После вечернего звона, когда погасли городские фонари и затворились ворота в крепостной стене, уже никто не мог расхаживать по улицам, кроме стражников и ночных татей. Темпороллер возник на совершенно безлюдной улице. Нетипичная машина – огромная, на восемь седел, – звучно чавкнула городской грязью, утверждаясь на мостовой.

Эверард и его команда быстро спешились. Зажатая между внешней стеной и высокими галереями узкая улица тонула во мгле, холоде и смраде. А что на фасаде одного из домов под самой крышей светились два окошка, так они лишь усугубляли окружающий мрак. Но пришельцы, разумеется, видели отменно, даром что носили светоусиливающие очки – на вид гротескные маски. Под стать им была и нищенская, сплошь в грязи и заплатах, одежда. Все запаслись ножами; двое прихватили топоры; у одного была шипастая палица, еще у одного – боевой шест-квотерстафф. У командира на поясе висел меч-фальшион, короткий, с расширяющимся от рукояти и скругленным на конце клинком, – это чтобы проще было принять Эверарда за бандита.

Взглянув на светящиеся окна, Мэнс выругался по-английски.

– Там кто-то еще не спит? Или это просто ночник? Ладно, приступаем. – И перешел на темпоральный, поскольку дни рождения его команды были рассеяны по нескольким будущим столетиям и по всему земному шару: – Иэн, стреляй.

По словам Марло, входная дверь массивна и крепка и вдобавок заперта изнутри на засов. Сейчас крайне важен темп. Когда поднимется переполох, соседи, может, и не рискнут прийти на выручку, но обязательно пошлют кого-нибудь на поиски ближайшего отряда стражи; либо эти предки полиции быстрого реагирования сами явятся на шум. К этому моменту группа Эверарда должна будет выполнить свою задачу и исчезнуть, не оставив следов, которые содержали бы хоть малейший намек на сверхъестественное.

Стоявший возле темпороллера Иэн отдал честь и развернул установленную на раме мортирку. Ее сконструировал самолично Эверард; на изготовление и испытания было потрачено немало человеко-часов. Пушка бабахнула, вышибив из двери изрядный кус твердой древесины. Грохоту выстрела вторил треск; створка косо повисла на одной петле, сорвался засов. У входа останется бревно – якобы налетчики воспользовались тараном. Чтобы справиться с такой дверью, нужны исключительно сильные люди; данное обстоятельство, конечно же, встревожит тамплиеров, но они наверняка найдут приемлемое объяснение.

Эверард ринулся вперед, за ним последовали Табарин, Росни, Хайман и Уль. Они взлетели на крыльцо, проникли за дверь, из вестибюля попали в крытый двор. Там образовали шеренгу с командиром посредине и замерли, озирая просторное помещение с высокими колоннами, с каменным полом. В противоположной стене дверь, ведущая на кухню, была заперта на ночь. Из мебели лишь железный сундук, три скамьи и большой прилавок, а на нем – четыре сальные свечи, разливающие тусклый водянистый свет и дрянной запах. Справа в стене – дверь на лестницу, ведущую в подвал для хранения ценностей; дверь заперта на врезной замок с узорными накладками. Возле нее съежился крепыш в коричневой орденской рясе; он вопит, сжимая алебарду.

– Успокойся! – испытал Эверард в деле новообретенный гортанный парижский диалект. – Положи палку, и мы тебя пощадим.

– О нет, клянусь мощами Христовыми! – выкрикнул храмовник. – Магистр Фульк! Мой господин! На помощь!

Эверард дал знак подчиненным, они метнулись к монаху с двух сторон.

Убивать, конечно же, не собирались. В их оружие были вмонтированы ультразвуковые парализаторы. Очнувшись, монах решит, что его оглушили ударом по затылку. Придется его аккуратно стукнуть дубинкой, для достоверности.

Из вестибюля в зал вбежали двое – при оружии, но без одежды: должно быть, сорвались с коек. Тот, что пониже и покряжистее, держал алебарду. У второго, высокого, был длинный прямой меч; по клинку, словно тусклое пламя, бегали отсветы. Эверард сразу узнал орлиное лицо мечника – Марло не единожды тайком снимал его микросканером и снимки заодно с другими приобщал к докладу. Может, надеялся по завершении миссии и по возвращении домой любоваться ими снова и снова?

Фульк де Бюше, рыцарь Храма.

– Ха! – рявкнул тамплиер. – Эй, кто-нибудь, идите сюда, полюбуйтесь! – И – Эверарду, насмешливо: – Они придут и вышвырнут отсюда туши зарезанных свиней.

В дверях столпилось полдюжины монахов, и повзрослее, и совсем юных. Безоружные, растерянные, взывающие к святым, но – свидетели.

«Да чтоб тебя!» – внутренне застонал Эверард, подумав, что Фульк и впрямь не спит в одиночестве. Еще и всю челядь на ноги поднял.

– Поаккуратнее с парализаторами, – распорядился он на темпоральном, подразумевая, что нельзя валить противников невидимыми «колдовскими» ударами.

Пожалуй, предупреждение было излишним, ведь его команда состояла из опытных патрульных. Но не из полицейских вроде его самого. Просто люди, которых он счел наиболее пригодными для данной операции, второпях натасканные и проинструктированные.

Они занялись алебардщиками. Фульк напал на Эверарда.

«Слишком много свидетелей! Я не могу его парализовать с безопасного расстояния, надо сблизиться и как-то замаскировать выстрел… Заманить подальше, за колонну? А где гарантия, что он не искуснее моего в мечевом бое? Я знаю еще не изобретенные приемы фехтования, но от них мало проку при работе со здешними клинками».

Уже далеко не впервые Эверард оказался перед лицом смерти.

Но, как и всегда, бояться было недосуг. Будто в стороне стояло его сознание, наблюдало с холодным интересом, подбрасывало советы. Все остальное действовало.

Блеснул, целя ему в череп, длинный клинок. Эверард парировал удар фальшионом. Зазвенел металл, патрульный приналег; вес и мускулатура давали ему преимущество. Он заставил Фулька поднять оружие. Свободная рука сложилась в кулак. Никакой рыцарь не способен предвидеть апперкот… Фульк увернулся с кошачьей ловкостью и разорвал дистанцию.

Секунду-другую, разделенные двумя ярдами каменного пола, они прожигали друг друга взглядом. Эверард сообразил, что должностные ограничения могут сослужить ему худую службу. Он уже перевернул меч, чтобы выстрелить из рукояти. Сразу после этого надо будет двигаться со всей быстротой, чтобы никто не заметил, как падает рыцарь, не получивший удара от противника. Все люди Фулька были связаны боем; вот он и сам прыгнул вперед.

Эверард ждал в стойке карате. Рефлекс позволил ему снять напряжение с колена и по дуге уйти из-под рубящего удара. Клинок проскользнул в дюйме. Эверард рубанул сам, целя в запястье.

И снова Фульк продемонстрировал исключительное проворство. При восходящем движении его оружие едва не вырвало меч из руки противника. На открытый правый бок патрульного обрушилось предплечье тамплиера. Удар был необыкновенно тяжек, словно рука несла невидимый щит с крестом. Фульк торжествующе осклабился, его сталь змеей юркнула вперед.

Патрульный резко ушел вниз, меч просвистел на волосок от его головы. Но, падая на пол, Эверард полностью контролировал свои движения. Он приготовил прием, этому веку неизвестный. Фульк прикончил бы человека, просто пытающегося встать. Эверард сгруппировался, поднял торс. У него полсекунды, пока замахивается рыцарь.

Рывок. Фальшион достиг бедра противника. И разрубил до кости.

Брызнула кровь, Фульк взвыл, падая на здоровое колено. Снова он поднял меч, и снова Эверарду не пришлось выбирать цель. На этот раз он попал в живот. Инерция углубила и расширила рану. Хлынул красный поток, вывалился ком внутренностей.

Фульк рухнул. Эверард толчком вернулся на ноги. Оба меча лежали на каменных плитах. Патрульный склонился над поверженным храмовником, пачкаясь в его крови. Но бьющиеся из отверстия струи истончались на глазах – сердце воина слабело.

– Гуго!.. – В бороде Фулька блестели слезы. – Ох, Гуго…

Рука упала. Закатились глаза, раскрылся рот, замерли обнаженные внутренности. Эверард почуял запах смерти.

– Прости меня, – прохрипел он. – Я этого не хотел.

Но надо было закончить работу. Эверард огляделся. Оба алебардщика лежали без сознания, однако серьезных повреждений он не заметил. Должно быть, монахов отключили только что, иначе патрульные успели бы помочь командиру. Все-таки эти храмовники – хорошие бойцы.

Убедившись, что Эверард цел, его люди взялись за прибывшее подкрепление.

– Убирайтесь, или вас тоже перебьем! – взревел кто-то из патрульных.

Челядинцы не имели воинской выучки. Они мгновенно поддались панике и с топотом, криками и стонами бросились в вестибюль, а оттуда наружу через выбитую дверь.

Но кто-нибудь из них, мечась по ночным улицам, обязательно наткнется на городскую стражу.

– Пошевеливайтесь! – скомандовал Эверард своим людям. – Хватайте добычу – и наружу! Больше чем по охапке при таком налете вынести нельзя. – И не смог не добавить мысленно по-английски: «Если будем мешкать, нас обязательно вздернут». А затем пришла другая, не менее важная мысль: – Берите что поценнее и обращайтесь как можно бережнее. Когда-нибудь эти вещи станут музейными экспонатами.

Вот так будут спасены от исчезновения несколько красивых произведений искусства – на радость миру, который, быть может, сам останется существовать благодаря этой операции. Возможно, от Патруля потребуются еще какие-то коррекции истории. Либо события сами выстроятся таким образом, что восстановят свой естественный курс: континуум обладает изрядной упругостью. Надо всего лишь делать то, что кажется должным.

Эверард опустил взгляд на мертвеца.

– Мы выполняем свой долг, – прошептал патрульный. – Думаю, ты бы нас понял.

Когда его люди убежали по лестнице наверх, он подошел к двери в подвал. С тяжелым и грубым замком не справилась бы обычная отмычка, но особый инструмент из кармана патрульного не подкачал. Эверард откинул дверь.

Из темноты вынырнул Хью Марло.

– Вы кто? – просипел он по-английски. – Я слышал… О, Патруль!

Увидев лежащего рыцаря, он подавил крик. Подошел, опустился на колени прямо в кровь, содрогаясь от борьбы с чувствами, но не плача. Эверард приблизился и склонился над ним. Марло поднял взгляд.

– Это… действительно было необходимо? – пролепетал он.

Эверард кивнул:

– Все произошло слишком быстро. Мы не рассчитывали застать его здесь.

– Да. Он… вернулся. За мной. Сказал, что не может оставить меня в одиночестве перед лицом того, что… должно случиться. Я надеялся… вопреки всему… Хотел склонить его к бегству… Но он бы не бросил своих братьев…

– Это был сильный человек, – сказал Эверард. – Меня не радует случившееся, но, по крайней мере, он избавлен от пыток.

Не затрещат кости в железном башмаке, колесо или дыба не разорвет мышцы, в раскаленных клещах не задымится кожа, не расплющатся в тисках половые органы. Средневековая власть изобретательна в части истязаний. Если бы в ходе следствия Фульк поступился рыцарской честью и дал признательные показания, его все равно казнили бы, сожгли на костре.

– Какое ни есть, а утешение, – кивнул Марло и склонился над другом. – Адье, Фульк де Бюше, рыцарь Храма. – Он закрыл покойнику глаза, поднял ему челюсть и поцеловал в губы.

Эверард помог освобожденному узнику встать со скользкого пола.

– Я буду сотрудничать со следствием добровольно и в полном объеме, – без эмоций в голосе пообещал Марло. – На снисхождение не рассчитываю.

– Вы поступили неосторожно, – ответил Эверард, – что привело к бегству флота тамплиеров. Но данное событие было в истории «всегда». Просто теперь нам известны его подлинные обстоятельства. Никакого иного вреда вы не причинили.

«Если не считать этой гибели. Но все люди смертны».

– Не думаю, что Патруль будет к вам излишне строг. Конечно, об экспедициях придется забыть, но вы сможете принести пользу в обработке собранных материалов. Там и реабилитируетесь.

Как же безжизненно, по-канцелярски это звучит…

Что ж, любовь не оправдывает в конечном итоге любое прегрешение. Но разве сама по себе любовь когда-нибудь являлась грехом?

По лестнице спустились нагруженные добычей люди.

– Уходим, – сказал Эверард и повел свой отряд наружу.