1. Гаптика
Посттравматического синдрома у брата Флинн не нашли, а что его периодически глючит, объяснили врачи, так это от гаптики. Вроде фантомных болей в ампутированной конечности, призрак татуировок, которые у него были на войне и сигналили, когда бежать, когда замереть, когда выписывать зигзаги, когда стрелять, дальность и направление. В итоге ему дали инвалидность, и он поселился в трейлере у ручья. В их детстве там жил дядька-алкоголик, старший брат отца, ветеран какой-то другой войны. В то лето, когда Флинн было десять, они с Бертоном и Леоном играли, что тут их форт. Потом Леон пытался водить туда девушек, но внутри слишком воняло. К тому времени, как Бертона комиссовали, трейлер давно стоял пустой, если не считать огроменного осиного гнезда. «Эйрстрим» 1977 года выпуска. Самое ценное, что у них есть, по словам Леона. Он показывал ей такие на eBay, похожие на тупые охотничьи пули. Даже самые раздолбанные шли за сумасшедшие бабки. Дядька залил свой снаружи монтажной пеной, для тепла и чтобы не протекал. Леон считал, только поэтому трейлер и не поперли. Белый герметик от времени и грязи давно стал серым. На взгляд Флинн, «Эйрстрим» больше всего напоминал исполинского опарыша, только с тоннелями к окнам.
На дорожке белели куски гермопены, втоптанные в темную землю. В трейлере горел свет, и, подойдя ближе, Флинн различила в окне брата, который как раз встал и повернулся. Следы удаленной гаптики на хребте и на боках выглядели так, будто кожа припорошена тусклой рыбьей чешуей. Врачи сказали, их тоже можно свести, но он не хотел таскаться ради этого в клинику.
– Привет, Бертон! – крикнула она.
– Легкий Лед! – откликнулся брат, назвав ее геймтегом.
Он одной рукой толкнул дверь, а другой натянул новую белую футболку, пряча морпеховский торс и серебристый чешуйчатый прямоугольник над пупком, размером и формой как игральная карта.
Внутри трейлер был цвета вазелина, с утопленными в мегамартовский янтарь светодиодами. Когда брат сюда переезжал, Флинн вымела крупный мусор. Бертон поленился нести из сарая пылесос и просто залил все на дюйм китайским полимером. Сквозь глянцевую упругую поверхность и сейчас проглядывали горелые спички и окурки легальных сигарет с их желтыми крапчатыми фильтрами, старше самой Флинн. Она знала, где лежит часовая отвертка, а где – десятицентовик две тыщи девятого года.
Теперь Бертон два-три раза в месяц выносил свои манатки наружу и мыл дом из шланга, как пластиковый пищевой контейнер. Леон считал, полимер для музейной консервации самое то, а когда они соберутся выставить свою американскую классику на eBay, его можно будет просто оторвать. Заодно и мусор выкинется.
Бертон взял сестру за руку, потом крепко обнял, приподняв над полом.
– Едешь в Дэвисвилл? – спросила она.
– Леон меня подбросит.
– Шайлен сказала, там протестуют луканутые.
Бертон пожал плечами, двинув многими мускулами, но не сильно.
– Это был ты. Месяц назад. В новостях. На тех похоронах в Каролине.
Он не то чтобы вполне улыбнулся.
– Чуть того парня не убил, – настаивала Флинн.
Он легонько мотнул головой, глаза сузились.
– Бертон, мне не по себе, когда ты туда суешься.
– Ты все еще рэмбуешь у того юриста из Талсы?
– Он не играет. Наверное, закопался в своих юристских делах.
– Ты была лучшей. И доказала это.
– Просто игра. – Флинн обращалась не столько к брату, сколько к себе.
– Чувак, считай, нанял морпеха.
Она вроде бы увидела то самое, от гаптики: легкую дрожь по всему телу. Вот оно было, и вот уже нет.
– Подменишь меня, ладно? – сказал Бертон, словно ничего не произошло. – Пятичасовая смена. Управлять квадрокоптером.
Флинн глянула на его дисплей. Голографические ноги какой-то датской супермодели, исчезающие в тачке, какую знакомым Флинн мало что купить – на улице увидеть не светит.
– Ты на инвалидности, – сказала она. – Тебе не положено работать.
Бертон глянул на нее.
– Где работа? – спросила Флинн.
– Без понятия.
– Аутсорсинг? В. А. тебя застукает.
– Игра, – сказал он. – Бета-тестинг какой-то игры.
– Стрелялка?
– Там не по кому стрелять. Патрулируешь периметр трех этажей высотки, с пятьдесят пятого по пятьдесят седьмой. Ждешь, кто появится.
– И кто появляется?
– Папарацци. Маленькие штучки, вот такие. – Бертон показал длину указательного пальца. – Преграждаешь им путь. Оттесняешь их. Вот и все.
– Когда?
– Сегодня вечером. Надо тебе все объяснить до приезда Леона.
– Я обещала помочь Шайлен.
– Плачу две пятеры.
Он вытащил из кармана джинсов кошелек и достал две новенькие купюры: прозрачные окошки не поцарапаны, голограммы не потускнели.
Сложенные, они отправились в правый передний карман ее обрезанных шорт.
– Свет убавь, – сказала она. – Мне глаза режет.
Бертон провел ладонью в дисплее, но от этого в трейлере стало темно, как в комнате у подростка. Флинн протянула руку и чуть прибавила освещения.
Она села в братнее китайское кресло, которое тут же подстроилось под ее вес и рост. Бертон придвинул себе облезлый стальной табурет, махнул, и появилась заставка:
МИЛАГРОС СОЛЬВЕТРА ЮА
– Что это? – спросила Флинн.
– Наши работодатели.
– Как они платят?
– Мегапал.
– Тебя точно застукают.
– Деньги идут на счет Леона, – ответил Бертон.
Леон служил в армии примерно тогда же, когда Бертон в морской пехоте, но ему инвалидности не дали. «Хрен он докажет, что подцепил свой дебилизм именно там», – говорила их мать. Флинн, впрочем, никогда не считала Леона тупым. Просто ленивым и хитрым.
– Тебе понадобятся мои логин и пароль. Гоп три раза.
Так они произносили его геймтег – «Гаптраз», – чтобы чужие не подслушали.
Бертон вытащил из заднего кармана сложенный конверт, развернул и открыл. Бумага была плотная, светло-бежевая.
– Из фабы? – спросила Флинн.
Бертон достал из конверта длинную полоску такой же бумаги с несколькими строчками напечатанных символов и цифр:
– Если отсканируешь его или вобьешь куда-нибудь, кроме этого окошка, прощай работа.
Флинн взяла конверт со складного обеденного стола, куда положил его Бертон. Это и впрямь была канцелярка Шайлен, лучшая, – такую делали по заказу больших компаний или юридических фирм. Флинн провела пальцем по логотипу в верхнем левом углу:
– Медельин?
– Охранная контора.
– Ты ж говорил, игра.
– У тебя в кармане десять штук баксов.
– Давно ты на них пашешь?
– Две недели. Кроме воскресений.
– И сколько платят?
– Двадцать пять штук за смену.
– Тогда добавь до двадцати. За то, что кину Шайлен.
Он дал ей еще две пятерки.