Глава 15
Во второй половине нашего первого дня на Невме из стазиса вывели трех оставшихся шаттерлингов. На большую посадочную площадку, где накануне встречали нас, они вышли оглушенными, настороженными, словно не верили в счастливый поворот судьбы. Будто очнулись от одного сна и решили, что попали прямехонько в другой, который может оборваться в любую минуту.
После торжественной встречи с чиновниками Невмы, шаттерлингами и другими гостями — не такой пышной, как вчера, только Люцерна, Донник и Маун не могли этого знать — они подошли к нам с Портулак.
— Лихнис, Аконит нам все рассказал, — начала Донник. — Не знаю, как вас благодарить.
— Вы сделали бы то же самое, — отозвался я.
— Хотелось бы так думать, но уверенности нет. Главное — вы это сделали риску вопреки. Портулак, Лихнис, спасибо! Теперь я горжусь тем, что принадлежу к Линии Горечавки.
— Тут о наказании поговаривают, — сказал я, глянув через плечо, чтобы проверить, нет ли поблизости Чистеца. — Друзья нам с Портулак ох как нужны — вдруг нашу судьбу будут решать голосованием?
— Не верю, что они серьезно, — заявил смуглый красавец Маун.
— Увы, это так, — заверила Портулак. — Но если у нас есть союзники, все не так плохо.
— Союзников у вас больше, чем вы думаете, — вмешалась Люцерна и пристально взглянула на спутников. — Синюшка и другие… Что стало с ними?
— Они здесь и по-прежнему в стазисе, — ответил я. — Волчник поручено провести допрос.
— У нее получится, — хмыкнул Маун.
— Тебя послушать, это плохо.
— Синюшку она допрашивала… с особым усердием, — проговорила Донник, понизив голос.
— Ну, я бы тоже усердствовала, — призналась Портулак.
— Не так, как Волчник. Ее чуть ли не сдерживать пришлось. Не хотелось, чтобы пленный погиб, не сообщив ничего полезного. Ей всех поручили?
— За ней присмотрят, — пообещал я.
— Хорошо бы, — проговорила Люцерна. — На Синюшку нам всем плевать, пусть хоть тиграм его скормят. Но прежде надо развязать мерзавцу язык.
Тот день был богат событиями. Минуарция готовилась извлечь мою нить из воспоминаний выживших, что каждому из нас сулило безболезненную, но долгую процедуру считывания памяти. Сложность заключалась не в устройствах, благо имелись стандартные схемы для синтезатора, а в том, как организовать нас, чтобы уложиться в несколько дней, а не в полмесяца. В знак доброй воли и своей откровенности первым на проверку явился я.
— Лихнис, тебя я могу пропустить, — сказала Минуарция, когда мы остались вдвоем в комнате, отведенной ей для работы. — Спасибо за готовность, но между нитью и воспоминаниями о тех же событиях в основной твоей памяти возникнет противодействие. Никогда не понимала, зачем Линия обязывает нас получать копии собственных нитей.
— Традиция, — отозвался я, — а еще профилактика диверсий. Задумай я подсадить какую-то гадость в головы братьев-шаттерлингов, неминуемо заразил бы и себя.
— Ну, если бы ты вредил сознательно, то принял бы меры предосторожности.
— Да, но так хлопотнее, а значит — рискованнее. В общем, думаю, традиция больше символическая, чем практическая. Так ты собираешься меня сканировать?
— Да, если у тебя нет других дел. Или хочешь посмотреть, как развлекается Волчник?
— Неужели я слышу подкол?
Минуарция сморщила нос, словно в комнате дурно пахло:
— Давай попробуем. Если отношение сигнала к помехам будет невыгодно низким, я тебя отсекаю.
— Даже звучит больно.
— Ложись сюда! — с преувеличенной строгостью велела Минуарция.
Она знала, что нравится мне, и в любом нашем разговоре сквозило некоторое напряжение. По-моему, я ей тоже немного нравился.
Я лег на кушетку и выдохнул. Минуарция приступила к сканированию: взяла нечто вроде тюбика и выдавила его содержимое на левую руку, от ладони до нижней части плеча, — получилась сеть толстых восковых линий, соединяющих кончики пальцев с изгибом локтя. На правой руке Минуарция колец не носила, зато на левой — множество, но восковые линии их не задели. Несколько секунд — и сеть из механогеля стала рабочей. Минуарция держала ладонь близко к моей голове, словно грелась у горячего камня. Пальцы были напряжены, как у балерины во время танца, — Минуарция медленно двигала ладонь, поглядывая на стену, где появлялись результаты. Пока транскраниальные сенсоры копались в моей памяти, выискивая соответствия тегам нити, я чувствовал вспышки неосознанных воспоминаний, этакие блеклые картинки на экране сознания. Совсем как при входе в Палатиал, когда игра сканирует разум.
— Планы полетов что-нибудь дали?
— Не шевелись! Не будешь дергаться и болтать — управимся быстрее.
— Извини.
— Планы полетов я еще не смотрела. Наберу сканы нитей, начну сопоставлять, тогда и займусь планами. Вряд ли раскопаю что-то интересное, но попробовать стоит. Кстати, за тобой должок. За завтраком я тебя прикрыла.
— Угу, согласен.
— Уверена, у тебя будет шанс со мной расплатиться. Кто знает, вдруг однажды я отмочу что-нибудь идиотское, ну свою нить сотру? — Свободной рукой Минуарция поправила выбившуюся прядь голубоватых волос. — Лихнис, ты невыносим. Порой я думаю, что ты воплощение идеалов Линии, порой — что тебя давно следовало отлучить. Ты слишком несерьезный, в этом твоя проблема. Временами это здорово — нельзя же всем быть как Овсяница и Чистец, но в остальных случаях… Ладно, хватит. Тебе ведь это и так каждый день говорят. Хорошо, что у тебя есть Портулак, — она не даст свернуть на кривую дорожку. Терпения этой женщины целой галактике хватит! Будь на ее месте я… тебе бы памятник давно поставили.
Другими словами, она бы меня убила.
Минуарция быстро закончила и позволила мне подняться с кушетки.
— Получились чистые сканы?
— Не хуже, чем я ожидала. — Минуарция содрала с руки полоски механогеля и скатала в шарик, который втянулся обратно в тюбик. — Особой пользы пока нет, но, когда сложу все, что-то путное получиться должно. Строго между нами — говорить об этом все равно придется, — ты ведь ничего не скрываешь? Не для этого нить стер?
— Если я что-то скрываю, то делаю это мастерски, потому что даже сам об этом не догадываюсь.
— Вполне вероятно. С памятью такое выделывают! Только… — Минуарция осеклась. — После всего случившегося я тебе верю. Не отрицай, недостатков у тебя уйма, но с бойней ты вряд ли связан. Ты как мальчишка, ищущий на берегу красивые ракушки. Увидел яркую, притащил домой и давай хвастаться, не понимая ее истинной ценности. — Минуарция сделала многозначительную паузу. — Зато понял кто-то другой. Кто-то увидел твою находку и решил, что все мы должны из-за нее умереть. Сейчас нам просто нужно найти ту ракушку.
— Минуарция, я так рад, что ты выжила!
— Значит, нас уже двое.
Четыре стазокамеры поставили на постамент в центре зала, который Волчник выделили для допросов. Чуть поодаль высились ярусные скамьи для зрителей, еще дальше — стены с узкими оконцами, в которые сочился тусклый дневной свет. Места хватило и для шаттерлингов, и для гостей, и для небольшой группы местных. Многие уже собрались, когда транспортер высадил меня у входа. Только что на моих глазах в небо взмыл шаттл Портулак. Я сгорал от любопытства: очень хотелось услышать, что пленные скажут в свое оправдание.
Волчник не просто отличалась пунктуальностью, а умела появляться в самый нужный момент. Стоило ей войти, атмосфера накалилась, разговоры сменила звенящая от напряжения тишина.
Волчник черной статуэткой замерла перед постаментом.
— Шаттерлинги и гости, благодарю, что пришли! — обратилась она к собравшимся. — Сегодня я допрошу пленников с помощью синхросока. — Волчник подняла руку, обнажив тонкое запястье. На нем белел массивный хронометр с переливчатыми шкалами и рифлеными головками. — Поскольку вас заблаговременно предупредили, полагаю, почти у каждого есть синхросок или аналогичное средство для сжатия субъективного времени. Кратность сжатия — сто, но задавать ее будете по моей команде.
Двери всех камер были открыты, демонстрируя пленных в алых пузырях сжатого времени. Волчник поднялась на постамент и подошла к правой:
— По имени мы знаем лишь заключенного в крайнюю стазокамеру слева. Камера Синюшки — лучшая из четырех, у него самые высокие шансы пережить возврат к реальному времени. У других шансы пониже, не исключено лущение. Поэтому их я решусь выводить из стазиса, лишь убедившись, что без внешнего воздействия выкачала все, что могла. Впрочем, пленным это неизвестно.
Волчник открыла контрольную панель с такой же градуированной шкалой, какую я видел на камере Синюшки еще на «Лентяе». Этот рычаг был повернут вправо почти до отказа, значит кратность сжатия достигла примерно ста тысяч — то есть секунда в стазисе приблизительно равнялась одному дню во внешней среде. С тех пор как я позавтракал с другими Горечавками, пленный едва успел моргнуть. На жест или простую фразу у него могло уйти два-три стандартных дня.
Волчник повернула рычаг влево, снизив кратность до ста. Пленник еще казался неподвижным, но за минуту его грудь заметно поднялась и опустилась. Он дышал, он не погиб! Из алого пузырь превратился в розовый.
— Он видит и слышит только меня, — объявила Волчник, бросив взгляд на собравшихся. — Между мной и вами защитный экран. Впоследствии можно будет провести перекрестный допрос, но пока разумнее мне общаться с пленными в одиночку. Соответствующее разрешение Линии у меня, конечно, имеется. — Волчник коснулась хронометра пальцем. Ногти у нее были длинными и заостренными. — Сейчас я должна замедлиться. Желающих следить за разбирательством прошу сделать то же самое. Задаем продолжительность шесть часов — на несколько минут беседы этого достаточно.
Волчник охватил псевдопаралич — синхросок тормозил ее умственную деятельность, и, хотя физические процессы не остановились полностью, Волчник упала бы с постамента, если бы ее костюм не застыл, превратившись в поддерживающий корсет. Теперь ее субъективное сознание, сердце и легкие работали в том же ритме, что у пленных. Медленно, очень медленно Волчник открыла рот — послышалось что-то невнятное.
Под действием синхросока разговаривать невозможно: голосовой аппарат человека не способен издавать звуки протяженностью в несколько минут. Но костюм Волчник распознавал намерения хозяйки и, воссоздавая ее голос, подавал пленным и в акустическую систему зала. В итоге мы слышали нечто вроде песни кита — унылое, низкое, с дозвуковыми унтертонами.
Я вытащил из кармана черный пузырек и капнул в глаза по холодной капле синхросока. Препарат тут же начал действовать, ослабив мигательный рефлекс. На своем хронометре я задал продолжительность шесть часов и нужную кратность замедления. Закружилась голова — синхросок воздействовал на организм, а потом единственным проявлением его влияния стало мелькание минутной стрелки, которая крутилась, как мощная центрифуга. Большинство наблюдающих замедлились вместе со мной. В нормальном режиме остались лишь несколько присутствующих, их выдавали резкие суетливые движения.
Голос Волчник звучал все выше и выше, пока не стал внятным и нормальным.
— …Линии Горечавки, Дом Цветов, — представлялась она в трансе. Значит, я пропустил секунды две, не больше. — Ты у нас в плену на планете, название и расположение которой я не считаю нужным раскрывать. Интересует нас не справедливость, а лишь хладнокровная месть.
Пленный не ответил. Он полностью ожил, ерзал в кресле, насколько позволяли фиксаторы, и следил за каждым движением Волчник.
— Впрочем, возможны уступки в обмен на информацию, — проговорила та, поглядывая на скрытых зрителей. Костюм позволял ей нормально передвигаться. — Вас четверо, а нам хватит признаний одного. Стазокамеры повреждены, шансы благополучно вернутся к нормальному времени у вас незавидные. Если расскажешь то, что нам нужно, обещаю приложить максимум усилий, чтобы ты выжил. Но только если ты поможешь нам. Если расскажешь все прямо, без утайки. — Волчник подбоченилась. — Ну так что?
Пленный не то улыбнулся, не то ухмыльнулся — толком не разберешь.
— Горечавка, я видел, что мы с вами сделали. И скольких убили, знаю.
— К счастью, есть выжившие, их больше, чем ты полагаешь. И опоздавшие есть.
— Думаешь, я поверю тебе на слово?
— Если хочешь увидеть остальных, я выведу тебя из стаза. Вот и погрузишься в реальность.
— Да у тебя пороху не хватит. Попробуешь меня вывести — останешься с носом.
— По-твоему, не рискну? Не так уж ты мне и нужен живым.
— Ну вот, опять голословное заявление.
— Тебе известно, сколько вас было на корабле.
— Но неизвестно, сколько уцелело. Ну, покажешь ты еще троих, почем мне знать, что это не голограмма?
— Кто вас послал?
— Мы сами.
— Ответ неверный. Расскажи, какое участие в бойне принимали Марцеллины.
— Не знаю, сама расскажи.
— Марцеллинам поручили уничтожить гомункулярные пушки. Они ослушались, иначе наш разговор не состоялся бы. Это диверсия на уровне Линии или Синюшка действовал самостоятельно?
— Кто такой Синюшка?
— Мое терпение не бесконечно, — предупредила Волчник, взявшись за рычаг на контрольной панели. — Сдвину его до отказа влево, и ты проснешься. Сдвинуть?
— Как тебе угодно.
— Объясни, как с засадой связана нить Лихниса. Что в ней такого важного?
— Лучше спроси об этом Лихниса. Или его мы тоже убили?
— Ты шаттерлинг Линии? Марцеллин?
— Неужели я похож на Марцеллина?
— На спор я сказала бы, что ты из Линии Шашечницы. Сходство я заметила, лишь когда ты заговорил, но у тебя такой же надменный оскал и вызывающий блеск в глазах.
Волчник внимательно следила за пленным: вдруг ненароком выдаст свои истинные чувства? Жаль, нельзя было прочесть его мысли — через стазопузырь мозг не просканируешь.
— Раз ты думаешь, я из Дома Мотыльков, обсуди это с ними.
— Да, — глубокомысленно изрекла Волчник, — ты из них, из любителей двигать звезды. — Без предупреждения она вернула рычаг на прежнее место, сковав шаттерлинга-злодея параличом стазиса.
Неподвижность пленного мы видели даже под синхросоком, ведь у него кратность замедления в тысячу раз превышала нашу.
— Хочу сразу посмотреть, Шашечница он или нет, — заявила Волчник. Свет, лившийся в узкие оконца у нее за спиной, теперь падал совершенно иначе.
— В космотеке наверняка есть поименный список шаттерлингов Дома Мотыльков. Не факт, что мы узнаем нашего фигуранта — как и мы, они меняют внешность, — но проверить стоит, — сказал Аконит.
— Вот и займись, — велела Волчник. — Погибших и пропавших без вести не забудь.
Аконит коснулся своего хронометра, вернул себя в нормальное время и быстрее молнии полетел к выходу. Дверь открылась, закрылась, на миг показав сумеречное небо, а через пару субъективных секунд Аконит уже опять сидел на своем месте и замедлялся.
— Имя пробил, — отрапортовал он. — Это шаттерлинг Линии Шашечницы, зовут его Вилохвост. Считается погибшим десять циклов назад по их исчислению.
— Примерно так же, как Синюшка, — отозвалась Волчник. — Значит, их уже двое — шаттерлинги, которых считали погибшими, а они живы-живехоньки. Думаю, стоит и оставшимися двумя заняться — вдруг услышим ту же историю?
— Хочу задать этому Вилохвосту один вопрос, — вмешался я.
— Какой еще вопрос? — не взглянула, а прямо зыркнула на меня Волчник; даже не верилось, что недавно эта девушка благодарила меня за спасение.
— Хочу спросить, не слышал ли он о Доме Солнц?
— Нет такой Линии, — отрезала Волчник.
— Но мне хотелось бы увидеть его реакцию.
— Зачем? Что, по-твоему, он может сказать? Синюшка Дом Солнц не упоминал.
— Подозреваю, что в бойне задействован некий Дом Солнц. О нем говорил Геспер, хотя из-за провала в памяти не мог восстановить, откуда взялось это название.
— Разве Линия может существовать тайком от всех? — удивился Горчица. — Мы знаем, кто мы, знаем, кто в Союзе, знаем, кого исключили. В нашей истории нет места для Линии-невидимки.
— Вдруг Линия появилась лишь недавно и не попала в космотеки? — предположил Маун.
— Вопрос задать можно, — поддержала Донник, подавшись вперед. — По-моему, Лихнис прав: факты дружно указывают на связь бойни с Вигильностью. Геспер тоже интересовался Вигильностью. Была бы у нас в запасе тысяча лет — отправили бы туда экспедицию вопросы задавать. Но времени нет, поэтому ограничимся тем, что можно выяснить на Невме.
Я глянул на хронометр — стрелка крутилась как бешеная. В замедленном режиме, указанном Волчник, мы провели четыре минуты, а в реальности прошло почти шесть часов.
— Спроси его, — не выдержал я.
Волчник снова зыркнула на меня — не любит, когда ей указывают, — тем не менее рычаг дернула и кратность сжатия снизила.
— Развлекаетесь? — подначил пленный.
— Ты Вилохвост из Линии Шашечницы, — начала Волчник. — Тебя считают погибшим: хотел, мол, пронестись через дважды вырожденную бинарную систему, да с приливными силами напутал. По крайней мере, так утверждают космотеки.
— Тебе виднее.
— Еще бы. — Волчник обожгла меня гневным взглядом. — Вилохвост, есть один вопрос. Расскажи про Дом Солнц.
— Такого нет.
Ответ получился слишком поспешным, это почувствовали все.