Проснувшись, Селена застонала. Ей было холодно. Нестерпимо болела голова: вчера в развалинах храма ударилась о камень. Бормоча ругательства, она села на постели, и каждый кусочек ее тела от ушей до пальцев ног отозвался всплеском боли. Казалось, вчера сотни железных кулаков измолотили ее и бросили умирать в холоде этой каморки. Если голова у нее болела от удара, боль в теле была вызвана совсем иной причиной – вчерашними неуправляемыми превращениями. Трудно представить, сколько раз ее швыряло то в одно, то в другое обличье. Судя по саднящим мышцам, счет шел на десятки.

Держась за скрипучую, растрескавшуюся кровать, она кое-как встала. То, что она все-таки могла управлять магическими силами, служило хоть и слабым, но утешением. Затянув потуже кушак выцветшего халата, Селена поплелась к комоду, рядом с которым стоял таз для умывания. Вчера, после отмокания в бане, она позаимствовала этот халат (таких там было много). Свою грязную, отчаянно вонявшую одежду бросила возле двери. У нее едва хватило сил дотащиться до своей комнаты. Селена повалилась на жесткую кровать, накрылась почти бесполезным одеялом и уснула.

Она спала, спала. Наверное, уже и работу на кухне проспала. Никто не приходил ее будить. Вот и хорошо. Селена не была настроена кого-либо видеть и с кем-либо говорить.

Упираясь руками в комод, она подняла голову к осколку зеркала. Ну и жуть! Это было самым подходящим словом для описания ее внешнего и внутреннего состояния. Похоже, за вчерашний день она еще похудела. Созерцая насупленное отражение в зеркале, Селена потянулась за мазью, принесенной вчера Рованом. Нет, не будет она мазаться. Пусть видит, что́ с ней сделал. Вообще-то, с ней бывало и похуже. Два года назад Аробинн за невыполнение приказа превратил ее в кровавое месиво. Вот тогда была настоящая жуть. А сейчас… погано, но терпимо.

Открыв дверь, Селена обнаружила на полу свою одежду. Выстиранную. Даже сапоги были вычищены. Либо Рован постарался, либо кто-то наткнулся на вонючую груду и понес стирать. Обмочиться на глазах у Рована! Селена поморщилась. Как унизительно.

Ну унизительно. И что, позволить этим мыслям расползтись по мозгу, чтобы стало совсем уж тошно? Усилием воли Селена прогнала их, оделась и по темным предрассветным коридорам отправилась на кухню. Лока был уже там и вовсю болтал о метательном ноже, который ему одолжил кто-то из караульных. Теперь он научится по-настоящему метать настоящий нож.

Увидев Селену, парень умолк на полуслове и лишь смотрел. Эмрис тоже взглянул на нее и выронил большой глиняный горшок.

– Великая Матерь и все ее детки, – пробормотал старик.

Селена прошла к столу, где высилась горка чесночных головок. Взяла нож.

– Это только с виду так, – сказала она. – Мне уже и не больно.

Кому она врала? Эмрису с Локой? Или самой себе? Головная боль не проходила. Болела рана на лбу. А уж синяк под глазом…

– У меня есть мазь, – сказал Лока, домывая вчерашние тарелки. – Хорошо помогает.

Селена выразительно посмотрела на него. Парень понял намек, пожал плечами и взялся за очередную тарелку.

Она принялась крошить чеснок. Пальцы мгновенно стали липкими. Эмрис и Лока поглядывали на нее. Видимо, ждали объяснений.

– Вас это не касается, – огрызнулась Селена.

Эмрис, собиравший черепки, с кряхтением разогнул спину. Его ясные умные глаза были полны гнева.

– Касается, раз ты приходишь ко мне на кухню.

– У меня бывало и хуже.

– Это как понимать? – встрепенулся Лока.

Он вовсю глазел на ее израненные руки, на синяк, на кольцо шрамов вокруг шеи – «подарочки» Бэбы Желтоногой.

«Шевели мозгами, парень, – мысленно подзадорила его Селена. – Ты бы пожил в Адарлане, имея фэйскую кровь, да еще будучи женщиной».

Наверное, Лока кое-что понял, раз побледнел.

– Не приставай к ней, парень, – помолчав, сказал Эмрис и вновь нагнулся, чтобы собрать оставшиеся черепки разбитого горшка.

Селена продолжила крошить чеснок. Лока торопливо домывал тарелки, уже без болтовни. Наступило время завтрака. Снова та же беготня вверх и вниз. Снова бесконечное мелькание лиц. Но сегодня несколько полуфэйцев заметили Селену. На одних она просто не обращала внимания. Других оглядывала с головы до ног, присматриваясь к лицам. У некоторых были заостренные уши, но большинство внешне ничем не отличались от обычных людей. Кто-то носил привычную одежду: камзолы и простые платья, но караульные были в кожаных доспехах и тяжелых серых плащах. Они имели при себе достаточно оружия, хотя, по меркам Селены, многие их мечи и кинжалы годились разве что для упражнений. Похоже, им здесь было не с кем сражаться. Воины (обоего пола) поглядывали на Селену со смешанным чувством настороженности и любопытства.

Она вытирала медный котел, когда кто-то удивленно присвистнул и произнес:

– Таких восхитительных синяков мне еще не доводилось видеть.

Селена подняла голову. По кухне шел высокий старик, похоже ровесник Эмриса, сохранивший изящество движений. В руках он держал пустое блюдо.

– Малакай, не трогай ты ее, – отозвался Эмрис, хлопотавший у плиты.

Вот он какой, Малакай. Парный Эмриса. Стало быть… муж.

Малакай ослепительно улыбнулся и поставил блюдо возле Селены.

– Насколько я знаю, Рован рукоприкладством не занимается.

Под его коротко стриженными седыми волосами проглядывали заостренные уши. Во всем остальном лицо Малакая было вполне человеческим, хотя и довольно грубым.

– А ты даже не потрудилась смазать свои трофеи.

Она молча смотрела на Малакая. Он перестал улыбаться.

– Моему парному и так забот хватает. Не усугубляй его ношу. Поняла?

Эмрис что-то пробурчал.

– Мне нет дела до ваших забот. – Селена лишь пожала плечами.

Малакай понял невысказанное вслух предостережение: «Так что нечего лезть в мои дела». Он ответил легким кивком. Селена не столько видела, сколько слышала, как он подошел к Эмрису, поцеловал старика, прошептал что-то сердитое, после чего покинул кухню.

– Надо же, даже полуфэйские воины начинают превращаться в сверхзаботливых наседок, – с нарочитой веселостью проговорил Эмрис.

– Это у нас в крови, – подхватил Лока. – Заботиться о семьях – наша обязанность, честь и главное дело в жизни.

– А такие, как ты, от этой заботы садятся нам на шею, – усмехнулся Эмрис. – Превращаются в захребетников.

Старик подошел к чану и протянул Селене грязную кастрюлю.

– Не сердись на Малакая, девочка. Ты здесь новая, да еще из Адарлана. И учителя твоего мы тоже не понимаем.

Селена плюхнула кастрюлю в чан:

– Мне все равно, понимаете вы или нет.

Ей действительно было все равно.

Учеба в этот день была сущей пыткой. И не только потому, что Рован спросил, не собирается ли она опять вытряхивать из себя завтрак и орошать штаны. Это она бы стерпела. Но Рован заставил ее часами (часами!) сидеть среди развалин храма, на каменном уступе, истрепанном туманными ветрами. Задание было то же, что и вчера, – превращение.

Селена допытывалась, почему он просто не может учить ее магии. Ответ был один и тот же: обучение магии невозможно без умения превращаться. Но после вчерашнего никакие угрозы Рована не могли заставить ее поменять облик. Даже если бы он вдруг выхватил кинжал и стал подрезать ей уши, придавая им заостренную форму, это не заставило бы ее совершить превращение. Один раз она честно попыталась. Рован отлучился в кусты. Пока его не было, Селена добросовестно старалась вытащить из своих глубин магическую силу. Ничего. Ни вспышки света, ни обжигающей боли.

Так они и сидели на склоне горы. Селена продрогла до костей. К счастью, она не потеряла самообладания, выслушивая оскорбления и обидные словечки, на которые Рован был неистощим. Он произносил их вслух и мысленно. Неужели она научилась читать его мысли? Потом она спросила, почему Рован не стал преследовать то существо, которое подстерегло ее за курганом. Фэец ответил, что намеревается это сделать, а все остальное ее не касается.

Время ползло медленно, чего нельзя было сказать о собиравшихся грозовых тучах. Хлынул ливень с градом, однако Рован и не думал уходить. Селена сидела, стуча зубами. Ей надоело стряхивать мелкие градины с волос. Она заледенела снаружи и изнутри. И только когда дождь начал стихать, Рован соизволил двинуться в обратный путь. Он снова оставил Селену у двери бани, выразительно сверкнув глазами.

«Завтра будет еще хуже», – говорил его взгляд.

Отогревшись, Селена потащилась к себе. В комнате ее ожидала сухая одежда, сложенная и размещенная с такой аккуратностью, что у нее закралась мысль: уж не приставили ли к ней невидимую служанку? Иначе как объяснить это чудо? Ведь не Рован же все это принес. Бессмертный принц никогда не опустится до помощи какой-то полукровке.

За окошком снова сверкали молнии и хлестал дождь. Селена смотрела на стену леса, то появлявшуюся в свете молний, то снова исчезавшую в темноте. Если бы не голод, она бы осталась в комнате и завалилась спать. Но ее голова уже начинала кружиться – верный признак, что нужно срочно поесть. Точнее, наесться, впихнув в себя все, что найдет. С таким синяком под глазом только и делать, что лопать; даже если ради этого придется идти на кухню.

Селена дождалась, пока, как ей казалось, все ушли наверх. От завтрака всегда что-то оставалось. Должно остаться и от обеда. Но до чего же она устала. А тело, невзирая на горячую баню, ломило еще сильнее, чем утром.

Голоса она услышала еще на подходе к кухне. Она уже собиралась вернуться, но это означало бы голодную и, скорее всего, бессонную ночь. Во время завтрака с нею никто не заговаривал (Малакай не в счет). Наверное, ее и сейчас не заметят.

Кухня была не просто полна. Кухня была до отказа забита обитателями крепости. Сидели на принесенных стульях и на подушках. С плиты сняли металлический верх, превратив ее в подобие открытого очага. Ярко пылал огонь. Рядом расположились Эмрис и Малакай, переговариваясь с собравшимися. У всех в руках были тарелки и миски. Казалось, обитатели крепости почему-то решили обедать здесь. Прячась в тени лестницы, Селена разглядывала собравшихся, удивляясь их решению. В столовой куда просторнее. Правда, холодновато. Неужели только это заставило всех собраться возле импровизированного очага?

При виде пищи Селена перестала терзаться вопросами. Бесшумно спустившись вниз, она легко протолкнулась к ближайшему столу (навыки ассасина), взяла тарелку и до краев наполнила жареной курятиной, картошкой и свежим, еще теплым хлебом. Ее уже воротило от картошки, но та хорошо насыщала. Собравшиеся все так же переговаривались, не замечая Селены. Те, кому не хватило места, стояли вдоль стен, потягивая эль из глиняных кружек.

От огня и человеческих тел в кухне было жарко, и потому верхнюю часть двери открыли. В гул голосов вплеталась барабанная дробь дождя. Селене показалось, что снаружи что-то мелькнуло. Она присмотрелась. Никого.

Селена уже собиралась уйти вместе с тарелкой к себе, когда Малакай вдруг хлопнул в ладоши. Селена вновь замерла в сумраке лестницы. Разговоры смолкли. Собравшиеся заулыбались, устраиваясь поудобнее. На полу, возле стула Эмриса, сидел Лока. К его плечу прильнула хорошенькая девушка. Лока небрежно обнимал ее за плечи. Однако в этой небрежности таилось недвусмысленное послание всей мужской части собравшихся: «Она моя». Селену такой жест ничуть не удивлял.

Но взгляды, которые Лока бросал на свою девчонку, и озорство в его глазах отозвались в душе Селены всплеском болезненной зависти. Когда-то она вот так же сидела с Шаолом. Только в их отношениях не было безмятежности, как у этой пары. Даже если бы их отношения не оборвались, на каждого продолжал бы давить груз обязательств перед адарланским королем.

Кольцо с аметистом вдруг показалось ей очень тяжелым.

Яркая молния на несколько мгновений вернула день, осветив траву и лес. Потом все вокруг затряслось от грома, вызвав у собравшихся возгласы и смех.

Эмрис громко откашлялся. Взгляды всех сошлись на его морщинистом лице. Огонь красиво оттенял его седые волосы. От фигуры старика тянулись длинные пляшущие тени. Под раскаты грома, стук дождя и потрескивание поленьев он заговорил:

– В незапамятные времена, когда на вендалинском троне еще не восседал смертный король, фэйри считали себя хозяевами земель и не прятались от людей, как нынче. Как есть разные люди, так и фэйри тоже были разными. Одни отличались добротой и честностью, другие любили немного пошалить. Но попадались и такие, что были опаснее самого дикого зверя и чернее самой черной ночи.

Селена сглотнула. Тысячи лет такие истории рассказывали у пылающих очагов. И не только в Вендалине, но и в тогдашнем Адарлане. И в тогдашнем Террасене тоже. Эта традиция казалась вечной.

Эмрис продолжал. Его голос эхом отзывался из каждого угла, из каждой щели и трещины.

– Из-за этих нечестивых фэйри всегда нужно было держать ухо востро. Особенно на древних дорогах, в лесу и в иных глухих местах. Ненастье всегда было лучшим другом нечестивых фэйри. Как же они любили вечера вроде нынешнего. Дождь шумит, гром грохочет, а ветер со стоном повторяет твое имя.

– Ой, только не надо эту историю, – с притворным испугом взмолился Лока.

Кто-то засмеялся, но смех выдавал тревогу.

– Я же потом целую неделю спать не буду, – канючил парень.

Не обращая на него внимания, Эмрис продолжал. Селена прислонилась к стене. Она слушала повествование, не забывая доедать курятину. Она ела уже не столько от голода, сколько из желания заглушить тревожное чувство, не покидавшее ее на протяжении всего рассказа. События в изложении Эмриса были настолько яркими и образными, что мелькали перед нею как картины.

Едва только старик досказал историю, загремел гром. Конечно, это было простым совпадением, но даже Селена вздрогнула и едва не выронила опустевшую тарелку. Слушатели посмеивались, подтрунивали друг над другом и слегка пихались локтями. Селена нахмурилась. Наиболее впечатляющие куски повествования и сейчас еще стояли у нее перед глазами. Коварные фэйри, сдирающие с несчастных путников кожу заживо. Хрупкие на вид создания, легким движением руки ломающие кости. Повелители молний, способные направить огненные стрелы и на одинокого всадника, и на торговый караван. Услышь она нечто подобное раньше – ни за что не поехала бы сюда с Рованом. Сидела бы в Варэсе хоть миллион лет, а сюда – ни ногой.

Ей вспомнилось, как на привалах Рован ни разу не зажег огня. Не хотел привлекать внимание. Чье внимание? Нечестивых фэйри, о которых рассказывал Эмрис? А вчера Рован нехотя признался, что не знает, с каким существом столкнулась Селена возле древнего кургана. И уж если бессмертный не знает… Она принялась глубоко дышать, успокаивая колотящееся сердце. Если она сегодня уснет, это будет чудом.

Собравшиеся, похоже, ждали следующей истории. Нет, с нее хватит. Селена повернулась, готовая уйти. Что-то заставило ее снова бросить взгляд в сторону полуоткрытой кухонной двери. На всякий случай, чтобы убедиться: там только дождь, ветер и гром. И никаких нечестивых фэйри… Фэйри на дворе действительно не было. А на ближайшем дереве сидел большой белохвостый ястреб.

Он был неподвижен. Вот только глаза какие-то странные. Совсем не птичьи… А ведь она уже видела этого ястреба. В Варэсе. Он целыми днями наблюдал за ней: как она валяется на крышах, пьет краденое вино и устраивает потасовки.

Что ж, теперь она хотя бы знает, в кого превращается Рован. Вот только зачем ему понадобилось слушать эти истории?

– Элентия, – вдруг обратился к ней Эмрис. – Может, и ты расскажешь нам что-нибудь? В ваших землях наверняка есть свои истории. Мы были бы рады послушать… если ты, конечно, не возражаешь.

Эмрис точно знал, где она стоит. Теперь все молча смотрели на нее. Никто не подзадоривал, никто не просил. Только Лока крикнул:

– А в самом деле, расскажи что-нибудь свое!

Историй, которые ей рассказывали в детстве, перед сном, она уже не помнила. Другие истории, памятные ей, не имела права рассказывать.

Селена выдержала паузу, успокоила сердце, снова заколотившееся от слов Эмриса, и сказала:

– Спасибо за предложение, но из меня плохая рассказчица.

Она двинулась вверх по лестнице. Никто не пошел за ней. Ей было ровным счетом наплевать, как к этому отнесется Рован.

С каждым шагом голоса стихали, но только вернувшись в свою холодную комнатенку и улегшись на кровать, Селена облегченно вздохнула. Дождь перестал. Ветер разогнал тучи. Над деревьями опять светились звезды.

Не знала она таких историй, чтобы рассказывать возле очага. От легенд Террасена, слышанных в детстве, остались лишь бессвязные обрывки.

Селена закуталась в свое жалкое одеяло, закрыла глаза и придавила веки рукой. Сегодня ей не хотелось смотреть на звезды.