Глава 8

Галерея часов занимала две длинные стены. Каждый экземпляр хранился в застекленной нише, соседствуя с черной пластинкой, которая позволяла узнать о времени и месте сборки часов, а также хранила другие примечательные факты. Как всегда, Дрейфус не собирался останавливаться по пути в Лабораторию сна, где царствовал доктор Демихов. Но что-то всегда его задерживало, заставляло открывать нишу, используя допуск «Панголин», и вытаскивать очередного уродца. В этот раз Том выбрал часы, которые еще не рассматривал. Черные, без отделки – неудивительно, что прежде взгляд не задерживался на них.

Часы громко тикали за стеклом. Заводили их наверняка лаборанты Демихова.

Дрейфус прочел текст на пластинке:

Дрейфус открыл стеклянную панель. Часы затикали громче. Том двумя руками взялся за черный металлический корпус, снял экспонат с подставки и поднес к глазам. Как и остальные часы, эти были поразительно тяжелыми, но без бритвенно-острых краев и изящного узора из сусального золота. Внешне грубая вещь скрывала начинку из сложнейших устройств. Циферблат даже стеклом не закрыли, металлические стрелки напоминали кривые ветки, деления циферблата – уродливые пеньки.

Дрейфус очень не любил брать часы в руки, но, наведываясь в Лабораторию сна, неизменно уступал соблазну. Модели скарабея у Демихова соответствовали прототипу, но прикоснуться к устройству, сидящему на затылке у Джейн Омонье, могла лишь она сама. Часы, все четыреста девятнадцать экземпляров, – единственная осязаемая нить, связывающая с их создателем.

Дрейфус гадал, не скрыто ли в часах послание. В СИИИ Часовщика держали долго, и год от года его творения становились все сложнее и оригинальнее. Изучавшие его специалисты изначально предполагали, что на каждом экземпляре он учится и пробует новое.

Ныне этот подход считался ошибочным. Анализ микродеталей основного механизма часов номер тридцать пять выявил усовершенствования – элегантный кузнечиковый спуск и решетчатый маятник, – сохранившиеся вплоть до номера триста восемьдесят восемь. Поскольку часы изымались сразу после сборки, объяснение напрашивалось лишь одно: Часовщик всегда обладал мастерством.

Следовательно, он мог планировать серию убийств, хотя изучавшие его свято верили, что имеют дело с бесхитростным, невинным как дитя существом, которому лишь бы часики собирать.

Это, в свою очередь, подразумевало, что каждая модель может нести послание, до сих пор нерасшифрованное, – говорящее об отношении Часовщика к женщине, которая общалась с ним чаще всех и считала, что знает его лучше всех. Неужели он ненавидел ее больше всех?

Дрейфус надеялся, что однажды часы ему все расскажут. Однажды, но не сегодня.

Том вернул часы номер сто пятнадцать на место и закрыл панель. Другие часы затикали громче и настойчивее. Звук превратился в волну, которая приливала, отливала и вскоре погнала Дрейфуса вглубь Лаборатории сна.

Уже одиннадцать лет команда Демихова занималась исключительно скарабеем. Каждый сантиметр Лаборатории сна (кроме галереи часов, тоже отражающей разум Часовщика) наглядно демонстрировал усилия команды: стены и перегородки пестрели секционными схемами скарабея и снимками его носительницы, а также пояснениями и комментариями. Череп и шея Джейн Омонье показывались во всевозможных проекциях благодаря сканерам, которые действуют на расстоянии семи с лишним метров и фиксируют состояние нервной и кровеносной системы. Металлические зонды, внедренные скарабеем в спинной мозг Джейн, просматривались на разных уровнях и с разных углов. Корпус скарабея, прилепленный к затылку Омонье, изучался так же тщательно. Внутренности паразита разложили на призрачные пастельные слои.

Дрейфус коснулся нескольких панелей, и картинка ожила. Команда Демихова смоделировала несколько вариантов отсечения скарабея, но отвергла каждый из них. Том слышал вполне реальные прогнозы: скарабей способен убить Омонье за шесть десятых секунды, а значит, если менее чем за полсекунды ввести аппарат и парализовать скарабея, шанс на спасение есть. Незавидна доля того, кому выпадет принимать решение. Это будет не Омонье: в данном вопросе она давно сложила с себя полномочия.

Дрейфус взял со стола модель скарабея из полупрозрачной дымчатой пластмассы. На соседних столах лежали десятки таких моделей, разобранных в большей или меньшей степени. Они различались внутренним строением – на каждой сканы интерпретировались немного иначе. Тактика спасения целиком и полностью зависела от тонкостей анализа. Одно время команда Демихова состояла из групп, работающих по принципиально различным планам. Когда они отстаивали свои позиции, едва не доходило до драки. «Как монахи, спорящие из-за разных версий Писания», – думал Дрейфус. Лаборатория погрязла бы в склоках, если бы не спокойствие Демихова. Он курировал проект уже много лет, по-видимому бескорыстно.

Доктор работал – склонившись над столом, шепотом спорил с тремя помощниками. Стол завалили инструментами и частями модели скарабея. Стояла там и анатомическая модель черепа из съемных стеклянных элементов, на которой просматривались шея и шейные позвонки. Уязвимые участки подчеркнули блестящим маркером.

Демихов, наверное, услышал приближение Дрейфуса – поднял защитные очки на лоб и пальцами зачесал назад непослушную прядь. Приглушенный красный свет, горевший в лаборатории, лишь подчеркивал худобу доктора. На вид – сущий старик, таких Дрейфус встречал очень редко.

– Привет, Том! – Демихов устало улыбнулся. – Молодец, что заглянул.

– Для меня есть новости? – Дрейфус улыбнулся в ответ.

– С новыми подходами туго, хотя с плана «Танго» еще две сотых секунды мы сбросили.

– Здорово!

– Да, но недостаточно здорово, чтобы использовать на практике.

– Вы приближаетесь к цели.

– Увы, слишком медленно.

– Джейн терпения не занимать, она в курсе, как вы тут стараетесь.

Демихов заглянул Дрейфусу в глаза, словно искал в них ответ.

– Ты с ней недавно разговаривал. Как держится?

– Неплохо, с учетом ситуации.

– Так она…

– Да, – перебил Дрейфус, – новостями поделилась.

Демихов взял модель скарабея и разобрал дымчатый корпус. Внутренности сияли синим и фиолетовым, подсвечивая контрольные схемы, питающие линии и процессоры. Демихов постучал белым стилосом по стыку фиолетовых полос.

– Вот что изменилось. Неделю назад к этому узлу тянулись три линии, а сейчас пять. – Демихов сдвинул стилос вправо. – Эта механическая конструкция сместилась на два сантиметра, причем совершенно внезапно. Ни первое, ни второе мы объяснить не можем.

Доктор посмотрел на других техников. Они наверняка полностью владели ситуацией, иначе Демихов не откровенничал бы.

– Он к чему-то готовится, – проговорил Демихов.

– Этого я и боюсь.

– Одиннадцать лет прошло. Почему сейчас?

– Наверное, реакция на стресс.

– Джейн так и объяснила, – кивнул Дрейфус. – Только ведь это не первый кризис за одиннадцать лет.

– Все бывает в первый раз. Скарабей явно самоукрепляется. У Джейн повышенный уровень гормонов. Очень надеюсь, что это не спровоцирует других изменений.

– А если спровоцирует?

– Придется переоценить запас прочности ее организма, который мы так давно и старательно бережем.

– Вы пойдете на это?

– Пойду, если почувствую, что скарабей ее убивает.

– А пока что?

– Обычная терапевтическая схема, но с изменениями. Мы увеличили количество лекарств. Джейн против: от лекарств, мол, сознание притупляется. Она до сих пор принимает их самостоятельно. Мы балансируем на грани фола: нужно снять напряжение, не вызывая сонливости.

– Не завидую вам.

– А кто нам завидует? Мы уже привыкли.

– Хочу кое-что сообщить. В ближайшее время легкой жизни для Джейн не предвидится. Я веду дело, которое может поднять немало шума. Джейн дала расследованию зеленый свет.

– Ну, служба есть служба.

– Меня беспокоит, что станет с Джейн, если ситуация обострится.

– От полномочий своих она не откажется, если ты об этом, – заявил Демихов. – Уже миллион раз обсуждали.

– Я и не жду отставки Джейн. Сейчас только служба поддерживает ее здравомыслие.

Дрейфус сидел у низкого черного столика и пил подогретый чай. На стене напротив вместо мозаики лиц была одна-единственная картинка – снимок каменной скульптуры, которую они со Спарвером разыскали на сожженном обломке Раскин-Сартория. Эксперты привезли ее в анклав «Доспехов» и отсканировали устройствами с микронной разрешающей способностью. Неоново-красная контурная сеть подчеркивала трехмерную структуру статуи, которая иначе осталась бы незамеченной.

– Я что-то пропустил? – начал Спарвер, сидящий рядом с Дрейфусом. – В чем бы ни убеждал Дравидян, у нас есть убийцы, мотивы и способ убийства. Зачем же мы тратим время на скульптуру?

– С тех пор как увидел ее, не нахожу себе покоя, – ответил Дрейфус. – У тебя подобных ощущений нет?

– Я такую картинку на стену не повесил бы. В остальном лицо как лицо.

– Это скульптурный портрет страдающего. Портрет человека, который смотрит в ад и понимает: именно туда ведет его путь. А еще лицо кажется знакомым.

– Для меня это по-прежнему просто лицо. Ладно, не самое счастливое на свете, только…

– Тревожит меня то, что перед нами определенно работа великого мастера, – сказал Дрейфус, не обращая внимания на слова Спарвера. – Почему же я раньше не слышал про Дельфин Раскин-Сарторий?

– Может, просто не сталкивались?

– Я тоже так подумал, но, когда прокачал Дельфин по поисковикам, ответов получил не много. Она лет двадцать участвовала в выставках, но без особого успеха.

– А в последнее время?

– В последнее время пришла слава.

– Потому что публика заметила? Или работы стали лучше?

– Хороший вопрос, – отозвался Дрейфус. – Я просмотрел ее старые работы. Сходство с незаконченной скульптурой бесспорно, но чего-то не хватает. Технических навыков у нее всегда было с избытком, а вот эмоционального отклика ее старые работы не вызывают. Посмертно я причислил бы ее к богатым бездельницам, уверенным, что вдобавок к имеющимся привилегиям они непременно должны прославиться.

– Вы сказали, что вроде бы узнали скульптуру.

– Верно, но эксперты прототипов не обнаружили. Я тоже, хоть и искал через турбины. Пожалуй, неудивительно: скульптура-то стилизованная.

– Получается, вы ничего не выяснили.

– Не совсем так, – с улыбкой проговорил Дрейфус. – Вернон мне кое-что сообщил.

– Вернон?

– Кавалер Дельфин. Вернон Трежан, один из трех стабильных бета-симов. Он упомянул, что скульптура – часть серии, посвященной Ласкалю. Имя я где-то слышал, но сперва не сообразил где.

– И снова воспользовались турбинами?

– Не понадобилось. Ответ я нашел прямо сейчас, в разговоре с тобой.

Дрейфус не лукавил. Мысленно проговаривая это имя, он каждый раз видел непроглядный мрак, стену беззвездной тьмы в гуще самого космоса. И в эту тьму что-то падало, словно белый лепесток в океан чернил.

– Не протянете мне, невежде, руку помощи? – пошутил Спарвер.

– Завеса Ласкаля, – ответил Дрейфус, будто этим все объяснялось.

Вызов поступил, когда Талия просматривала файл с отчетом по Нью-Сиэтл-Такоме. Она оторвала глаза от компада и воспроизвела лицо наставника. За мутноватым просмотровым окном медленно плыли анклавы, большие и величественные, как айсберги.

– Я ни от чего не отрываю? – спросил Дрейфус.

– Вовсе нет, сэр, – ответила Талия, стараясь не выдать волнения.

– Мне даже не сообщили, что ты на задании.

– Сэр, все получилось очень быстро. У меня есть патч для дырки в системе подсчета голосов, которой воспользовалась Кейтлин Перигал. Пока обновление не запустили в десяти тысячах анклавов, я и устраиваю пробный прогон.

– Отлично, хоть от одной проблемы избавимся. Ты с кем?

– Ни с кем, сэр. Предварительной установкой я занимаюсь одна.

Дрейфус лениво сощурил правый глаз:

– Сколько центров обновляешь?

– Четыре, сэр, последний в Доме Обюссонов. Старшим префектам обещала уложиться в шестьдесят часов, но я осторожничала. Если все пройдет гладко, управлюсь куда быстрее.

– Талия, мне не нравится, что ты занимаешься этим одна.

– Я справлюсь, сэр. С командой ушло бы больше времени.

– Дело не в этом, а в том, что моего помощника отправили на задание без сопровождения.

– Сэр, я же не блокаду лечу организовывать. В драку никто не полезет.

– Думаешь, перестанем блокировать – и нас полюбят? Либо страх и ненависть, либо глухое недоверие – на лучшее можно не рассчитывать.

– Сэр, такие задания я выполняю уже пять лет.

– Да, но не одна, не без сопровождающих.

– В Солипсисте Безайле я провела одна восемь месяцев.

– Солипсист Безайл тебя даже не заметил. У него неспроста такое название.

– Сэр, я хочу доказать, что могу выполнить сложное задание самостоятельно. Это мой шанс. Нет, если вы считаете, что я должна вернуться в анклав «Доспехов»…

– Разумеется, я так не считаю, но очень недоволен. Почему ты со мной не согласовала?

Талия наклонила голову:

– Сэр, вы дали бы мне добро?

– Вряд ли. Я не отправляю людей неизвестно куда, не обеспечив защитой.

– Тогда вы понимаете, почему я не спросила вас.

В лице Дрейфуса мелькнуло смирение: он словно признавал, что этот бой не выиграет. Талию он выбрал за ум и независимость. Разве удивительно, что она рвется с привязи?

– Пообещай одно, – попросил Том. – При малейшем намеке на опасность ты… дашь мне знать, хорошо?

– Бодри сказала, что, даже если я попаду в переделку, подкрепления мне не пришлют.

– Забудь про Бодри. Если мой человек в беде, я сам анклав с орбиты сдвину.

– Я дам знать, сэр.

– Не думай, я не для того на связь вышел, чтобы отчитать, – после небольшой паузы сказал Дрейфус. – Мне нужна техническая консультация.

– Слушаю, сэр.

– Помнишь, ты восстанавливала инфопоток, прошедший через центр голосования Дома Перигалов за последнюю тысячу дней?

– Да, сэр, – ответила Талия.

– А если подобное понадобится для «пузыря» Раскин-Сарторий?

– Если беты не уцелели, на логи трансмиссии можно не надеяться.

– Я так и думал, но ведь любое сообщение откуда-то отправляется. Значит, соответствующая отметка хранится в логах отправителя. Если сообщение летело через Пояс несколько сот километров, наверняка прошло через роутер или через хаб, а то и через несколько. Роутеры и хабы хранят отметки о проходящем трафике.

– Информации там немного.

– Мне хватит мест отправления. Поможешь?

Талия задумалась.

– Это выполнимо, сэр, но мне понадобится доступ к полной версии Единой системы.

– Твой корабль запустит копию?

– У меня не субсветовик. Боюсь, придется подождать моего возращения.

– Не хотелось бы.

Талия задумалась еще крепче.

– Тогда… сообщите Единой системе дату отправления сигнала, если вы ее знаете.

– Примерно определить смогу.

– Определить нужно с точностью до нескольких минут – система роутеров оптимизируется для таких промежутков. Если с этим справитесь, пришлите мне снимок Единой системы в состоянии на тот момент. Исключите Раскин-Сарторий, все роутеры и хабы в десяти тысячах километров от него. Я постараюсь вам помочь.

– Спасибо, Талия! – поблагодарил Дрейфус с необычным для себя пылом.

– Никаких гарантий, сэр. Может, ничего и не получится.

– Это моя единственная зацепка, так что смирюсь с любым результатом.

Спарвер набрал себе еды и устроился за столиком в углу столовой. Низкий потолок, яркое освещение, чуть закругленные стены – столовая кишела посетителями, впрочем, как всегда. Группа полевых префектов только что вернулась с задания на внутрисистемном корабле. Чуть ли не сотня кадетов в серой форме теснилась за тремя столами в центре зала. Многие держали в руках демонстрационные хлысты-ищейки, которыми, согласно учебному плану, только начали пользоваться. Взволнованных, чересчур серьезных кадетов Спарвер не знал. Дрейфус изредка вел занятия, Спарвер порой его заменял, но случалось это так редко, что лица кадетов не запоминались.

В одном Спарвер не сомневался: его имя известно каждому кадету. Он кожей ощущал бросаемые украдкой взгляды. Спарвера, первого за два десятилетия гиперсвинью, который стал младшим префектом выше второго уровня, на «Доспехах» знали все. Пару лет назад был еще один многообещающий кандидат, но он погиб при неудачной блокаде. Среди кадетов гиперсвиней не встречалось, и Спарвер не удивлялся. Дрейфус принял его без вопросов и даже хлопотал, чтобы новичка направили именно к нему в команду, а не к другому префекту, но большинство людей по-прежнему относились к гиперсвиньям с недоверием и подозрением. Гиперсвиньи были созданы для низменных целей немодифицированными людьми, потомки которых теперь жили с последствиями того преступления. Людям претил сам факт существования разумных свиней, ибо он свидетельствовал о кровожадности их предков.

Спарвер приступил к еде, пользуясь особыми приборами, подходящими для его рук. Чужие взгляды так и буравили ему затылок.

Он положил перед собой компад и вызвал результаты поиска по ключевому слову, которое задал турбинам, перед тем как войти в столовую. «Завеса Ласкаля» – так сказал Дрейфус. Что Спарвер, да и Дрейфус, если на то пошло, знали о завесах? Не больше и не меньше, чем рядовые жители Блистающего Пояса.

Компад освежил ему память.

Завесы – объекты в межзвездном пространстве, от Йеллоустона до них световые года. Черные, не излучающие света шары неизвестного состава, они больше звезд и обнаружены во всех направлениях. Считается, что завесы кем-то созданы. Их творцов, названных затворниками, никто не видел, поэтому неизвестно, как они выглядят, если еще не вымерли.

Основная сложность в том, что посланное к завесам не возвращается невредимым. Если и прилетают обратно на исследовательские станции зонды и корабли, то искореженными до неузнаваемости. И не привозят ничего полезного. Очевидно одно: пилотируемые корабли возвращаются чаще, чем роботы, и с меньшими повреждениями. Завесы благоволят людям – по крайней мере, не склонны их увечить. Но даже при этом почти все люди вернулись мертвыми, а их раздробленный мозг исключал даже посмертное траление.

Впрочем, изредка случалось иначе.

Как утверждал компад, Завеса Ласкаля названа в честь первого человека, вернувшегося от Завесы живым. Филипп Ласкаль отправился в полет один, не получив разрешения исследовательской станции, на которой работал. Вопреки всему, он остался цел и внешне невредим. Только не надо думать, что Ласкаль не поплатился. На станцию он прибыл немым: то ли не хотел, то ли не мог рассказать об увиденном. Эмоциональная связь с другими людьми ослабла до аутистического уровня. Словно юродивый, Ласкаль день-деньской рисовал мелом замысловатые картинки на бетонных плитах. В Силвестовском институте изучения затворников Ласкаль стал диковинкой, но интерес к нему постепенно таял.

Так Спарвер разгадал одну загадку, но вопросов лишь прибавилось. Почему Дельфин Раскин-Сарторий обратилась к этой теме через столько лет после возвращения Ласкаля? Почему тема Ласкаля буквально взорвала ее творчество, хотя прежде работам катастрофически не хватало выразительности?

На эти вопросы компад не отвечал.

Спарвер ел, гадая, намного ли Дрейфус опередил его в своих изысканиях.

Чужие взгляды по-прежнему сверлили ему затылок.

– Ну что, префект Дрейфус, завершили неотложное дело, которое отвлекло вас в прошлый раз? – осведомилась бета Дельфин Раскин-Сарторий.

– Прошу извинить, но тогда и впрямь кое-что случилось, – ответил Дрейфус.

– Это связано с «пузырем»?

– Думаю, да. – Интуиция подсказывала, что Дельфин незачем знать об участи капитана Дравидяна. – Впрочем, дело не закрыто. Мне хотелось бы выяснить подробности сорванной сделки.

Дельфин убрала под головную повязку выбившуюся прядь. Наряд она так и не сменила – та же белая блуза и брюки, что на первом допросе, рукава закатаны до локтей, штанины – до колен. «Глаза светлые-светлые, лицо невыразительное, как у куклы», – снова подивился Дрейфус.

– Что сказал Вернон? – полюбопытствовала Дельфин.

– Достаточно, чтобы понять: кто-то обратился к вам и предложение Дравидяна тотчас сняли с рассмотрения. Очень хотелось бы выяснить, кто этот таинственный незнакомец.

– Представитель другого крыла ультра, решивший навредить Дравидяну. Сейчас это так важно?

– Подыграйте мне, – попросил Дрейфус. – Предположите на минуту, что некто заставил Дравидяна изобразить месть. По какой причине этот некто мог желать зла вашей семье?

Лицо Дельфин стало подозрительным.

– Это месть, префект. Какие тут могут быть варианты?

– Я лишь подхожу к расследованию непредвзято. У вас или у вашей семьи были враги?

– Кого-нибудь другого спросите.

– В данный момент я спрашиваю вас. Как насчет Энтони Теобальда? Он с кем-нибудь конфликтовал?

– Друзья и недруги у него были, как и у любого человека. А вот настоящие враги… Я таких не знаю.

– Он часто улетал с анклава?

– Частенько, иногда в другой анклав, иногда в Город Бездны, но ничего угрожающего в его перелетах не было.

– А гостей вы много принимали?

– Вообще-то, мы всегда держались особняком.

– Значит, не было гостей?

– Я так не говорила. Разумеется, к нам прилетали. Отшельниками мы не были. Энтони Теобальд принимал посетителей, меня навещали коллеги и критики.

– Ни у кого из них не было веских причин желать вам смерти?

– Что касается моих знакомых, то нет.

– А о гостях Энтони Теобальда что скажете?

– Ничего особенного, префект, – ответила Дельфин, но в голосе проскользнула неуверенность.

Дрейфус кивнул: путь думает, что ответ его устроил. Он чувствовал, что разгадка близка, но многолетний опыт подсказывал: сейчас напирать бесполезно. С одной стороны – дочерний долг перед Энтони Теобальдом, с другой – желание добиться справедливости, – не сумев сделать выбор, Дельфин замкнется в себе.

Ее доверие придется заслужить.

– По большому счету, – снова заговорила Дельфин, – ни семейные дела, ни политика Блистающего Пояса не были мне интересны. У меня были… есть… мои скульптуры. Этого хватало.

– Давайте поговорим о скульптурах. Вашему успеху завидовали?

– Настолько, чтобы убить девятьсот шестьдесят человек? – мрачно спросила Дельфин.

– Преступления не всегда пропорциональны мотивам.

– Никто на ум не приходит. Была бы я примой йеллоустонского общества, мы не связались бы с мелким торгашом вроде Дравидяна.

Дрейфус постарался сохранить непроницаемое выражение лица.

– Тем не менее кому-то понадобилось вас всех убить. Когда выясню причину, буду спать спокойнее.

– Я бы хотела помочь.

– Вам это вполне по силам. Скажите, когда поступило сообщение от других ультра?

– Когда Дравидян был у нас в гостях.

– Нельзя ли поточнее?

Бета Дельфин на миг закрыла глаза.

– Сообщение пришло в четырнадцать часов двадцать три минуты пятьдесят одну секунду по йеллоустонскому стандартному времени.

– Спасибо. Прекратить кон…

– Мы уже закончили? – перебила Дельфин.

– Пока да. Если появятся вопросы, я сразу же вас вызову.

– А сейчас отправите обратно в хранилище?

– Да, собираюсь.

– Разве вы не хотели поговорить о скульптурах?

– Мы уже поговорили.

– Нет, мы говорили о том, не является ли мое искусство причиной преступления. О самом искусстве мы не говорили.

– Давайте поговорим, если вам это важно. – Дрейфус равнодушно пожал плечами.

– А вам не важно?

– По-моему, искусство в этом деле особой роли не играет. В том, что зависть – мотивационный фактор, вы усомнились. – Дрейфус задумался. – Тем не менее ваш авторитет неуклонно рос, да?

– Вас послушать, так история моей жизни уже написана до самой последней главы, – недовольно отметила Дельфин.

– Ну, с моей точки зрения… – начал Дрейфус, но тут вспомнил, что Вернон говорил ему об отношении Дельфин к бета-копиям.

– Что?

– Отныне все будет иначе, согласны?

– Иначе, но не факт, что хуже. Вы по-прежнему не верите бета-симулякрам?

– Я очень стараюсь поверить, – ответил Дрейфус.

– В прошлый раз я задала вам вопрос.

– Напомните.

– Я спрашивала, теряли ли вы дорогих людей.

– Я ответил.

– Очень уклончиво. – Дельфин испытующе смотрела на него. – Вы ведь потеряли кого-то? Не коллегу или приятеля, а близкого человека.

– Мы все теряем близких.

– Кого потеряли вы, префект Дрейфус? Кто этот человек?

– Объясните, почему вы посвятили серию работ Ласкалю. Почему заинтересовались совершенно незнакомым персонажем?

– Для скульптора это глубоко личный вопрос.

– Все думаю, не нажили ли вы врагов, избрав эту тему?

– А я все думаю, почему вам так трудно признать, что я создание разумное? Тот погибший… Случилось нечто, настроившее вас против бет? – Глаза Дельфин вспыхнули бирюзовым: попробуй, мол, отведи взгляд. – Кого вы потеряли, префект? Кви про кво, ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш.

– Дельфин, я же на службе. Эмпатия к софту в служебные обязанности не входит.

– Жаль, что вы так считаете.

– Нет, – возразил Дрейфус, и что-то внутри его оборвалось, – вам не жаль. Для жалости нужен мозг, способный на эмоции. Вы говорите лишь то, что в подобной ситуации сказала бы живая Дельфин. Но это всего лишь слова.

– На самом деле вы не верите, что я жива по-настоящему?

– Не верю.

Дельфин холодно кивнула:

– В таком случае ради чего вы со мной спорите?

Подходящий ответ в голову не приходил. Пауза затягивалась. Дельфин смотрела на Дрейфуса с неприязнью и досадой. Дрейфус прервал каналирование и стал смотреть на пустое место, где только что была она. «Не „она“, – одернул себя Том. – „Оно“».

– Эй! – крикнула Талия в гулкий сырой мрак. – Это младший префект Талия Нг. Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Талия остановилась, опустила тяжелый цилиндр, который несла в левой руке, правой рукой коснулась хлыста-ищейки и упрекнула себя за излишнее волнение. Она надела защитные очки и включила амплификацию. Мрак немного рассеялся, в стене проступил дверной проем. Талия снова сдвинула настройки очков, но энтоптический фильтр ничего не изменил. Даже если бы на месте Талии стоял местный житель, напичканный имплантатами, корректирующими восприятие, он увидел бы только голые стены.

– Продвигаюсь вглубь анклава, – сообщила Талия на катер. – Пока радушие местных весьма ненавязчиво.

Она подняла цилиндр с оборудованием и, на сей раз решив поосторожничать, выпустила хлыст-ищейку.

– Перемещайся впереди меня в первой защитной позиции, – скомандовала Талия, прежде чем его выпустить.

Ярко загорелся красный огонек, хлыст коротко кивнул рукоятью, мол, команда выполняется. Потом отвернул рукоять от Талии и устремился вперед, словно кобра, скользя хвостом по полу.

За дверью начинался темный тоннель с растрескавшимся полом. Впереди тоннель изгибался. Хлыст скользнул в его глубь, красный свет глаза-сканера отражался от влажной поверхности. Талия шла следом – по небольшой дуге к тускло освещенной площади. Кривизна поверхности анклава проявлялась в плавном подъеме пола – впереди он вздымался к аналогично изгибающемуся потолку и сливался с ним. Солнечные лучи, единственный источник света, пробивались сквозь стрельчатые оконца с обеих сторон тоннеля. Стекла побурели от пыли и плесени. Помимо окон над Талией высились многоуровневые ярусы заброшенных магазинов и ресторанов. Соединялись стены мостами и наклонными переходами, местами просевшими, местами обрушившимися. Кое-где стеклянные фасады разбились вдребезги, покрылись плесенью и растениями-паразитами. В некоторых магазинах остался нераспроданный товар, погребенный под слоями паутины.

Талии площадь совершенно не понравилась. К счастью, она отыскала другой тоннель, туда и скользнул хлыст, с шипением змеясь по плитам.

Раз – и хлыст исчез.

Мгновение спустя Талия услышала лязг, словно одной металлической болванкой били о другую. Она опасливо свернула по дуге и увидела, что хлыст-ищейка обвился вокруг робота. Бедняга лежал на боку, беспомощно вращая колесами с резиновыми шинами. Талия приблизилась, опустила цилиндр и присмотрелась к поваленному механизму: не вооружен ли. Нет, перед ней был многофункциональный серворобот древней модели.

– Отпусти его! – скомандовала Талия.

Хлыст размотался и отдалился от робота, не сводя с него красного взгляда. Машина с трудом поднялась на выдвижные ноги. От колесного шасси тянулся тонкий стержень, из которого асимметрично, под самыми невероятными углами, торчали манипуляторы и датчики.

– Я младший полевой префект Талия Нг из анклава «Доспехов», – представилась Талия. – Кому ты служишь?

– Добро пожаловать в «карусель» Нью-Сиэтл-Такома, младший полевой префект Нг. – Голос робота оказался на диво бархатным и выразительным. – Надеюсь, перелет был приятным. Извините, что задержался. Мне велено проводить вас в коллективную зону.

– Я хочу поговорить с гражданином Орсоном Ньюкерком.

– Орсон Ньюкерк в коллективной зоне. Помочь вам с багажом?

– Я сама, – ответила Талия, качая головой.

– Очень хорошо, младший полевой префект Нг. Прошу вас, пойдемте.

– А где все? По моим данным, население анклава – одна целая три десятых миллиона человек.

– В данный момент население один миллион двести семьдесят четыре тысячи шестьсот восемнадцать человек. Все они находятся в коллективной зоне.

– Что это за коллективная зона, которую ты постоянно упоминаешь?

– Прошу вас, следуйте за мной.

Серворобот развернулся – шины зашипели по влажному полу – и заскользил по тоннелю, источая запах горелой проводки.

В семи с половиной метрах от Дрейфуса Джейн Омонье растянула губы в улыбке.

– Том, ты носишься с этой мыслью, как собака с костью. Не надо видеть во всем заговор – порой люди совершают глупые, безрассудные поступки.

– Дравидян не показался мне глупым или безрассудным.

– Не он, так какой-нибудь член его команды.

– Они действовали по плану, разыграли спектакль под названием «Месть в порыве страсти», хотя все было решено еще до встречи Дравидяна и Дельфин.

– Ты впрямь так думаешь?

В своем отсеке Дрейфус только что запустил модель Единой системы и восстановил конфигурацию Блистающего Пояса на тот момент, когда, по словам Дельфин Раскин-Сарторий, поступило сообщение. Данные уже ждали Талию на катере: закончит установку софта и займется ими.

– Прежде вы всегда доверяли моему нюху, – напомнил Дрейфус. – Сейчас, если верить ему, происходит нечто скрытое от наших с вами глаз.

– Ты опросил бет?

– Они не представляют, кто мог поступить так с их семьей.

– Значит, мотивы ты не выяснил.

– Пока нет. Только знаете, если нужно просто навредить семье… Разве мало смертоносного оружия, которое дело сделает, а следов не оставит?

– Согласна, – отозвалась Омонье без особого пыла.

Ей, мол, просто спорить не хочется, поэтому соглашается.

– Устроивший атаку не на семью нацеливался – уничтожены не только жители анклава, но и сам анклав.

– Может, у злоумышленников не было доступа к смертоносному оружию?

– Но они проникли на корабль ультранавтов и добрались до квантового двигателя? – с сомнением спросил Дрейфус.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, Том.

– К тому, что злоумышленникам было проще добраться до любого смертоносного оружия, чем попасть к Дравидяну. Иными словами, корабль им был нужен до зарезу. Они неспроста воспользовались субсветовиком. Семью Дельфин хотели не просто перебить, а испепелить, уничтожить следы ее существования. Потенциальный арсенал тут невелик – ядерные торпеды, бомбы с начинкой из металлизированного водорода и мощные квантовые излучатели.

– Логика сомнительная, – заметила Омонье.

– Корабль позволил как минимум спихнуть вину на ультра. Дескать, преступники они, а не жители другого анклава. По-моему, Дравидян и его экипаж невиновны.

Омонье устало взглянула на настенный дисплей, грани которого сражались за ее внимание. Как подметил Дрейфус, почти на каждой отображались попытки Джейн сдержать обострение кризиса в отношениях между Блистающим Поясом и ультра. Грани дисплея напирали со всех стен, беспощадные, как шипы «железной девы».

– Заполучи я убедительные доказательства невиновности ультра, часть проблем решилась бы, – проговорила Джейн.

– Талия Нг помогает выявить того, кто подставил Дравидяна.

– Она что, на «Доспехах»? – удивилась Омонье. – Разве не обновляет софт в центрах голосования? Вантроллье попросила разрешить выдачу планшетов.

– Талия на задании, – подтвердил Дрейфус. – Но между установкой обновлений помогает мне.

– Умница, – с одобрением кивнула Джейн.

– Других в команде не держу.

– А я держу лишь умных полевых префектов. Не забывай, я очень ценю тебя, каким бы… неблагодарным занятием ни казалась порой твоя служба.

– Я целиком и полностью доволен своей службой в «Доспехах».

– Вот и прекрасно.

Повисла тишина.

– Джейн, раз уж зашел разговор, можно вопрос?

– Конечно, Том.

– Пожалуйста, ответьте откровенно. Мне столько придется перетряхнуть… Иные находки окажутся весьма неприятными. Хочу убедиться, что вы доверяете мне целиком и полностью.

– Да, конечно. Целиком, полностью, безоговорочно.

– Мне не стоит беспокоиться, что я где-то недоработал и в чем-то вас разочаровал?

– Откуда такие мысли?

– По-моему, вы мне доверяете. За допуск «Панголин», который вы дали, я очень благодарен. Теперь, как любой из старших префектов, я имею право не покидать анклав. Но я ведь полевой префект, хотя утекло немало воды.

– Ничего зазорного в этом нет.

– Знаю.

– Если бы не эта… штука у меня на шее, наверное, я бы тоже на задания летала.

– Это вряд ли, Джейн. Добровольно или принудительно вас перевели бы в штаб-квартиру, где вы принесете «Доспехам» куда больше пользы.

– А если бы я отказалась?

– Вас выслушали бы, но распорядились бы по-своему. В штаб префектов сажают, когда они на пике активности. Такова кадровая политика.

– Считаю, что ты наиболее полезен как полевой префект. Что на это скажешь?

– Джейн, я уже стар и слаб. Посыпались ошибки.

– Мне ни об одной не докладывали. – Джейн заговорила резко и настойчиво, словно прежде жалела его, а сейчас начисто отбросила снисходительность. – Ничего подобного слышать не желаю! Ты наш лучший префект. Пустыми комплиментами я не разбрасываюсь.

– Так вы доверяете мне?

– На этот вопрос я уже ответила. Иди и перетряхивай все, что хочешь. Полную поддержку гарантирую.