Глава 23
Окраина будет существовать всегда.
Из обращения Хайнца Больтмана к членам Ассоциации отставных офицеров в первые годы существования Конфедерации, когда выживание казалось проблематичным
Терранова, Новая Земля, получила свое название вполне заслуженно. Она вращалась по орбите вокруг самой обычной оранжевой звезды: наклонение орбиты – двадцать один градус, а сила тяжести на долю процента ниже стандартной. У планеты был огромный, лишенный атмосферы спутник, а два ее континента с орбиты выглядели как Африка и обе Америки.
Самая примечательная особенность планеты заключалась в том, что земные формы жизни легко интегрировались в ее биосистему. Прекрасно росли томаты, кошки охотились на местную разновидность белок, а в умеренных зонах могли жить люди.
Но самым важным для нас было то, что у манглистов имелась система спутников, действовавшая больше века. Никто не мог посетить или покинуть планету без их ведома, и мы быстро выяснили, что в интересующий нас период времени никакой активности не наблюдалось. «Полярис» сюда не прилетал.
Во время нашего визита на Терранову случилось только одно событие, достойное упоминания: совсем рядом с нами пролетел обломок камня, и система предотвращения угроз уничтожила его. Система представляет собой установленный на корпусе корабля черный ящик: он обнаруживает и опознает приближающиеся объекты, а затем координирует действия одного или нескольких излучателей. Всего излучателей четыре.
Для террановского камня хватило одного луча. Я использовала устройство всего лишь во второй раз за всю мою пилотскую карьеру.
Серендипити, четвертая планета в системе Гаспара, была нашим последним кандидатом. Бо́льшую часть ее поверхности занимала пустыня, лишь возле полюсов наблюдались клочки джунглей. Еще там было несколько небольших морей, изолированных друг от друга. В экваториальном поясе царила адская жара и сушь и росли одни пурпурные кустарники. Даже местная живность избегала этих краев.
Гаспар был желто-белой звездой класса F. Судя по сведениям из баз данных, три внутренние планеты выгорели почти дотла. Звезда пребывала в стадии расширения, нагреваясь все больше с каждым годом, и вскоре должна была превратить в пепел любую жизнь, кое-как прозябавшую на Гаспаре IV, Серендипити. В масштабах космоса «вскоре» означало, конечно, несколько сотен тысячелетий.
Живые существа на планете оказались крупными, примитивными и голодными. Не совсем динозавры, не совсем ящеры – гигантские теплокровные медлительные чудовища. Внушительные размеры были следствием низкой гравитации – примерно три четверти от стандартной.
Планету назвали Серендипити – «Приятная неожиданность» – из-за того, что у исследовательской экспедиции все пошло не так, как хотелось бы. Корабль под названием «Кисмет» принадлежал группе искателей приключений. Они отправились в полет за несколько десятилетий до того, как Конфедерация установила общие для всех правила исследований – в частности, обязательное наличие лицензии для внедрения посторонних форм жизни в биосистему.
Одного из членов команды убило чудовище, по самой распространенной версии, – попросту наступив на него. Другой провалился в яму и сломал ногу. Еще двое поссорились, да так серьезно, что впоследствии развелись, а капитан умер от сердечного приступа на следующий день после прибытия на планету. Вдобавок на «Кисмете» вышли из строя двигатели Армстронга, и оставшихся в живых пришлось спасать.
Под нами простиралась поверхность планеты – бурая, морщинистая, иссохшая и потрескавшаяся. Во многих местах поднимался пар. У Серендипити имелся обычный большой спутник – похоже, необходимое условие существования больших сухопутных животных. Почти безоблачное небо. Атмосфера, пригодная для дыхания, лишенная опасных для человека микроорганизмов. Прекрасное место для того, чтобы спрятаться на несколько недель или месяцев. Вот только откуда этот гостиничный ключ?
– Я надеялся, что нам повезет, – сказал Алекс.
– Не похоже. Слишком уж примитивная планета. Здесь вообще хоть кто-нибудь живет?
– А ты стала бы здесь жить? – усмехнулся он.
– Вряд ли.
– Раз уж мы здесь, можно и поискать. Скопление модулей, временное убежище, что-нибудь в этом роде. Любой искусственный объект.
Он был явно обескуражен. Я велела Белль просканировать всю поверхность планеты.
Мы пролетели над крошечным морем, затем снова над пустыней. Планета выглядела настолько заброшенной и покинутой, что это сообщало ей некую зловещую красоту. Пересекши границу света и тени, мы погрузились во тьму, которую лишь изредка разрывали вспыхивавшие внизу бесплотные огни.
Но больше там не было ничего. И уж точно не было отеля, где могли бы разместиться гости.
Два дня спустя Белль доложила о завершении сканирования.
– Результат отрицательный, – сообщила она. – Искусственных объектов на поверхности не обнаружено.
– Неудивительно, – проворчал Алекс, закрыв глаза.
– Пора возвращаться домой, – сказала я.
Алекс достал из кармана ключ и уставился на него. Вверх. Вниз. Открыть. Закрыть. Перевести деньги.
– Барбер была готова убить любого, лишь бы сохранить в тайне его существование, – изрек он.
Почему?
Глядя на поверхность планеты, я думала, что жизнь на ней будет идти своим чередом. Гигантские твари продолжат охоту друг на друга, климат будет становиться все жарче. К тому времени, когда не смогут выжить даже эти закаленные создания, человечество, скорее всего, перестанет существовать, эволюционировав во что-нибудь еще. Я думала о времени, о том, как оно убыстряется по мере твоего взросления и старения, как меняется его течение в гравитационных полях или под ускорением. Я размышляла о нашей убежденности в том, будто наш мир – нечто неизменное, конечная точка истории. Окраина будет существовать всегда.
– Знаешь, – сказала я, – насчет ключа есть одно предположение.
Алекс поднял брови:
– Какое же?
– Он относится примерно к тысяча триста шестьдесят пятому году.
– Конечно, он ведь лежал внутри челнока.
– Но это вовсе не значит, что он был изготовлен в ту эпоху. – Я взяла у Алекса ключ и стала его рассматривать. – Люди путешествуют в Даме-под-Вуалью уже несколько тысяч лет.
– Планеты и базовую станцию мы отбросили, – сказал Алекс. – Встречу с другим кораблем тоже. Что остается?
Мало что.
– Другая базовая станция? – предположила я.
Алекс задумался:
– Не исключено. Может, нам следует искать некий артефакт. Нечто такое, о чем не упоминается ни в одном источнике.
– Может быть, – согласилась я. – Но тогда она не должна быть слишком старой. Чтобы люди могли укрыться на станции, пусть даже на несколько дней, она должна поддерживаться в рабочем состоянии.
– Иметь запас энергии.
– Да. В числе прочего.
– Насколько старой она может быть? – спросил Алекс.
Когда я успела стать специалистом по базовым станциям?
– Я не инженер, Алекс. Но, думаю, ей не больше двух тысяч лет. А скорее, меньше. Намного меньше.
Мы снова входили в область дневного света. Над краем планеты поднималось солнце.
– Две тысячи лет, – сказал он. – Похоже на кангов.
– Да, очень похоже.
Канги проявляли активность в этом регионе на протяжении примерно тысячи двухсот лет, начиная с девятого тысячелетия. Потом они впали в спячку и вновь начали подавать признаки жизни лишь в прошлом веке.
– Белль, – сказала я, – занимался ли исследованиями окрестностей Дельты Карпис кто-нибудь, кроме нас и Республики Канг? В радиусе, скажем, семидесяти световых лет?
– Немалую активность проявляли альтериане, а также ионийцы.
– Я говорю о недавних временах. О последних трех тысячелетиях.
Тут я осознала сказанное мной и невольно улыбнулась.
– Неплохо, – заметил Алекс. – Масштабно мыслим.
– Похоже, в этом регионе никто больше не появлялся, – сказала Белль. – Кроме Содружества, конечно.
Содружество было предшественником Конфедерации.
Алекс ткнул пальцем в искина.
– Белль, – сказал он, – какой символ использовали канги для обозначения своей валюты? В период их господства?
– Символов было много. Какой именно валюты, в какую эпоху?
– Покажи нам все.
Экран заполнился символами – буквами различных алфавитов, иероглифами, геометрическими фигурами. Алекс взглянул на них, покачал головой и спросил, есть ли еще. Белль выдала еще.
Нужный знак нашелся во второй партии – пятый символ с ключа. Прямоугольник. Пиктограмма.
– Похоже, тот самый, – сказал Алекс.
Полной уверенности не было, но сходство и вправду прослеживалось. Наконец-то, подумала я.
– Белль, укажи положение всех оставшихся базовых станций эпохи Канг внутри заданной области.
– Сканирую, Чейз.
Алекс закрыл глаза.
– Недостаточно данных, – сказала Белль. – Координаты базовых станций Республики Канг утрачены во время Пандемических революций. Сами станции к тому времени были давно заброшены, и, видимо, никто не заботился о сохранении всех деталей. Известно местонахождение лишь шести, ни одна из которых не находится в интересующей вас области. Но станций было намного больше.
– При этом мы не знаем, где они располагались.
– Совершенно верно.
Серендипити отстояла всего на двенадцать световых лет от того места, где карлик врезался в Дельту К. Будь Дельта К до сих пор живой звездой, она располагалась бы почти перпендикулярно к плоскости местной солнечной системы, выглядя яркой желтой точкой в северном небе Серендипити.
– Ну вот, можно возвращаться домой, – пробормотал Алекс.
На мостике появилась Белль – прекрасная блондинка в спортивной одежде, с надписью «Андикварский университет» на футболке. Этот экземпляр, чья программа практически полностью совпадала с оригиналом, обожал появляться на публике. Белль покачала головой, словно говоря: «Увы, ничем не могу помочь».
Где-то там находилась забытая всеми станция, на которой нашли убежище пассажиры «Поляриса». Но где именно? Сфера диаметром сто двадцать световых лет – обширная область для поиска.
– Не будем спешить, – возразила я. – Откуда Мэдди знала про станцию? Если станция действительно существовала, как им стало о ней известно?
– Понятия не имею, – ответил Алекс.
Я вдруг вспомнила про Нэнси Уайт на станции, про которую все давно забыли.
– Она говорила: «Пройдет время, и так будет со всеми нами».
– Прошу прощения?
– Нэнси Уайт. Она очень интересовалась всем заброшенным и оставленным – планетами, городами, философскими учениями. И базовыми станциями.
– Она знала, что здесь есть такая станция?
– Неизвестно. Но она ведет шоу, участники которого совершают экскурсию на одну из них. Чай-Пинг, или Чай-Понг, что-то вроде этого. – Я посмотрела на Белль.
– Проверяю, – сказала Белль. Она прислонилась к переборке и уткнулась взглядом в палубу.
Алекс подошел к иллюминатору и уставился в темноту:
– Не понимаю, как нам вообще пришло в голову, что они могли сюда прилететь?
– Надо взглянуть, Алекс. Другого способа нет.
Белль подняла взгляд:
– Я просмотрела указанное шоу. По словам Уайт, Чай-Понг находится в тысяче ста световых лет от Дельты Карпис.
Далеко за пределами.
Алекс проворчал что-то неразборчивое. Воздух казался затхлым и тяжелым.
– Может, она нашла не только ее.
– Возможно, – согласилась я.
– Если так, нужные нам сведения могут оказаться в ее рабочих материалах – комментариях, очерках, записках. Или даже проскользнуть в другом шоу.
– Начинаю подробный просмотр, – объявила Белль. – Это займет несколько минут.
– А пока нет никакого смысла тут торчать, – заметил Алекс.
– Давай подождем, – возразила я, – пока не выясним, куда двигаться дальше.
Белль просияла и торжествующе подняла кулак:
– Есть! В дневнике, куда она заносила идеи для очерков и программ.
– И что там говорится? – осведомился Алекс.
– Роман Хопкин. Знакомо вам это имя?
– Нет.
– Давний друг Уайт. Историк. Судя по всему, бо́льшую часть времени он тратил на исследования для нее. Так или иначе, это он обнаружил Чай-Понг. В тысяча триста пятьдесят седьмом.
На экране появился дневник:
11.03.1364
Хопкин нашел еще одну. Сколько еще в космосе заброшенных кангских станций? По его словам, она находится возле Баку-Кона, в пыльных объятиях, как он выразился, одного из газовых гигантов системы. Впрочем, он любит преувеличивать. Он говорит, что скоро станция упадет в атмосферу, и думает, что это случится в течение ближайших нескольких столетий. По-видимому, ее забросили две тысячи лет назад. Хопкин утверждает, что ее, похоже, покидали в спешке, бросая все. Настоящий микрокосм кангской культуры того периода. Через месяц он возвращается. Обещал, что я полечу с ним.
Я перечитала запись несколько раз.
– Нэнси Уайт, – продолжала Белль, – была единственной, кто часто покидал пределы планеты, если говорить о пассажирах «Поляриса». Как известно, она видела мир в космической перспективе и прославилась главным образом тем…
– Это можно пропустить, Белль. Станция кангов – выдающееся открытие. Почему мы не слышали о ней раньше?
– Хопкин погиб три месяца спустя.
– Еще одно убийство? – спросила я.
– Вряд ли. Он погиб, спасая женщину, которая пыталась покончить с собой, спрыгнув с эстакады. Женщина перелезла через ограждение, и Хопкин хотел ее остановить. Похоже, она сцепилась со своим спасителем и утащила его с собой.
– А Нэнси Уайт никому не сообщила об открытии второй станции кангов, – добавила я.
– Белль, – спросил Алекс, – где находится Баку-Кон?
На одном из экранов вспыхнула карта звездного неба. Мы увидели Дельту Карпис, а дальше, на расстоянии в сорок пять световых лет, – мерцающий яркий огонек.
– Все просто, – сказал Алекс.
Белль посмотрела на него.
– Алекс, – сказала она, – у меня есть для тебя сообщение. От Джейкоба.
– От Джейкоба? Давай посмотрим.
Она вывела текст на экран:
Алекс, я получил послание от некой Кори Чалабы из фонда «Эвергрин». Как я понимаю, ты ее знаешь. По ее словам, женщина с фотографии пришла взглянуть на экспозицию. Больше она не сказала ничего, лишь попросила меня передать сообщение и связаться с ней. Полагаю, тебе известно, в чем дело.
– Тери Барбер.
Алекс кивнул:
– Ей хочется знать, не попытается ли Барбер украсть артефакт.
– Что ты собираешься ей ответить? – спросила я.
– Думаю, тут ничего страшного. Артефакт лежит в той витрине уже шестьдесят лет. Барбер наверняка поймет, что кража лишь привлечет к нему внимание. Нет, опасность не в этом.
– Ты про Баку-Кон?
– Именно. Она решит, что мы все знаем. Что мы все выяснили.
– И будет поджидать нас, когда мы туда доберемся?
Он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди:
– А разве ты не поступила бы так же?
Баку-Кон. Бело-голубая звезда класса В, температура на поверхности – двадцать восемь тысяч градусов Кельвина. Судя по каталогу, звезда была относительно молодой, возникнув всего двести миллионов лет назад. Как и у Солнца, у нее было девять планет. Казалось, здесь имел место точный математический расчет: газовыми гигантами были первая и последняя планеты, а также третья, четвертая и пятая.
Ближайший к звезде гигант вращался по вытянутой эллиптической орбите, в буквальном смысле слова проходя через атмосферу Баку-Кона. Вряд ли канги основали бы там станцию.
Обычно базовую станцию размещают поближе к солнцу, чтобы по максимуму использовать его даровую энергию. С другой стороны, никому не хочется напяливать на себя защитную оболочку весом в тонну, чтобы защититься от радиации.
– Третья, – сказала я Алексу.
Найти базовую станцию после того, как она законсервирована, – непростая задача. Если станция не освещена и не подает сигналов, ее нелегко отличить от тысяч прочих камней, вращающихся вокруг любой крупной планеты. Пришлось действовать по методу исключения. Приближаемся к очередному кандидату, ищем антенны, тарелки, солнечные батареи и все такое прочее, вычеркиваем его из списка и перемещаемся к следующему. На это может уйти много времени. Так и вышло – дни и ночи начали сливаться воедино.
Жизнь на борту превратилась в рутину. Алекс погрузился в труды Уайт: Белль могла что-нибудь пропустить, и он надеялся это найти.
– Она излагает разные истории, – поведал он. – Например, такую: в детстве она жила на Окраине вместе с отцом, и однажды во время полного солнечного затмения обе луны выстроились в ряд. Это случается крайне редко, иногда раз в несколько тысячелетий. Но тогда стоял тысяча триста тридцать восьмой год, и событие должно было повториться всего четырнадцать лет спустя. Они беседовали о том, где будет в тот момент каждый из них. Нэнси сказала, что хочет снова оказаться вместе с отцом, даже взяла с него обещание. Но отец умер за два года до события. И вот она рассказывает, как наблюдала затмение одна – во всяком случае, без него.
Кивнув, он отхлебнул кофе из чашки.
– Трудно поверить, – сказала я, – что такая женщина могла участвовать в заговоре.
– Именно такая женщина и требовалась.
Мы медленно двигались среди летящих по орбите камней самых разных размеров – от мелкой гальки до астероидов, вдвое крупнее нашей большой луны. Планеты сформировались недавно и продолжали выбрасывать в окрестный космос газ, а также всевозможный мусор. Роман Хопкин не преувеличивал, говоря о «пыльных объятиях». Осмотром, естественно, занималась Белль – мы лишь глядели в иллюминаторы. У нее это получалось куда лучше, чем у нас, ведь она могла обследовать целые скопления небесных тел одновременно. Если бы этим пришлось заниматься мне с Алексом, мы торчали бы там до сих пор.
Нам понадобилось чуть больше недели.
Белль разбудила меня среди ночи, сообщив, что поиск завершился успешно.
– Вероятность – девяносто девять процентов, – добавила она.
Это был большой бесформенный астероид, испещренный трещинами и кратерами. На его поверхности торчали антенны, датчики и солнечные батареи. Астероид снабдили не менее чем шестью позиционными двигателями: видно было даже, где от него отрезали часть, чтобы облегчить доступ к причальным отсекам.
– Никаких следов другого корабля? – спросила я.
– Ответ отрицательный, Чейз.
Прибавлять, что здесь очень легко спрятаться, она не стала – все и так было ясно.
– Ладно, Белль. Расположи корабль в одном километре от базовой станции. Направление и скорость – те же, что у нее.
– Слушаюсь.
На базовых станциях причальные люки всегда широко открыты навстречу прибывающим кораблям. Проскальзываешь внутрь, швартуешься, выходишь через туннель – и ты на станции. Больше ничего не нужно. Как на Меривезере.
Но сейчас перед нами был лишь висящий на орбите астероид. Никакие люки не открылись при нашем приближении, никто не сообщил нам о достоинствах ресторана «Вон-Ти», не зажегся ни один огонь.
Похоже, станция всегда была повернута к планете одной и той же стороной. Я видела люки, разбросанные по ее изрытой кратерами поверхности. Большинство их предназначалось для доступа к датчикам, антеннам, телескопам и солнечным батареям. Сервисные люки: следовало ожидать. Возле причалов я нашла нечто вроде главного входа, который вел прямо в вестибюль.
Нам требовались запасные кислородные баллоны. И лазер, на тот случай, если шлюзы не работают.
Если Барбер пробралась туда, она наверняка уже знала о нас: не было никаких шансов пробраться мимо нее незамеченными в четыре часа утра. Я решила дать Алексу поспать, но к себе в каюту возвращаться не стала. Если что-то случится, лучше быть на мостике.
Несколько часов спустя появился Алекс и первым делом спросил, не обнаружила ли я следов Барбер. Нет, ответила я, все спокойно.
– Хорошо, – кивнул он. – Может, все обойдется.
Я показала ему один люк, – казалось, им можно было воспользоваться.
– Нет, – нахмурился он.
– Почему? Идеальный вариант.
Алекс указал на сервисный люк, спрятавшийся среди трещин возле дальних антенн:
– Вот этот.
– Алекс, он слишком далеко от причала. Нам придется пробираться через служебные помещения.
– Совершенно верно.
– Но почему?
– Если Барбер здесь, она думает так же, как и ты. И ожидает, что мы воспользуемся люком у причала.
В чем-то он был прав.
– Ладно, – согласилась я. – Но тут довольно пересеченная местность. Не очень-то хочется подводить корабль слишком близко к этим скалам.
– Нам ведь придется прыгать?
– Да, придется.
Высота составляла метров двадцать. По какой-то необъяснимой причине идея ему понравилась.
– Воспользуемся челноком, – сказал он. – По крайней мере, я воспользуюсь.
– В смысле? Мы ведь оба туда собираемся?
На его лице загорелась знакомая озорная улыбка.
