– Скажи мне, как это остановить! – взмолился Даль.

Дженкинс, конечно же знавший, что Даль собирается навестить убежище, смерил энсина взглядом.

– Выглядишь вполне здоровым. Это хорошо. Жаль твоего Финна.

– Ты знал, что с ним приключится?

– Нет. Тот, кто пишет эту херню, не присылает мне сценариев на утверждение. Серия с Финном вышла ну совсем никакая. Подумать только, Джер Вестон годами ходил с биобомбой в голове, ожидая встречи с капитаном Абернати, виновным в смерти отца Вестона в разведмиссии двадцать лет назад. И вдруг совсем не связанный с Вестоном политический инцидент, и Джер тут как тут. Чертова халтура!

– Ну так скажи мне, как прикрыть эту лавочку!

– Ты не сможешь. Прикрыть ее нереально. Остается лишь прятаться.

– Прятаться – не выход.

– Еще какой! – возразил Дженкинс и развел руками – посмотри, мол, по сторонам.

– Это выход только для тебя! Мы все не можем зашиться во внутренности звездолета!

– Есть и другие способы. Спроси о них свою бывшую начальницу, Коллинз.

– Она в безопасности, пока о ней печешься ты. И лишь пока ты не отлучишься по нужде.

– Так собирай друзей и валите с «Интрепида».

– А толку? Джер Вестон убил восемнадцать членов команды «Нанта» своими вооруженными тележками. То есть «Нант» отнюдь не был застрахован от чертовщины на «Интрепиде». Целая планета пострадала от чумы, чтобы мы смогли в последний момент сделать лекарство для Керенского. Целая планета! И ты здесь не в безопасности.

– Ошибаешься. Я тут в порядке.

– Ты пока в порядке, потому что погибла твоя жена, а ты был всего лишь деталью ее антуража. Но что случится, если сценарист чертова шоу вспомнит о тебе?

– Не вспомнит.

– Ты уверен? На «Нанте» Джер Вестон использовал твою хитрость – прятался на стоянке для тележек. Там мы его нашли – и взяли. Какой бы халтурщик ни писал для прошлой серии, теперь он знает: служебные коридоры можно использовать в качестве тайного убежища. Как думаешь, скоро он вспомнит о тебе?

Дженкинс не ответил. То ли его задело упоминание о жене, то ли он и в самом деле задумался, попал ли уже в перекрестие сценаристского прицела.

– Опасность грозит каждому! – объявил Эндрю. – Ты потерял жену. Я – друга. Ты сказал, что и я, и все мои друзья умрем ради драматического эффекта. А я добавлю: то же самое произойдет с тобой. Прячься не прячься – не поможет. Дженкинс, ты просто оттягиваешь исполнение приговора. И, бессильно дожидаясь его, ютишься, будто крыса, в переборках.

Дженкинс окинул взглядом свое убежище:

– Не сказал бы, что будто крыса.

– И ты счастлив так жить?

– Я не был счастлив с тех пор, как погибла жена. Ее смерть и подтолкнула меня к проверке статистики, к наблюдению за странностями на «Интрепиде» и к самому логичному выводу про то, что мы – часть телешоу. Ее смерть открыла мне глаза: моя жена умерла ради яркого момента перед рекламным роликом. Она была статистом. Пешкой. Ей посвятили, наверное, секунд десять экранного времени. Никто из смотревших ту серию уже и не помнит мою жену и не знает, что ее звали Маргарет и она любила белое вино больше, чем красное. И что я предложил ей руку и сердце на газоне перед домом ее родителей на семейной вечеринке. И что мы прожили вместе семь лет до того, как халтурщик-сценарист решил убить ее. Но я помню о ней.

– Думаешь, она была бы рада узнать, как ты теперь живешь?

– Я думаю, она бы поняла. Я ведь спасаю жизни людей.

– Спасаешь жизни некоторых людей, – указал Даль. – Это игра с нулевым выигрышем. Кому-то все равно приходится умирать. Твоя система оповещения спасает нескольких ветеранов, но зато делает вероятнее гибель новичков.

– Везде есть риск.

– Дженкинс, как долго вы с женой прослужили на «Интрепиде» до ее гибели?

Тот уж открыл рот, чтобы ответить, но так и не сказал ничего.

– Ведь недолго?

Дженкинс мотнул головой и отвернулся.

– Здешняя команда выяснила, что происходит, еще до тебя. Может, они не пришли к тем же выводам, что и ты, но наверняка заметили странности и прикинули свои шансы на выживание. А теперь ты даешь старожилам лучшее средство и стимул делать с новичками то же самое, что эти самые старожилы учинили с твоей женой.

– Думаю, тебе лучше уйти, – выговорил Дженкинс сдавленно.

– Дженкинс, да послушай ты меня! Невозможно прятаться! И убежать нельзя. От судьбы не убежишь. Если Сюжет существует – а мы с тобой знаем, что он существует, – у нас просто нет свей воли. Рано или поздно Сюжет придет за каждым. И использует как захочет. А потом мы все умрем. Как Финн. Как Маргарет. Это неизбежно, если мы не остановим Сюжет.

Дженкинс наконец обернулся – в глазах его блестели слезы.

– Эндрю, скажи, ты верующий?

– Ты же знаешь мою историю. Да, я верующий.

– И как же ты еще можешь верить?

– Ты о чем?

– Мы оба знаем, в этой вселенной бог – простой телехалтурщик. Он сценарист в паршивом научно-фантастическом сериале, он дважды два сложить не умеет. Как можно верить в Бога, зная такое?

– Потому что это не Бог.

– Значит, ты думаешь, что бог – это продюсер или президент телекопорации?

– Кажется, наши представления о Боге немного расходятся. И я считаю, что наша участь – не Божественный Промысел. Если это телешоу, то его придумали и делают люди. Кто бы это ни делал с нами, они – нам подобные. А это значит, мы можем остановить их. Просто надо выяснить, как именно. Дженкинс, ты должен выяснить.

– Почему я?

– Потому что ты знаешь сериал, в который мы попали, лучше всех. Если есть выход, логическая дыра, тонкое место, лишь ты можешь его отыскать. И быстро. Потому что я не хочу, чтобы от руки бесталанного сценариста гибли мои друзья. И когда я говорю про друзей, я имею в виду и тебя.

– Можно просто взорвать «Интрепид», – предложил Хестер.

– Не сработает, – отрезал Хэнсон.

– Конечно сработает! – заупрямился Хестер. – Бу-бух! Вот вам «Интрепид», вот вам телешоу!

– Шоу не про корабль, а про его обитателей, – заметил Хэнсон. – Про капитана Абернати и его команду.

– Про некоторых ее членов, во всяком случае, – добавила Дюваль.

– Про пятерых главных героев, – поправился Хэнсон. – Если взорвать корабль, они просто перейдут на другой. Более совершенный. Назовут его «Интрепид-А» или вроде того. Такое случалось на других научно-фантастических шоу.

– А, так ты у нас исследователь шоу? – осведомился Хестер насмешливо.

– Да, – ответил Хэнсон серьезно. – После произошедшего с Финном я пересмотрел все научно-фантастических сериалы, какие смог отыскать.

– И что выяснил? – спросил Даль, уже рассказавший другу о результатах встречи с Дженкинсом.

– Что Дженкинс прав.

– Мы таки в телешоу? – спросила Дюваль.

– Да. И он прав не только в этом. Мы и в самом деле в плохом телешоу. Насколько я могу судить, это скверное и откровенное подражание тому сериалу, про который говорил нам Дженкинс.

– «Звездные войны», – поспешил вставить Хестер.

– Нет, «Звездный путь», – поправил Хэнсон. – Были и «Звездные войны», но это другое.

– Как бы то ни было, наше шоу не только плохое, а вдобавок краденое, – отозвался Хестер. – Жизнь моя стала еще чуточку бессмысленнее.

– Но зачем делать скверную кальку с чужого телесериала? – удивилась Дюваль.

– В свое время «Звездный путь» был очень успешным, – ответил Хэнсон. – Кому-то пришла в голову мысль снова использовать старые идеи. Они хорошо работали прежде, значит могут сработать и сейчас. Люди будут с удовольствием смотреть то, что с удовольствием смотрели раньше. Как-то так.

– Ты наше шоу отыскал в своих расследованиях? – осведомился Даль.

– Нет. И вряд ли смог бы. Когда делают научно-фантастический сериал, фактически выдумывают новую временную линию, стартующую перед началом производства. То есть «прошлое», соответствующее сериалу, не может включать наш сериал.

– Потому что тогда не избежать рекурсии и метасюжетности, – добавила Дюваль.

– Да, но вряд ли они о таком задумывались, – заметил Хэнсон. – Просто хотели сделать шоу максимально реалистичным в своем контексте, а реалистичности нельзя добиться, если телешоу показывает свое же собственное прошлое как телешоу.

– Знали бы вы, как не нравятся мне наши разговоры, – возмутился Хестер.

– Они никому не нравятся, – сказал Даль. – Но обсуждать надо.

– Не обобщай, – упрекнула его Дюваль. – По мне, так интересно.

– Интересно было бы вести этот разговор в кубрике, напихавшись дурью, – возразил Хестер. – Говорить такое после смерти друга не слишком забавно.

– Ты все еще переживаешь из-за Финна? – спросил Хэнсон.

– Конечно! А ты нет?

– Помнится, ты не слишком ладил с ним, когда вы прибыли на «Интрепид», – заметил Даль.

– Я не утверждаю, что он мне всегда нравился. Но здесь у нас лучше пошло друг с другом. К тому же он из нашей компании, свой. Жаль его. И я переживаю.

– А я переживаю из-за того, что он меня вырубил таблеткой! – буркнула Дюваль. – И из-за того, что я осталась и выжила. Если бы не таблетка, может он бы и не погиб.

– А ты могла бы и погибнуть, – напомнил Даль.

– Если б сценарист не вписал мою кончину в серию, может, и не погибла бы.

– Но ведь гибель Финна была прописана, – заметил Хэнсон. – Ему обязательно следовало оказаться в той каюте, причем именно в момент взрыва бомбы.

– Помните, я говорил недавно, что разговоры ваши идиотские? Так вот, сейчас идет именно такой разговор! – произнес Хестер зло. – Терпеть ненавижу!

– Пардон, – отозвалась Дюваль.

– Джимми, ты сказал, что, когда шоу началось, оно создало новую временную линию, – сказал Даль, не обращая внимания на Хестера, в отчаянии воздевшего руки. – Ты можешь определить, когда именно это случилось?

– Какой нам прок от этих знаний? – спросил Хэнсон.

– Просто любопытствую. Мы находимся на временной линии, ответвившейся от «обычной реальности» – чем бы эта «реальность» ни была в данном случае. Интересно знать, когда произошло ветвление.

– Трудная задача. С нашей точки зрения, в нашей временной линии никаких перегибов и ветвлений нет. Нам сравнивать не с чем. Мы видим лишь наше время и наш мир.

– Можно поискать момент, когда в нашем мире начала происходить уж совсем несусветная чушь, – предложил Хестер.

– Как ты определишь «несусветную чушь»? – возразила Дюваль. – Космические путешествия попадают в эту категорию? А контакты с разумными инопланетными расами? А квантовая механика? Я вообще не понимаю всякое квантовое дерьмо. По-моему, его точно сляпал неведомый халтурщик.

– Первым научно-фантастическим телешоу, какое я смог найти, было «Капитан Видео». Его транслировали в тысяча девятьсот сорок девятом году, – рассказал Хэнсон. – Первые серии «Звездного пути» появились спустя двадцать лет. Так что, скорее всего, наше шоу запустили где-то между концом тысяча девятьсот шестидесятых и две тысячи сто пятым годом, когда телевещание прекратилось.

– Изрядный промежуток, – заметил Даль.

– Но это если предполагать, что «Звездный путь» существовал на самом деле, – вставил свое Хестер. – Ведь куча развлекательных программ присутствует только на нашей временной линии. А она может начинаться и раньше «Звездного пути», а он может существовать лишь для того, чтобы, э-э, подразнить нас.

– Ну, вот вам и рекурсия, и метасюжет, – возмутилась Дюваль.

– И правда к тому же, – сказал Хестер. – Мы ведь уже выяснили: сценарий пишет полнейший засранец. Такое как раз засранец и напишет.

– Что правда то правда, – согласилась Дюваль.

– Эта временная линия – полное дерьмо, – подытожил Хестер.

– Энди, глянь! – позвал Хэнсон.

К столу подкатила грузовая тележка. В ее контейнере лежала записка. Даль взял ее, и тележка уехала прочь.

– От Дженкинса? – предположила Майя.

– Да, – подтвердил Эндрю.

– И что там?

– Дженкинс говорит, что придумал, как все изменить, – сказал Даль. – Он хочет поговорить об этом со всеми нами.