прочувствовали всю жесткость камня. Морщась от боли, Манона села и прикинула расстояние, отделявшее ее от меча и Татуса.

Но Татус не торопился. Теперь он смотрел не на Манону, а поверх нее.

Перед ее глазами мелькнула темная пелена. Она совсем забыла о приманке – обреченном драконе, прикованном к стене у нее за спиной. Судя по всему, этот день – последний в его жизни. От него уже пахло мертвечиной.

Татус тоже смотрел на него, молчаливо приказывая отодвинуться и не мешать ему съесть Манону.

Манона оглянулась через плечо. Ее меч валялся в тени, вблизи скобы, удерживающей цепь дракона-приманки. Быть может, она бы и рискнула подобрать его, если бы не этот искалеченный дракон; если бы не его взгляд… такой странный. Может, все дело в его собственном незавидном положении, но он… не видел в ней добычу.

Татус опять взревел, требуя от приманки убраться. Его рев пробрал Манону до самых костей. Второй дракон был в два с лишним раза меньше Татуса. Его взгляд тоже не отличался кротостью. Там тоже хватало гнева. Но там было что-то еще. Решимость. И голод.

Нет, дракон-приманка не хотел съесть Манону сам. Это она поняла, когда он взглянул на Татуса и глухо зарычал. В его рычании не ощущалось готовности подчиниться. Оно было угрожающим. Дракон-приманка хотел сразиться с Татусом.

Пусть и ненадолго, но у Маноны появился союзник.

И вновь Манона ощутила биение мира. Волны, похожие на прилив и отлив. Одни называли их судьбой, другие – нитями прялки Трехликой богини.

Татус в последний раз угрожающе зарычал. Манона неуклюже поднялась на ноги и ринулась к мечу.

От каждого шага перед глазами вспыхивали звезды, а тело отзывалось жгучей болью. Татус рвался к ней. Дракон-приманка был для него не более чем досадной помехой. Если понадобится, он просто разорвет наглеца пополам и доберется до лакомой двуногой.

Манона схватила меч и что есть силы ударила по толстой заржавленной цепи. Прежде ее меч называли Рассекателем Ветра. Теперь его будут звать Рассекателем Железа. Звено, по которому пришелся удар, треснуло и переломилось. В этот момент Татус атаковал Манону.

Татус не заметил разбитой цепи. Для него было полной неожиданностью, когда дракон-приманка бросился на него, и они сцепились.

Все преимущества этого безумного поединка, конечно же, были на стороне Татуса. Сытый, сильный, на теле – ни царапинки. Манона не стала дожидаться конца схватки и бросилась к решетчатым воротам. Очухавшиеся смертные торопились их поднять.

Но грохот за спиной и удивленные возгласы зрителей заставили Манону обернуться. Первая атака Татуса не стала последней. Дракон-приманка ее отразил и теперь готовился атаковать сам. Удар его израненного, лишенного шипов хвоста оказался неожиданно сильным. Татус упал. Черная треугольная голова ударилась о камни пола. Правда, Татус тут же вскочил на задние лапы. Дракон-приманка сделал обманное движение хвостом и атаковал Татуса своими искалеченными когтями. Могучий дракон взревел от боли.

Манона застыла, не добежав совсем немного до спасительной решетки.

Драконы кружили по полу загона. Их крылья царапали камень. Может, Татус решил развлечься и позволил это подобие поединка? Долго ли продержится израненный, обессиленный дракон-приманка? Но он держался. Для него этот поединок не был развлечением.

Татус молча нацелился на горло противника.

Дракон-приманка ударил его хвостом по голове. Татус попятился, но тут же бросился в атаку, оскалив пасть. У него было одно существенное преимущество – ядовитые шипы. Один удар по ране противника, и дракону-приманке конец.

Дракон-приманка это тоже понимал. Смертоносный удар он парировал своим хвостом. Однако маневр не уберег его от челюстей Татуса, сомкнувшихся у него на шее.

Исход поединка драконов был ясен.

Дракон-приманка еще пытался вырваться. Манона знала: нужно не глазеть, а бежать, бежать отсюда. Сверху ей кричали, чтобы не мешкала. Она с рождения не знала, что такое доброта и милосердие. Либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Не все ли ей равно, кто из крылатых тварей сейчас погибнет? Надо благодарить судьбу, что сама унесла ноги… Но судьба или нити Трехликой богини… словом, что-то настойчиво требовало ее вмешательства в битву. Если уж на то пошло, дракон-приманка спас ей жизнь, а в мире ведьм было принято возвращать долги.

И Манона совершила самый дурацкий из всех поступков в своей долгой и жестокой жизни.

Подбежав к Татусу, она отсекла ему часть хвоста. Рассекатель Ветра пробил мясо и кости. Татус взвыл и разжал зубы, выпустив добычу. Обрубок хвоста полоснул по Маноне. Удар пришелся ведьме в живот и сбил ее с ног. У Маноны перехватило дыхание. Она упала, а когда поднялась, увидела завершающий удар, нанесенный драконом-приманкой.

Теперь Татус ревел так, что содрогались горы. Это был его предсмертный крик. Шансов уцелеть у него не оставалось. Манона не верила своим глазам: челюсти измученного, израненного дракона-приманки сомкнулись на могучей шее Татуса.

Татус предпринял последнюю, отчаянную попытку вырваться, однако дракон приманка не разжимал зубов. Кто знает, сколько месяцев (а может, и лет) он ждал этого мгновения. Дракон-приманка мотнул головой, выдирая глотку Татуса.

В загоне установилась полная тишина. Казалось, даже мир остановился, когда туша мертвого Татуса рухнула на пол, заливая камень черной кровью.

Манона замерла. Дракон-приманка неспешно поднял голову от тела врага. Кровь Татуса стекала из его пасти. Глаза зверя и ведьмы встретились.

Загонщики кричали ей, чтобы она немедленно бежала к ним, но Манона смотрела в эти большие черные глаза. Один из них был сильно поврежден, но, к счастью, продолжал видеть. Дракон приблизился к ней на шаг. Потом еще на шаг.

Манона не сдвинулась с места. Случившееся казалось ей просто невероятным. Немыслимым. Татус превосходил эту дохлятину и размерами, и весом. Наконец, Татуса долго готовили, делая из него боевого дракона. А дракон-приманка… победил в поединке, и не потому, что оказался сильнее. Ему отчаянно была нужна эта победа. Татус, которым вплоть до этого дня так восхищалась Манона и другие ведьмы, был просто злодеем и убийцей. Но этот дракон, обреченный служить приманкой… он был истинным воином по духу.

К нему уже бежали смертные, размахивая пиками, мечами и плетками. Дракон встретил их рычанием.

Манона взмахнула рукой. И мир снова замер.

– Он – мой, – сказала она, не сводя глаз с дракона.

Он спас ей жизнь. Не по чистой случайности, а по собственному выбору. Наверное, он тоже ощущал невидимые нити Трехликой богини.

– Что ты сказала? – раздался сверху сердитый голос бабушки.

Манона подошла к дракону, остановившись в пяти футах от него.

– Он – мой, – повторила она, оглядывая его израненное тело.

В больших черных глазах она увидела неукротимое желание жить.

Потом ведьма и дракон посмотрели друг на друга. Разговор их глаз длился всего мгновение, но для них оно превратилось в вечность. Манона чувствовала, что дракон не только не возражает против ее выбора. Он сам хотел этого. Кто знает, вдруг он уже давно принял такое решение и его сегодняшний поединок с Татусом был не ради собственного выживания? Может, это был бой за право стать ее драконом?

Он выбрал ее своей всадницей. Своей хозяйкой. Своей…

Манона назвала его Аброхасом. Так звали древнего змея, что по воле Трехликой богини удерживал мир между своих колец. Выбор дракона был единственным приятным событием этого вечера.

Манона вернулась на площадку. Аброхаса увели, чтобы отмыть и залечить его раны. Потом смертные, вооружившись веревками и крюками, уволокли тушу Татуса. Их было не меньше трех десятков. Немногие ведьмы отваживались встретиться глазами с Маноной, но и они торопились отвести взгляд.

Астерина пасла наследницу Желтоногих, не давая ей ни на шаг отойти от верховных ведьм. Ждала возвращения Маноны. Но Манона лишь взглянула на Искару и сказала:

– Похоже, я так засмотрелась на Татуса, что оступилась.

Искара негодовала. Мало того что она не чувствовала себя виноватой. Она была бы не прочь прямо сейчас затеять стычку. Манона устало пожала плечами, стерла с лица кровь и грязь и, прихрамывая, двинулась на Омагу. Не в правилах Черноклювых бросаться обвинениями, даже когда обвинения вполне справедливы. И не в правилах Черноклювых затевать поединки на глазах у верховных ведьм.

Главной виновницей случившегося, естественно, сделали Астерину. Недоглядела, позволив наследнице клана упасть с такой высоты. Матерь Черноклювых заявила, что за небрежение Астерина этим же вечером будет публично наказана десятью ударами. Манона предложила на роль вершительницы правосудия себя, однако у ее бабушки было иное мнение. Эту роль она отвела… Искаре. Поскольку Астерина опозорилась не где-то, а на глазах у верховных ведьм и их наследниц, наказание будет особо унизительным.

Манона пробовала отговориться болью в лодыжке, но бабушка заставила ее пойти в общий зал и присутствовать при экзекуции… Искара била в полную силу, наслаждаясь каждым ударом и беря реванш за рану на подбородке, нанесенную ей Астериной.

Астерина всегда стойко переносила наказания. Не сплоховала она и в этот раз. С ее губ не сорвалось ни единого стона. Маноне понадобилась вся ее сила воли, чтобы не выхватить хлыст и не завязать узлом на шее Искары.

Затем бабушка позвала ее к себе на разговор. Точнее, на порку. Отвесив внучке пощечину, верховная ведьма продолжала хлестать ее словами. Даже на следующий день в ушах Маноны еще звучали гневные бабушкины слова.

Выбрав этот «мешок с костями», она опозорила бабушку и весь клан Черноклювых, навсегда вписав свой позор в историю клана. Что, он победил крупного, сильного Татуса? Чистая случайность, и не более того. Аброхас не только самый маленький из всех драконов. Поскольку его считали годным лишь для приманки, он ни разу не поднимался в воздух. Это она понимает?

Определенная правота в словах бабушки, конечно же, была. Аброхаса слишком долго использовали в качестве приманки, что не могло не сказаться на состоянии его крыльев. Мнение погонщиков было единодушным: первая же попытка совершить перелет на Аброхасе станет для Маноны последней. Дракон рухнет вместе с нею на дно Ферианской впадины. Но даже если он и взлетит, даже если научится держаться в воздухе, была еще одна серьезная причина. Смертные о ней не знали, зато о ней очень хорошо знала бабушка Маноны. Дракон главнокомандующей становился главным драконом, имевшим власть над остальными. Так вот, боевые драконы никогда не призна́ют над собой власть этого ничтожного цыпленка. Скорее всего, Маноне не быть главнокомандующей. Получалось, своим идиотским упрямством и своеволием она разрушала все далеко идущие замыслы бабушки.

Манона пыталась затыкать уши. Бесполезно. Бабушкины слова звучали у нее внутри. Бабушка не требовала от нее сменить дракона. Нет, этого верховная ведьма ей не позволит, даже если бы Манона сама попросила. Предводительница Черноклювых заставит ее летать на Аброхасе, чтобы до дна испить чашу позора… даже если все кончится смертью на каменистом дне впадины.

Однако бабушка видела Аброхаса лишь издали. Она не заглядывала дракону в глаза и не знала, что в тщедушном теле бьется сердце воина. Верховная ведьма не заметила, что Аброхас смышленостью и свирепостью заметно отличался от прочих драконов… Манона оставалась непреклонной. Она выдержала и пощечину, и словесную порку, и вторую пощечину, которая была больнее первой.

Щека Маноны ныла и сейчас, когда она пришла в стойло, где теперь содержался Аброхас. Дракон лежал у дальней стенки, свернувшись тугим калачиком, не издавая никаких звуков. Этим он разительно отличался от других драконов. Те метались взад-вперед, кричали или рычали.

Манону сопровождал главный погонщик. Вместе с нею он стоял возле решетчатой двери стойла. Сзади, в сумраке, притаилась Астерина. После вчерашней порки заместительница Маноны глаз с нее не спускала, готовая сопровождать везде.

Манона не извинилась перед нею за вчерашнее. Правила одинаковы для всех, а ее двоюродная сестра допустила серьезный промах. Астерина заслужила этот урок, как и Манона – бабушкины пощечины.

– Почему он жмется в угол? – спросила Манона.

– У него никогда не было своего стойла.

Манона присмотрелась к стойлу. Аброхаса поместили в довольно просторную нишу естественного происхождения.

– Где же его тогда содержали?

– На нижнем ярусе. – Главный погонщик указал на пол. – С остальными приманками. Мы называем то место хлевом. Между прочим, он – самый старый из всех драконов-приманок. И на удивление живучий. Уж как его боевые драконы трепали! Все выдержал. Но это не значит, что он тебе подходит.

– Кажется, я не спрашивала твоего мнения, подходит он мне или нет, – оборвала смертного Манона, продолжая разглядывать лежащего Аброхаса. – Сколько времени понадобится, чтобы поднять его в воздух?

Смертный почесал в затылке:

– При удачном раскладе через несколько дней взлетит. А так… через несколько недель или месяцев. Может статься, он и вообще летать не будет.

– Полеты у нас начинаются сегодня.

– Это я помню. Но только не на нем.

Манона вопросительно посмотрела на погонщика.

– Твоего дракона надо учить отдельно. Я поручу это нашим лучшим погонщикам. Пусть приучают его летать, а ты пока полетаешь на другом…

– Запомни, смертный, раз и навсегда: если хочешь остаться в живых, не указывай мне.

Манона щелкнула железными зубами. Главный погонщик содрогнулся.

– И еще: ни на каком другом драконе я летать не буду. Только на Аброхасе.

Смертный побледнел. У него тряслись губы, но он все-таки решился возразить:

– Драконы других ведьм его заклюют. Первый же полет его так напугает, что он больше не поднимется в воздух. Если не хочешь, чтобы драконы передрались между собой и покалечили всадниц, я тебе предлагаю летать в иное время и одной.

Главный погонщик безуспешно пытался унять дрожь.

– Госпожа, решение, конечно же, принимать тебе. Но я не первый год с драконами. Попусту молоть не стану.

Аброхас смотрел на них. Ждал.

– Они нас понимают? – спросила Манона.

– Не больше, чем собаки. Свистки понимают. Несколько словесных приказов. И это все.

Быть того не может. Главный погонщик ей не врал. Он просто видел драконов такими, не желая выходить за рамки собственных представлений. А может, это Аброхас заметно отличался от сородичей.

До начала военных игр еще есть время. Манона решила, что больше ни минуты не потратит зря. Она будет летать на Аброхасе и вместе с ним учиться премудростям полета. А когда она и ее отряд Тринадцати победят, пусть остальным ведьмам, включая бабушку, будет стыдно за свои дурацкие предсказания. Она – Манона Черноклювая, которая еще ни разу не потерпела поражения. И для нее не будет момента приятнее и зрелища сладостнее, чем увидеть, как однажды на поле сражения Аброхас откусит голову Искаре.