Назвать Лихниса лентяем было бы неверно, ведь именно от лени Абигейл так старалась очистить наши характеры. Зато уклоняться от истины он умел мастерски. Дела отодвигал не на завтра, а на килогоды, порой отсрочки растягивались на добрый цикл. «Зачем делать сегодня то, что можно отложить на четверть миллиона лет?» — примерно под таким девизом он жил.

Тридцать один цикл это сходило Лихнису с рук, но нынешняя история с доктором Менинксом обещала стать расплатой за долгое везение. Лихнис шутил о выговорах и отлучении, словно хотел заранее свыкнуться с наказанием. Последние несколько циклов Линия с трудом терпела его выходки. Поэтому Лихнису доктора и спихнули. От обузы следовало избавиться при первой же возможности, а не таскать на борту по всей галактике.

От системы кентавров до Неламбия рукой подать — по планетарному времени всего девяносто лет полета, — но войти в одну из форм латентности все же пришлось. Лихнис предпочитал стазис, я, к его вящему удивлению, — замораживание и оттаивание. Едва выбравшись из криофага, я запросила у «Серебряных крыльев» информацию с датчиков. Помимо шелеста остаточной энергии, означавшей, что столетие назад здесь пролетал корабль, следов присутствия человека не обнаружилось.

Ни Атешги, ни его кораблей.

Я проштудировала анализ датчиков, перебросилась на «Лентяя», потом на мостик, где уже ждали Лихнис и доктор Менинкс. Лихнис откинулся на спинку кресла, рядом с ним стоял аватар. Оба смотрели на огромный, как стена, светящийся дисплеер. Слов я не разобрала, но благодаря акустике помещения поняла, что разговор не из приятных: голоса звенели от раздражения, кто-то отчаянно оправдывался.

О чем речь, я знала без объяснений.

Большую часть дисплеера занимала горизонтальная проекция Млечного Пути, основанная на данных космотеки о его текущем состоянии. Спиральные рукава отображались белыми, желтыми, золотыми, блекло-оранжевыми и ярко-оранжевыми штрихами. Звезд слишком много, по отдельности не разглядишь, только скоплениями. Четко просматривались лишь ярчайшие — супергиганты на конечной стадии, перерождающиеся в сверхновые, или молодые неустойчивые звезды типа Т-Тельца, ослепительно-голубыми или ядовито-красными глазницами взирающие с пунктирных спиралей.

Диаметр основного диска, не считая внешнего витка Кольца Единорога, — девяносто тысяч световых лет. Обжитые планеты тянутся от ядра к спиральным рукавам, но наиболее заселена широкая дуга Зоны комфорта, где жизнь на планетах требует наименьшей адаптации. Если оставаться в Зоне комфорта, за двести килолет корабль облетит галактику и по дороге посетит сотни систем. Это и есть цикл, двухсоткилогодичный интервал между сборами Линии Горечавки.

Последний наш сбор состоялся на планете у самого ядра спирального рукава Лебедя. С тех пор мы движемся по часовой стрелке, то наружу, к Шпоре Ориона, проходя в тысяче световых лет от Старого Места, то снова вглубь, через рукава Стрельца, Щита — Южного Креста и Персея, потом возвращаемся с другой стороны рукава Щита — Южного Креста. На дисплеере наше продвижение обозначалось красной волнистой линией. Суперокеаническая планета кентавров в Щите — Южном Кресте, и пролетели мы всего ничего — крошечный, несоизмеримый с длиной спирали изгиб, — даже за пределы рукава не вышли. Красным пунктиром обозначалось расстояние, оставшееся до места сбора, — менее тысячи световых лет по направлению к рукаву Стрельца.

По меркам цикла мы были почти дома. Только хоть десять тысяч световых лет нам осталось, хоть девяносто тысяч — разве это пунктуальность?

Мы опаздывали, сильно опаздывали — и поделать ничего не могли.

— А вот и очаровательная Портулак. — Голос доктора Менинкса звенел от негодования. — В отличие от тебя, Лихнис, она к моим жалобам прислушается. Портулак, ты ведь прислушаешься?

— Не знаю, доктор Менинкс, на что вы жалуетесь?

— Тебе непонятно? — Аватар показал тонкой бумажной рукой на дисплеер. — Лихнис снова меня подвел! Мало того что он не доставил меня на Вигильность, так еще пытался сбыть немытым, неотесанным конелюдям и равнодушно смотрел, как я тону в их загаженной бухте. Теперь ему хватает наглости заявить, что он опаздывает на сбор, где сможет передать меня в руки добрее и надежнее, чем у него.

— Я так не говорил! — Судя по тону, аргументов у Лихниса не осталось. — Я лишь предупредил, что мы немного опаздываем.

— А этот ваш сбор… Он ведь не начнется, пока вы не явитесь? На это ты намекаешь? — верещал аватар.

— Никаких гарантий. Если Атешга на месте, если заменит мне корабль, мы вообще не опоздаем.

По узкому мостику я прошла из главной части корабля на круглую платформу, где ждали Лихнис и доктор Менинкс.

— И где твой Атешга?

— Не знаю, может прячется, — отозвался Лихнис.

— Ага, прячется! — бросился в атаку доктор Менинкс. — Эту тактику торгаши всей галактики используют.

— Зато какой вид замечательный! — улыбнулась я.

Планета Атешги — дисплеер показывал ее под картой галактики — напоминала сладкую мечту. Полосатый зефирный гигант в поясе из сахарных колец, удерживаемых и упорядоченных согласным тяготением десятка карамельно-глазированных лун. Мы пересекали эклиптику и видели кольца под все большим углом, открывая все новые их красоты. Несомненно, это был восхитительный мир, а повидала я их немало.

Но мы явились не глазеть на живописную планету, даже великолепнейшую в своем роде.

— Портулак, выяснила что-нибудь новенькое? — спросил Лихнис.

Я поцеловала его и села в свободное кресло.

— Следы присутствия высоких технологий есть, но слабые. Либо корабль с шумным двигателем пролетел, либо это утечка внутренней сети другой Линии. У нас действующих узлов в этой системе нет.

— Надо, чтобы появился. Может, Овсяницу хоть это задобрит.

— Боюсь, узла тут не хватит.

— Когда Овсяница опаздывает, никто не шумит.

Я прижала палец ко лбу и почувствовала, как пульсирует жилка.

— Только не начинай про Овсяницу.

— Мы все безропотно погрузились в латентность до тех пор, пока он не соизволил явиться. Сколько времени потеряли? Килолет семь-восемь, не меньше. И никаких ему выговоров.

— Так ведь перерожденцы пригласили Овсяницу на Таинство разжигания. Пока все не закончилось, уйти он не мог, и тебе это прекрасно известно. У тебя такой отговорки нет.

— Ага, бей лежачего, не стесняйся!

— Лучше поручу себя заботам Портулак, — проговорил доктор Менинкс. — Так хоть к концу сбора успею.

— А что, идея хорошая. Улетайте вместе прямо сейчас, а я, как смогу, нагоню вас.

— Нет уж, я на такое не соглашусь! — Я виновато посмотрела на аватара. — Простите, доктор Менинкс, но Лихниса я здесь не брошу.

— Последствия не заставят себя ждать.

— Вы по-прежнему мой гость, — напомнил Лихнис.

— К величайшему сожалению.

— В самом деле. Вдруг до сбора с вами что-нибудь случится? Вдруг по трагической случайности произойдет авария? Вдруг у вас в резервуаре нарушится химический баланс? Об аварии даже данных не сохранится… И ведь не подстрахуешься: моему кораблику место в музее Ужасов Золотого Часа. Летать на таком — неприятности себе наживать.

Бумажное лицо аватара сморщилось от гнева.

— Шаттерлинг, ты мне угрожаешь?

— Нет, чуток размечтался.

Неизвестно, до чего бы дошло, не выдай «Лентяй» сообщение. Кто-то или что-то сигналил или сигналило нам. Из атмосферы зефирного гиганта, неподалеку от его экватора, обвешанного сладкими кольцами, появился корабль. Секунду назад таился, а сейчас вдруг оповестил нас о своем существовании.

— А ты во мне сомневалась, — буркнул Лихнис.

Корабль показался мне этаким крепким старичком — надежным, качественным образцом Одиннадцатого Интерцессионного кораблестроения. Острые углы и блестящие темные грани — огромная глыба угля, обтесанная в форме наконечника стрелы. С момента появления корабль посылал нам одно и то же сообщение на Языке. Отвечать не было смысла: нам просто велели сбросить скорость, сойти с трансэклиптической траектории и ждать дальнейших указаний.

Корабль обогнул систему колец и остановился рядом с «Лентяем» и «Серебряными крыльями зари». Вместе они образовывали почти равносторонний треугольник, центры их масс разделяло не более тысячи километров. Корабль Лихниса напоминал параллелограмм в стиле ар-деко, мой — безголового хромированного лебедя, который поднял крылья, словно ухаживая за самкой.

— Что дальше? — спросила я.

— Скоро увидим. Думаю, у Атешги, кем бы он ни был, с гостями в последнее время негусто. Вряд ли он захочет испытывать наше терпение.

Я коснулась виска, пронзенная дрожью дурного предчувствия:

— «Серебряные крылья» только что были просканированы сенсорами глубокого проникновения.

— В атаку! — заверещал доктор Менинкс. — Что мешкаете? Атакуйте его немедленно!

— «Лентяй» запрашивает разрешение на имаго-связь! — проговорил Лихнис.

— Мы ничем не рискуем, — заверила я.

Перед нами возникла фигура в капюшоне. Она просвечивала насквозь и мерцала, точно внушая нам: это проекция, а не живое существо. Глубокий голос смодулировали так, что он звучал словно через примитивное переговорное устройство.

— «Лентяй» и «Серебряные крылья зари», изложите цель своего прилета, — проговорило имаго на диалекте Языка, единственного кандидата на универсальный язык общения космических странников.

— Я ищу постчеловека по имени Атешга, — начал Лихнис на трансе, внутреннем языке Союза Линий, рассчитывая, что «Лентяй» переведет на Язык. Вообще-то, Языком Лихнис владеет не хуже моего, но предпочитает напрягать корабль, а не напрягаться сам.

— Спрашиваю еще раз: зачем вы здесь? Зачем прилетели в нашу систему?

— Мне нужен новый корабль, — ответил Лихнис. — Мне дали понять, что здесь я его найду.

Мерцающая фигура была облачена в темно-красный плащ с древними электросхемами, вышитыми тонкой серебристой нитью; руки со сцепленными замком пальцами незнакомец прятал в длинных рукавах, глубокий капюшон скрывал лицо.

— Корабль? — переспросил он, словно Лихнис говорил о чем-то неприличном. — Странник, зачем тебе корабль?

— Мой уже староват.

Я чувствовала, как из-под капюшона меня буравит нечеловечески проницательный взгляд.

— Странник, много кораблей ты здесь видишь?

— Нет, глаза они мне не мозолят.

— Значит, ты понимаешь, что попал не туда?

— Да, только моя космотека говорит об обратном, — заявил Лихнис. — Не вынырни вы из глубин этой юпитероподобной планеты, я поверил бы, что данные ошибочны, однако вы здесь, а таких совпадений не бывает. Я ведь с Атешгой беседую?

— А что твоя космотека говорит об Атешге?

— Очень мало. Мол, у него хорошие цены и большой выбор подержанных кораблей. Впрочем, если Атешга впрямь торгует кораблями, этой информации мне достаточно.

Атешга поднял руки, обнажив тонкие белые запястья, необычно сочлененные прутики-пальцы с обсидиановыми ногтями, и откинул капюшон. Лицо его напоминало отвратительную маску — впалые щеки, обтянутые белым пергаментом кожи. Прибавьте к этому глубоко посаженные глаза и зубы, похожие на осколки кроваво-красного стекла, как попало воткнутые в десны.

— Может, корабли у меня и найдутся.

Лихнис взглянул на меня и только потом спросил:

— Покажете?

— За мной! Покажу, что сейчас есть.

— Я не доверяю этому существу! — заверещал доктор Менинкс. — Увезите меня отсюда немедленно!

Меня словно током ударило: вспомнилось предостережение мистера Небьюли.

— Лихнис, а если сперва подумать… — начала я.

Поворот — и корабль Атешги понесся к газовому гиганту. Причудливые частицы вихрем устремились следом, а искаженное, взбаламученное пространство-время вернулось в нормальное русло. Звезды и одна сторона кольчатого пояса планеты помутнели, словно залитые грязной водой.

— Летим следом, — решительно проговорил Лихнис.