Глава 26

Я смотрел, как в двух-трех кварталах от меня опускается фуникулер — черный и блестящий как уголь. Вот его пять телескопических рычагов втянулись под крышу… Потом боковая дверца распахнулась, и из кабины выскочили четверо. По сравнению с винтовками, которые они несли на руках, точно младенцев, мой пистолет выглядел жалким недоразумением. Зебра сообщила мне, что сегодня ночью состоится охота. В этом не было ничего необычного — скорее правило, чем исключение. Но я смог вытянуть из нее — после настойчивых уговоров — еще кое-что: место, где ребята собрались повеселиться. На карту было поставлено многое. Зебра сорвала попытку убить меня, испортив привычное ночное приключение зрителям, которые присутствуют на каждой охоте и платят за это немалые деньги.

— Я скажу тебе, — сказала она, наконец, — но с условием. Ты воспользуешься этой информацией только для того, чтобы держаться от этого места подальше. Ты хорошо меня понял? Один раз я спасла тебя, Таннер Мирабель, а ты обманул мое доверие. Это обидно. И едва ли вызывает желание помогать тебе дальше.

— Ты знаешь, как я поступлю, Зебра.

— Пожалуй, знаю. По крайней мере, на этот раз ты не врешь. Ведь ты держишь слово?

— Я не совсем тот, за кого ты меня принимаешь, Зебра.

Пожалуй, стоило сказать ей это, если она еще не догадалась сама.

Зебра сообщила, какой квартал выбран для охоты. По ее словам, добычу уже нашли и снабдили имплантатом. Иногда охотники делали несколько рейдов за ночь, позволяя остальным жертвам спать до тех пор, пока не освобождалось очередное «вакантное место».

— Кому-нибудь удавалось спастись, Зебра?

— Тебе, Таннер.

— Нет, я имею в виду — самостоятельно, без помощи «саботажников». Такое случается?

— Иногда случается, — ответила она. — Возможно, даже чаще, чем ты думаешь. Но не потому, что добыче удается перехитрить охотников. Просто так решают организаторы. Иначе игра стала бы слишком скучной, верно?

— Скучной?

— Она была бы лишена элемента риска. Кэнопи побеждал бы всегда.

— Это было бы нечестно, — согласился я.

Теперь я следил, как они крадутся под дождем, держа оружие наготове и торопливо заглядывая в каждую щель и закоулок. Скорее всего, их добычу незаметно высадили где-то неподалеку несколько минут назад. Возможно, этот человек еще не совсем проснулся, как тот парень в камере с белыми стенами, — медленно приходит в себя, чтобы обнаружить, что оказался один на один с чем-то ужасным.

Отряд состоял из двух женщин и двух мужчин. Когда они приблизились, я разглядел на их лицах маски, похожие на карнавальные, но очень практичные. На женщинах были маски кошек, в хищных миндалевидных прорезях для глаз поблескивали линзы. Перчатки были украшены когтями, а когда их черные плащи распахивались, я мог разглядеть трико — у одной в тигровых полосах, у другой в леопардовых пятнах. Затем до меня дошло, что это были вовсе не трико, а голая кожа, видоизмененная и поросшая мехом. Перчаток тоже не было. Одна из женщин усмехнулась, отпустив какую-то шутку, и в темноте драгоценными камнями блеснули клыки. Мужчины не были столь сильно трансформированы. Они тоже походили на хищников — но только за счет костюмов. Ближайший ко мне изображал медведя, но под верхней челюстью медвежьей маски виднелось вполне человеческое лицо. Физиономию его спутника украшала пара огромных фасеточных глаз, постоянно ловивших и преломлявших свет сверкающих ярусов Кэнопи.

Когда они оказались в двадцати метрах от моего убежища, я сделал ход.

Пригибаясь, я бросился им наперерез, почти не сомневаясь, что они не успеют прицелиться. Расчет оказался верным, хотя я несколько недооценил противников. По воде у самых моих каблуков хлестнули выстрелы, но я успел пересечь улицу и нырнуть в какую-то щель.

— Это не он, — услышал я голос одного из игроков — кажется, женский. — Здесь никого не должно быть!

— Значит, у нас есть возможность пристреляться. Вперед, господа. Всем разойтись, и прикончим маленького засранца.

— Повторяю, это не он! Он должен находиться в трех кварталах южнее. В любом случае, почему он покинул укрытие?

— Потому, что мы его почти обнаружили.

— Он двигался слишком быстро. В Малче таких быстрых нет.

— Значит, тебе брошен вызов. Ты недовольна?

Я рискнул выглянуть из своего убежища. В тот же миг передо мной ударила молния, и на миг я отчетливо разглядел фигуры охотников.

— Он только что был здесь! — воскликнула женщина.

Послышался визг энергетического разряда, вслед за которым в ночи прогрохотала очередь из стрелкового оружия.

— Ты видел его лицо? — сказала охотница. — У него глаза светятся!

— С каких пор ты боишься привидений, Шантерель?

Это был голос одного из мужчин — возможно, «медведя». Он был совсем близко. Вызвав в памяти фигуры охотников, я мысленно подвинул их — туда, где они должны были стоять после того, как пройдут несколько шагов, словно представил себе следующую мизансцену спектакля. Потом вышел из укрытия и трижды выстрелил.

Три звучных хлопка — пистолет отреагировал отчетливыми свистящими хлопками. Я почти не целился: то, что я успел увидеть, полностью совпадало с картиной, которую нарисовало мое воображение. Стреляя от бедра, я уложил троих из четверки попаданиями по ляжкам, потом пустил пулю наугад, имитируя промах, и метнулся назад, за стену.

Получив пулю в бедро, человек падает. Возможно, мне показалось, но я расслышал три всплеска, — такой звук издает тело, падая в воду. Полной уверенности не было: обычно такое ранение не располагает к молчанию. Рану, которую я получил прошлой ночью, можно назвать безболезненной, поскольку в меня стреляли из дуэльного лазерного оружия — луч у него очень тонкий. Правда, мои ощущения было трудно назвать приятными.

Теперь можно рискнуть. Скорее всего, эти трое уже не опасны: они лежат в луже и не могут толком воспользоваться своим оружием, даже если не выронили его. Кто-нибудь из них может выстрелить наугад в мою сторону. Но их оружие не слишком отличалось от того, из которого меня подстрелили, а значит, высокой точностью не обладало. Что касается четвертого охотника, то насчет этой леди у меня были особые планы. Именно поэтому ее кровь сейчас не пополняла объем луж на тротуаре.

Выйдя из-за укрытия, я демонстративно выставил перед собой пистолет — весьма смело, учитывая его размер. Сейчас куда уместнее была здоровенная пушка вроде винтовки Зебры.

— С… стойте, — проговорила женщина. — Стойте, или я вас прикончу.

Она находилась метрах в десяти от меня и направляла на меня свое оружие. Мисс Леопард в маске с миндалевидными глазами. Впрочем, сейчас ее движения уже не отличались кошачьей грацией.

— Положите свою игрушку, — сказал я. — Или я помогу вам это сделать.

Задумайся она хоть на секунду о ранениях, из-за которых ее дружки сейчас утирали сопли в луже, она бы сообразила, что перед ней весьма опытный снайпер, который способен выполнить свою угрозу весьма пунктуально. Но она, очевидно, не утруждала себя размышлениями. Я заметил, как дуло ее оружия поднялось на полдюйма, а рука напряглась в ожидании отдачи.

Поэтому я выстрелил первым. Оружие выскочило у нее из рук с певучим звоном и упало в воду одновременно с ледяной пулей. Женщина заскулила, как собачонка, и принялась осматривать руку, проверяя, целы ли пальцы.

Я чувствовал себя оскорбленным. Неужели она так и не поняла, что перед ней профессионал?

— Прекрасно, — сказал я. — Вы его бросили. Мудрое решение: оно избавляет меня от необходимости прострелить вам плечевой нерв. Теперь отойдите от своих сопливых дружков и направляйтесь к машине.

— Они ранены, ублюдок.

— Считайте, что им повезло. Они могли умереть.

И наверняка умрут, мысленно добавил я, — если им не окажут помощь в самое ближайшее время. Вода, в которой они лежали, уже принимала зловещий вишневый оттенок, заметный даже в сгустившихся сумерках.

— Идите к фуникулеру, — повторил я. — Вы сможете позаботиться о них, когда мы будем в воздухе. Само собой, им очень повезет, если раньше сюда не доберется кто-нибудь из местных жителей.

— Вы дерьмо, — сказала она. — Кто бы вы ни были.

Продолжая держать охотницу под прицелом, я прошел между ней и ее стонущими друзьями, осматривая их краем глаза.

— Надеюсь, ни у кого из них нет имплантатов, — заметил я. — Жители Малча любят поживиться подобными трофеями и едва ли заполняют предварительно необходимые бумаги.

— Вы просто дерьмо.

— Кажется, вас рассердило то, что я дал вам отпор?

— Мы охотились не за вами. Кем бы вы ни были, вы — не наша добыча.

— Вас, случайно, зовут не Шантерель? — я вспомнил, как один из охотников называл это имя. — Звучит весьма изысканно. Держу пари, что ваша семья принадлежала к демаркистской аристократии — прежде чем Прекрасной Эпохе пришел конец.

— Моя жизнь и мои проблемы вас не касаются.

— Простите… совершенно с вами согласен.

Наклонившись, я поднял одну из винтовок, изучил данные на ее дисплеях и убедился, что она готова к работе. Ситуация находилась под контролем, но меня не покидало беспокойство. Я не мог избавиться от ощущения — вернее, от смутного предчувствия, — что за основным отрядом пробирается еще один охотник и что именно сейчас он смотрит на меня сквозь прицел мощной и убийственно точной винтовки. Не стоит подавать виду, Таннер.

— Боюсь, вас подставили, Шантерель. Взгляните на мою голову. Видите? Ранка от имплантата. Но он не действовал, как следовало.

Это было рискованно. Будем надеяться, что покойный Уэверли не успел сообщить необходимую информацию кому-нибудь из своих преемников.

— Вас провели. Человек, который вживил мне его, работал на «саботажников» и хотел заманить вас в ловушку. Этот имплантат переделан и передает искаженные данные, чтобы направить вас по ложному следу.

Я самодовольно ухмыльнулся, хотя сильно сомневался, что подобное технически осуществимо.

— Вы думали, что я далеко отсюда, и не ожидали засады. И, наверно, вы не ожидали, что добыча будет вооружена. Наверно, вы уже поделили шкуру неубитого медведя… — я покосился на троицу, корчащуюся в луже. — Прошу прощения за бестактность.

Охотник в маске медведя стонал, прижимая ладони к бедру. Он хотел что-то сказать, но я пинком заставил его успокоиться.

Шантерель подошла к черному обелиску фуникулера. Если внутри кто-то есть, моя карта бита. Но прежде, чем Мисс Леопард открыла дверцу, я понял, что рисковал не зря. Салон был пуст.

— Лезьте в кабину, — приказал я. — И без шуток. Говорят, у меня не слишком хорошо с чувством юмора.

Салон был оборудован с подлинной роскошью: четыре кресла, обитые бордовым бархатом, удобный пульт управления с мерцающей подсветкой и неплохой выбор напитков в маленьком баре. Рядом красовалась стойка с полированным оружием и трофеями. Теперь мой пистолет смотрел Шантерель в висок. Думаю, она чувствовала себя не слишком уютно, но старт получился довольно плавным.

— Полагаю, вы знаете, чего хотите.

— Разумеется. А пока хочу попросить вас подняться повыше, и мы немного прогуляемся. Я бы не отказался от небольшой экскурсии по городу — если вы не против. Ночь сегодня просто чудесная.

— Вы правы, — отозвалась Шантерель. — Ваше чувство юмора недооценивают. А деликатность сделала бы честь Комбинированной Эпидемии.

Отпустив эту колкость, она вновь повернулась к пульту и установила курс. Когда фуникулер, раскачиваясь, двинулся вперед, она медленно обернулась и пристально поглядела мне прямо в глаза.

— Кто вы на самом деле и чего от меня хотите?

— Повторяю: я тот, кто добавил в вашу маленькую игру толику крайне необходимого равновесия.

Ее рука метнулась, словно хотела дать мне пощечину. Само по себе или очень смело, или очень глупо — учитывая расстояние от дула моего пистолета до ее очаровательной головки и готовность в любой момент спустить курок, которой я не скрывал. Но она всего лишь коснулась ранки, откуда Доминика извлекла имплантат.

— Его здесь нет, — произнесла Шантерель. — А может, и не было.

— Значит, Уэверли солгал и мне.

Я ожидал увидеть у нее на лице какие-то признаки волнения, но, похоже, она ожидала услышать нечто подобное.

— Он и не подумал вживлять мне это устройство.

— Тогда кого же мы преследовали?

— Откуда мне знать? Вы же не пользуетесь имплантатами, чтобы выслеживать добычу, не так ли? Или это очередное усовершенствование, о котором я не подозревал?

В этот момент фуникулер сделал очередной головокружительный прыжок — вероятно, следующий кабель находился чуть дальше, чем было необходимо для полного спокойствия. Шантерель даже не моргнула.

— Вы не возражаете, если я… позабочусь о своих друзьях?

— Как вам будет угодно.

Ни секунды с момента нашей встречи Шантерель не выглядела такой взволнованной, как во время разговора. Она сообщила, что отправилась с друзьями в Малч, чтобы сделать снимки процесса игры, но на них напала шайка агрессивно настроенных свиней. В ее голосе было столько уверенности, что я ей едва не поверил.

— Вам нечего меня бояться, — сказал я, хотя это вряд ли прозвучало столь же убедительно. — Мне просто нужна от вас кое-какая информация — самого общего характера, от которой вы ничего не потеряете, — а потом вы отвезете меня в одно место в Кэнопи.

— Я вам не доверяю.

— Не сомневаюсь. На вашем месте я бы чувствовал то же самое. Но мне совершенно не требуется ваше доверие. Я просто приставил пистолет к вашему виску и отдаю приказы, — я облизнулся: губы у меня совсем пересохли. — Или вы делаете то, что я говорю, или украшаете интерьер этой машины осколками своего черепа. Надеюсь, это не самый трудный на свете выбор?

— Что вы хотите узнать?

— Расскажите мне об Игре, Шантерель. Я узнал о ней от Уэверли. То, что он рассказал, показалось мне правдоподобным, но я хочу убедиться, что получил полную информацию. Вы на это способны?

Она была способна. Думаю, пистолет у виска способен пробудить дар красноречия в ком угодно. Кроме того, ей явно нравился звук собственного голоса. Честно говоря, я ее не мог упрекнуть ее за эту маленькую слабость. Ее голос действительно был очень приятным — особенно в сочетании со словами, которые она произносила.

Ее семья принадлежала к клану Саммартини — как я узнал позже, одному из самых могущественных кланов Belle Epoque. Это означало, что родословная Шантерель восходит к первопоселенцам-американо, то есть насчитывает не один век. Семьи, способные проследить свою родословную так далеко, пользовались почетом, которого могли быть удостоены разве что особы королевской крови — но таковых в безоблачные дни Прекрасной Эпохи просто не было.

Саммартини состояли в близком родстве с Силвестами — кланом, который занимал первую строчку в табели о рангах. Я вспомнил рассказ Сибиллины о Кэлвине Силвесте. Этот человек воскресил забытые технологии нейросканирования, от которых в свое время отказались. Технологии, позволяющие превращать живых людей в бессмертные компьютерные копии-симуляты — правда, оригиналы при этом погибали.

Поначалу трансмигрантов этот факт не слишком беспокоил. Но когда копирование начало давать сбои, люди начали задумываться. Первыми трансмигрантами стали семьдесят девять добровольцев — восемьдесят, включая самого Кэлвина. Симуляты большинства из них утратили способность к воссозданию задолго до того, как логический субстрат, на основе которого они создавались, оказался поражен эпидемией. В память о погибших в центре Города Бездны был возведен Монумент Восьмидесяти — огромный мрачный склеп, в котором оставшиеся во плоти родственники усопших могли ухаживать за их гробницами. Когда разразилась эпидемия, Монумент решили пощадить.

В числе восьмидесяти были несколько членов семьи Саммартини.

— Нам повезло, — сообщила Шантерель. — Сканы Саммартини оказались среди пяти процентов уцелевших, а поскольку мои бабушка и дед уже имели детей, наша линия сохранилась.

Голова у меня пошла кругом. Значит, у нее два типа родственников: одни продолжают себя в виде бесконечных копий-симулятов, а другие… размножаются естественным способом. И то, и другое Шантерель Саммартини воспринимала как само собой разумеющееся. Эти компьютерные копии действительно были для нее чем-то вроде родственников, проживающих на удаленном анклаве в другой части системы.

— Поскольку все прошло нормально, — продолжала она, — наша семья финансировала продолжение исследований, которые прекратились после гибели Кэлвина. Как я уже говорила, наша семья всегда была в близких отношениях с Домом Силвеста. У нас есть доступ к большей части информации их лабораторий. Поэтому мы очень быстро добились успехов. Теперь нам известны способы сканирования без смертельного исхода… Но зачем вам это? — В ее голосе появилось раздражение. — Вы же не малч. Вы с Кэнопи. Значит, я не сообщу вам ничего нового.

— Почему вы решили, что я не малч?

— Вы умны — по крайней мере, вас не назовешь непроходимым идиотом. Между прочим, это не комплимент, а констатация факта.

Очевидно, ей даже в голову не пришло, что я могу быть родом из другой системы. Это полностью противоречило ее представлениям о мире.

— Почему бы вам не развлечь меня? Вы подвергались сканированию, Шантерель?

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Разумеется.

— Кажется, вы называете их интерактивными сканами?

— Симулятами альфа-уровня.

— Значит, сейчас где-то по Городу разгуливает ваша копия?

— Она на орбите, тупица. Технология сканирования никогда не пережила бы эпидемию, если бы не карантин.

— Ну вот вы и признали меня тупицей.

Она сделала вид, что не услышала.

— Раз шесть или семь в год я поднимаюсь туда «освежиться». Посещение Убежища — это как маленькая передышка. Убежище — это анклав во внешних уровнях Ржавого Обода. Туда никогда не попадали споры эпидемии. Там меня сканируют, и действующая копия впитывает в себя последние два-три месяца моей жизни. Я уже не думаю о ней, как о моей копии. Она скорее напоминает мне старшую сестру, которая умнее меня и знает все, что со мной когда-либо случалось, — как будто она всю жизнь стояла у меня за спиной.

— Представляю, насколько обнадеживает такая мысль — умирая, ты вовсе не умираешь, а просто расстаешься с одним вариантом существования. Впрочем, как я понимаю, никто из вас еще не умирал физически?

— До эпидемии так и было. Но не сейчас.

Я вспомнил о том, что говорила мне Зебра.

— А вы, Шантерель? Вы явно не герметик. Вы не одна из бессмертных, кому довелось унаследовать гены долголетия?

— Мне довелось унаследовать не самые худшие гены, если вас это интересует.

— Но и не самые лучшие, — поправил я. — Следовательно, вам по-прежнему необходимо, чтобы крошечные машинки уничтожали в вашем теле ненужные клетки и помогали расти нужным. Я правильно понял? Кажется, для этого не надо быть гением дедукции. Кстати, о машинах… Что с ними случилось после эпидемии?

Я посмотрел вниз. Фуникулер только что совершил прыжок над подвесной железной дорогой. По ней скользил сквозь ночь одинокий паровоз-зефир с четырехсторонней симметрией, везя цепочку вагонов в какой-то отдаленный район города.

— Вы не заставили их самоуничтожиться прежде, чем их достигнут споры эпидемии? Пожалуй, люди вашего типа должны были так поступить.

— А вам-то какое дело?

— Просто интересуюсь, не пользуетесь ли вы Горючим Грез.

Шантерель не ответила.

— Я родилась в 2339-м. Мне сто семьдесят восемь стандартных лет. Я видела чудеса, недоступные вашему воображению, ужасы, от которых бы вы содрогнулись. Я чувствовала себя Господом Богом, играющим в некую игру, исследовала параметры этой игры и даже выходила за ее пределы, словно ребенок, которому подсунули слишком простую игрушку. Этот город менялся у меня на глазах — тысячи раз. Сначала он становился все прекраснее, потом превращался в нечто отвратительное, темное, отравленное. Я останусь здесь, когда он вновь найдет способ вернуться к свету, будь то через сотню или тысячу лет. Значит, по-вашему, я должна отказаться от бессмертия — или спрятаться в дурацком металлическом ящике и трястись от страха? — ее глаза с вертикальными зрачками в прорезях кошачьей маски горели восторгом. — Ни за что! Я уже пригубила огненную чашу, и моя жажда неутолима. Вы можете представить, каково это — прогуливаться по Малчу незащищенной, среди массы неизведанного, зная, что внутри тебя все еще находятся механизмы? В этом есть какой-то первозданный трепет — все равно что ходить по углям или плавать с акулами.

— В Игре вы тоже участвуете ради… первозданного трепета?

— А как вы думаете?

— Думаю, ради бегства от скуки. Я прав? Мне сказал об этом Уэверли. К началу эпидемии вы испробовали все способы развлечений, разрешенные обществом. Все, что можно было инсценировать, симулировать, все, что могло вызывать острые ощущения или бросало вызов интеллекту, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Но вам, похоже, этого было недостаточно? Вы никогда не пытались устроить проверку своему бессмертию, никогда не ставили его под удар. Вы могли отправиться за пределы своей системы — там можно пережить настоящие приключения и даже прославиться. Но это означает отказаться от поддержки друзей, цивилизации, в которой вы выросли.

— Дело не только в этом, — возразила Шантерель. Стоило ей услышать сентенции, которые казались ей ошибочными, она сразу становилась разговорчивее. — Некоторые из нас действительно покинули систему. Но они знали, от чего отказывались. Они больше никогда не могли пройти сканирование, чтобы обновить свои копии. Через некоторое время различие между сканом и оригиналом становилось настолько сильным, что наступало отторжение.

Я кивнул.

— Поэтому вам — тем, кто остался дома — понадобилось придумать нечто подобное. Нечто вроде Игры. Какая-то возможность испытать себя, пройти по грани жизни и смерти. Небольшая, строго отмеренная доза опасности.

— Но это помогло. Когда началась эпидемия, мы смогли заниматься чем угодно. Только тогда мы начали вспоминать, что такое настоящая жизнь.

— Но для этого вам приходится убивать.

Она даже не моргнула.

— Только тех, кто этого заслуживал.

Наша воздушная прогулка по Городу продолжалась. Теперь я пытался вытянуть из Шантерель все, что ей известно о Горючем Грез. Я обещал Зебре, что помогу ей продолжить дело ее сестры. Это означало выяснить как можно больше об этом веществе и таинственном Гедеоне, который снабжал им Город Бездны. Несомненно, Шантерель употребляла Горючее, но вскоре стало очевидным, что она знала о нем не больше тех, с кем я уже поговорил.

— Попробуем подойти с другой стороны, — сказал я. — Вы слышали что-нибудь о Горючем Грез до эпидемии?

— Нет. То есть… иногда бывает трудно вспомнить, как было раньше. Я уверена, что Горючее Грез появилось примерно семь лет назад.

— Значит, оно каким-то образом связано с эпидемией, верно?

— Не понимаю.

— Что бы ни представляло собой Горючее, оно защищает вас от эпидемии. Оно позволяет вам разгуливать по Малчу с имплантатами и всем прочим. Это наводит меня на мысль, что между одним и другим должна быть тесная связь. Горючее распознает споры чумы и способно нейтрализовать их, не причиняя вреда «хозяину». Это не может быть случайным совпадением.

— Значит, кто-то это спланировал, — пожала плечами Шантерель.

— Кто-то, кто хорошо разбирается в наномеханике, не так ли? — я покачал головой. — Извините, но я не верю, что кто-либо способен был изобрести такого рода полезный механизм. Только не здесь и не сейчас.

— Вы даже не подозреваете о возможностях, которыми располагает Гедеон.

— Верно. Тогда, может быть, вы расскажете об этом? Вы явно неплохо осведомлены. Тогда у меня будет какая-то отправная точка.

— А почему это вас так интересует?

— Я дал кое-кому обещание.

— Тогда мне придется вас разочаровать. Я ничего не знаю о Гедеоне. И не смогу назвать никого, кто мог бы в этом помочь. Пожалуй, вам нужно поговорить с тем, кто стоит ближе к поставщику.

— И вам не известно, где находятся его лаборатории?

— Думаю, где-то в Городе.

— Вы уверены? Впервые я столкнулся с Горючим Грез в…

Стоп. Не стоит рассказывать ей о том, как меня «оживляли» в хосписе Айдлвилд.

— В общем, не на Йеллоустоуне.

— Не могу сказать точно, но я слышала, что его изготавливают не в Кэнопи.

— Значит, в Малче?

— Полагаю, да, — она сощурилась и вертикальные зрачки ее глаз превратились в узкие щелки. — Кстати, кто вы такой?

— Это слишком долго объяснять, — уклончиво ответил я. — Думаю, вы уже почти догадались.

Она кивнула в сторону пульта управления.

— Мы не можем кружить здесь вечно.

— Тогда отвезите меня в Кэнопи. В одно место, неподалеку от Эшер-Хайтс.

— Куда?

Я показал Шантерель адрес, который дала мне Доминика. Я понятия не имел, о чем идет речь — о конкретном здании или районе Города. Будем надеяться, что мое невежество не слишком бросилось в глаза.

— Не уверена, что мне знакомо это место.

— Ну так попробуйте вспомнить, Шантерель. И вообще, в этой штуковине должна быть карта. Почему бы вам не поискать ее?

Она неохотно повиновалась. Понятно, я не был уверен, что карта Кэнопи вообще существует. Но если так, то она должна быть загружена в память фуникулера.

— Кажется, припоминаю, — пробормотала Шантерель. То, что появилось на дисплее пульта управления, напоминало увеличенное изображение синапсов в глубоких слоях головного мозга и было украшено броскими подписями на каназиан. — Но я плохо знаю этот район. Эпидемия приняла там странные формы. Совсем не такие, как в остальном Кэнопи, и некоторым из нас это не нравится.

— Это неважно. Просто отвезите меня туда.

Следующие полчаса фуникулер пробирался по паутине кабелей, огибая Бездну по длинной волнистой дуге. С высоты Бездна казалась круглым черным пятном среди светящихся зарослей Кэнопи. Огни строений по ее периферии напоминали фосфоресцирующие наросты-приманки вокруг пасти неведомого чудовищного глубоководного хищника. В «пасти», на километровой глубине, можно было разглядеть какие-то выступающие конструкции. Еще ниже располагалась могучая городская система снабжения, которая всасывала воздух, энергию и влагу, — но ее конструкции были уже не видны. Даже по ночам Бездна извергала из себя темный туман испарений.

— Вот он, — произнесла наконец Шантерель. — Эшер-Хайтс.

— Теперь мне понятно, — отозвался я.

— Что?

— Понятно, почему он вам не нравится.

В этом месте — на площади в несколько квадратных километров и на глубину порядка нескольких сотен метров — «заросли» Кэнопи мутировали, превратившись в нечто неправдоподобное. Больше всего это напоминало беспорядочное нагромождение уродливых кристаллов — то ли увеличенный снимок из учебника геологии, то ли микрофотография фантастического вируса, который адаптировался непонятно к чему. Они пронизывали блиндажи комнат, коридоры и бытовые помещения. Свет ламп и газовых рожков наполнял их яркими сполохами всех оттенков розового, зеленого и голубого. Над верхними ярусами Кэнопи громоздились мощные наслоения, похожие на золотисто-серую слюду. Хрупкие наросты — бирюзовые и турмалиновые — скручивались в шпили, рядом громоздились пики розоватого кварца размером с особняк. Кристаллы пронизывали, обволакивали друг друга, образуя немыслимые геометрические формы, которые не могли быть порождением человеческого разума. Через несколько минут созерцания Эшер-Хайтс у меня разболелась голова.

— Это безумие, — сказал я.

— В основном они полые, — пояснила Шантерель. — Иначе не смогли бы висеть так высоко. То, что отломилось много лет назад, вобрал в себя Малч.

Я посмотрел вниз, и под нависающими массами светящихся кристаллов увидел то, о чем она говорила — кубические постройки, слишком правильные для Малча. Они напоминали ковер странного лишайника, покрывающий руины разрушенного города.

— Здесь есть достаточно людное место, где мы можем приземлиться?

— Пытаюсь, — сказала Шантерель. — Только какой в этом смысл? Сомневаюсь, что вы сможете выйти на площадь, держа пистолет у моего виска.

— Надеюсь, люди примут нас за любовников-извращенцев и оставят в покое.

— И это все, на что вы рассчитываете? — В ее голосе послышалось разочарование.

— Вообще-то нет. Я куда более предусмотрителен. Видите, какие большие карманы у моего сюртука? В одном из них я могу без труда прятать свой пистолет. Я буду держать вас под прицелом, делая вид, что безмерно рад нашей встрече.

— Вы это серьезно? Вы собираетесь пройти через площадь, толкая меня стволом в спину?

— Было бы глупо целиться вам в лицо. Кому-то из нас пришлось бы идти задом наперед. Сами понимаете, это неприемлемо. Мы можем случайно наткнуться на одного из ваших приятелей.