В начале 1851 года на стол министра иностранных дел Российской империи Карла Нессельроде легло письмо. Его коллега глава военного ведомства генерал-адъютант Александр Чернышев обращался с просьбой: «для успешного преподавания военной статистики в Императорской Военной академии оказалось не-обходимым иметь верные сведения о тех изменениях, которые с 1848 года произошли в устройстве военных сил Австрии». Далее Чернышев предлагал «следить за преобразованиями Австрии по военной части».

Переписка этих двух высших чиновников государства Российского, признаться, дело весьма занимательное. Она может рассказать о многом. Россия, по сути, на пороге Крымской войны. Уже в следующем году разгорится спор между городами Вифлеемом и Иерусалимом за обладание «святыми местами». Султан передаст ключи Вифлеемского храма католикам, которых поддержит император Франции Наполеон III. Николай I, в свою очередь, потребует от Турции соблюдения договоров о правах России в Палестине, а также признания его покровителем всех православных подданных Оттоманской империи. И получит отказ. Тогда князь А. Меньшиков объявит султану о разрыве русско-турецких отношений. Летом 1853 года Россия введет свои войска в Дунайские княжества. В ответ на это 4(16) октября Турция объявит войну Российской империи.

За два с небольшим года до этого, военный министр уже признавался руководителю МИДа, что в Императорской академии, а, значит, и во всем ведомстве нет «верных сведений» об армии Австрии. Более того, он уточнял, что они отсутствуют с 1848 года.

Но самое интересное, что еще в начале 1844 года Чернышев обращается к тому же Нессельроде. Он пишет, что «об Австрийской империи нет вовсе полных и верных сведений».

Между этими посланиями семь лет. Годами идет переписка, а в империи как не было, так и нет «верных сведений» о военных силах крупнейшего в Европе государства, которое, кстати, во время приближающейся войны будет проявлять крайнюю враждебность по отношению к России и требовать вывести войска с территории Дунайских княжеств.

Эти письма опубликованы в книге «Очерков истории Российской внешней разведки» и являются подтверждением весьма плачевного состояния разведывательной деятельности в преддверии Крымской войны 1853–1856 годов.

Не лучшим образом дела обстояли и в Морском министерстве. Поскольку военные действия разворачивались в акватории Черного моря и на прибрежных территориях, флот крайне нуждался в точной и полной информации о кораблях противника.

А противник был уже рядом. В декабре 1853 года Англия и Франция ввели свои военные суда в Черное море.

В январе 1854 года забеспокоился генерал-адмирал, управляющий Морским министерством великий князь Константин Николаевич. Он подал депешу начальнику Департамента внешних сношений МИДа Льву Синявину. «Вашему превосходительству известно, — писал он, — как важно и необходимо при нынешних обстоятельствах для Морского министерства иметь постоянно новейшие сведения о движении английских и французских судов и эскадр, с тем, чтобы сведения сии доставлялись…»

… Россия Крымскую войну проиграла. Потери политические, экономические, военные были велики, последствия — тяжелы. Российской империи пришлось воевать с мощной коалицией государств, которые превосходили ее по многим показателям: личному составу армии, качеству вооружений, особенно, в области военно-морского флота, артиллерийского и стрелкового вооружения, средств сообщений. Война открыла новую эру индустриальнопромышленных войн, с резко возрастающим потенциалом современной военной техники и вооружения.

Результаты Крымской войны указали на необходимость проведения в России кардинальных реформ. Частью этих политических, экономических и социальных преобразований стали военные реформы 60—70-х годов XIX века под руководством Д. Милютина. Надо отдать должное, качественные преобразования в деле разведки начались раньше, чем во всей армии и на флоте. Уже через три месяца после подписания Парижского договора, в июне 1856 года был утвержден «Проект общих статей инструкции агентам, посылаемым за границу».

О чем это говорит? Да о том, что МИД, который являлся главным организатором зарубежной разведки, больше не удовлетворял потребности страны, армии и флота в достоверной и оперативной информации. Государство нуждалось в профессиональной военной заграничной разведке. А это означало, что следует создавать специальные центральные и региональные разведорганы, разворачивать зарубежные силы. По-существу, возрождалась система организации разведки, предложенная еще в 1810 году прозорливым Барклаем-де-Толли.

«Инструкция агентам, посылаемым за границу» была ценна тем, что впервые в российской практике определяла круг вопросов, на которые предстояло ответить им в ходе работы за рубежом, а также определяла принципы деятельности.

Надо сказать, что над «Инструкцией» основательно поработали ее создатели: она включала 14 пунктов. Вот лишь некоторые из них, по которым агентам предстояло «приобретать наивозможно точные и положительные сведения». О числе, составе, устройстве и расположении как сухопутных, так и морских сил; о способах к пополнению и умножению вооруженных сил своих, и к снабжению войск и флота оружием и другими военными потребностями; о различных передвижениях войск, как приведенных уже в исполнение, так и предполагаемых, стараясь по мере возможности проникнуть в истинную цель сих передвижений; о нынешнем состоянии крепостей, предпринимаемых новых фортификационных работах для укрепления берегов и других пунктов, об опытах… над изобретениями и усовершенствованиями оружия и других военных потребностей, имеющих влияние на военное искусство; о лагерных сборах войск и о маневрах, о духе войск и образе мыслей офицеров и высших чинов.

Еще руководителям военного ведомства хотелось знать о состоянии артиллерии, инженерного и провиантского дела, об изменении уставов, о новых сочинениях, касающихся военных наук, о военно-учебных заведениях, об устройстве Генштаба, о способах передвижения войск по железным дорогам, об улучшении военной администрации. При этом предписывалось «все означенные сведения собирать с самою строгою осторожностью и осмотрительностью…»

Утвердив «Инструкцию», император Александр I сделал и следующий, вполне логичный шаг — назначил военных агентов в четыре страны: во Францию — флигель-адъютанта полковника Петра Альбединского; в Британию — флигель-адъютанта полковника Николая Игнатьева; в Австрию — полковника барона Федора Торнау; в Турцию — гвардейской артиллерии штабс-капитана Виктора Франкини.

Первым военно-морским агентом одновременно в Британии и во Франции становится генерал-адъютант вице-адмирал Ефимий Путятин.

Позднее, осенью того же года, из Санкт-Петербурга в Неаполь отправляется полковник Всеволод Гасфорт.

Назначение профессиональных военных на официальные должности при российских дипломатических представительствах было делом новым, неизведанным. К тому времени опыт военных агентов Барклая, посланных за границу в 1810 году, уже забыт.

В учебных заведениях искусству разведки тогда не обучали. Да если бы и обучали, полковникам и вице-адмиралу поздно садиться за парту. Так что действовать приходилось на свой страх и риск, как говорят в армии, осваивая новое военно-дипломатическое ремесло «на марше».

Однако прежде чем перейдем к рассмотрению деятельности военных агентов в странах пребывания, познакомимся с ними.

Все офицеры, разумеется, были из знатных, именитых семей. Дворянский род Путятиных, восходил еще к XV веку. Ефимий появился в семье новгородского помещика Василия Путятина.

Петр Альбединский происходил из дворян Смоленской губернии. Мать, урожденная княжна Багратион, двоюродная сестра генерала князя Петра Багратиона, отец — надворный советник. Сам Петр Павлович был женат на дочери статс-секретаря, члена Государственного совета князя Долгорукова — Александре.

Полковник Генерального штаба Федор Торнау имел титул барона. Его дед — генерал екатерининских времен, отец — полковник артиллерии, участник войны 1812 года, скончался от раны, полученной в бою.

Граф Николай Игнатьев родился и воспитывался в старинной дворянской семье. Отец — Петербургский генерал-губернатор, позже Председатель комитета министра. Коллега «по цеху» Всеволод Гасфорт тоже был сыном генерал-губернатора. Его отец руководил Западной Сибирью.

Все они получили достойное образование: Альбединский окончил Пажеский корпус, Игнатьев тот же корпус и Академию Генерального штаба, Торнау — Благородный пансион при Царскосельском лицее. Путятин выпускник морского училища, Фран-кини — артиллерийского. Гасфорт — обучался в Николаевской военной академии и окончил ее с малой серебряной медалью.

По возрасту и своему жизненному опыту это были совершенно разные люди. Самому старшему из них вице-адмиралу Ефимию Путятину исполнилось 53 года. К тому времени Ефимий Васильевич известный мореплаватель: под командой Михаила Лазарева совершил кругосветное плавание, несколько переходов из Средиземного моря в Балтику, участвовал в Наваринском сражении, высаживался с десантом на мысе Адлер и получил ранение. За успешно проведенные операции представлен к чину капитана 1-го ранга.

В 1842 году император Николай I направляет его с посольством в Персию. После успешного выполнения задания Путятин выезжает с дипломатическими поездками в Англию, Нидерланды, Турцию.

Через десять лет Ефимий Васильевич организует экспедицию в Японию. По возвращении из плавания в 1856 году его назначают первым военно-морским агентом в Лондоне и в Париже. Таким образом, вице-адмирал Путятин выступал и в роли разведчика-«крышевика», под дипломатическим прикрытием, теперь же становится официальным военным представителем Российской империи в двух ведущих европейских странах.

Самым молодым среди агентов военного ведомства был полковник Николай Игнатьев. После выпуска из Академии Генштаба он попадает в войска, которые развернуты на территории Прибалтики и готовятся к удару с моря англо-французского флота. Однако противники России увязли в боях за Севастополь и им уже не до балтийского побережья. Николай Павлович единственный из шестерки военных агентов, кто не нюхал пороха. Впрочем, его опасности впереди. Он вырастет в большого разведчика и дипломата. Только у него будет все наоборот, чем у адмирала Путятина. Он сначала послужит официальным военным агентом в Лондоне, а потом под посольским прикрытием побывает в Хиве и в Бухаре, в Китае, в Константинополе. Впрочем, рассказ об этих интереснейших людях, патриотах Отечества, виднейших разведчиках и дипломатах, министрах Российской империи — Путятине и Игнатьеве, у нас еще впереди.

Под стать старшему Ефимию Путятину — полковник Федор Торнау, которому ко времени заграничной командировки испол-нилсь 46 лет. Он, пожалуй, самый боевой из всех. Происходил из семьи курляндских баронов, многие поколения которой посвятили себя военной карьере. После выпуска из Благородного пансиона, 18-летним прапорщиком Федор начал службу в Малой Валахии. Участвовал в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов, в Польской кампании 1831 года.

С 1832 года — офицер Генерального штаба, подпоручик, прибыл для продолжения службы на Кавказ, в штаб Отдельного кавказского корпуса. Сразу же принял участие в военной экспедиции в Чечню, в ходе которой был ранен. После излечения возвращается в Тифлис, где получает задачу провести разведку территории к северу от Гагр.

Поручик Торнау формирует отряд из проверенных бойцов-абхазов. Сам себя он выдает за горца. Отряд проникает в самые труднодоступные районы Западного Кавказа, разведчики изучают местность и жизнь горских народов.

Таким образом, Федор Федорович, прежде чем стать, выражаясь современным языком, стратегическим разведчиком и отправиться за границу, несколько лет «тянул лямку» войскового разведчика. В качестве руководителя разведотряда он провел три спецоперации по проникновению на территорию противника: первую, в июне 1835 года, когда прошел через Гумистинское ущелье, преодолел главный Кавказский хребет и достиг Пятигорска. Итогом этой разведоперации стали два доклада в штаб корпуса, с многочисленными приложениями по топографии, экономике, географии, а также военно-статистическим вопросам западнокавказских районов.

Доклад столь впечатлил командование корпуса, что данные, собранные офицером, были доложены лично государю и высоко оценены им. И поручик Торнау стал штабс-капитаном.

Осенью того же года Федор Федорович возглавил очередную разведэкспедицию. Теперь его путь лежал через главный Кавказский хребет от ущелья Лабы до мыса Адлер.

Более полутора месяцев длилась экспедиция. В отчете Торнау сделал вывод о ненадежности черноморской береговой линии. Кроме военно-стратегических исследований, офицер собрал богатый этнографический материал, описал быт и традиции некоторых кавказских народов.

Третья экспедиция Торнау, целью которой была разведка территории от реки Сочи до Геленджика, окончилась неудачей. Проводники предали своего командира и сдали его горцам. Штабс-капитан оказался в плену. Более двух лет провел он в неволе, пытался бежать, его ловили, держали в холодном помещении, без одежды. Только в ноябре 1838 года ногайскому князю Тембулату Карамурзину удалось похитить пленника у кабардинцев.

После лечения в Ставрополе, Федор Федорович вернулся в действующую армию, храбро воевал в период Крымской войны и после ее окончания был направлен военным агентом России в Вену.

Следует подчеркнуть, что практически все воинские звания Торнау получил на войне, не за выслугу лет, а за ратные подвиги. Надо сказать, редкий, уникальный случай в истории.

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что и все остальные офицеры, ставшие военными агентами, храбро воевали и отличились в боях. Петр Альбединский в период Крымской войны и неприя!ельских бомбардировок Севастополя, находился в городе. В сражении под Инкерманом сражался мужественно, был серьезно контужен в голову, за что и получил золотой палаш с гравировкой: «За храбрость».

Штабс-капитан Виктор Франкини также был среди защитников Севастополя и провел там самые трудные десять месяцев осады.

Полковник Всеволод Гасфорт в период обороны Севастополя командовал Казанским егерским полком, был ранен. В его честь одна из Балаклавских высот до сих пор носит название «горы Гасфорта».

Вот такие офицеры представляли нашу страну за рубежом в качестве военных агентов в 1856 году. К сожалению, опыт Барклая-де-Толли был использован не полностью. Среди нынешней «великолепной шестерки», увы, не было своего Торнау «в звании канцелярского при миссии служителя». То есть пока отсутствовало важнейшее звено в системе военной разведки — тайный агент, или говоря современным языком, разведчик-«крышевик», действующий под дипломатическим прикрытием на постоянной основе.

Для осознания и обретения этого звена понадобится еще почти четыре десятилетия. Однако теперь с уверенностью можно было констатировать: в Европе утвердились постоянные официальные представители Российской империи в лице военных агентов. Что же касается Востока, то там по-прежнему, для решения военных и дипломатических проблем использовались так называемые «временные агенты» — руководители и члены посольств, миссий, научных экспедиций.