1
Огни на улице – к ним меня тянет с нестерпимой силой. Гирлянды на деревьях. Я словно птица, перепутавшая зиму и весну. Прельстившись светом и теплом люминесценции, я выпорхнул на улицу, закинув крылья шарфа за спину.
Город – такая же стихия, как огонь, вода или революция. Хаос, обладающий неким стержнем. В городе побеждает и выживает тот, кто умеет этой стихией управлять.
Я выхожу из метро на улицу и иду по Невскому. Навстречу мне движется хаотичная толпа. Кто-то обнимается. Кто-то бежит. Кто-то, наоборот, идет, замедлив шаг, – как в прострации.
Я иду и смотрю на горящие окна. На компании стильно одетых мальчиков и девочек из клубов. На друзей и влюбленных в ярких кафе с большими витринами-стеклами красивой жизни. В углублении Малой Конюшенной показывают пантомиму одетые в черные костюмы клоуны. Они так двигают руками и ногами, словно их дергают за нитки. На их лицах белая маска вековой печали. На пешеходной части Садовой подростки в широких штанах и кроссовках пытаются заплести ноги в рифму и в ритм: раз и брейк – встать на уши или поставить на уши собравшихся поглазеть. Эти ребята танцуют в полной уверенности, что это они управляют толпой. Когда они крутятся на голове, им кажется, что мир крутится на голове.
2
А напротив станции метро «Гостиный двор» – пиротехническое шоу. Артисты тоже в черных костюмах. Выдувают из пасти огонь, как драконы. Размахивают искрящимися факелами на длинных шестах и плошками с огнем на цепях.
На лицах выступающих горят восторг и экстаз. О, как я их хорошо понимаю! Это так приятно – управлять стихией! Чувствуешь свою силу и значимость в этом броуновском движении людей, непонятно куда спешащих, но все равно опаздывающих. Истинное наслаждение. Особенно когда прыгаешь, как в детстве, через скакалку, но только горящую. Когда стакан огня-спирта, который ты выпиваешь, очищает тебя, словно вода. А потом этот же стакан пламени ты выдуваешь, словно стеклодув, образуя вокруг своего лица и тела шар из огня. Словно ты с легкостью факира меняешь одну стихию на другую. Словно мановением руки управляешь алхимической сущностью и иллюзорностью мира. И тебе все подвластно в эту секунду, все доступно и достижимо. И духи огня исполнят любое твое желание, какое бы ты ни загадал.
3
Я иду дальше мимо сверкающих фарами машин. В восторге блужданий по городу. Иду туда и обратно, словно в какой-то эйфории. Одновременно, как барометр, улавливая настроение толпы. Ее градус и тонус. Хотя уже вот-вот наступит 15 февраля, считается, что сегодня еще ночь Святого Валентина, праздник свободной любви. Народ гуляет. У Катькиного садика снимают мальчиков-проститутов. На Старом Невском у вокзала свои услуги предлагают проститутки-девочки.
В городе слишком большие возможности замутить с женщиной. А слишком большая сексуальная свобода расхолаживает энергию. Отсюда энтропия сексуальности и распыление сексуальной энергии.
Раньше, когда церковь и религиозная традиция контролировали общественные связи, такой сексуальной энтропии не было.
У часов и барометра на Малой Конюшенной танцуют. Старые мужчины и молодые девушки, взявшись за руки, танцуют далекое ретро: квикстеп, чарльстон, танго. Опять это сладкое слово «вседозволенность».
4
Город привлекает творческую энергию людей, аккумулирует ее, выжимает через корпорации. А порой и прожигает через прорванные трубы теплотрасс, и неоновые огни вывесок и билдбордов обогревают и освещают морозную улицу. И все вхолостую. Но разве не вхолостую порой греют любящие сердца?
Город – это сгусток энергии, а значит, и возможностей. Копна проводов опутала город, внутри которого тепло, как на току, как в стогу электромагнитного сена. Как в генераторах мчащихся мимо авто.
Земля на селе сырая и тяжелая. Снег и дождь смачивают и вымывают неплодородную почву. Летом же она вбирает в себя энергию солнца и человеческого труда и выдает на-гора колосья с искрами зерен.
Город же круглый год стоит в золотящихся колосьях фонарей. Снежинки, подсвеченные желтым светом, крутятся, как атомы в реакторе, электромагнитное поле отклоняет их в сторону от моего лица.
5
Повернув, шарахнувшись, как стрелка барометра, я опять выхожу на Малую Конюшенную, на этот раз я смотрю не на танго, а на часы. И думаю о ресурсах.
Главное в жизни человека при достижении той или иной цели – это ресурсы. Время и внутренняя энергия. Силы, которые необходимо организовать и направить в нужное русло. Но для этого человек должен быть мобилизован внешней или внутренней организацией и мотивацией.
У меня сейчас есть свободное время, но нет организации. Моя мама вышла за военного с подсознательной надеждой, что теперь в ее жизни все будет в порядке. У женщин в крови подчиняться четкой организации сверху.
Работяги отдают свою нервную и физическую энергию и время за хлеб, который помогает их семьям реализоваться. Прикладывают все свои силы для того, чтобы было хорошо их близким и родным. Бездельники дорожат и своим свободным временем, и своей скудной энергией. В итоге имеют и то, и другое в ограниченном количестве. Замкнутый магический круг. Стрелка барометра шатнулась опять в другую сторону.
Вот бомж вышел из примитивной общественной единицы-организации и не знает, куда теперь податься. Не знаю, куда сейчас направить свою энергию и я, блуждающий по городу, словно свободный атом. А хочется проводить время с пользой, хочется что-то сделать, взять на себя какую-то ответственность и почувствовать тревогу. Хочется к людям, в творящий реактор истории.
6
И я нахожу такой реактор – в подвальчике, в кафе питерской богемы, где до революции аккурат находился полицейский участок. Ночью под этими низкими сводчатыми потолками всегда полно людей. В основном актеры. И любители, желающие или втайне мечтающие стать актерами. Есть здесь и мои знакомые из студенческого молодежного театра, в котором я работал декоратором. Но впервые меня сюда привел Расим.
Мне нравится здесь. Богема – это не тунеядцы. Это люди, сознательно выбравшие свой путь и бросившие все на алтарь искусства. Они добровольно приняли ряд страданий и лишений ради достижения поставленной цели. «Богема» происходит от «боэм» – «цыганщина». И словно в подтверждение тому сегодня в кафе настоящий бум. Фейерверк красочных нарядов и улыбок, сверкающих сквозь чад и дым, несмотря на чад и дым.
Я забиваюсь в дальний угол и начинаю с восторгом наблюдать за артистичными импровизациями и эксцентричными девушками. Особенно мне нравится одна особа. Конфетка с длинными темными распущенными волосами. Восточная сладкая внешность. Ее, кажется, зовут Оля, а может, Ляля или Аля. Я не расслышал точно, когда она себя называла, а подойти и переспросить я боюсь. Я смотрю на нее исподтишка и жгу в пепельнице оборванные края салфеток и фильтры окурков. Такой я становлюсь пироман, когда нервничаю. Для себя я называю ее средним именем Ляля. Так мне слаще о ней думать. Я заметил, что на капустниках по средам она здесь частый гость.
7
Я смотрю на нее и думаю: чем бы я мог привлечь внимание девушек из ее общества? Этих ярких, сильных и стильных штучек. Чем заинтересовать, чем заинтриговать? Что противопоставить их кавалерам и ухажерам – этим профи определенного образа и стиля поведения?
Но пока не находил своего образа, который мог бы соперничать с непонятым гением-одиночкой Гамлетом, безумно влюбленным нежным Ромео или брутальным ревнивцем Отелло. Все роли давно поделены и расписаны. Все ниши заняты. А новичкам-непрофессионалам вроде меня нет ни места под солнцем, ни эфирного времени.
Единственное, что нам остается, – это делать вид, что еда нам интереснее любопытных взглядов красоток. И многие из присутствующих крыс и мышей так и делают: грызут свои орешки с невозмутимыми лицами.
Ведь я не человек искусства. Я им не соперник – я не умею так перевоплощаться, не умею так искрить остротами. Они же вмиг становятся героями-любовниками или героями-вояками, готовыми пойти на смертный бой, на костер за свою веру и убеждения.
Но меня тянет сюда вновь и вновь. Может, жажда адреналина. Желание зацепиться-приобщиться к этим бродячим артистам-цыганам и прожигателям красивой жизни. Ведь это моя ниша – если мне не будет хорошо здесь, то тогда где? Я всегда мечтал жить так же свободно и творчески, как эта богема.
И вдруг до меня доходит, что наша компания и я лично перевоплощаемся не меньше их. И что наша группа – это настоящий театр. Ведь мы собираемся выступить перед камерами. И уже вовсю обсуждаем и уточняем наши планы и вовсю репетируем-тренируемся. И что настоящие лицедеи – это мы. А не они.
8
Да, сегодня впервые, глядя на звездную богему, я понял, что я тоже лицедей, как и они. Даже еще более крутой лицедей, потому что собираюсь совершить нечто, на что они неспособны.
И я понял, что терроризм – это высочайшее искусство. И что только я, затаившийся в углу, вынашиваю грандиозные планы. На роль. Роль брутальную и мужественную. И я исполню ее так артистично, как им и не снилось.
С тех пор, как в Ночь Предопределения мы встретились в первый раз, прошло довольно много времени. Теперь каждую пятницу или среду, а порой и чаще, мы встречались и обменивались информацией. Тем, что слышали или читали, и своими собственными мыслями. Но просто говорить и ничего не предпринимать нам, молодым и энергичным, казалось странным. Так мы решили создать свою группу и назвать ее ХУШ. А потом спланировать и совершить какую-нибудь акцию, чтобы не сидеть сложа руки.
Первое, что пришло на ум, – взорвать какой-нибудь газопровод.
– Нефтепроводы, газопроводы, – пояснил Хатим, – и линии электропередач – это кровеносные сосуды современной экономики. А экономика – основа могущества. Будет затруднена подача крови, а вместе с ней глюкоза, кислород и другие питательные вещества и витамины, – у государства не будет сил ни для ведения войны, ни для развития экономики.
Я тогда возразил, сказав, что место разрыва артерии быстро сошьют бригады хирургов, а нас моментально вычислят, поймают и посадят.
Но Хатим настаивал, он говорил, что если каждая группа взорвет по трубе, то польза будет и ангел смерти затрубит во всю мощь.
9
И тогда я заподозрил, что таково первое задание из-за рубежа. Незадолго до этого Хатим вернулся из поездки в Иран, и вернулся с хорошими новостями: у нашей группы появились новые старшие товарищи и кураторы. Тогда Хатим пояснил, что мы переходим в подчинение к тайному халифу и теперь будем действовать по его инструкциям. Мы очень обрадовались. Мы понимали, что еще малы и мало подготовлены. А с тайным халифом мы вписывались в общий фронт и становились частью всей системы сопротивления.
Хатим сказал старшим товарищам, что дело подрыва газопроводов или нефтепровода «Дружба», связывающих Россию и Европу, кажется ему наиболее важным. Теперь на нас большая ответственность, и мы должны доказать, что справимся и не ударим в грязь лицом.
– Не будет никакого эффекта, – продолжал спорить я. – При нынешнем развитии техники пробоины залатают очень быстро. А при нынешней цензуре про наше дело даже никто и не узнает. Для террористов важно прогреметь на всю страну, а то и на весь мир.
– Да, идет война в Чечне, Ингушетии, Кабарде, и Черкессии, и в Дагестане, а страна из-за цензуры так мало знает об этом, – согласился Баталь: мол, это уже пройденный этап.
– Нам надо устроить нечто большее, – настаивал я. – И в том месте, где будет много телекамер.
Тогда решили проголосовать. Все-таки у нас демократия. И в результате большинство оказалось против плана Хатима и за мое предложение. Пять против трех.
10
Долгое время после того голосования мы сидели, затаившись. А точнее не знали, что делать. Дальше разговоров и полемик наши встречи не шли. Решение подсказал приближающийся саммит и Хатим. На очередном собрании Хатим предложил приурочить нашу акцию к саммиту глав государств. Мы решили подорвать опоры линий высоковольтных передач и уронить их на пути следования кортежа, например, президента США. Конечно, мы понимали, что вряд ли кто-нибудь погибнет. Но нам был важен сам акт. Саммит посвящался энергетической безопасности в мире. Вот мы и собирались обеспечить эту «энергетическую безопасность».
Мы узнали, что саммит будет проходить в Константиновском дворце. А дорога, ведущая от аэропорта в обновленный дворец, одна. И на этом месте направленными взрывами мы обрушим две вышки-опоры высоковольтных линий электропередач. Они находятся недалеко от дороги, а у Хатима как раз дача под Стрельней, возле одной из опор.
На этом и остановились. План подходил под требование и Хатимовой группы, и нашей части. Начали готовить бомбы и доставлять их на дачу. Рассчитали угол падения опор. Баталь собрал и подготовил из запчастей старенькие машины, которые планировалось поставить под опоры. Не ставя, естественно, их на учет, перегнали в гараж на дачу Хатима.
Мы даже выяснили, что место президента в бронированном автомобиле на заднем сидении справа. И что согласно технике безопасности кортеж будет двигаться с огромной скоростью. Не менее 130 километров в час. И по двум полосам. Дорога для всех остальных машин будет перекрыта.
Разногласия вызвал только вопрос, через какие интервалы подрывать опоры. Мы знали, что автомобиль защищен от электрического разряда, то есть электронепроводим. Но с другой стороны – а вдруг одна из вышек упадет прямо на крышу машины? При таком ударе крыша проломится и путь электричеству открыт!
11
Но, чем ближе подходило время воплощения плана, тем менее реальным он становился. И даже не потому, что, как выяснилось, ток не причинит никакого вреда президентам. А потому, что, во-первых, президентов будут доставлять в Константиновский дворец на катерах, и хотя по воде энергия может достичь катеров, но вот вышки-опоры электропередач, упав, не достанут до воды. А во-вторых, нагнали столько вертолетов и наземной охраны, установили столько камер наблюдения, что ни у одного дерева нельзя было даже присесть по нужде.
К тому же ввели пропускной режим, с которым я уже сталкивался, пытаясь пробраться в Костомукшу. Более того, коренных жителей этих дачных районов попросили уехать на время проведения саммита к родственникам. А сама территория, как узнал Хатим из информации, распространенной среди дачных аборигенов, будет подвержена полной зачистке и полному оцеплению-оцепенению. Все машины уберут эвакуаторами, магазины и офисы закроются, а людей не будут выпускать на улицу.
Даже при надежде на то, что рано или поздно кортежи поедут по земле, – не всегда же им на катерах волны рассекать? – у нас больше не было возможности осуществить нашу акцию.
Все рушилось. И тогда, на наше счастье, радостную весть принес Азам. Вдруг выяснилось, что некоторые президенты посетят конгресс бойскаутов и молодежных организаций, проходящий в гостинице «Эльбрус». Азам сообщил, что некоторые президенты приедут в гостиницу в воскресенье. А он, Азам, как раз работал швейцаром и коридорным в этой гостинице. А что такое швейцар? – через него проходят не только все люди, но и вся информация. А еще Азам сказал, что к саммиту потребуется временное увеличение персонала гостиницы и на работу будут подыскивать студентов, обещая им возможность устройства здесь же после получения диплома. А еще что начальник отдела кадров его хороший приятель.
И началась кропотливая работа. Мы устроились на работу в отель. Табиба взяли медбратом, Сафар устроился дворником, Дженг – поваром. А я с нашим агентством «Эльбрус» заключил контракт на экскурсионные туры. Тогда мой начальник был очень доволен.
12
Мы все были чистые, незапятнанные. С хорошим послужным списком. Чего стоил один Дженг, профессиональный кулинар, работавший шеф-поваром в ресторане и вдруг устроившийся в поварята к шеф-поварам отеля…
К тому же мы достали и изучили подробный план гостиницы. А вчера еще – план меняющихся в день проведения акции магнитных кодов всех дверей. И еще подробный план самого мероприятия: время заездов президентов и их участия в мероприятиях. Теперь мы знали, откуда они появятся и где будет расположена их личная охрана.
Мы жестко распределили наши роли, по секундам рассчитали каждый шаг. Мы долго, кропотливо и упорно тренировались, репетируя нашу акцию.
И вот теперь скажите: идет ли перевоплощение актеров в сравнение с нашим перевоплощением? Они изображают медсестер, поваров, официантов. И мы тоже их изображаем, но не ради эффекта перевоплощения, а ради эффекта разоблачения этого лживого мира. Скажите: разве мы не действуем более профессионально и жестко?
Из кафе я ушел с чувством гордости за себя. Ушел сразу после Ляли, под утро. Теперь-то, увидев меня по телевизору, она поймет, кто есть настоящий лицедей-герой. И кто был больше достоин ее внимания.