— Фам? — раздался у него за спиной голос Равны. Она осталась на мостике, когда наездники ушли выполнять те мелочи, которые были решены в предыдущем разговоре.

Фам не ответил, и она, подождав, обошла вокруг него и заслонила звездный дисплей. Почти автоматически он поднял глаза к ее лицу.

— Спасибо, что ты с нами заговорил. Ты нам нужен сейчас, как никогда.

Все-таки еще было видно много звезд. Они были вокруг Равны и все так же двигались. Равна чуть склонила голову.

— Мы можем помочь…

Он снова не ответил. Что вообще заставило его заговорить? И вдруг, сам удивившись, он произнес:

— Мертвому ты не поможешь.

Наверное, как и движение глаз, речь была рефлекторной.

— Ты не мертвый. Ты такой же живой, как я.

И тут из него хлынули слова, сколько их не было за всю дорогу от Ретрансляторов.

— Верно. Иллюзия самосознания. Счастливый автомат, работающий под тривиальной программой. Тебе этого не понять — я имею в виду изнутри. А вот снаружи, с точки зрения Старика…

Он отвернулся, чувствуя головокружение от двойного взгляда — на нее и на звезды.

Равна придвинулась ближе, их лица разделяли сантиметры. Она свободно парила в воздухе, только одной ногой цепляясь за пол.

— Милый мой Фам, ты ошибаешься. Ты бывал у Дна, бывал на Вершине, но никогда посередине. Иллюзия самосознания? Да это же общее место любой философии в Крае. Есть у этой концепции приятные следствия, есть и пугающие. Тебе известны только последние. А ты подумай: ведь эта иллюзия должна быть не менее применима к Силам.

— Нет. Он мог создавать такие устройства, как ты и я.

— Быть или не быть мертвым — это вопрос выбора, Фам. — Равна протянула руку и провела ладонью по его плечу и руке. Он видел измененную, как всегда при нулевой гравитации, перспективу: «низ» свернулся куда-то в сторону, и он смотрел на нее вверх. Вдруг он ощутил свою всклокоченную бороду, плавающие в воздухе спутанные волосы. Глядя вверх на Равну, он вспомнил все, что о ней думал. Там, на Ретрансляторах, она казалась ему яркой, пусть не умнее его, но уж не глупее большинства конкурентов из Кенг Хо. Но были и другие воспоминания — какой ее видел Старик. И как обычно, Его воспоминания ошеломляли. Как обычно, их почти невозможно было разобрать. Даже Его эмоции трудно было интерпретировать. Но он видел Равну… в каком-то смысле как любимую собачку. Старик видел ее насквозь. Равна Бергсндот была очень мало доступна манипулированию. Старика этот факт радовал — а может быть, забавлял? Но за всеми ее разговорами и возражениями Он видел много… может быть, подходит человеческое слово «доброта». Старик желал ей добра. Под конец он даже пытался помочь. Какое-то наитие мелькнуло и проскользнуло, Фам не успел его уловить. А Равна опять говорила:

— То, что случилось с тобой, Фам, достаточно ужасно, но это случалось и с другими. Я о таком читала. Даже Силы не бессмертны. Иногда они сражаются друг с другом, и некоторые из них погибают. Иногда они совершают самоубийства. Есть звездная система, которая в истории получила название Рок Богов: миллион лет назад она была в Переходе. Ее посетила группа Сил. Потом был прилив Зоны, и система вдруг оказалась на световые годы в глубине Края. Это был самый большой прилив, зарегистрированный в истории. У Сил на Роке Богов не было даже шанса на спасение. Они все погибли — от некоторых остались только ржавые руины, другие деградировали до уровня умов обыкновенных людей.

— Ч-чем они потом стали?

Равна минуту помолчала, взяв его руку в свои.

— Можешь посмотреть в архивах. Смысл в том, что такое бывает. Для жертв это конец света. Но с нашей точки зрения, с человеческой… Ну, Фаму Нювену как человеку повезло. Зеленый Стебель говорит, что крушение связей со Стариком не вызвало грубых органических повреждений. Может быть, тонкие повреждения есть. Иногда такие остатки разрушают сами себя.

Фам ощутил, что у него из глаз текут слезы. И знал, что его омертвелость частично была просто горем из-за Его собственной смерти.

— Тонкие повреждения! — Он тряхнул головой, и слезы поплыли в воздух. — У меня голова набита Им, Его памятью.

Памятью? Эта память господствовала над всем остальным. Он даже не мог ее понять. Не мог понять деталей. Он не мог понять эмоций, если не делать бессодержательных упрощений — радость, смех, удивление, страх и холодно-стальная решимость. И он потерялся в этих воспоминаниях, как кретин в кафедральном соборе. Не понимая, а только ползая перед иконами.

Равна повернулась вокруг их сцепленных рук, как вокруг оси. Ее колено мягко стукнулось о его ногу.

— Ты все еще человек, и у тебя есть собственная… — Ее голос пресекся, когда она встретила его взгляд.

— Моя собственная память. — Рассеянные обрывки, случайно попадающиеся среди неразборчивого: вот он, пятилетний, сидит на соломе в большом зале, опасаясь появления взрослых, — отпрыски королевской крови в грязи играть не должны. Через десять лет, когда они с Синди первый раз любили друг друга. Еще через год — первая увиденная им летательная машина — орбитальный паром, приземлившийся на отцовском поле для парадов. Десятилетия в космосе. — Да, Кенг Хо. Фам Нювен, величайший торговец Медленной Зоны. Все эти воспоминания со мной. И насколько я знаю, это все ложь Старика, послеобеденная выдумка, чтобы обдурить Ретрансляторов.

Равна прикусила губу, но ничего не сказала. Она была слишком честна, чтобы лгать, даже сейчас.

Он протянул руку и отвел волосы с ее лица.

— Я помню, что ты это тоже говорила, Рав. Не переживай: так или иначе я бы уже это заподозрил.

— Да, — тихо сказала она. Теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Но вот что я тебе хочу сказать, как человек человеку: теперь ты человек. И действительно могла когда-то быть Кенг Хо, и ты мог быть в точности тем, кого ты помнишь. И каково бы ни было прошлое, ты можешь стать великим в будущем.

Какое-то призрачное эхо прошуршало в мозгу, больше из памяти, чем из разума. Он заглянул ей в глаза. «Она любит тебя, идиот!» И он почти засмеялся.

Фам Нювен обнял Равну, крепко притянув к себе. Она была такой реальной! Он ощутил, как ее нога скользнула между его бедрами. Он смеялся. Как посылка от самого сердца, бездумный рефлекс, возвращающий ум к жизни. Так глупо, так тривиально, но…

— Я хочу, я хочу вернуться. — Слова вылетали, перемежаясь всхлипываниями. — Во мне сейчас столько всякого, столько такого, чего я не могу понять. Я в собственной голове заблудился.

Она ничего не отвечала, может быть, просто не понимая его речи. Один миг он ничего вообще не воспринимал, кроме ощущения Равны у себя в руках, обнимающей его в ответ. «О Господи, как я хочу вернуться!»

Заниматься этим на мостике звездолета — такого Равна раньше никогда не делала. Но у нее и своего звездолета никогда раньше не было. Да, его не зря прозвали придонным люггером. Увлекшийся Фам потерял привязь. Они парили в воздухе, иногда налетая на стены, на сброшенную одежду, вплывая в капли слез. Много прошло минут, и их головы оказались в сантиметре от пола, а тела выгнулись под углом к потолку. Равна едва осознавала, что ее трусы развеваются, как флаг, зацепившись за лодыжку. Этот приступ любви был не совсем такой, как описывается в романах. Во-первых, в свободном полете не на что опереться. Во-вторых…

Фам чуть отодвинулся, ослабив хватку на ее спине. Она отвела рыжие волосы с его лица и посмотрела в покрасневшие глаза.

— Знаешь, — сказал он срывающимся голосом, — я никогда не знал, что могу так кричать, что лицо потом болит.

Она улыбнулась:

— Значит, ты был заколдован.

Она выгнулась у него в руках, нежно притянув его ближе. Они несколько минут парили в молчании, тела их отдыхали в изгибах друг друга, ничего, кроме друг друга, не чувствуя.

— Спасибо, Равна.

— …всегда пожалуйста. — Ее голос был сонно-серьезен, и она обняла его крепче. Непонятно, чем он для нее был — чем-то пугающим, чем-то чарующим, чем-то раздражающим. А что-то она даже не хотела признать сама перед собой — до этой минуты. Впервые с момента крушения Ретрансляторов она почувствовала надежду. Глупая физическая реакция, может быть… а может быть, и нет. Здесь, в ее руках, мужчина, который не уступит любому герою приключенческих книг, и более того — человек, который был частью Силы.

— Фам… как ты думаешь, что там случилось на Ретрансляторах? Зачем убили Старика?

Смешок Фама не показался ей деланным, но руки его вокруг ее тела напряглись.

— Ты меня спрашиваешь? Я же тогда умирал, вспомни… Нет, не так. Это Старик, Он тогда умирал. — Фам на минуту замолчал. Мостик медленно поворачивался вокруг них, молча двигались дальние звезды. — Мое божеское естество страдало от боли, это я помню. Он был в отчаянии, в панике… Но перед тем, как умереть, Он пытался для меня что-то сделать. — Голос Фама стал тише, он углубился в воспоминания. — Да. Это было как будто я — дешевый чемодан, и Он набивает меня всем барахлом, которое еще можно вывезти. Вроде как десять килограммов в девятикилограммовый мешок. Он знал, что мне это больно — в конце концов, я же был частью Его, — но это было не важно. — Фам дернулся в ее объятиях, его лицо снова стало диковатым. — Я не садист, и он вряд ли им был, но…

Равна покачала головой:

— Я… я думаю, он переводил себя в тебя.

Фам секунду помолчал, пытаясь это осмыслить.

— В этом нет смысла. Во мне места не хватит на сверхчеловека.

Страх и надежда гонялись друг за другом по сужающимся кругам.

— Нет, подожди. Ты прав. Даже если бы умирающая сила считала реинкарнацию возможной, в нормальном мозгу нет места столько сохранить. Но Старик пытался сделать что-то другое. Помнишь, как я молила его помочь нам в этом полете в сторону Дна?

— Да. Я — то есть Он — вам сочувствовал, как зверькам, которые попались какому-то новому хищнику. Он даже не думал, что Отклонение может быть опасно и для него, пока не…

— Верно. Пока не оказался под атакой. И это было полным сюрпризом для Сил — что Отклонение оказалось большим, чем проблема для недоразвитых умов. И тогда Старик действительно попытался помочь. Он вбил в тебя все планы и автоматику. И вбил так много, что ты чуть не умер, так много, что ты в этом не можешь разобраться. Я о таких случаях читала в прикладной теологии… — «Не больше фактов, чем легенд». — Это называется «Богошок».

— Богошок? — Фам заинтересовался этим словом. — Какое странное название. Я помню Его панический страх. Но если Он действительно делал то, что ты говоришь, почему Он мне просто не сказал? И если я набит добрыми советами, то почему все, что я вижу внутри себя… — взгляд его стал чуть похож на тот, что был пару дней назад… — это тьма. Темные статуи с острыми краями, они толпятся во тьме.

Снова наступило долгое молчание. Но теперь Равна почти физически ощущала, что Фам думает. Его руки крепко сжались, подергиваясь, иногда по телу проходила дрожь.

— Да. Многое сходится. Большую часть я все равно не понимаю и никогда не пойму. Старик к концу открыл что-то верное. — Его руки снова сжались, и он зарылся лицом в ее шею. — Это было очень… очень личное, то убийство, что совершило над ним Отклонение. И даже умирая, Старик это понял. — Снова молчание. — Отклонение — это нечто очень древнее, Равна. Ему, быть может, миллиарды лет. Угроза, которую Старик мог вообразить только теоретически, пока она Его не убила. Но…

Минута. Вторая. Фам молчал.

— Да ты не волнуйся, Фам. Дай ему время созреть.

— Ага. — Фам отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. — Но одно я теперь знаю: Старик сделал это не без причины. Мы не гонимся за призраком. Есть что-то там, у Дна, на этом корабле страумеров, что было, по мнению Старика, важно.

Он провел ладонью по ее лицу, и улыбка его была грустна, а не радостна.

— Но разве ты не понимаешь, Равна? Если ты права, сегодня я больше человек, чем буду уже когда-нибудь. Я полон того, что нагрузил в меня Старик, этого богошока. Большую часть этого я никогда не пойму сознательно, но если все пойдет, как задумано, то это когда-нибудь взорвется. Я стану Его телеуправляемым устройством, Его роботом возле Дна.

«Только не это!» Но Равна заставила себя пожать плечами.

— Может быть. Но ты — человек, и мы делаем одно дело… и я тебя не оставлю и не отпущу.

Равна знала, что в библиотеке корабля есть технология «Резкого старта». Но оказалось, что эта тема — серьезная академическая дисциплина. Кроме десятков тысяч примеров, были программы настройки на специфические обстоятельства и куча теорий довольно скучного вида. Хотя в Крае «проблема повторного открытия» была тривиальной, в Медленной Зоне случались практически любые комбинации событий. Цивилизации там не могли существовать более нескольких тысяч лет. Иногда их коллапс бывал резким — несколько десятилетий после глобальной войны или отравления атмосферы. Другие загоняли себя назад в средневековье. И разумеется, большинство рас заканчивали самоистреблением, по крайней мере в пределах одной солнечной системы. Те, кто себя не истребил (и даже некоторые из тех, кто истребил), начинали трудное восхождение к потерянным высотам.

Изучение этих вариаций носило имя «Прикладная история технологии». К обоюдному сожалению как ученых, так и цивилизаций в Медленной Зоне, настоящее прикладное значение теория имела редко: события в описываемых примерах к моменту, когда становились известны в Крае, устаревали на столетия, и мало кто из исследователей желал вести полевые работы в Медленной Зоне, где поиск места для эксперимента и его проведения мог отнять существенную часть жизни. Как бы там ни было, а для миллионов университетских факультетов эта дисциплина была приятным хобби. Одной из любимых игр был поиск скорейшего пути от данного уровня технологии до наивысшего возможного в Медленной Зоне. Приходилось учитывать множество деталей, включая сюда уровень примитивности, количество остаточных научных познаний (или терпимости) и физическую природу расы. Теории историков воплощались в программах, у которых на входе были факты о состоянии цивилизации и желательных результатах, а на выходе — действия, ведущие к этим результатам скорейшим путем.

На третий день все четверо собрались на мостике «Внеполосного». И на этот раз мы говорим все четверо.

— Итак, мы должны решить, какие приспособления для стрельбы, могущие спасти Королевство Скрытого Острова…

— …и такие, которые «господин Булат» может сделать меньше чем за сто дней, — перебил Синяя Раковина. Он последние два дня возился с программами развития цивилизаций в библиотеке «Внеполосного».

— Я все же говорю: пушки и радио, — заявил Фам.

«Огневая мощь и связь». Равна улыбнулась Фаму. Одних его человеческих воспоминаний хватило бы, чтобы спасти детей в мире Стальных Когтей. Он больше не говорил о планах Старика. Планы Старика… В представлении Равны они были как судьба, хорошая или дурная, но сейчас неизвестная. И даже судьбу можно перехитрить.

— Что ты об этом думаешь, Синяя Раковина? — спросила она. — Радио — это то ли, что они могут сделать быстро, начав с нуля? На Ньоре радио появилось почти одновременно с первыми спутниками — и чуть ли не столетие ушло на его возрождение.

— Разумеется, миледи Равна. Есть простые вещи, которые невозможно заметить, пока не будет достигнут очень высокий уровень технологий. Например, квантово-торзионные антенны можно построить из серебряных и кобальтово-стальных конструкций, если правильно подобрать геометрию. К несчастью, поиск этой геометрии требует больших теоретических знаний и умения решать огромные системы уравнений в частных производных. Очень много цивилизаций в Медленной Зоне так и не открыли этот принцип.

— Все это хорошо, — заметил Фам. — Но остаются проблемы перевода. Джефри, может быть, и слышал слово «кобальт». Но как он опишет его тем, кто не имеет о нем понятия? Без знания их мира мы не сможем даже сказать, как искать кобальтовую руду.

— Да, это сильно нас замедлит, — признал Синяя Раковина, — но программа это учитывает. Кажется, господин Булат имеет понятие об эксперименте. Мы дадим ему набор экспериментов на основе предполагаемых руд и соответствующих химических анализов.

— Это не все так просто, — возразила Зеленый Стебель. — Некоторые из этих химических анализов требуют разветвленного набора тестов. И есть еще эксперименты на испытание токсичности. О биологии этих стайных созданий мы знаем меньше, чем обычно бывает при работе с этой программой.

Фам улыбнулся:

— Надеюсь, этим существам свойственна благодарность. Я, например, никогда не слыхал о «квантово-торзионных антеннах». У этих Стальных Когтей будет такая аппаратура связи, которой никогда не было у Кенг Хо.

Но такой подарок можно было сделать. Вопрос был в том, успеет ли это спасти Джефри и его корабль от резчиков? Все четверо гоняли программу снова и снова. Но очень уж мало они знали о самих стайных существах. Казалось, что королевство Скрытого Острова отличалось большой гибкостью. Если они проявят добрую волю и настойчивость в выполнении указаний и если им повезет найти в окрестности критически важные материалы, то, кажется, они смогут сделать в ограниченном количестве огнестрельное оружие и устройства радиосвязи в пределах ста дней. С другой стороны, если стаи Скрытого Острова уйдут по неблагоприятным ветвям дерева поиска, это все может растянуться на годы.

Равне трудно было смириться с простым фактом: что бы они четверо ни делали, спасение Джефри от резчиков все равно остается делом случая. Ох-ох-ох. В конце концов она выбрала лучший из планов, который им удалось выработать, перевела его на самнорский и отослала вниз.