Глава 29
Это был обычный обход спящих.
Небесный и Норквинко шли по одному из железнодорожных туннелей вдоль «хребта» корабля, грохоча башмаками по подвесному настилу пола. Время от времени мимо по рельсам с шумом проносилась цепочка автоматически управляющихся грузовых вагонеток. Эти составы доставляли запчасти и продовольствие небольшой группе техников, которые обитали в дальнем конце корабля, — они денно и нощно обхаживали двигатели с энтузиазмом идолопоклонников. Сейчас навстречу, мигая оранжевыми сигнальными огнями, двигался один из таких составов. Поезд почти заполнил собой туннель. Небесный и Норквинко шагнули в нишу и теперь ждали, пока вагонетки проползут мимо. При этом Небесный заметил, как его друг что-то спрятал в карман рубашки — кажется, листок бумаги, исписанный рядами чисел, часть из которых были зачеркнуты.
— Давай быстрее, — сказал Небесный. — Я хочу добраться до третьего узла раньше, чем придет следующий состав.
— Без проблем, — отозвался Норквинко. — Следующий пойдет не раньше, чем через… семнадцать минут.
Небесный поглядел на него с подозрением.
— Ты точно знаешь?
— Конечно, Небесный. Они же ходят по графику.
— Само собой. Мне просто непонятно, как ты умудряешься держать в голове все расписание.
После этого ни один из них не проронил ни слова, пока они не дошли до ближайшего узлового пункта. Здесь, вдали от главных жилых отсеков, стояла непривычная тишина, почти не нарушаемая шумом воздушных насосов и прочих систем жизнеобеспечения. Хотя мониторинговые устройства непрерывно контролировали состояние спящих, на это уходила лишь ничтожная часть энергии корабля. Системы охлаждения тоже не были слишком прожорливы: спящих намеренно разместили почти в открытом космосе. Они спали, даже не подозревая, что от абсолютного холода межзвездного вакуума их отделяет лишь несколько метров обшивки. Небесный и Норквинко были одеты в термокостюмы, при каждом выдохе из губ вырывались клубы белого пара. Небесный то и дело накидывал капюшон, чтобы согреться, а Норквинко даже ни разу не обнажил голову.
Они давно не общались. Их отношения почти прекратились после смерти Бальказара. Все время и силы Небесного уходили на то, чтобы укрепить свой авторитет среди экипажа. С поста главы службы безопасности — третьего человека на корабле — он сделал еще один шаг наверх. Теперь лишь Рамирес стоял между ним и абсолютной властью на «Сантьяго». Несомненно, определенные проблемы создавала Констанца — правда, сейчас он перевел ее на незначительную должность в службе безопасности. Ни ей, ни кому-либо другому он не позволит сорвать свои планы. Сейчас положение капитана оказывалось весьма шатким. Корабли находились в состоянии холодной войны, а на борту царила атмосфера подозрительности, доходящей до паранойи. Любое неосторожное слово могло повлечь за собой самое беспощадное наказание. Достаточно будет одного скандала — тщательно спланированного скандала, — чтобы устранить Рамиреса, в то время как убийство может вызвать ненужные подозрения. Небесный уже начал действовать в этом направлении. Скандал, который уничтожит Рамиреса, одновременно обеспечит надежное прикрытие его собственным планам.
От узла Небесный и Норквинко прошли в модуль со спящими — один из шести, расположенных в этой точке «хребта». Каждый модуль содержал по десять капсул. Добраться сюда было непросто, поэтому за один день удавалось осмотреть лишь ничтожную часть момио. Но Небесный был вторым человеком на корабле и не мог себе позволить надолго оставлять спящих без внимания.
Впрочем, эта задача с каждым годом облегчалась. То один, то другой модуль выходил из строя. После этого на оживление момио не оставалось ни малейшей надежды. Небесный вел тщательный учет мертвых, отмечая сектора, в которых системы жизнеобеспечения могли быть неисправны. Несмотря на это, случаи гибели момио распределялись по всему «хребту» почти непредсказуемо. А что еще ожидать от оборудования, которое давным-давно отработало свой срок? На момент старта Флотилии оно считалось последним словом техники, но это были опытные образцы. С Земли приходили послания с инструкциями, которые позволяли значительно усовершенствовать криогенные установки. Рядом с новыми образцами эти капсулы показались бы египетскими саркофагами. Но ни один корабль Флотилии не воспользовался этими советами. Производить модернизацию действующих капсул было слишком рискованно.
Небесный и Норквинко проползли в первый модуль и вошли в одну из десяти капсул, расположенных по окружности. Немедленно восстановилась атмосфера, затеплились огоньки приборов, ожили дисплеи — однако в камере по-прежнему царил смертельный холод.
— Небесный… Этот мертв.
— Знаю.
До сих пор Норквинко не посещал спящих. Но на этот раз Небесный решил взять его с собой.
— Я отметил его еще в прошлый раз.
Аварийные лампочки на саркофаге пульсировали, словно в безумном ужасе — увы, напрасно. Стеклянная крышка была по-прежнему герметично закрыта. Небесный наклонился поближе, чтобы убедиться в смерти спящего, — в конце концов, показаниям приборов не всегда можно доверять. Но вид мумифицированного тела не оставлял места для сомнений. Бросив взгляд на табличку с именем спящего, он сверился со списком и удовлетворенно кивнул. Ошибки не было.
Он покинул камеру, Норквинко вышел следом, открыл следующую…
Та же история. Еще один мертвый пассажир, и причина смерти та же — сбой в работе оборудования. В криогенной установке больше не было никакого смысла. Вряд ли в этом теле сохранилась хоть одна живая клетка.
— Кошмарные потери, — заметил Норквинко.
— Не знаю, — отозвался Небесный. — В определенном смысле их смерть нам на пользу. Знаешь, Норквинко, зачем я привел тебя сюда? Выслушай меня внимательно и запомни: ни одно слово, которое ты услышишь, не должно покинуть эти стены. Понял?
— А я еще думал, почему ты захотел снова со мной встретиться. Прошло несколько лет, Небесный…
— Конечно, — кивнул Небесный. — И многое изменилось. Но я не упускал тебя из виду. Я думал, где можно найти применение твоим талантам, и вижу, что ты справишься. Это касается и Гомеса, но с ним я уже переговорил.
— О чем речь, Небесный?
— Вообще-то, о двух вещах. Я начну с главного… но для начала — чисто технический вопрос. Что ты знаешь о модулях?
— Только самое основное — ни больше, ни меньше. Их девяносто шесть, они распределены по всему «хребту», в каждом находится по десять спящих.
— Правильно. И многие из эти спящих уже мертвы.
— К чему ты клонишь, Небесный?
— Это балласт. Причем не только погибшие момио, но и системы жизнеобеспечения, которые стали бесполезны. Подсчитай их общую массу. Какой процент она составит от массы корабля?
— Все равно, не понимаю.
Небесный вздохнул. Почему никто, кроме него, не способен понять такие очевидные вещи?
— Это в буквальном смысле слова мертвый груз. Сейчас, правда, он не слишком мешает. Но когда мы начнем сбрасывать скорость, она не даст нам затормозить достаточно быстро… Тебе разжевать? Мы хотим остановиться в пределах системы 61 Сигни-А. Чем больше наша масса, тем раньше нам придется начать торможение. Но если мы отсоединим модули, которые больше не нужны, мы сможем затормозить гораздо быстрее. Мы получим преимущество перед другими кораблями. Мы сможем достичь планеты на несколько месяцев раньше остальных. Значит, мы выберем лучшие посадочные площадки и начнем строить колонии.
Норквинко некоторое время размышлял.
— Непростая задача, Небесный. Существуют… хм-м… предохранительные устройства. Модули не рассчитаны на то, чтобы их отстыковывали до выхода на орбиту. До Конца Путешествия.
— Прекрасно понимаю. Поэтому я и обратился к тебе.
— А-а… теперь ясно.
— Предохранители снабжены электроникой. Значит, мы сможем вывести их из строя, это только вопрос времени. А времени у тебя предостаточно. Модули не придется отстыковывать до последнего момента перед торможением.
— А зачем ждать?
— А ты не понимаешь? Мы ведем войну, Норквинко. Необходим элемент неожиданности.
Небесный сурово посмотрел на бывшего приятеля. Если Норквинко нельзя будет доверять, его придется убить. Но нет. Эта задача должна показаться ему слишком увлекательной.
— Да, — произнес, наконец, Норквинко. — Я даже представляю, как можно вскрыть эти предохранители. Это сложно — крайне сложно, — но я справлюсь. Правда, на это действительно нужен не один год. Возможно, лет десять. Чтобы никто ни о чем не догадался, придется делать это под видом полугодовых генеральных проверок системы… единственная возможность покопаться в этой святая святых, не говоря уже о том, чтобы получить доступ…
Он уже загорелся и просчитывал варианты. Расчет оправдался.
— …Но я не вхожу в команду, которая проводит проверки.
— Почему? Разве ты недостаточно умен?
— Говорят, я не уживаюсь в коллективе. Если бы они меня послушали, проверки занимали бы вдвое меньше времени.
— Действительно, почему бы и нет, — отозвался Небесный. — Проблема всех гениев, Норквинко. Их редко ценят.
Норквинко кивнул и расплылся в улыбке. Наивный! Он вообразил, что их отношения наконец перешли ту зыбкую границу, которая отделяет взаимовыгодное сотрудничество от искренней дружбы.
— Нет пророка в своем отечестве — кажется, так? Ты прав, Небесный.
— Знаю, — согласился Небесный. — Я всегда прав.
Он откинул плоскую крышку своего портативного компьютера и принялся просматривать данные, пока не нашел обобщенную схему расположения спящих. Она напоминала ненормально симметричный неоновый кактус со множеством веточек, увешанный красными и черными значками. Красные обозначали положение живых момио, черные — мертвых. Вот уже несколько лет Небесный отделял одних от других, чтобы собрать всех покойников в нескольких модулях. Это была сложная и кропотливая работа. Перемещать живых приходилось не размораживая. Саркофаги отцеплялись от модуля и следовали с вагонетками из одного конца «хребта» в другой, при этом криогенные системы запитывались от резервных аккумуляторов. Иногда они отказывали, и пассажир отправлялся в другой отсек.
Но все это — только часть его замысла. Придет время, и с помощью Норквинко он доведет его до конца.
Кстати, с Норквинко надо еще кое-что обсудить.
— Ты хотел еще что-то спросить, Небесный.
— Да. Помнишь, мы были мальчишками, Норквинко? Еще до смерти моего отца? Ты рассказывал нам с Гомесом одну очень интересную историю. О шестом корабле. Правда, ты называл его иначе.
Норквинко недоверчиво покосился на Небесного, словно обнаружил в его словах подвох.
— Ты имеешь в виду… м-м-м… «Калеуче»?
— Вот именно, — кивнул Небесный. — Кстати, напомни мне эту историю.
Норквинко повторил рассказ, который когда-то слышал Небесный, но добавил некоторые детали. Похоже, он не потерял интерес к этой легенде. Но под конец, поведав Небесному о дельфине, пилотирующем корабль-призрак, он сказал, что никакого шестого корабля не существует. «Калеуче» — это просто сказка, которая передается из уст в уста.
— Нет. Я тоже так думал, но знаю, что он существует. По крайней мере, существовал до последнего времени.
Небесный пристально смотрел на Норквинко, изучая впечатление, которое произвела эта фраза.
— Мне рассказал об этом отец. Люди из службы безопасности всегда знали о его существовании. А сейчас узнали кое-что новое. «Калеуче» следует за нами на расстоянии половины световой секунды. По размерам и форме он напоминает «Сантьяго». Это корабль Флотилии, Норквинко.
— Почему ты говоришь об этом только сейчас, Небесный?
— Потому что до сих пор у меня не было возможности изменить ситуацию. Но теперь… она у меня есть. Я хочу отправиться туда, Норквинко. Мы устроим маленькую экспедицию. Но она должна быть абсолютно секретной. Стратегическая ценность этого корабля немыслима. На нем должны быть запасы пищи. Запчасти. Машины. Лекарства. Все, без чего мы вынуждены обходиться десятки лет. Более того, на нем есть антивещество и, возможно, двигатели еще не вышли из строя. Вот для чего мне нужен Гомес. И ты. Не думаю, что на корабле кто-то выжил, но мы должны попасть на борт, запустить все системы. Но прежде всего — предохранители.
Норквинко завороженно посмотрел на него.
— Я с этим справлюсь, Небесный.
— Хорошо. Я знал, что ты меня не подведешь.
Он сказал Норквинко, что экспедиция на корабль-призрак состоится, как только он сможет подготовить шаттл, — так, чтобы никто не догадался о его истинных намерениях. Для этого придется все тщательно продумать. Они будут отсутствовать несколько дней, и никто не должен будет этого заметить. Но игра стоит свеч. Корабль следует за ними — заманчивая цель. Он словно приглашает их поживиться сокровищами на его борту. И только Небесный знает, что он существует.
— Ты сам знаешь, — пробормотал рядом голос Клоуна, — это преступление — упустить такую возможность.
Когда Небесный оставил меня в покое — как обычно, в реальности прошла лишь пара секунд, — я полез в карман за пистолетом. Это было чисто символическое действие — нечто вроде утверждения своей мужественности. Я пожал плечами. Следующий поступок был более рациональным — я направился к освещенному входу, чтобы покинуть площадку, где меня высадили из фуникулера.
Оказавшись внутри, я увидел зал, похожий на площадь. Теперь лучше держаться непринужденно. Я просто заглянул сюда от нечего делать. Возможно, эта напускная небрежность могла добавить мне уверенности.
Как и в Эшер-Хайтс, здесь было людно, хотя время давно перевалило за полночь. Архитектура представляла собой нечто невообразимое. В общих чертах она напоминала здания Кэнопи, где меня высадил Уэверли, или жилище Зебры. Та же невозможная топология чудовищно изогнутых линий, те же трубки-катетеры, тестообразные потолки и стены. Но здесь все это выходило за пределы разумного.
Я бродил по залу целый час, разглядывал лица прохожих, время от времени присаживался у водоемов с вездесущими рыбками кой — просто для того, чтобы лишний раз прокрутить в голове последние события. Может быть, одна из частей головоломки вдруг встанет на место, и я пойму, что происходит, и какое место я в этом занимаю. Но головоломка не складывалась. Вероятно, в ней не хватало каких-то частей. Так или иначе, но некая таинственная и досадная асимметрия лишала картину достоверности. Возможно, кто-то более сообразительный смог бы разгадать эту загадку, но я слишком устал, чтобы заниматься поиском хитроумных ловушек. Я видел лишь последовательность событий. Я отправился сюда, чтобы убить человека. Вопреки всем законам вероятности, я очутился в нескольких метрах от него, даже не успев начать поиски. Казалось бы, я должен прийти в восторг. Но использовать этот шанс не удалось. И я не мог избавиться от омерзительного ощущения, что меня одурачили. Получить в первой сдаче покера четыре туза…
Удача, с которой начинается крупное невезение.
Сунув руку в карман, я нащупал пачку оставшихся денег. За этот вечер я поиздержался — одежда и консультация Миксмастера обошлись недешево, — но нельзя сказать, что карманы Вадимова сюртука опустели. Я направился обратно на площадку, где меня высадила Шантерель. Что делать дальше, я не представлял и чувствовал лишь сильнейшее желание еще раз поговорить с Зеброй.
Уже собираясь покинуть площадь, я увидел, как из мрака ночи появляется рой ярко разряженных прохожих, сопровождаемых домашними любимцами, роботами-слугами и «левитирующими» камерами — ни дать ни взять процессия средневековых святых в окружении херувимов и серафимов. Мимо меня прошествовала пара бронзовых паланкинов размером не больше детского гробика, украшенных в стиле барокко. За ними двигалась модель построже — серый шкаф с острыми кромками и крошечным зарешеченным оконцем спереди. Манипуляторов у него не было. До меня доносился натужный шум каких-то механизмов, а за паланкином тянулся хвост жирных выхлопов.
У меня созрел план — правда, не слишком надежный. Я затесываюсь в толпу и пытаюсь выяснить у прохожих, не знает ли кто-нибудь Зебру. А затем придумаю, как добраться до нее, — даже если придется уговорить одного из них подвезти меня на фуникулере.
В этот момент шествие остановилось, и я увидел, как человек с головой-полумесяцем извлек из кармана шкатулку с флаконами Горючего Грез. Его движения были почти трепетными. Казалось, он хочет скрыть ящичек от посторонних глаз и одновременно показать его остальным участникам процессии.
Я шагнул в тень и с удовольствием отметил, что на меня пока никто не обращает внимания.
Другие члены группы столпились вокруг него. Я заметил тусклый блеск свадебных пистолетов и других устройств подобного назначения, украшенных не менее вычурно. Мужчины и женщины оттягивали воротники, готовые вонзить себе под кожу сталь. Два «детских» паланкина присоединились к остальным, но серый паланкин начал огибать толпу. Я заметил косые взгляды некоторых участников шествия, ожидавших своей порции Горючего.
Человек в сером паланкине не был одним из них.
Я убедился в этом, когда он остановился, передняя дверца со скрипом распахнулась, выпустив из петель струйки пара, и наружу неуклюже вывалился пассажир. Кто-то вскрикнул, указывая на него, и в тот же миг вся толпа отпрянула — в том числе и миниатюрные паланкины, — а кто-то бросился прочь.
С ним происходило нечто ужасное.
Глядя на него с одной стороны, можно было обмануться. Его нагое тело казалось столь же вызывающе красивым и юным, как у любого участника процессии. Но с другой стороны кожу покрывала блестящая короста, из которой, пронзая плоть, тянулись бесчисленные тускло-серебристые волокна. Они достигали около фута длиной и окутывали тело серой вуалью. Волоча ноги, человек побрел вперед.
Каждый шаг сопровождался нежным шелестящим звоном колышущихся волокон, словно они были изо льда.
Человек попытался заговорить, но из перекошенного рта вырвался лишь мучительный стон.
— Сожгите его! — крикнул кто-то в толпе. — Ради всего святого, сожгите!
— Бригада уже на подходе, — отозвался другой голос.
Человек с головой-полумесяцем осторожно приблизился к бедняге и покачал у него перед лицом полупустым флаконом.
— Ведь ты этого хочешь?
Зачумленный что-то пробормотал. Судя по всему, он рискнул оставить у себя имплантаты, но недостаточно позаботился о своей безопасности. Возможно, он выбрал дешевый паланкин, который оказался негерметичным — в отличие от более дорогих моделей. А может быть, он приобрел его уже будучи зараженным, потому что надеялся остановить течение болезни, оградив себя от дальнейшего контакта с окружающей средой.
— Вот. Бери быстрее и оставь нас в покое. Бригада скоро будет здесь.
Человек с головой-полумесяцем бросил ему флакон. Зачумленный метнулся вперед, чтобы поймать его здоровой рукой, но не успел. Флакон разбился, и остатки Горючего растеклись по тротуару.
Продолжая движение, человек упал, почти ткнувшись лицом в алую лужицу. Часть волокон сломалась, образовав облачко серой пыли, и человек застонал — то ли от удовольствия, то ли от боли. Зачерпнув скрюченными пальцами здоровой руки несколько капель Горючего, он поднес его ко рту. Остальные смотрели на него через объективы, замерев от ужаса и любопытства. Зрелище привлекло несколько посторонних. Они тоже смотрели на конвульсии и стоны зачумленного, словно на экзотическое театральное действо.
— Это особый случай, — произнес кто-то. — Я никогда не видел подобного рода асимметрии. Как ты думаешь, мы не слишком близко стоим?
— Ты это непременно узнаешь.
Человек все еще корчился на земле, когда с площади прибыла упомянутая бригада. Сомневаюсь, что им пришлось проделать долгий путь. Группа техников, закованных в скафандры, толкала перед собой громоздкую машину, похожую на гигантский паланкин с распахнутой дверцей, украшенную выпуклым значком «биологическая опасность». Не обращая на них внимания, зачумленный продолжал собирать капли драгоценного эликсира — даже в тот миг, когда машина, гудя, накрыла его и захлопнула дверцу. Техники двигались с быстротой и точностью отлаженных механизмов, общаясь между собой скупыми жестами рук и шепотом, создающим странный контраст со стуком и гулом машины. Толпа молча наблюдала за ними. Я заметил, что флакончики с Горючим Грез, пистолеты и шприцы исчезли, словно их и не было.
Когда техники откатили «паланкин», на тротуаре не было ничего. Один из них деловито подметал площадку чем-то похожим на помесь швабры с миноискателем. Взмахнув прибором еще несколько раз, он поднял вверх большой палец, и бригада, обступив несмолкающую машину, направилась обратно в здание.
Участники шествия какое-то время оставались на месте. Однако это происшествие явно заставило их изменить планы на вечер. Один за другим они садились в свои фуникулеры, лишая меня шанса втереться к кому-нибудь в доверие.
И тут я кое-что заметил — на тротуаре, возле того места, где стоял человек с головой-полумесяцем. Вначале я принял этот предмет за флакон с Горючим Грез. Но, незаметно приблизившись, — пока мою находку не обнаружил кто-нибудь еще — понял, что это эксперименталия. Очевидно, человек-полумесяц потерял ее, доставая свою шкатулку.
Опустившись на колени, я поднял эксперименталию. Это была тонкая черная палочка с маркировкой в виде крошечной серебряной личинки на конце.
Такие же я обнаружил у Вадима вместе с запасом Горючего Грез.
— Таннер Мирабель?
В голосе звучал лишь намек на любопытство.
Я обернулся. Человек, который произнес эти слова, был невысок ростом и одет в темное пальто, по минимуму — необходимому минимуму — отдающее дань уважения моде Кэнопи. Мрачное невыразительное лицо могло принадлежать гробовщику, который узнал скверную новость. Но его поза говорила о готовности к бою, а на шее играли мускулы.
Кем бы он ни был, с ним не стоит шутить.
— Я специалист службы безопасности, — продолжал он тихо, еле шевеля губами — он знал, что мое внимание приковано к нему. — Я вооружен нейротоксическим оружием, которое убьет вас в течение трех секунд, совершенно бесшумно и незаметно для окружающих. Вы не успеете даже моргнуть.
— Спасибо за предупреждение, — перебил я.
— Вы признаете, что я профессионал, — продолжал он, кивком подчеркивая собственные слова. — Меня, как и вас, учили убивать наиболее эффективным способом. Надеюсь, теперь, когда у нас обнаружились общие интересы, мы сможем спокойно обсудить ситуацию.
— Я не знаю, кто вы и чего хотите.
— Вам ни к чему знать, кто я. Даже если я представлюсь, мне придется солгать. Так какой в этом смысл?
— Справедливо.
— Вот и прекрасно. В таком случае зовите меня Пранский. Что касается остального, то все просто: я здесь для того, чтобы проводить вас к одному человеку, который желает вас видеть.
— А если я этого не желаю?
— Как вам будет угодно, — он продолжал спокойно и тихо, тоном послушника, читающего требник. — Но тогда вам придется смириться с дозой тетрадоксина, способной убить двадцать человек. Разумеется, я не исключаю, что биохимия ваших мембран несколько иная, чем у обычного человека — или высокоорганизованного позвоночного, — он улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. — Но боюсь, убедиться в этом вы сможете только на личном опыте.
— Пожалуй, я не стану рисковать.
— Разумное решение.
Пранский коротко махнул ладонью в сторону овального водоема с рыбками кой, который был фокусной точкой данного крыла здания, указывая мне направление.
— Не слишком задавайтесь, — заметил я, удерживая позицию. — Вам не мешает узнать, что я тоже вооружен.
— Я знаю. Если хотите, могу даже сообщить вам характеристики вашего пистолета. А заодно — вероятность, с которой я погибну от ледяной пули прежде, чем вколю вам токсин. Боюсь, правда, что эта информация вас не обрадует. Замечу также, что в данную минуту ваш пистолет находится у вас правом кармане, чего нельзя сказать о вашей руке. Следовательно, ваши возможности несколько ограничены. Продолжим?
Я шагнул вперед.
— Вы работаете на Рейвича?
Впервые на его лице появилось нечто, указывающее на отсутствие полного контроля над ситуацией.
— Никогда о нем не слышал, — раздраженно ответил он.
Я позволил себе улыбнуться. Маленькая, но победа. Конечно, это может быть ложью, но я уверен, что Пранский мог бы солгать правдоподобнее. Похоже, я застал его врасплох.
На площади меня ожидал просторный серебристый паланкин. Убедившись, что никто из прохожих не смотрит в нашу сторону, Пранский распахнул дверцу паланкина. Внутри было сиденье, обитое красным плюшем.
— Думаю, вы не догадывались, что я предложу вам такое, — произнес Пранский.
Я вошел внутрь и сел. После того, как дверца захлопнулась, я поэкспериментировал с кнопками на пульте управления, вделанном в стенку, но ничего не добился. Затем в зловещей тишине паланкин тронулся с места. Поглядев в маленькое зеленое оконце, я увидел, как мимо проплывает площадь. Впереди шагал Пранский.
Потом меня начало клонить в сон.
Зебра смотрела на меня долгим оценивающим взглядом, который достался мне явно по ошибке: скорее, он мог предназначаться винтовке, которую она собиралась купить. Описать выражение ее лица одним словом было невозможно. Все мои ожидания сводились, по большому счету, к двум вариантам: или радости — по крайней мере, внешней — или крайней досаде по случаю моего возвращения.
Но она выглядела… раздраженной… обеспокоенной…
— Могу я спросить, черт побери, что это значит? — осведомился я.
Зебра медленно покачала головой.
— И у тебя хватает наглости спрашивать меня об этом после того, что ты сделал?
Она стояла передо мной — ноги на ширине плеч.
— Но теперь, кажется, мы квиты, — отозвался я.
— Где ты его нашел и чем он занимался? — спросила она Пранского.
— Просто шатался на площади, привлекая к себе внимание.
— Я хотел с тобой увидеться.
Пранский указал на одно из подчеркнуто утилитарных кресел, которые служили единственным предметом меблировки в этой комнате.
— Присаживайтесь, Мирабель. Спешить вам некуда.
— Говоришь, хотел со мной увидеться? — спросила Зебра. — Я потрясена. То-то ты так засиделся у меня в прошлый раз.
Я поглядел на Пранского. Какую роль он во всем этом играет? И что ему известно?
— Я оставил тебе записку, — жалобно проговорил я. — А потом позвонил, чтобы извиниться.
— И совершенно случайно решил, что мне известно, где будет проходить Игра.
Я пожал плечами, оценивая общий уровень дискомфорта — кресло оказалось довольно жестким.
— А у кого еще мне было узнать?
— Ты дерьмо, Мирабель. Сама не знаю, зачем я это делаю, но ты этого абсолютно не заслуживаешь.
Она все еще была прежней Зеброй — если не сосредотачиваться на мелочах. Но она сделала раскраску кожи менее контрастной, и теперь полосы казались не более чем серебристыми волнами, которые лишь подчеркивали лепку лица и совершенно исчезали при определенном освещении. Черные волосы стали пепельными, жесткий гребень трансформировался в изящную короткую стрижку с густой челкой, прикрывающей лоб. Ее наряд был неброским — плащ из темной материи, почти такой же, как и мой сюртук, полы касались щиколоток, обтянутых сапогами на шпильках, и стекали на пол. На нем не хватало лишь парчовых «заплат».
— Я никогда говорил, что чего-то заслуживаю, — возразил я. — Разве что определенных объяснений. Например, как получилось, что мы не встретились чуть раньше. Правда, тогда между нами была та здоровенная рыбина по имени Мафусаил…
— Я стояла у тебя за спиной, — ответила Зебра. — Ты увидел не меня, а мое отражение. Я не виновата, что ты не обернулся.
— Ты могла бы меня окликнуть.
— Ты был более чем красноречив, Таннер.
— Хорошо. Тогда начнем с самого начала? — я вопросительно посмотрел на Пранского. — Предлагаю сделать следующее. Я поделюсь с вами своими соображениями, а потом вместе решим, что делать дальше.
— На мой взгляд, исключительно разумное предложение, — ответил специалист службы безопасности.
Я глубоко вздохнул. Дело зашло слишком далеко. Но другого выхода не было.
— Вы работаете на Рейвича, — сказал я. — Оба.
Пранский взглянул на Зебру.
— Он уже упоминал это имя. Но мне оно ни о чем не говорит.
— Все в порядке, — отозвалась Зебра. — Я знаю, о ком идет речь.
Я кивнул. Меня охватило странное чувство — смесь облегчения и безразличия. Не могу сказать, что обрадовался, узнав, что Зебра работает на человека, которого я обязан убить, — особенно теперь, когда она держала меня под прицелом. Скорее, это было удовлетворение проигравшего, которому, тем не менее, удалось разгадать некую важную тайну.
— Полагаю, Рейвич связался с тобой, как только очутился здесь, — сказал я. — Ты, случайно, не наемный специалист по безопасности, вроде Пранского? Это было бы вполне логично. Ты знаешь, как обращаться с оружием. Ты на два хода опередила команду Уэверли, когда они охотились на меня. Вся эта история про саботажников — просто сказка. Насколько мне известно, ты «саботируешь» Игру каждый вечер и даже числишься среди лучших охотников. Ну, как тебе начало?
— Просто восхитительно, — кивнула Зебра. — Продолжай, пожалуйста.
— Рейвич поручил тебе найти меня. Он заподозрил, что кто-то с Окраины Неба гонится за ним, поэтому тебе оставалось лишь приложить ухо к земле и повнимательнее прислушаться. Еще один участник операции — композитор, который выследил меня, как только я покинул хоспис Нищенствующих.
— Композитор? — переспросил Пранский. — Сначала Рейвич, теперь какой-то композитор… Эти люди действительно существуют?
— Заткнись, — резко бросила Зебра. — Пусть рассказывает.
— Маэстро оказался на высоте. Правда, я не уверен, что рассказал ему много интересного, а главное — то, что нужно. Возможно, он поверил, что я — просто невинный иммигрант.
Я посмотрел на Зебру, ожидая от нее подтверждения своей догадки, но она промолчала.
— Скорее всего, он сообщил Рейвичу лишь о том, что не снимает с меня подозрения. Поэтому к слежке подключили тебя. С помощью твоих агентов из числа игроков или «саботажников», как ты их называешь — не важно. Ты узнала от Уэверли, что меня выбрали на роль жертвы.
— Что он говорит? — спросил Пранский.
— К сожалению, правду, — ответила Зебра, угостив испепеляющим взглядом специалиста по безопасности. Как я понял, он был ее подчиненным, дублером и мальчиком для битья в одном лице. — По крайней мере относительно охоты. Таннера занесло в трущобы Малча, и там он попал в плен. Само собой, он храбро сражался, но силы были неравны. Его бы убили, но я вовремя подоспела.
— Ей пришлось меня спасти, — перебил я. — И не надо называть это актом милосердия. Зебре всего лишь была нужна информация. Допустим, меня убили. Каким образом Рейвич определит, был ли я убийцей, который за ним охотился? Он бы оказался в весьма щекотливом положении, причем, очевидно, до конца жизни. Постоянно пребывать в ожидании убийцы — настоящего убийцы. Не спать ночами… Ведь так оно и есть, Зебра?
— Возможно. Если судить по твоим фантазиям.
— Тогда зачем ты меня спасла? Разве не для того, чтобы сохранить мне жизнь и выяснить, тот ли я, кто вам нужен?
— Я уже говорила тебе, зачем. Потому что ненавижу Игру. Потому что хотела, чтобы ты уцелел, — она покачала головой почти смущенно. — Извини, Таннер, но при всем желании я не могу согласиться с твоими параноидальными измышлениями. Я не притворялась и действовала по известным тебе причинам. И буду очень благодарна, если ты не будешь распространяться о «сабах», даже в обществе Пранского.
— Но разве ты не сказала мне — и ему тоже, — что знаешь Рейвича?
— Да, теперь знаю. Но тогда не знала. Может быть, продолжим? Тебе не помешает выслушать мою точку зрения.
— Я весь внимание.
Зебра вздохнула, с любопытством окинула взглядом необъятный тестообразный потолок и снова поглядела на меня. Кажется, сейчас я услышу нечто неожиданное.
— Я спасла тебя от шайки Уэверли, — проговорила она. — Не обманывай себя, Таннер. Не думай, что сумел бы уйти от них живым. У тебя большой опыт — это очевидно, — но не настолько.
— Думаю, ты не слишком хорошо меня знаешь.
— Невелика потеря. Мне продолжать?
— Конечно.
— Ты украл у меня вещи. Не только одежду и деньги, но и оружие, с которым ты вряд ли умеешь обращаться. Про фуникулер я не говорю. Ты мог оставаться у меня до тех пор, пока имплантат не отключится сам собой. Но ты почему-то решил, что одному тебе будет безопаснее.
— Но я до сих пор жив. Разве не так?
— Так, — неохотно согласилась она. — Но Уэверли погиб, а он был одним из немногих наших союзников среди организаторов Игры. Я знаю, что его убил ты, Таннер. Ты оставил такой горячий след, словно рассыпал за собой плутоний.
Она расхаживала по комнате, и кинжально-острые каблучки ее сапог щелкали по полу мерно, как метроном.
— В общем, тебе не повезло.
— Скорее не повезло Уэверли. Этот садист в моем черном списке не значился.
— Почему ты не подождал?
— У меня было срочное дело.
— Ты о Рейвиче? Наверное, ты умираешь от любопытства: как я с ним познакомилась и откуда мне известно, что он для тебя значит.
— Кажется, ты уже начала об этом рассказывать.
— Разбив мою машину, ты очутился на вокзале Гранд-Сентрал. И позвонил мне…
— Продолжай.
— Мне тоже стало любопытно, Таннер. Я узнала, что Уэверли мертв, и была в недоумении. Это ты должен был стать мертвецом — даже с украденным у меня оружием. Поэтому я задумалась: кто он такой — человек, которому я предоставила убежище? — Зебра щелкнула каблуками и остановилась. — Я решила это выяснить. Все оказалось довольно просто. Тебя подозрительно заинтересовало место, где этой ночью планировалась Игра. Поэтому я дала тебе эту информацию. Я знала, что ты придешь туда.
Я мысленно вернулся к событиям вчерашнего вечера. Казалось, с тех пор прошла не одна сотня часов.
— Ты была там, когда я поймал Шантерель?
— Да. Я этого не ожидала.
— А Рейвич? Как он со всем этим связан?
— Через нашу общую знакомую по имени Доминика.
Должно быть, у меня вытянулась физиономия, потому что Зебра улыбнулась.
— Ты ходила к Доминике?
— Прогулка оказалась весьма плодотворной. Отправив Пранского за тобой в Эшер-Хайтс, я прогулялась на рынок и потолковала с этой леди. Я знала, что тебе удалили имплантат. А поскольку ты уже побывал на рынке, Доминика должна была знать, кто тебя прооперировал — если только не сделала это собственными руками. Впрочем, так оно и оказалось, что существенно упростило ситуацию.
— Интересно, есть ли в Городе Бездны хоть один человек, которого она не обманула?
— Возможно. Правда, это очень смелое предположение. Доминика — чистейшее воплощение основной парадигмы нашего города: что за соответствующую цену можно купить что угодно и кого угодно.
— Что она тебе рассказала?
— Только то, что ты очень любопытная личность, Таннер, и что тебя весьма интересует местонахождение некоего господина по имени Арджент Рейвич. Человека, который поселился в Эшер-Хайтс несколько дней назад. Пранский обнаружил, что ты направился именно в этот район Кэнопи. Забавное совпадение, правда?
Специалист службы безопасности воспринял этот вопрос как приглашение к разговору.
— Я следил за вами почти всю ночь, Таннер. Кажется, вы неплохо поладили с Шантерель Саммартини? Подумать только — вы повсюду гуляли вместе, как старые друзья, — он покачал головой, словно на его глазах был нарушен один из основных физических законов вселенной. — Я видел вас даже на гонках паланкинов.
— Весьма романтичное и утомительное зрелище, — томно вставила Зебра.
— Потом я позвонил Тарин и договорился с ней о встрече, — продолжал он. — Мы продолжали следить за вами — разумеется, скрытно. Вы посетили бутик и вышли оттуда новым человеком — скажем так, слегка обновленным. Затем вы отправились к Миксмастеру. Этот тип оказался крепким орешком. Он так и не сказал мне о цели вашего посещения, и меня до сих пор мучает любопытство.
— Обычный медосмотр, — сказал я.
— Возможно, — переплетя свои тонкие изящные пальцы, Пранский пощелкал суставами. — Возможно, это даже неважно. Но я не понимаю, как этот визит связан с тем, что случилось дальше.
Я попытался изобразить заинтересованность.
— Что именно?
— С тем, что ты едва не убил человека, — вмешалась Зебра, резким жестом своего помощника заставляя замолчать. — Я видела тебя, Таннер. Я хотела подойти к тебе и спросить, что ты здесь делаешь, как вдруг ты достал из кармана пистолет. В этот момент я не видела твоего лица, но следила за тобой достаточно долго, чтобы узнать тебя. Потом ты зашагал вперед с пистолетом в руке — мягко, спокойно, как настоящий профессионал…
Она помолчала.
— И вдруг убрал пистолет. За все это время никто не обратил на тебя внимания. Я увидела, как ты огляделся, — очевидно, человек, которого ты искал, исчез. Это был Рейвич, верно?
— Скажи мне сама, раз тебе все известно.
— Думаю, ты прибыл сюда, чтобы убить его, — сказала Зебра. — Зачем — понятия не имею. Рейвичи — старые обитатели Кэнопи, но врагов они нажили куда меньше, чем иные семьи… В общем, все становится понятным. И твое отчаянное желание попасть в Кэнопи, из-за которого тебя поймали охотники. И нежелание остаться у меня, хотя там ты был бы в безопасности. Ты боялся упустить Рейвича. Скажи, что я не права, Таннер.
— А какой мне смысл спорить?
— Думаю, никакого. Можешь попробовать, если хочешь.
Она была права.
И я рассказал ей все — точно так же, как рассказал Шантерель. Нет, не совсем. Я не мог быть столь откровенным. Возможно, дело было в Пранском, который стоял рядом, впитывая каждое слово. Возможно — в ощущении того, что они оба знают обо мне больше, чем говорят, и не услышат почти ничего нового. Я рассказал, что Рейвич прибыл с той же планеты, что и я, и что не считаю его прожженным негодяем. Причиной преступления, которое он совершил, была или глупость, или слабость. Но это не означает, что он не должен понести наказание — столь же суровое, как если бы его угораздило родиться головорезом и психопатом.
Наконец Зебра и Пранский вытряхнули из меня все, что я знал, — все подробности моей истории, словно были уверены, что в ней кроется какой-то подвох, и хотели во что бы то ни стало его обнаружить. Теперь оставался один вопрос — на этот раз у меня.
— Зачем ты привезла меня сюда, Зебра?
— А почему это тебя интересует? — осведомилась она, подбоченясь, — так, что острые локти показались из-под черной мантии плаща.
— Просто из любопытства.
— Тебе угрожает опасность, Таннер. Я делаю тебе одолжение.
— Мне что-то угрожает с тех пор, как я сюда прибыл. Меня этим не удивишь.
— Речь идет о реальной опасности, — вмешался Пранский. — Вы по уши в дерьме, Мирабель. Потому что привлекли к себе слишком большое внимание.
— Он прав, — сказала Зебра. — Тебя подставила Доминика. Думаю, она успела всполошить полгорода. Я почти уверена: Рейвич уже знает, что ты здесь. Равно как и то, что сегодня ты его чуть не убил.
— А вот это вряд ли, — сказал я. — Если его успели предупредить о моем присутствии, какого черта он подставился? Будь я чуть расторопнее, и у него в голове была бы дырка.
— Возможно, это случайность, — заметил Пранский.
— В таком большом городе? — Зебра наградила его презрительным взглядом. — Нет, Таннер прав. Эта встреча случилась потому, что так хотел Рейвич. И это еще не все. Взгляни на меня, Таннер. Не замечаешь ничего необычного?
— Ты немного изменилась.
— Вот именно. И это не слишком сложно, поверь мне. Рейвич мог сделать то же самое. Ничего серьезного — какая-нибудь мелочь, из-за которой его будет не узнать при беглом взгляде, особенно в толпе. Максимум несколько часов под ножом. С этим справится даже полуграмотный мясник.
— Бред какой-то, — пробормотал я. — Получается, он меня просто подразнил. Словно ему хотелось, чтобы я выстрелил.
— Вероятно, так оно и было, — сказала Зебра.
В следующую минуту мне показалось, что я никогда уже не выйду из этой комнаты, что Пранский и Зебра привели меня сюда, чтобы убить. Пранский, несомненно, профессиональный убийца, да и Зебре смерть знакома не понаслышке, сколько бы она не говорила, что ненавидит охоту на людей.
Однако они не убили меня.
Мы с Зеброй сели в фуникулер и поехали к ней домой, а Пранский отправился по своим делам.
— Кто он такой? — полюбопытствовал я, когда мы остались наедине. — Платная группа поддержки?
— Частный сыщик, — Зебра сбросила плащ, и он растекся у нее под ногами черной лужицей. — Сейчас это очень модно. В Кэнопи идет постоянная борьба. Кровавые тихие войны — иногда между семьями, иногда внутри семей.
— Ты решила, что он сможет меня выследить?
— И кажется, не ошиблась.
— И все же я не понимаю, Зебра.
Я снова посмотрел туда, где зияла пасть бездны, похожая на жерло вулкана. Зачумленный город теснился по ее кромке, словно готовый обрушиться вниз. На горизонте проступали краски рассвета.
— Разве что ты хочешь использовать меня в каком-то ином качестве — но тогда, боюсь, ты обратилась не по адресу. Возможно, ты замешана в каких-то играх, которые ведет верхушка Кэнопи, но меня они не интересуют. У меня здесь одна цель.
— Убить невинного человека.
— Что поделать, мир жесток. Ты не возражаешь, если я присяду?
Прежде чем она ответила, я опустился в кресло, которое с суетливостью подобострастного лакея подставило мне свое сиденье.
— Я солдат по своей натуре. В мою задачу не входит подвергать сомнению подобные аспекты. Если я начну сомневаться, то провалю задание.
Зебра, словно состоящая из углов и острых кромок, уютно свернулась в роскошном кресле напротив меня, подтянув колени к подбородку.
— Кто-то охотится за тобой, Таннер. Вот почему мне пришлось тебя найти. Тебе нельзя оставаться в Городе — это опасно. Ты должен бежать отсюда.
— Что и следовало ожидать. Рейвич постарается завербовать всех, кого только сможет.
— Ты имеешь в виду местных жителей?
Странный вопрос.
— А как иначе? Зачем ему нанимать людей, которые не знают Город?
— Но за тобой охотятся не местные, Таннер.
Я потянулся в кресле, отдавая приказ его скрытой мускулатуре, и внутри сиденья побежали приятные массирующие волны.
— Что тебе известно?
— Не слишком много. Доминика сказала, что тебя ищут двое. Мужчина и женщина. Они вели себя так, словно оказались здесь впервые. Как будто прибыли с другой планеты. И очень хотели тебя найти.
— Мужчина уже нашел меня, — похоже, речь идет о Квирренбахе. — Он представился иммигрантом и увязался за мной еще на орбите. Я оставил его у Доминики. Похоже, он вернулся с подкреплением.
Странно, почему не с Вадимом. Но принять Вадима за женщину довольно сложно.
— Он опасен?
— Как любой, кто готов обманывать ради денег.
Зебра дала команду одному из подвесных роботов-служителей. Вскоре перед нами появился поднос, уставленный сосудами всех цветов и размеров. Зебра наполнила мой кубок. Вместе с выпитым вином во рту исчезал привкус Города, а течение мыслей становилось спокойным.
— Я очень устал, — сказал я. — Вчера ты предложила мне убежище, Зебра. Могу я воспользоваться твоим предложением? Хотя бы до утра.
Она поглядела на меня поверх матовой кромки бокала. День уже наступил, но она поняла меня правильно.
— Хочешь сказать, после всего, что ты натворил, я соглашусь?
— Я оптимист, — пояснил я, придавая своему голосу надлежащую интонацию полного безразличия.
Затем я снова пригубил вино и только сейчас понял, насколько устал.
