– Боги взволнованы, – под конец ужина заметил в офицерской столовой священник Крой Эндсо.

Капитан Тефе нахмурился. Эндсо хорошенько приложился уже к третьей чаше вина. Вино было из личных запасов священника и предназначалось исключительно для него. Это был не тот привычный для всех разбавленный напиток капитана корабля, нет – вино священника было натуральным, настоящим. Оно развязало ему язык, дало выход настоящим мыслям. И последняя фраза, выданная Эндсо с неуместной легкостью, для Тефе не стыковалась с тем, что бог сотворил с прислужником Драйном.

Прежде чем капитан успел ответить, заговорил Нил Форн:

– Священник Эндсо, вы назвали их богами. Но, насколько я понимаю, вы предпочитаете говорить «оскверненные» – мне казалось, вы не смогли бы называть их иначе, даже сильно стараясь.

С дальнего конца стола Эндсо прищурился на старшего помощника. Форн сидел справа от капитана, занявшего место во главе. По традиции Эндсо расположился на противоположном конце, хотя Тефе прекрасно понимал, что именно свой край стола Эндсо считает «главой». Между военным и религиозным командирами корабля расселись свободные от дежурства офицеры, которые со временем выбрали подходящие места в примерном соответствии со степенью лояльности в отношении той или иной стороны службы.

Тефе давно отметил негласный порядок, в котором сидели его люди, но ни разу не высказался на этот счет и уж тем более не стал ничего предпринимать. Все они были ему верны в любых обстоятельствах, а он был верен Своему Господу. Но все же Тефе бы предпочел, чтобы Господь избрал священником не Эндсо – или, по крайней мере, чтобы на «Праведнике» священником был кто-нибудь другой.

– Нет, мне не сложно объяснить, прихожанин Форн, – ответил священник.

Он не преминул, как он частенько делал, напомнить старшему помощнику о его подчиненном положении в иерархии Господа.

– Они – боги, но они же и оскверненные. Когда находишься в присутствии того или иного конкретного оскверненного бога – а мне нередко выпадает такой случай, – совершенно уместно и правильно напоминать этому существу о том, что оно действительно осквернено и что оно раб, обязанный подчиняться моим приказам. И приказам капитана, – добавил священник, возможно отметив еле заметный изгиб бровей Форна. – В кругу верующих, таких как вы и все остальные за этим столом, мы можем говорить о них обобщенно и беспристрастно – как о виде животных. Точно так же мы могли бы говорить о собаках в целом, не описывая их словом «нечистые», хотя на самом деле они такие и есть.

– Но ведь собака не знает, что вы называете ее «нечистой», да ее это и не волнует, священник Эндсо, – возразил Форн. – И мы не просим собаку перенести «Праведник» сквозь пространство или сохранять корабль и команду в безопасности.

– Прихожанин Форн, если вы к чему-то клоните, от меня ускользает, к чему именно, – сказал Эндсо, побалтывая вино в чаше.

– К тому, священник Эндсо, что на нашем корабле бог работает машиной, – пояснил Форн. – Бог сердитый и злобный, который при малейшей возможности причинит нам вред – как показал последний случай с вашим прислужником. Я – верный и преданный слуга Нашего Господа, об этом знают все за этим столом, и у меня нет более высокой задачи, чем повиноваться его приказам. Тем не менее я практичен. А практичность учит: если хочешь, чтобы мотор работал хорошо, не сыпь в него песок. Или – в нашем случае – не давай богу лишний повод нас ненавидеть.

Эндсо долгим глотком опустошил чашу и жестом велел стоящему рядом прислужнику заново ее наполнить.

– Он будет ненавидеть нас в любом случае – ведь это все, что ему остается, – и все, что ему когда-либо предстоит. А поскольку вы верный и преданный слуга Нашего Господа, в чем я ничуть не сомневаюсь, – эти слова Эндсо пробормотал, недвусмысленно скривив губы, – вы, прихожанин Форн, должны помнить из скрижалей вот что: Наш Господь требует, чтобы мы не только любили и чествовали его, как только можем, но и наказывали и принижали тех, кого принизил он. «Ибо они оскверненные, без малейшей надежды на спасение, и верующие низвергают их».

И священник снова поднес чашу к губам.

– Восхищен тем, как скрупулезно вы следуете заветам, священник Эндсо, – сказал Форн. – Задаюсь вопросом – относитесь ли вы с таким же пиететом к строчкам: «Тот, кто пьет за нерушимость колонны, да поймет он, что колонна падет, когда он на нее обопрется».

Замечание застало Эндсо в тот самый миг, когда тот делал глоток. Священник закашлялся, забрызгав стол вином. Прислужник подбежал к нему с салфеткой; Эндсо торопливо схватил ее, промокнул губы, подбородок и швырнул ею в прислужника.

– Вы дозволяете старшему помощнику много вольностей, капитан Тефе, – сказал священник, переведя взгляд на капитана.

– А я думал, вам будет отрадно услышать, что он неплохо знает скрижали, священник Эндсо, – ответил Тефе и быстро поднял руку при виде того, как священник багровеет и покрывается пятнами. – Тем не менее я согласен – этот разговор зашел довольно далеко. Меня куда сильнее заинтересовало то, что вы сказали ранее: что боги взволнованы. Может, расскажете подробнее?

Эндсо сердито смотрел на него, обдумывая дальнейшие слова. Тефе бесстрастно наблюдал за ним; капитан усвоил, что, если дать священнику достаточно времени, он угомонится и будет вести себя как минимум приемлемо; заносчивость брала верх, только когда его торопили.

В конце концов Эндсо успокоился.

– Хорошо, капитан. После сегодняшнего инцидента с оскверненным, – при этих словах священник бросил взгляд на Форна, – я воспользовался гавриилом, чтобы поговорить с несколькими священниками на других кораблях.

– Вы прибегли к гавриилу без моего разрешения? – выпрямившись, спросил Тефе.

Да, это объясняло отсутствие за столом лейтенанта Исты. Гавриилам были даны Таланты для переговоров друг с другом – сколь бы далеко они друг от друга ни находились, – а потому на каждом корабле флота имелся свой. Тем не менее использование данного Господом Таланта имело свою цену: оно лишало сил того, кто тянулся через пространство в поисках другого такого же. Если Эндсо воспользовался гавриилом, чтобы один за другим связаться с несколькими кораблями, на восстановление Исте мог потребоваться день.

Немного смягчившись, Эндсо посмотрел на Тефе.

– То были церковные вопросы, капитан, – сказал он. – И, как вы знаете, для такого рода дел я могу использовать ресурсы корабля на свое усмотрение.

– Но вы могли хотя бы известить меня, в качестве любезности, – заметил Тефе. – Сейчас «Праведник» остается без гавриила.

– Прихожанин Иста был в полном порядке, когда я его оставил, – сказал Эндсо.

Он снова взялся за чашку. Тефе не стал ничего говорить, лишь бросил быстрый взгляд на Форна, который кивнул и кратко взмахнул одному из обслуживающих матросов, – тот организует, чтобы кто-нибудь навестил Исту.

– В любом случае, – продолжил Эндсо, – я узнал, что мне было необходимо. А именно: наша «машина» – как говорит о боге ваш старший помощник – не единственная, которая в последнее время отказывается выполнять приказы. На трех других кораблях боги тоже противились или нуждались в воспитании. И это происходит с праздника Имманентности.

– Четыре случая за десять дней, – произнес Форн, вклиниваясь в разговор. – Действительно необычайно много.

– Принимая во внимание, что за весь прошлый год было лишь три случая неповиновения, это крайне необычайно, – согласился Эндсо.

– На то есть причина? – спросил Тефе.

– Разумеется, нет, – ответил священник. – Помимо той, что эти оскверненные пытаются нащупать границы дозволенного, подобно любому пойманному зверю. Им хочется доказать нам, что они ужасные создания, а не рабы куда более великого Господа. Они просто воют на звезды, капитан.

Эти слова Эндсо подчеркнул, сделав большой глоток, а затем нетвердой рукой указал на Форна.

– А потому мы обязаны всегда напоминать им об их положении, прихожанин Форн. Слова! В них есть сила. Называя бога по имени, мы даем ему силу. Не называя – отнимаем. Пусть немного, но все же. Восхваляя Нашего Господа в их присутствии, мы ослабляем их, а когда называем «оскверненными», принижаем их и одновременно превозносим Господа, потому что именно он их поработил. Знаете ли вы, прихожанин Форн, что держит оскверненного в кольце?

– Полагаю, железо в цепях, – ответил Форн.

– Вера, прихожанин Форн! – воскликнул Эндсо, пожалуй, чересчур громко. – Железо – просто металл. Что наделяет его способностью сдерживать, ранить и убивать – так это наша вера в Господа. Затем-то я и здесь – чтобы поддерживать в вас веру, в каждом из вас. И если бы все офицеры на корабле были такими, как вы, прихожанин Форн, оскверненный давным-давно сбросил бы свои оковы.

Эндсо направил руку на капитана.

– И даже драгоценный Талант командира не дал бы нашему капитану…

– Довольно! – резко прервал его Тефе. – Священник, вы пьяны. Предлагаю вам удалиться.

– Я и так притомился, капитан, – согласился Эндсо, отталкивая стул.

Прислужник будто случайно оказался рядом, чтобы подхватить священника под нетвердую руку; Эндсо сердитым взмахом отослал его прочь и обвел взглядом сидящих за столом.

– Сейчас я скажу вам кое-что, всем вам. Священнику не дан Талант – нет такой штуки, которую Наш Господь повесил бы ему на грудь, чтобы дать силу. И знаете почему? Потому что священник – он священник Господень! Его рука, его собственная, его язык. Во мне есть вера, мои прихожане. Я – живое воплощение веры в Господа. Вера, господа! Без нее мы затеряемся во тьме. – И, переведя горящий взгляд на Форна, Эндсо добавил: – Увидимся с вами утром, прихожанин Форн. Обсудим вашу веру.

– Да, священник, – сказал Форн.

Эндсо нетвердыми шагами покинул столовую, провожаемый прислужниками и негромким гулом голосов сидящих за столом офицеров.

Тефе склонился к старшему помощнику.

– Нил, я верю, что твоя вера крепка, – тихо сказал Тефе.

– Так и есть, капитан, аминь, – ответил тот. – Достаточно крепка, чтобы выдержать нашего священника.

– Когда-то он был священником получше, – по крайней мере, мне так говорили.

– Полагаю, это было до того, как он стал возить с собой личный запас вина, – заметил Форн.

– Думаю, он стал летать с вином потому, что осознает, насколько лучше он раньше был, – уточнил Тефе.

– Итак, капитан, – сказал Форн и качнул головой, – я не сомневаюсь в его вере, равно как и в своей. И я знаю, что он представляет Нашего Господа на борту «Праведника». Мне бы хотелось, чтобы Господь нашел для себя сосуд достойнее. Если священник прав в том, что по-настоящему бога держит вера, а не железо, тогда нам отчаянно нужна вера.

Тефе посмотрел на старшего помощника с еле заметным осуждением:

– Поражение у Амен-Кура не должно ослабить нашу веру, Нил.

– Ни вашу, ни мою, капитан, – согласился Форн. – Но поражение тяжело сказывается на команде – равно как и неповиновение со стороны бога. – Он еще ближе склонился к капитану. – Кроме того, до них доносятся слухи о поражениях и неудачах флота, слухи о том, что на Нашего Господа готовится новое покушение со стороны других богов. Необдуманные слова священника Эндсо о том, что те, другие боги взволнованы, так или иначе дойдут до команды. Капитан, наши люди не привыкли к поражениям и неудачам. Их вера подвергается серьезному испытанию.

Тефе откинулся в кресле и внимательно посмотрел на старшего из подчиненных.

– Теперь я понимаю, почему ты перевел разговор на пустые рассуждения о терминах, – сказал капитан. – И к сожалению, признаю, что именно я вернул священника Эндсо к серьезной теме. Прошу прощения, Нил.

Форн улыбнулся.

– Священник бы все равно об этом заговорил, так или иначе. В лучшем случае я лишь ненадолго оттянул этот момент, – сказал он и снова стал серьезен. – Но суть в том, капитан, что именно сейчас веру нужно укреплять – более подходящего момента не придумать. И священник Эндсо – тот человек, на которого эта задача возложена. На этого пьяницу, узколобого глупца. Вот что меня пугает.