Как пульс размеренный машины бьется
Щелк.
Включилось радио.
– Слышь.
Марта упрямо шагала, глядя себе под ноги. За правым плечом – Юпитер, за левым длинный шлейф Дедала. И ничего тут такого. Надо просто шагать – шагнула, дернула, шагнула, дернула. Делов-то.
– Шиш.
Марта повела подбородком, и радио выключилось.
Щелк.
– Слышь. Шиш. Кив. Эль. Сен.
– Заткнись, заткнись, заткнись! – Марта сердито дергала веревку, и сани, на которых лежал труп Бертон, подпрыгивали на твердой сернистой земле. – Бертон, ты умерла. Я проверяла: у тебя вместо лица дырка здоровая – кулак можно просунуть. А мне нельзя съезжать с катушек. Я вляпалась, мне нельзя, понимаешь? Так что, будь добра, заткнись нафиг.
– Не. Бер. Тон.
– Да мне без разницы, заткнись.
Она снова дернула подбородком, и радио выключилось.
Над западным горизонтом нависал Юпитер – огромный, яркий и прекрасный. Но после двух недель на Ио его красота уже не так завораживала. Наверху в двух сотнях километров изрыгал в небо серу и диоксид серы Дедал. Его газовый шлейф отражал свет невидимого солнца, и в визоре Марты раскрывался волшебный светло-голубой веер. Но у нее совсем не было настроения любоваться грандиознейшим зрелищем во Вселенной.
Щелк.
– Я не сошла с ума, – поспешно выпалила Марта. – Ты – просто мое подсознание. А у меня нет времени, чтобы разбираться с какими-то там неразрешенными психологическими противоречиями. Не буду больше тебя слушать.
Тишина.
Луноход перекувырнулся раз пять, а потом врезался в булыжник размером с Сиднейский оперный театр. Марта Кивельсен, рожденное ползать скромное создание, была так надежно пристегнута, что едва сумела выпутаться из ремней безопасности, когда мир наконец перестал вертеться. А вот Джулиет Бертон, высокая, ловкая и спортивная Джулиет, уверенная в собственной везучести, пристегнуться не потрудилась и влетела в опору.
Из-за диоксида серы, летящего с огромной скоростью параллельно поверхности, не было видно ни зги. Поэтому Марта сначала выволокла из-под обломков лунохода облаченное в скафандр тело и укрылась от беснующейся бури – и только потом увидела, что сталось с Бертон.
И сразу же отвернулась.
Тот выступ расколол не только шлем Джулии, но и ее голову.
Возле скалы, в которую они врезались, намело нечто вроде сугроба – диоксид серы, летящий «горизонтальными струями», как это называли геологи-планетарники, частично оседал на камне. Марта машинально набрала полные горсти этого снега и ссыпала его в шлем напарницы. Поступок абсолютно бессмысленный, ведь в вакууме тело не будет разлагаться. Зато снег скрыл изуродованное лицо.
Марта села и глубоко задумалась.
Снег летел ровно, нисколько не завихряясь. На Ио отсутствовала необходимая для этого атмосфера. Буря здесь обычно начиналась следующим образом: в скале разверзалась трещина, поток диоксида серы стремительно извергался оттуда и, в полном соответствии с законами баллистики пролетев несколько миль, падал на поверхность. Тот снег, которому на пути встретилась скала, по большей части останется на ней или осыплется к подножию. Можно проползти под горизонтальной струей (именно так Марта и выбралась из обломков), добраться до развороченного лунохода и, двигаясь медленно и аккуратно, с помощью шлемной подсветки отыскать нужные вещи.
Марта опустилась на четвереньки. В ту же минуту буран прекратился – так же внезапно, как и начался.
Она встала, почему-то чувствуя себя очень глупо.
Но буря могла возобновиться в любой момент. Лучше поспешить, поторопила себя Кивельсен. Возможно, это лишь короткая передышка.
Она быстро и с опаской обыскала обломки лунохода. Основной резервуар с воздухом, из которого они наполняли свои баллоны, лопнул. Волшебно. Значит, оставался ее индивидуальный баллон, на треть пустой, два полных запасных баллона и баллон Бертон, тоже пустой на треть. Это было жутко – отстегивать баллон от скафандра Бертон, но что поделать. Прости, Джули. Воздуха должно хватить, посмотрим-ка, почти на сорок часов.
Марта откопала вогнутый кусок луноходной обшивки, моток нейлоновой веревки, вместо молотка и пробойника применила два каких-то обломка и соорудила для Бертон подобие саней.
Будь она проклята, если бросит тело здесь.
Щелк.
– Так. Лучше.
– Да неужели.
Впереди простиралась холодная серная равнина. Гладкая, словно стекло. Ломкая, словно заледеневшая карамель. Холодная, словно ад. Марта включила на шлемовом визоре карту и посмотрела, сколько осталось. Еще каких-нибудь сорок пять миль по смешанной местности, и вот он – посадочный модуль. А оттуда до дома рукой подать. Раз плюнуть, подумала Марта. Ио привязана к Юпитеру, значит Отец Планет так и будет неподвижно маячить в небе, словно навигационный буй. Юпитер за правым плечом, Дедал за левым. И все кончится хорошо.
– Сера. Трибоэлектрическая.
– Не держи все в себе. Что ты хочешь мне сказать?
– И ясно мною. Ныне познается. Как пульс. Размеренный. Машины. Бьется, – пауза. – Вордсворт.
Если забыть про странный запинающийся голос, это было так похоже на Бертон с ее классическим образованием и любимыми старыми поэтами вроде Спенсера, Гинзберга или Плат, что на мгновение Марту охватила растерянность. Бертон страшно надоедала всем со своими стихами, но они ведь действительно ей нравились, и теперь Марта жалела, что так часто в ответ на очередную цитату закатывала глаза или отпускала пренебрежительное замечание. Но горевать она будет потом. А сейчас нужно дойти.
Равнина была темно-коричневой. Совершив пару движений подбородком, Марта увеличила интенсивность изображения. Визор заполнили желтые, оранжевые и красные цвета – точь-в-точь рисунок восковыми мелками. Так ей нравилось гораздо больше.
Но ландшафт, пусть даже и раскрашенный цветными мелками фирмы «Крейола», оставался самым пустынным во Вселенной. Она совершенно одна – маленькая и слабая Марта в жестоком и беспощадном мире. Бертон мертва. На Ио больше ни души. Рассчитывать можно лишь на себя. Если она облажается, винить некого. Неожиданно Марту охватила радость – холодная и мрачная, как вон те далекие горы. Стыдно было радоваться в такой момент.
Спустя минуту она спросила:
– А песни какие-нибудь знаешь?
Шагает мишка по горам. Шагает мишка по горам. Шагает мишка по горам. Что он найдет внизу.
– Проснись. Проснись.
Что он найдет…
– Проснись. Проснись.
– А? Что такое?
– Кристаллическая сера ромбическая.
Вокруг нее сколько хватало глаз раскинулось поле серных цветов – кристаллических соцветий размером примерно с ладонь. Поле с маками во Фландрии, то самое из Второй мировой, или страна Оз. Позади Марты тянулся отчетливый след: какие-то цветы она раздавила сапогами или санями, а какие-то просто разлетелись от выбрасываемых скафандром отработанных газов. След был весьма извилистым. Она шла на автопилоте, натыкалась на кристаллы, сворачивала.
Марта вспомнила, как они с Бертон обрадовались, впервые увидев такое вот «цветочное поле». Со смехом вывалились из лунохода, высоко и невесомо подпрыгивая; Бертон обхватила ее за талию и закружила в вальсе. Настоящее большое открытие, так они тогда решили, шанс войти в историю. И даже когда отправили сообщение Холзу на орбиту и получили довольно снисходительный ответ (нет, это совершенно точно не новая форма жизни, а просто серные кристаллы, про такие написано в любом учебнике по…), радость не утихла. Это же все равно было их первое открытие. И они надеялись, что далеко не последнее.
А теперь Марта думала лишь о том, что такие вот кристаллические поля встречаются рядом с серными гейзерами и вулканами, где часто происходят горизонтальные бури.
Она оглянулась и заметила забавную штуку. Поставив увеличение на максимум, Кивельсен наблюдала, как на краю поля оставленный ею след постепенно исчезает. На месте раздавленных цветов появлялись новые, маленькие, но целые, идеальной формы. Они буквально росли на глазах. Марта понятия не имела, что за процессы тут задействованы. Электролитическое осаждение? Молекулярную серу вытягивает из почвы по каким-нибудь псевдокапиллярам? Или цветы улавливают ее непосредственно из практически отсутствующей атмосферы Ио?
Еще совсем недавно эта загадка захватила бы ее. Но сейчас Марте было совсем не до того. К тому же все инструменты остались в обломках лунохода. Так что в ее распоряжении лишь весьма несовершенная электроника скафандра и измерения делать практически нечем. Только она сама, сани, запасные баллоны с кислородом и труп.
– Черт, черт, черт, – прошептала Марта.
С одной стороны, оставаться здесь опасно. С другой – она не спала вот уже почти двадцать часов и едва держится на ногах. Смертельно устала. Очень-очень устала.
– О сон, о благодатный сон! Он всякой твари мил. Кольридж.
Да, видит Бог, искушение велико. Но цифры не обманешь, спать нельзя. Несколько раз быстро дернув подбородком, Марта поменяла настройки безопасности и добралась до аптечки. Повинуясь команде, система запустила через медицинский катетер дозу метамфетаминов.
В мозгах разом прояснилось, а сердце застучало, словно гребаный мотор. Да. Вот так. Бодра и весела. Глубокий вдох. Широко шагнуть. Вперед.
Дурная голова ногам покоя не дает. У нее еще много дел. Цветочное поле быстро осталось позади. Прощай, страна Оз.
Сознание возвращалось и снова меркло. Шли часы. Марта шагала по призрачному саду статуй. На пирокластической равнине то там, тот тут высились вулканические колонны (их второе великое открытие – на Земле таких не было). Плавные закругленные громадины, точь-в-точь скульптуры Липшица. Похоже на застывающую магму. Марта вспомнила, что Бертон умерла, и тихо заплакала.
Всхлипывая, шагала она мимо жутких каменных фигур. Из-за скорости казалось, что они двигаются. Танцуют. Героини «Вакханок» или нет, постойте, «Троянок», да, из этой пьесы. Покинутые. Тоскующие. Одинокие, как Лотова жена.
Поверхность была чуть припорошена диоксидом серы. От каждого шага он сублимировался, взлетал белым облачком и исчезал. Снова и снова. От этого становилось еще более жутко.
Щелк.
– Ядро Ио состоит из железа или сернистого железа. Сверху располагается оболочка из частично расплавленных пород.
– Ты еще тут?
– Попытка. Коммуницировать.
– Заткнись.
Марта взобралась на скальную гряду. Впереди простиралась гладкая холмистая равнина. Точно как на Луне между морем Ясности и предгорьями Кавказа. Она проходила там планетарную подготовку. Только тут нету метеоритных кратеров. На Ио их вообще нет. Единственное плотное космическое тело в Солнечной системе, на котором нет кратеров. Каждую тысячу лет или около того здесь нарастал очередной метр поверхности, а все из-за сильной вулканической активности. Весь этот чертов спутник постоянно облицовывался заново.
Мысли путались. Марта проверила показатели и прошептала:
– Пора в дорогу.
Ей никто не ответил.
Рассвет наступит… когда? Ну-ка, посчитаем. Год на Ио (тот период, за который спутник успевал обернуться вокруг Юпитера) составлял около сорока двух часов и пятнадцати минут. Она идет вот уже семь часов. Ио успела продвинуться по своей орбите градусов на шестьдесят. Значит, рассвет скоро. Станет хуже видно шлейф Дедала, но это не проблема – можно соответствующим образом настроить визор. Марта закрутила головой, чтобы проверить, на своих ли местах Юпитер и Дедал. И зашагала дальше.
Шагнула, шагнула, шагнула. И надо постараться не открывать на визоре карту каждые пять минут.
Продержаться как можно дольше. Еще один час. Хорошо. Еще две мили.
Вполне сойдет.
Солнце поднималось все выше. Через полтора часа будет полдень. А значит… ну, в общем-то, это ничего не значит.
Впереди скала. Наверняка силикатные породы. Одинокая шестиметровая скала, которую забросило сюда бог весть какими силами и которая ждала бог весть сколько тысяч лет, чтобы предоставить убежище заблудшей Марте. Кивельсен нашла плоскую стенку, прислонилась и села, тяжело дыша. Передохнуть. И подумать. И проверить кислород. Через четыре часа придется снова менять баллон. И останется только два. Теперь в ее распоряжении чуть меньше двадцати четырех часов. И тридцать пять миль. Меньше двух миль в час. Плевое дело. В конце, наверное, придется трудновато. Засыпать нельзя.
Как же все болит.
Почти так же, как на Олимпиаде в сорок восьмом году, когда она взяла бронзу в женском марафоне. Или на тех международных соревнованиях в Кении, когда она рванула на финише и в итоге поделила с соперницей второе место. И так всю жизнь. Всю жизнь она третья, бьется за второе место. Всю жизнь в экипаже на орбите и лишь иногда, если очень повезет, на поверхности. Никогда не командир. Не президент класса. Не царь горы. Только один раз – всего один! – возмечтала стать Нилом Армстронгом.
Щелк.
– И каменная разума скрижаль. Сквозит по океанам мысли. Вечна и одна. Вордсворт.
– Что?
– Магнитосфера Юпитера превышает размерами любое тело в Солнечной системе. Если бы человеческий глаз способен был ее увидеть, она бы показалась наблюдателю в два с половиной раза больше Солнца.
– Знаю, – почему-то разозлившись, отозвалась Марта.
– Цитировать. Просто. Разговаривать. Трудно.
– Так и не разговаривай.
– Попытка. Коммуницировать!
– Тогда валяй, – пожала плечами Марта, – коммуницируй.
Молчание. Затем:
– На что. Похоже?
– Что на что похоже?
– Ио – это богатый серой спутник с железным ядром, вращающийся на орбите вокруг Юпитера. На что. Похоже? Приливной разогрев, результат влияния Юпитера и Ганимеда, действует на Ио с такой силой, что расплавляется Аид – подземный серный океан. Избыток энергии, образующийся в Аиде, выходит на поверхность через вулканы, извергающие серу и диоксид серы. На. Что похоже? Железное ядро Ио генерирует магнитное поле, которое пробивает брешь в магнитосфере Юпитера и образует высокоэнергетическую потоковую трубку, соединяющую полюса самой Ио с северным и южным полюсами Юпитера. На. Что. Похоже? Ио притягивает и абсорбирует электроны в диапазоне миллиона вольт. Вулканы выбрасывают диоксид серы, магнитное поле Ио расщепляет некоторую его часть на ионы серы и кислорода, эти ионы попадают в брешь в магнитосфере Юпитера и создают вращающееся поле, известное как плазменный тор Ио. На что похоже? Тор. Потоковая трубка. Магнитосфера. Вулканы. Ионизированная сера. Расплавленный океан. Приливный разогрев. Орбита. На что похоже?
Сама того не желая, Марта стала прислушиваться – сначала просто заинтересованно, потом и вовсе жадно. Похоже на загадку или кроссворд. И будто существует точный ответ. Бертон или Холз сразу бы догадались. А вот Марте надо все обдумать.
Радио чуть гудело, словно терпеливо ожидая.
– Похоже на машину, – осторожно ответила Марта.
– Да. Да. Да. Машина. Да. Я машина. Я машина. Я машина. Да. Да. Машина. Да.
– Погоди, ты имеешь в виду, что Ио – машина? Ты – машина? То есть ты – Ио?
– Сера трибоэлектрическая. Сани. Электризация. Мозг Бертон целый. Язык – это данные. Радио – это средство. Я машина.
– Я тебе не верю.
Шагнула, дернула, шагнула, дернула. Это все, конечно, странно, но время тикает. Ладно, она съехала с катушек и вообразила, что Ио – живая машина и разговаривает с ней, но идти-то все равно надо. Ты обещала к сроку быть, а до ночлега много миль. Кстати говоря, чтобы не заснуть, есть еще четверть дозы.
Ух ты. Вперед.
По дороге Марта продолжала беседовать со своей галлюцинацией, или мечтой, или чем там еще. Иначе слишком уж скучно.
Скучно и чуть-чуть страшно.
– Если ты машина, какая у тебя задача? Зачем тебя сделали?
– Знать тебя. Любить тебя. И служить тебе.
Марта удивилась, а потом вспомнила долгие рассказы Бертон о католическом детстве и рассмеялась. Это был парафраз ответа на первый вопрос Балтиморского катехизиса «Зачем Господь сотворил человека?».
– Тебя послушать, так у меня мания величия должна начаться.
– Машина. Ты. Создатель.
– Не я.
Некоторое время Марта шагала молча. Но потом тишина стала действовать ей на нервы.
– Когда я тебя якобы создала?
– И до созданья человека. Десятки миллионов лет прошли. Лорд Альфред Теннисон.
– Значит, точно не я. Мне-то всего двадцать семь. Ты меня явно с кем-то путаешь.
– Раньше. Подвижная. Разумная. Органическая. Жизнь. Ты. Подвижная. Разумная. Органическая. Жизнь.
Вдалеке что-то дернулось. Изумленная Марта вскинула голову. Лошадь. По равнине беззвучно неслась призрачная белая лошадь, хвост и грива развевались на ветру.
Марта крепко зажмурилась и потрясла головой. А потом снова открыла глаза. Лошади и след простыл. Галлюцинация. Как и голос Бертон – Ио. Марта собралась было принять еще метамфетамина, но все же решила отложить на потом. Надо продержаться как можно дольше.
Все это очень грустно: она раздувала воспоминания о напарнице до тех пор, пока та не выросла до размеров Ио. Вот бы порадовался Фрейд. Сказал бы, что она превратила свою подругу в бога, только чтобы оправдать тот факт, что никогда не сможет превзойти и победить Бертон. Еще сказал бы, что Марта не может смириться с тем, что кто-то просто лучше ее.
Шагнула, дернула, шагнула, дернула.
Ладно, да, у нее проблемы с собственным эго. Она амбициозная самовлюбленная сучка. И дальше что? Все это помогло ей оказаться там, где она есть. А была бы более благоразумной, до сих пор торчала бы в трущобах Левиттауна в каморке десять на восемь с общей ванной. И работала помощницей стоматолога. Тилапия на ужин, кролик по воскресеньям. К черту это все. Она жива, а Бертон – нет, так что победила как раз она, как ни крути.
– Ты. Слышишь?
– Не особенно.
Марта поднялась на очередной холм. И замерла. Внизу темнело огромное пятно расплавленной серы. Черное и громадное, оно разлилось по полосатой оранжевой равнине. Озеро. Визор высветил тепловую карту: минус 230 °F у нее под ногами и 65 °F на краю лавового потока. Красота. Расплавленная сера, конечно, еще горячее.
Озеро намертво преградило ей путь.
Они назвали его озеро Стикс.
Полчаса Марта, бормоча себе под нос, проверяла карты – пыталась выяснить, как же ее угораздило так сбиться. Хотя, конечно, все и так ясно. Брела столько часов, одна маленькая ошибка за другой, одна нога забирает чуть сильнее, с самого начала было понятно: рискованно идти по Юпитеру и Дедалу.
Ну вот, теперь и результат налицо. И Марта на берегу озера Стикс. Конечно, до цели не так далеко. Максимум три мили.
Ее захлестнуло отчаяние.
Озеро они окрестили еще во время первого облета системы Галилеевых спутников («картографической съемки местности», по выражению инженеров). Стикс был одним из самых значительных образований, не нанесенных на карты во время спутниковой съемки или наблюдений с Земли. Холз еще решил, что разрослось озеро до своих нынешних размеров за последние лет десять. А Бертон думала, как здорово будет его проверить. А Марте было плевать, лишь бы не бросили одну на корабле. Так что они добавили Стикс в маршрут.
Марта так рвалась поучаствовать в первой высадке, так боялась, что ее оставят наверху, что когда она предложила сыграть в «камень-ножницы-бумага» и решить, кто будет дежурить на орбите, Бертон и Холз дружно рассмеялись.
– Побуду вашей мамочкой, – великодушно согласился Холз, – на этот раз. Бертон будет сидеть наверху, когда отправимся на Ганимед, а ты – на Европе. Честно?
И он взъерошил ей волосы.
Марта испытала огромный приступ облегчения и благодарности, но одновременно почувствовала себя униженной. Какая ирония. Теперь получается, Холз (уж он-то бы точно не сбился с курса и не притопал к Стиксу не с той стороны) и вовсе не спустится на поверхность. Во всяком случае, не в этой экспедиции.
– Глупо, глупо, как глупо, – пробормотала Марта, распекая неизвестно кого – то ли Холза, то ли Бертон, то ли себя саму.
Двенадцатимильный Стикс имел форму подковы. Марта стояла как раз у внутренней ее дуги.
Ей ни за что не успеть вернуться по собственным следам, чтобы обойти озеро, – кислорода не хватит. Сера была достаточно плотной – казалось бы, бери и плыви, – но одновременно слишком вязкой: радиаторы мигом забьются и скафандр выгорит изнутри. А еще слишком горячо. А еще тут наверняка есть течения. С таким же успехом можно утопиться в липкой патоке. Медленно и печально.
Марта села и расплакалась.
Через какое-то время она взяла себя в руки и начала ощупью искать то место, где скафандр подсоединялся к баллону с воздухом. Соединение можно было отщелкнуть. Конечно, там стоял предохранитель, но те, кто работал с такими скафандрами, прекрасно знали: если большим пальцем придержать предохранитель и резко дернуть за шланг, весь воздух выйдет из скафандра меньше чем за секунду. Шальные молодые астронавты во время тренировок, если кто-то делал совсем уж несусветную глупость, обычно так и показывали: большой палец прижать и кулак вниз. Называлось это «самоубийственный рывок».
Есть гораздо более страшные способы умереть.
– Построить. Мост. Достаточно. Контроль. Физические процессы. Можно. Построить. Мост.
– Ага, чудненько, давай, – безо всякого выражения отозвалась Марта.
Если уже начинаешь хамить собственной галлюцинации… Додумывать она не стала. По телу будто кто-то ползал. Надо не обращать внимания.
– Ждать. Здесь. Отдых. Сейчас.
Марта молча села. Отдыхать она не будет. Надо собраться с мужеством. Она думала обо всем и одновременно ни о чем и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив руками колени.
И наконец, сама того не желая, заснула.
– Проснись. Проснись. Проснись.
– А?
Марта с трудом пришла в себя. Прямо перед ней с озером что-то происходило. Какой-то физический процесс. Что-то двигалось.
У нее на глазах белая корочка, застывшая на самом краю темной массы, рванулась вперед, наращивая кристаллы. Все шире, шире. Было похоже на кружево или снежинки. Белый, как иней, покров стлался по темной расплавленной сере. Пока в конце концов не получился узкий мост, тянущийся к противоположному берегу.
– Надо. Ждать, – сказала Ио. – Десять минут. И можно. Идти туда. Просто.
– Вот же зараза, – пробормотала себе под нос Марта. – А я вовсе и не спятила.
В молчании шла она по мосту, который Ио наколдовала через черное озеро. Раз или два под ногой чуть пружинило, но мост держал.
Путешествие окрыляло – она словно переходила от смерти к жизни.
На дальней стороне Стикса до самого горизонта простиралась пирокластическая равнина. Марта взглянула на пологий склон, сверкающий кристаллическими цветами. Второе цветочное поле за день. Ничего себе совпадение.
Она упорно шла вверх, а под ногами разлетались хрупкие цветы. Наверху поле заканчивалось и начиналась привычная уже гладкая равнина. Тянущийся за Мартой след, как и в прошлый раз, постепенно исчезал. На долгое тягучее мгновение она замерла. Скафандр извергал в атмосферу Ио тепло, и кристаллы беззвучно распадались вокруг Марты – она словно стояла в центре постепенно расширявшегося круга.
Тело ужасно зудело. Пора взбодриться. Шесть быстрых движений. На визоре выскочило предупреждение: «Внимание! Принимая этот препарат в таких количествах, вы подвергаете себя риску: возможны паранойя, психоз, галлюцинации, ошибки восприятия, гипомания, помутнение сознания».
Да идите вы. Марта впрыснула себе еще одну дозу.
Прошло несколько секунд. А потом – раз! И вот она снова легка и полна сил. Надо бы проверить показатели кислорода. Ого, как все скверно. Марта невольно хихикнула.
И не на шутку испугалась.
Тихий наркоманский смешок отрезвил ее в мгновение ока. Привел в ужас. Ее жизнь сейчас зависит от трезвости суждения. Приходилось принимать метамфетамин, чтобы не свалиться с ног, и при этом идти под действием наркотика. Поддаваться нельзя. Соберись. Пора переключаться на последний баллон. Баллон Бертон.
– У меня осталось кислорода на восемь часов. Надо пройти еще двадцать миль. Это мне по силам. Я это сделаю, – мрачно сказала она самой себе.
Если бы только не зудела кожа. Если бы только не гудело в голове. Если бы только мозг не разлетался в клочья.
Шагнула, дернула, шагнула, дернула. Всю ночь напролет. Что плохо в однообразной работе, так это время – остается слишком много времени на подумать. А если ты при этом под кайфом, то думаешь еще и о собственных мыслях.
Сны снятся недолго, так ей рассказывали. Сон снится разом, перед самым пробуждением, за одно мгновение мозг конструирует целую замысловатую историю. А кажется, что она снилась тебе много часов подряд. На самом же деле погружаешься в другую реальность всего на какую-то долю секунды.
Может, именно это с ней сейчас и происходит.
Но у Марты есть дело. Нужно не терять головы. Нужно добраться до посадочного модуля. Люди должны знать. Они не одни. Черт побери, да она же только что совершила величайшее открытие со времен первого пещерного костра!
Или сошла с ума и бредит, что Ио – гигантская внеземная машина. Спятила и заблудилась в собственном мозгу.
Еще одна страшилка, о которой лучше не думать. В детстве Марта всегда была сама по себе. У нее плохо получалось заводить приятелей. И лучшего друга у нее никогда не было. Девчонкой она все чаще утыкалась носом в книжку. Солипсизм ее пугал, ведь она столько времени балансировала на самом его краю. Так что ей просто жизненно необходимо определить, является ли голос Ио объективной реальностью. Или нет.
И как же это определить?
Ио говорила про трибоэлектрическую серу. Значит, дело в каком-то электрическом феномене. А значит, должно быть физическое подтверждение.
Марта настроила визор так, чтобы тот показал электрическое поле, окутывающее сернистую равнину. Выставила показатели визуализации на максимум.
Окружающий пейзаж мигнул, а потом превратился в сказочную страну. Свет! Бледные озера света, одно поверх другого. Цвета переливались пастельными тонами, от бледно-розового до льдисто-синего. Слои, лабиринты света мерно пульсировали в самом сердце серной скалы. Словно ожившая мысль. Словно заставка «Дисней Вирчуал», только вовсе не передачи о природе. Но точно что-то из «ДВ 3».
– Черт, – прошептала Марта.
И все это прямо у нее под носом, а она и понятия не имела.
Сияющие линии сплетались в изогнутые крылья подземных электромагнитных полей. Перечеркивали равнину повсюду, насколько хватало глаз, пересекались и сливались. Почти как электросхема. Но сходились они в одну точку не на Марте, а на санях. Тело Бертон лучилось неоновым светом. Ее голова, засыпанная диоксидом серы, ритмично вспыхивала ярким солнцем.
Трибоэлектрическая сера. А значит, при трении образуется заряд.
Сколько часов она уже тащит санки с телом Бертон по сернистой поверхности Ио? Можно было о-го-го как подзарядиться.
Ладно. Значит, существует физическое объяснение. Если предположить, что Ио действительно машина, трибоэлектрический инопланетный механизм размером с земную Луну, построенный невесть сколько миллиардов лет назад для бог знает чего, бог знает какими богоподобными страшилами, тогда да, вполне возможно – Ио коммуницирует с Мартой. Электричество – это сила.
Марта тоже стояла в центре переплетения линий, но их было гораздо меньше, и сияли они не так ярко. Она посмотрела на свои ботинки, подняла ногу, и контакт тут же прервался. Энергетические линии распались. Но когда она поставила ногу обратно, образовались новые. Ее контакт с сернистой поверхностью Ио постоянно прерывался. А вот контакт бертоновских санок – нет. Та дырка в черепе Джулии обнажила мозг. А Марта еще и засыпала туда твердый SO2. Проводимый и охлажденный. И тем самым облегчила Ио задачу.
Марта переключилась обратно на обычные цвета. Спецэффекты «Дисней Вирчуал 3» померкли.
Если предположить, теоретически, что она действительно слышит голос и он ей не мерещится. Что Ио действительно с ней коммуницирует. Что Ио – машина. И что ее создали…
Кто же тогда ее создал?
Щелк.
– Ио, ты слышишь?
– Спокойная прислушивалась ночь. Небес звучали сладкие напевы. Эдмунд Гамильтон Сирс.
– Ага, чудно. Слушай, я тут кое-что хочу спросить: кто тебя сделал?
– Сделать. Ты.
– Так я, получается, твой создатель, что ли? – лукаво уточнила Марта.
– Да.
– Как я выгляжу у себя дома?
– Как угодно. Как. Пожелать.
– Я дышу кислородом? Метаном? У меня антенны? Щупальца? Крылья? Сколько у меня ног? А глаз? А голов?
– Как. Пожелать. Сколько. Пожелать.
– Сколько меня тут?
– Один. – Молчание. – Теперь.
– Но я была тут раньше, так? Люди вроде меня. Подвижные разумные формы жизни. И я улетела. Сколько времени меня не было?
Молчание.
– Сколько… – снова начала Марта.
– Давно. Одиноко. Очень. Давно.
Шагнула, дернула, шагнула, дернула, шагнула, дернула. Сколько веков она уже вот так шагает? Кажется, что много. Снова наступила ночь. Руки просто отваливались.
На самом-то деле труп надо было бросить. Бертон никогда ни словом не обмолвилась о том, что следовало сделать с ее телом после смерти. Ей, может, понравилось бы лежать на Ио – великолепная могила. Но Марта тащила труп не ради Бертон. А ради себя самой. Чтобы доказать, что она не совсем уж эгоистка. И ей есть дело до других людей. А не только до собственной славы.
Разумеется, это все тоже свидетельствовало об эгоистичности. Желание выглядеть бескорыстной. Безнадежно. Хоть к гребаному кресту приколотись, этим лишь проиллюстрируешь собственный эгоизм.
– Ио, ты еще тут?
Щелк.
– Слух.
– Расскажи-ка мне, что ты можешь. Какие у тебя ресурсы? Можешь доставить меня к посадочному модулю быстрее, чем я дойду так? Или, наоборот, доставить модуль ко мне? Можешь вернуть меня на орбиту? Раздобыть мне кислород?
– Мертвым яйцом. Лежу. Мира коснуться не в силах. Плат.
– Тогда пользы мне от тебя мало, получается?
Молчание. Но Марта ответа и не ждала. Ответ ей был не нужен. Она проверила карту: еще на восемь миль ближе к цели. Отсюда даже видно модуль: если включить фотоэлектронный умножитель, вдалеке на горизонте начинала поблескивать тусклая искорка. Прекрасная вещь – этот фотоэлектронный умножитель. Солнце на Ио давало столько же света, сколько Луна на Земле. Юпитер – еще меньше. Но стоит настроить увеличение, и вот пожалуйста – воздушный шлюз, только и ждет благодарного прикосновения ее руки.
Шагнула, дернула, шагнула. Марта снова, снова и снова прокручивала в голове цифры. Идти осталось всего три мили. И кислорода хватит на три часа. В модуле свой баллон. У нее получится.
Может, не такая уж Марта и неудачница, какой всегда себе казалась. Может, все-таки и ей есть на что надеяться.
Щелк.
– Держаться. Нужно.
– Зачем?
Земля вздыбилась и ушла из-под ног.
Когда толчки прекратились, Марта с трудом встала. Вокруг все было раскурочено, словно некое небрежное божество приподняло равнину на целый фут, а потом грохнуло оземь. Серебряный отблеск посадочного модуля на горизонте пропал. Марта выставила максимально возможное увеличение и разглядела криво торчащую из изломанной земли металлическую опору.
Марта точно знала предел прочности каждого болта и критическую точку каждого сварочного шва на модуле. Знала, насколько он хрупок. Этому устройству больше в небо не подняться.
Она стояла и молчала. Глядела в одну точку и не видела. Ничего не чувствовала. Совсем.
В конце концов Марта собралась с силами, чтобы обдумать положение. Может, пора признаться самой себе: она с самого начала не верила, что у нее получится. Все получится. Только не у Марты Кивельсен. Всю жизнь она проигрывала. Просто иногда – например, когда ее отобрали для этой самой экспедиции – проигрывала по-крупному. Никогда не получала того, чего действительно хотела.
Почему же так? Марта ведь никогда ничего плохого не желала. Если уж совсем начистоту, хотела лишь дернуть за бороду Господа Бога и привлечь его внимание. Устроить большую шумиху. Самую большую шумиху в этой гребаной Вселенной. Неужели это так много?
А теперь из нее получится лишь маленькое примечание в истории освоения космоса. Сноска. Коротенькая и поучительная сказочка, которой мамаши-астронавтки будут пугать карапузов-астронавтов темными холодными ночами. Может, Бертон и добралась бы до модуля. Или Холз. А вот Марта не смогла. Не судьба.
Щелк.
– Ио – самый геологически активный спутник в Солнечной системе.
– Гребаная тварь! Почему ты меня не предупредила?
– Невозможно. Знать.
Эмоции наконец захлестнули Марту по полной. Ей хотелось бегать и кричать, ломать и крушить. Только вот крушить-то было уже нечего – все вокруг покрушилось и так.
– Безмозглая скотина! Идиотическая машина! Какая от тебя польза? Какая от такой гребаной машины польза?
– Вечная жизнь. Можно дать. Единство душ. Неограниченная вычислительная мощь. Можно дать Бертон. Тоже.
– Что?
– И после смерти. Смерти нет. Дилан Томас.
– Ты о чем?
Молчание.
– Черт возьми! Чертова машина, что ты пытаешься мне сказать?
Тогда дьявол взял Иисуса с собой в святой город, поставил его на самую высокую башню храма и сказал: «Если ты – Сын Божий, то бросься вниз, ибо сказано в Писании: „И велит Он ангелам своим охранять тебя, и снесут они тебя на руках“».
Не только Бертон умела цитировать Писание. Для этого не обязательно быть католичкой. Пресвитерианки тоже вполне сгодятся.
Марта не знала, как точно называется это образование. Что-то вулканическое. Не очень большое. Метров двадцать в ширину и в высоту приблизительно столько же. Скажем, кратер. Да, сойдет. Она стояла на краю и содрогалась. На дне темнела расплавленная сера, точно как и сказала Ио. Вроде как уходит это все прямиком в самый Аид.
Голова нестерпимо болела.
Ио уверяла, что если Марта бросится вниз, она сможет ее поглотить, скопировать нейронную систему и вернуть к жизни. Не совсем привычной, но все-таки жизни.
– Бросить Бертон, – сказала Ио. – Бросить. Сама. Физические характеристики. Уничтожить. Нейронные характеристики. Сохранить. Возможно.
– Возможно?
– У Бертон нет. Достаточно знаний. По биологии. Понимание нейронных функций. Возможно. Искажено.
– Чудно.
– Или. Возможно. Нет.
– Ясно.
Со дна кратера поднималось тепло. Марту защищали вентиляционные системы скафандра, но она все равно чувствовала, как холодит спину и припекает лицо и грудь. Будто стоишь перед костром морозной ночью.
Долго-долго они беседовали или, вернее, вели переговоры. В конце концов Марта спросила:
– Ты Морзе сможешь? Старую кодовую систему?
– Все. Что Бертон. Знать.
– Да или нет, черт возьми!
– Сможешь.
– Хорошо. Значит, попробуем заключить сделку.
Марта вглядывалась в ночное небо. Где-то там кружил по орбите корабль. Жаль, что не удастся поговорить с Холзом напрямую, проститься, поблагодарить за все. Но Ио сказала нет. После того что замыслила Марта, рухнут горы и взбесятся вулканы. По сравнению с такими разрушениями землетрясение, вызванное постройкой моста через Стикс, покажется сущей безделкой.
Ио не могла гарантировать целых две передачи.
Над горизонтом изгибалась потоковая трубка, идущая к северному полюсу Юпитера. Сияла в настроенном визоре, словно меч Господень.
На глазах у Марты трубка начала судорожно дергаться. Миллионы ватт выплясывали стаккато – послание, которое примут на Земле. Это послание вклинится во все радиопередачи.
ГОВОРИТ МАРТА КИВЕЛЬСЕН С ПОВЕРХНОСТИ ИО ОТ СВОЕГО ЛИЦА И ОТ ЛИЦА ДЖЕЙКОБА ХОЛЗА И ПОКОЙНОЙ ДЖУЛИЕТ БЕРТОН, УЧАСТНИКОВ ПЕРВОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ МИССИИ В СИСТЕМЕ ГАЛИЛЕЕВЫХ СПУТНИКОВ. МЫ СДЕЛАЛИ ВАЖНОЕ ОТКРЫТИЕ…
Под эту музыку станцуют все электрические устройства Солнечной системы.
Бертон отправилась первой. Марта подтолкнула сани, и вот они уже летят в пустоту. Сани рухнули в кратер с неким подобием всплеска, а потом до ужаса буднично и безо всяких спецэффектов труп медленно погрузился в черное месиво.
Не очень-то обнадеживающее зрелище.
И все же…
– Ладно, – сказала Марта. – Сделка есть сделка.
Она встала на носочки и раскинула руки. Глубоко вздохнула. Может, подумалось ей, я все-таки спасусь. Может, Бертон уже наполовину слилась с океаническим разумом Ио и ждет ее, чтобы соединиться в алхимическом таинстве душ. Может, я буду жить вечно. Кто знает? Все возможно.
Возможно.
Существовало и гораздо более правдоподобное объяснение. Может, все это – лишь галлюцинация, а у нее просто перемкнуло мозг. Голоса не существует на самом деле. Безумие. Последний великолепный сон в преддверии смерти. Проверить это Марта никак не могла.
Как бы то ни было, выбора у нее нет. А есть лишь один способ выяснить правду.
Она прыгнула.
Мгновение она парила.
